doc_235

обсуждений и дискуссий философов, правоведов, социологов и специалистов по этике стала поставленная еще в Древнем мире проблема источника моральных качеств и чувств. Одни полагали (вслед за Т. Гоббсом), что человек по природе зол и моральные качества прививаются ему государством; другие считали моральные чувства и качества врожденными качествами людей (П. А. Кропоткин утверждал, что эти качества подавляются и уродуются государством, а полное развитие могут получить лишь при анархокоммунизме); третьи доказывали, что моральные качества личности достигаются воспитанием и примером (И. Кант). К концу XIX — началу XX в. сложились все возможные точки зрения по этой проблеме; тогда же социологи (Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль) разработали социальноаппробативную теорию

морали, согласно которой моральные понятия и категории выражают санкции общества, одобряющего одни поступки и порицающего другие.

Важным достижением И. Канта, И. Бентама, многих философов

иправоведов XIX века является обоснование различий между правом

иморалью. Классическая теория естественного права XVII—XVIII

вв. нередко отождествляла или смешивала моральные и правовые категории, оценки, требования1. Для глубокого исследования морали и права как самостоятельных социальных явлений необходимо обособление одного от другого. Именно на основе этого обособления стали возможны исследования связей между правом и моралью.

Ряду правоведов и философов конца XIX — начала XX в. принадлежит определение "право — минимум морали". В это определение вкладывалось разное содержание.

Широкую известность получило рассуждение Г. Еллинека о безжалостном кредиторе, отбирающем у должника его последнее достояние, выколачивая долг: "Он действовал бы более нравственно, если бы отпустил его должнику. При взгляде на право, как низшую ступень нравственности, устраняются все конфликты, которые возникают, если право и мораль представить двумя самостоятельными силами"2. Ошибка Еллинека состоит в том, что мораль, вопреки его рассуждению, не поддается количественным измерениям. При заключении юридического договора по закону можно торговаться о цене, о праве на долю имущества или в доходах, о процентах по долгу или вкладу, о плате за пользование жилищем и приборами, о сроках и времени пользования ими и т. п. В морали нет количественных измерений, она не поддается ни дозировке, ни процентированию. Личность оценивается целиком. "Полуморальный" человек — это законченный негодяй.

Право — не "минимум морали" и по той причине, что регулирует обширный круг отношений (процессуальных, административных, производственных, организационных и др.), вообще не подлежащих моральной оценке.

Кроме того, само существование права означает, что мораль бессильна урегулировать ряд отношений между людьми; они потому и пишут договоры, заверяют их в нотариальных конторах, оговаривают пени, штрафы, неустойки за невыполнение обязательств, что не верят в честность своих контрагентов; право с его формальной определенностью, доказуемостью и способностью к принудительному осуществлению является не (только) "минимумом нрав-

1 Право и мораль смешивали еще римские юристы II—III вв. (см • Дигесты Юстиниана. М., 1984. С. 23, 25).

2 Еллинек Г. Социально-этическое значение права, неправды и наказания. М., 1910. С. 61—62.

V

Глава 6. Право, мораль, правосознание

183

ственности", а ее "суррогатом", несовершенной, однако необходимой

формой отношений между людьми.

Постоянной причиной противоречий права и морали в любом обществе, где они существуют, является формальная определенность права, не всегда дающая возможность распространить его действие на ситуации, настоятельно требующие правового регулирования, но не предусмотренные правом, либо наоборот, допускающая применение права к жизненным отношениям и ситуациям, где мораль считает такое применение несправедливым. Иными словами, противоречия возникают в силу того, что право по-разному оценивает ситуации, одинаковые с точки зрения морали, или, наоборот, уравнивает жизненные обстоятельства и ситуации, весьма различные с моральной точки зрения. Не случайно древние говорили: "Чрезмерно точное осуществление права порождает наивысшую несправедливость".

Содержание некоторых правовых норм откровенно и грубо противоречит даже тем моральным предписаниям и запретам, которые содержатся в религиозных заповедях. Правом разрешено и предписано убийство, запрещенное в Библии. Прелюбодеяния или непочтительное отношение к родителям, осужденные Библией, правом не запрещены и не влекут юридической ответственности. Право уделяет большое внимание правосудию, хотя в Новом завете предписано не судиться, а решать дело миром. Нормами государственного, а также процессуального права установлены обязательность и формы присяги (президента, других должностных лиц, а также свидетелей в уголовных и гражданских процессах), хотя Новым заветом клятва запрещена.

Право допускает и узаконяет денежное возмещение морального вреда1. Право предписывает считать невиновным заведомого преступника, пока он не осужден.

Но если презумпция невиновности имеет исторические и рациональные основания и обоснования как способ защиты обвиняемого от вполне возможного незаконного и необоснованного осужде-

1"Вознаграждение за нравственный вред есть само нравственный вред,

—писал Г. Ф. Шершеневич. — Оно не только не восстанавливает нарушенного равновесия, но само его усиливает. Нравственный вред допускает только нравственное удовлетворение: приговор общественного мнения, приговор государственного или третейского суда. Законодательство, устанавливающее принцип денежной вознаградимости нравственного вреда, вызывает безнравственные мотивы в представлении своих граждан. Нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть результат буржуазного духа, который оценивает все на деньги, который считает все продажным" (Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Учебное пособие (по изданию 1910— 1912 гг.). Т. 2. М., 1995. С. 263).

184Сущность права. Проблемы теории и философии права I

пия, то нельзя объяснить недавно возникшее, откуда-то заимствованное обыкновение судебной практики помещать подсудимого в зале суда в специальную клетку1. Это явно противоречит нормам Международных пактов о правах человека и конституционным нормам о достоинстве личности и

опрезумпции невиновности. Что касается конституционных принципов состязательности процесса и равенства сторон, то они были бы (хотя бы внешне) соблюдены в том случае, если в точно такую же клетку, как подсудимый, в процессе слушания и решения дела был бы помещен

государственный обвинитель.

Из сказанного, однако, не следует, что мораль всегда хороша, а право нередко бывает плохим. Лицемерия не чужды моральные системы многих стран и веков. В Древнем мире, начиная с философии стоиков (а может быть, до нее), признавалось духовное, моральное, природное равенство всех людей, свободных и рабов. Идея этического равенства людей, независимо от их социального положения, свойственна также христианству. Но отсюда не делался вывод о правовом равенстве рабов и свободных, феодалов и крепостных. Общечеловеческая норма природного равенства людей была существенно ограничена и деформирована в господствующей морали сословно-кастового общества, считавшего естественными рабство и крепостничество.

Ксторонникам взглядов Г. Еллинека на право как на "минимум морали" нередко относят русского философа В. С. Соловьева, который писал: "Право есть низший предел или определенный минимум нравственности"2. Однако теория В. Соловьева существенно отличается от взглядов Еллинека уже тем, что не стремится нравственно оправдать содержание каждого предписания действующего права во всех его, порой негуманных, проявлениях. "... Право в своем элементе принуждения к минимальному добру, — рассуждал В. Соловьев, — хотя и различается от нравственности в собственном смысле, но и в этом своем принудительном характере, отвечая требованиям той же нравственности, ни в каком случае не должно ей противоречить"3.

Вслед за А. Шопенгауэром, определявшим право как часть нравственности, как минимум добра,

В.Соловьев писал: "Право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла... Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий в зле мир обра-

1 Напомним, что Эйхман, Чикатило и некоторые другие убийцы в ходе открытых и гласных судебных процессов помещались за решетку или за пуленепробиваемое стекло в интересах их (подсудимых) безопасности.

2 Соловьев В. С. Нравственность и право // История философии права. СПб., 1998. С. 453.

3 Там же. С. 461.

тился в Царство Божие, а только в том, чтобы он — до времени —— не

превратился в ад"1.

Суждения В. С. Соловьева получили широкое отражение в отечественной литературе того времени. С одной стороны, они противопоставлялись учению Л. Н. Толстого, отрицавшего нравственный характер права; с другой стороны, Б. Н. Чичерин замечал, что соединение Соловьевым правовых и нравственных начал открывает дорогу принудительному насаждению последних. Вторжение власти в область человеколюбия, свободы совести и других начал способно привести, по мнению Чичерина, к иезуетизму, инквизиции и к коммунизму — "идеологии принудительного братства, противоречащей достоинству человека и приводящей к его полному порабощению"2. В самом деле: если какая-то часть морали (хотя бы "минимальная") совпадает с правом и поддерживается принуждением, то кто и каким образом устанавливает границы, верхний предел этого "минимума" (тем более, что мораль не поддается количественным измерениям)? Б. Н. Чичерин справедливо замечал опасность теоретической позиции, открывающей верховной власти (государства, партии, церкви) дорогу тотального принуждения во имя нравственности, общего блага, насаждения Царства Божьего.

Дискуссии о соотношении права и нравственности XIX— XX вв. не выходили далеко за пределы сформулированного еще до А. Шопенгауэра сопоставления: право требует никому не вредить (neminem laede), нравственность, сверх того — всем, сколько можешь, помогать (omnes, quantum potes, juva). Оба требования содержатся в Золотом правиле.

Немецкими философами XVII—XVIII вв. было замечено, что Золотое правило в его положительной форме (делай другим то, что хочешь, чтобы тебе делали) соответствует принципам морали, зовущей к человеколюбию и благодеяниям, а в форме отрицательной (не делай другим того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе) выражает сущность права, обеспечивающего безопасность.

В этих смыслах на Золотое правило ссылались и сторонники упорядочения и совершенствования правовой системы3, и, наобо-

1 Соловьев В. С. Указ. соч. С. 454, 458.

2 Кистяковский Б. А. Философия и социология права. СПб, 1998. С. 223—223; История философии права. СПб, 1998. С. 444—446; Поляков А. В. Либеральный консерватизм Б. Н. Чичерина // Правоведение. 1993. № 5. С. 83.

3 Правило "не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе" английский философ Т. Гоббс считал основой естественного права, из которого вытекают все человеческие законы (см.: Гоббс Томас. Сочинения в двух томах. Т. 2. М., 1991. С. 122).

Российский государственный деятель и либеральный мыслитель М. М. Сперанский писал: "Все постановления, коими государство управляется, составляют неразрывную связь последствий, из одного начала ис-

7 — 6513

рот, принципиальные противники права, призывавшие заменить его

системой моральных норм1.

Однако в современной научной литературе по этике Золотое правило (в обоих его вариантах) упоминается преимущественно только как категория массового обыденного морального, правового или религиозного сознания. Суть дела в том, что это правило содержит субъективный, всеми понимаемый по-разному элемент: "желание" ("хотение"). Не станет ли то, что я считаю благодеянием (потому что оно мне нравится), "медвежьей услугой" другому лицу, если то, что я для него делаю, не соответствует и даже противоречит его желаниям? Не оборачивается ли такое нежелательное добро злом для того, кому оно оказывается? Эту опасность четко осознавал И. Кант, утверждавший, что никто не может принудить другого быть счастливым так, как он представляет себе благополучие других людей (см. гл. 2).

Именно уважение к разнообразию характеров, стремлений, желаний различных людей2 предопределило так называемый формализм категорических императивов Канта, в которых, тем не менее,'воплощены идея всеобщей связи человека с другими людьми (первый категорический императив) и идея высокого достоинства личности (второй категорический императив). "Поступай так, — писал Кант, — чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству"3.

Не менее важно и то, что Золотое правило способно обусловить поведение человека его сиюминутными желаниями. Поступок, сообразный предполагаемому желанию других, может быть остановлен мысленной уверткой-оговоркой: "Сейчас я не хочу так делать, наверное и они не хотят, чтобы я так поступил". Уязвимость Золотого правила состоит в том, что по своей формулировке оно ставит моральное поведение в зависимость от субъективных предположений о желаниях других людей и от собственных меняющихся желаний.

текающих. Начало сие весьма просто: не делай другому того, чего не желаешь себе" (Сперанский М. М. Проекты и записки. М., 1961. С. 175).

1 Идеолог анархо-коммунизма П. А. Кропоткин утверждал, что основным началом анархизма, т. е. равенства, является правило: "Поступай в отношении других так, как ты хотел бы, чтобы и другие поступали с тобой в аналогичных случаях". См.: Кропоткин П. Нравственные начала анархизма. М., б/г. С. 32, 34—35, 57.

2 В работе "Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане" Кант писал: "Из столь кривого дерева, из какого сделан человек, не может быть вытесано ничего совершенно прямого. Природа избрала для нас лишь [путь] приближения к этой идее" (Кант Иммануил. Сочинения на немецком и русском языках. Т. I. M., 1994. С. 99).

270.

3 Кант Иммануил. Сочинения в шести томах. Т. 4. Ч. I. M., 1966. С.

В советской литературе внимание к проблеме социальной ценности права было привлечено С. С. Алексеевым1. В процессе обсуждения его книги вскоре было замечено, что, рассматривая право как средство осуществления государственных функций и политики правящей партии, автор практически отождествил понятия "ценность" и "полезность". Резонно отмечалось, что содержание книги не изменилось бы, если в названии и тексте слова "ценность права" были бы заменены словами "роль", "функции", "эффектив-

1 См.: Алексеев С. С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971.

ность правовых норм", тем более, что право рассматривалось как "орудие

государства", "одно из орудий государственной власти".

При таком подходе исследование "ценности права" успешно вытеснялось изучением эффективности правовых норм1. Попытки отдельных авторов отстоять и развить ту же идею "ценности" (тождественной полезности) вызвали еще большие нарекания2. Не привела к заметному успеху и попытка сконструировать промежуточное понятие "инструментальная ценность" правовых норм. Не случайно научной общественностью была сочувственно встречена аннотированная в ИНИОН статья болгарского ученого В. Вылкано-ва3, отметившего ряд отрицательных черт права и связанных с правом побочных явлений. Право как система норм имеет тенденцию к нарастающему расширению, поскольку каждая правовая норма, решая одни вопросы, порождает другие вопросы, для решения которых требуются новые правовые нормы. Чрезмерное расширение сферы действия права и связанного с ним государственного принуждения ведет к обесценению последнего (слишком частая и повсеместная угроза теряет силу) и к тому, что "гипертрофированное право" оказывается не в состоянии реализоваться (непостижимость чрезмерно обширной правовой информации ведет к тому, что следуют не нормам права, а собственным представлениям о добре и зле). Как и всякий внешний регулятор, право порождает отчужденное к нему отношение, конформизм, снижает чувство личной ответственности, унифицирует людей. Оно противопоставляет людей как истцов и ответчиков, управомоченных и обязанных. Культивируя государственное принуждение, право культивирует принуждение вообще. Существование права — "декларация бессилия морали", гласное и официальное признание того, что мораль не способна урегулировать отношения между людьми. В заключение автор отмечает, что право является средством регулирования общественных отношений, имеющим исключительно высокую социальную полезность и безусловно необходимым на нынешнем этапе развития общества. Задача законодателя и всего общества состоит в том, чтобы, не забывая о некоторых отрицательных сторонах правового регулирования, искать условия его оптимальной дей-

1 См.: Никитинский В. И. Эффективность норм трудового права. М., 1971; Кудрявцев В. Н., Никитинский В. И., Самощенко И. С., Глазы-рин В. В. Эффективность правовых норм. М., 1980.

2 Так, ценность права обосновывалась, в частности, тем, что каждая правовая норма является оценкой, а некоторые нормы, сверх того, содержат оценочные понятия (см.: Рабинович П. М. Социалистическое право как ценность. Львов, 1985. С. 17, 27 и след.).

3 См.: Вълканов В. Някои противоречия в правото // Философска мисъл. София, 1980. Кн. 3, год 29. С. 46—56.

4 См.- Там же. С. 56.

_1