Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
1999_east_rus_west_3.pdf
Скачиваний:
38
Добавлен:
30.04.2015
Размер:
11.35 Mб
Скачать

Глава 4

НЕОКАНТИАНСТВО

ПРЕДЫСТОРИЯ

Неокантианство1 имеет свою предысторию в развитии так называемой профессорской философии Германии50—60-х годов. В 50-х годах толчок к возобновлению углубленных исследований кантовскойфилософии дали скорее не философы, а естествоиспытатели. Герман Гельмгольц (1821 —1894), физик и психолог, опубликовал сочинения "О человеческом зрении" (1855), "Физиологическая оптика" (1856—1866), в которых ощущалось заметное влияние Канта и содержалось немало отсылок к кантовским произведениям. (В дальнейшем работы Гельмгольца, посвященные слуховым ощущениям, восприятиям, повлияли на возникновение махизма, эмпириокритицизма, речь о которых — впереди.)

Эстафету подхватили философы. Известный немецкийисторик философии Куно Фишер (1824 — 1907), еще в 50-х годах начавший писать свою многотомную историю философии (по ней учились целые поколения философов; продолжают учиться и сегодня, принимаявовнимание новые исследования), в 1860—1861 гг. опубликовал и до сих пор сохраняющую значение монографию о Канте.

Предыстория неокантианства ведет нас также и во Францию. На возрождение философии Канта повлияли Виктор Кузен и Жюль Лашелье. В 50-х годах XIX в. активную роль в защите кантовских идей сыграл Шарль Ренувье (1815—1903 гг.). Его главные произведения —

"Опыты общей критики" (три тома, 1854), "Трактат общей логики и логики формальной" (1854), "Рациональная психология" (три тома, 1859), "Принципы природы" (два тома, 1864), "Введение в аналитическую философию истории" (1864), "Персонализм" (1901) — основаны на принципах "неокритицизма", в свою очередь восходящего к Канту. "Я открыто признаю, — писал Ренувье, — что я продолжатель Канта, и делом моей чести было бы, если бы я серьезно продвинул во

Франции дело критики, которое в Германии потерпело неудачу"2.

А. С. Богомолов так характеризовал суть его философии в связи с отношением к Канту: «Ренувье выступает сторонником и защитником

кантианства, когда речь идет об оправдании последним морали и религии, и противником, когда речь заходит о попытке оправдать и защитить объективность человеческого познания хотя бы с точки зрения происхождения его содержания, ощущений из воздействия вещей в себе на чувственность человека. Ренувье заодно с Кантом, когда он отстаивает синтетический характер человеческого познания против сенсуализма Юма... Вместе с Кантомон признает, что мы познаем только феноменальное; он расходится с Кантом, поскольку "на место старых субстанций Кант водворяет невесть какие вещи в себе или непознавае-

518

66

мые ноумены, а тем самым чисто безусловное, как высшую действительность; он сводит к эмпирической,едва отличной от иллюзиидействительности все, что является феноменом, а следовательно, также и истинную личность (Кепошаег СЬ. Ье регзоппаНзте. Р., 1903. Р. V)»3.

В философии Ренувье своеобразное "неокритическое" неокантианство перерастает в "персонализм", в соответствии с которым — в духе Канта — сознание принято в качестве основы бытия, но бытие возводится в ранг высшего принципа мироздания, что является своего рода "предчувствием" концепций XX в. с их конструкциями бытия-сознания или сознания-бытия. Не случайно Ренувье, чьи идеи в основном взращены философией XIX в., в начале нашего столетия написал книгу "Персонализм".

К середине 60-х годов предпосылки для возрождения кантианства созрели и в Германии. Нужен был внешний толчок, требовалось бросить лозунг, чтобы движение сторонников Канта стало консолидироваться. Это было сделано благодаря появившейся в 1865 г. книге двадцатипятилетнего Отто Либмана (1840 —1914) "Кант и эпигоны"4. В этой книге О. Либмана (одного из наиболее верных и одаренных учеников Куно Фишера, намеревавшегося противопоставить идущему от Ламарка и Дарвина биологизму и физиологизму традиции кантовского критицизма) каждая из глав — а они были посвящены Фихте, Шеллингу, Гегелю и Гербарту — заканчивалась фразой: "Итак, нужносно-

ва вернуться к Канту!" Лозунг "Назад к Канту!" был, таким образом,

брошен и услышан в 60-х годах XIX в. В 70-х годах он был подхвачен — прежде всего лидерами двух главных неокантианских направлений В. Виндельбандом и Г. Когеном, а также их сторонникамии последователями.

Опосредующей это движение фигурой был популярный в свое время философ Фридрих Альберт Ланге (1828—1875). Его обычнопри-

числяют к "физиологическому направлению" в неокантианстве. Наибольшую известность принесла ему двухтомная работа "История материализма и критика его значения в настоящее время" (впервые опубликована в 1866 г., в переработанном виде — в 1873 г.). Ланге, получивший философское, психологическое и педагогическое образование в Бонне, с 1870 г. был профессором сначала в Цюрихе, а с 1872 г. до своей смерти в 1875 г. — Марбургского университета. Как правильно отмечают исследователи, его нельзя считать основателем марбургской школы неокантианства, ибо эту школу основал и создал Коген. Однако влияние Ланге на формирование различных направлений в философии конца XIX в. было весьма значительным. Гегельянец Герман Глокнер отмечал, что упомянутая книга Ланге (в ее расширенном варианте) наряду с произведениями Шопенгауэра стала одним из наиболее читаемых произведений немецкой философской литературы. При этом идеи Ланге, как и их влияние, противоречивы. С одной стороны, Ланге опирался на достижения естествоиспытателей, из которых он особо выделял немецких физиологов Иоганна Мюллера и Германа Гельмгольца. Ланге утверждал, что перспективна лишь философия, избирающая своим фундаментом своего рода "физиологические" концепции естествознания, психологии. (При этом современную ему физиологию органов чувств Ланге объявлял развитым и исправленным кантианством.) С другой стороны, материалистические варианты физиологизма Ланге

67

категорически отвергал — особенно в случаях, когда материализм, правомерный, по его мнению, в пределах естествознания, перерастал в метафизику, т.е. в общий философский взгляд на природу и человека. Материалистическое мировоззрение,согласно Ланге, неспособно объяснить высшие проявления человеческого духа, развитие искусства и творчество в целом. Оно усиливает эгоистические тенденции в этике.

С одной стороны, Ланге призывал к развитию философии позитивного знания, критикуя не только материалистическую, но и идеалистическую метафизику. Многими своими современниками этот философ был понят как сторонник философского позитивизма. С другой стороны, Ланге считал, что идеализму, если он не будет оставаться беспочвенной метафизикой, а приобретет подпорку в виде естественнонаучных исследований сознания, принадлежит большое будущее. Именно в свете этого противоречия уясняется отношение Ланге к Канту.

Ланге достаточно высоко и в то же время весьма критическиоценивает концепцию Канта. В кантовском наследии на первый план выдвигается "Критика чистого разума", в которой в принципе принимаются идеи априоризма, трансцендентальности (т.е. первенства сознания, его явлений), теория синтетических суждений а рпоп. Однако Ланге не приемлет того способа, каким Кант обосновывает свои главные идеи. Если в кантовском их обосновании главную роль играют абстрактно понятые способности нашего ума, то Ланге предлагает перенести центр тяжести на "физиологическое" оправдание априоризма, подкрепленное исследованиями Мюллера и Гельмгольца. Создается довольно причуд-

ливый и противоречивый философский сплав — своего рода физиологический идеализм, или физиологический априоризм, который, несом-

ненно, противоречит и духу и букве кантовского априоризма. Но Ланге, как и другим критикам Канта в конце XIX в., принадлежит та заслуга, что они отказались принять кантовский априоризм в качестве само

собой разумеющейся отправной точки философии. Не отвергая тезиса о наличии априорного, т.е. несводимого к опыту, невыводимого из него всеобщего и необходимого знания, Ланге и другие философы — следуя, кстати, лозунгу критицизма, брошенному самим Кантом, — предложили обосновать, генетически вывести, критически осмыслить априоризм.

Сходно отношение Ланге к понятию "вещи самой по себе". И здесь в адрес Канта обращена суровая критика. Канту вменено в вину то, что

понятие "вещи самой по себе", которое должно было сохранять функ-

ции "пограничного понятия" (СтепгЪе^пгО, неопределенного "нечто" как общей причины явлений, — что это понятие обросло у Канта мета-

физическими, а именно материалистическими предположениями о само-

стоятельном существовании мира вне нас. Между тем такое предположение, настаивает Ланге, неправомерно в свете априористских оснований учения самого Канта, а также специфического кантовского "эмпиризма", согласно которому мир является нам только в опыте, только

через явления. Но если это так, то "внеопытные" заключения о мире вне нас, которые встречаются у Канта, должны быть устранены. Ины-

ми словами, из кантовской философии должны быть выкорчеваны корни материализма и материалистического сенсуализма. К этой линии критики Канта примкнетзатем, как мы увидим, немалое число неокантианцев.

з»

68

С именем Ланге связана еще одна тенденция — она проявляется в его книге "Рабочий вопрос в его значении для современности и будущего" (1865), также завоевавшей широкую популярность. Речь идет об обосновании концепции, восходящей к работам Дарвина и Мальтуса и содержащей тревожные предупреждения о возможностивзрывоопасного роста населения земли в недалеком будущем и, как следствия, пере-

населения планеты, обострения борьбы за существование. .В 1870 г., когда появилось второе издание "Рабочего вопроса", К. Маркс подверг книгу Ланге разгромной критике. Еще ранее, в 1865 г. это сделал Энгельс в письме к Ланге. Идея критики со стороны основоположников марксизма: Ланге — под влиянием дарвинско-мальтусовского подхода — схематически подходит к историческому процессу, преувеличивает роль таких факторов, как народонаселение и влияние еговозможного роста на жизнь общества. В современных условиях, когда вопрос о стремительном росте народонаселения сделался одной из острейших и

труднейших для разрешения глобальных проблем, стало очевидным: тревоги и предчувствия Ланге оказались обоснованными, его предсказания сбылись.

Произведения Ланге читались и переводились в разных странах, в частности в России. Так, "История материализма" появилась в русском переводе в 1881-1883 гг. (СПб.), "Рабочий вопрос" - в 1895г. (СПб.). Обе книги в России последних двух десятилетий XIX в горя-

чо обсуждались образованной публикой.

А в Германии тем временем начали оформляться влиятельные неокантианские школы и направления.

МАРБУРГСКАЯ ШКОЛА НЕОКАНТИАНСТВА

Основатель марбургской школы Герман Коген5 (СоЬеп) (1842 — 1918) изучал филологию, математику и естествознание в Бреслау и Берлине. В 1873 г. в Марбурге как ученик Ланге он защитил докторскую диссертацию. С 1876 по 1912 г. Коген был профессором Марбургского университета, создав знаменитую марбургскую неокантианскую школу, которая на целые десятилетия стала центром притяжения для философов разных стран. Интерес к философии Канта рано определил направленность исследовательской и педагогической деятельности Когена. Так, в 1871 г., еще до защиты докторской диссертации, он написал классическую работу "Кантовская теория опыта", второе, суще-

ственно обновленное издание которой вышло в 1885, а третье — в 1918 г. В 1877 г. было издано сочинение "Кантовское обоснование этики", в 1889 г. — "Кантовское обоснование эстетики". В этих книгах три кантовские "Критики" были подвергнуты обстоятельному критическому анализу. Таким образом, основные идеи марбургского неокантианства были введены в оборот развития философии и в философские дискуссии еще в 70 — 80-х годах XIX в В XX в. творческая и педагогическая деятельность Когена продолжалась. В 1902 г. появился том 1 его произведения "Система философии" —"Логика чистого познания", в 1904 г. — т. 2 "Этика чистой воли", в 1912 — "Эстетика чистого чувства". Кроме того, были написаныкниги "Иммануил Кант" (1904) и «Комментарий к "Критике чистого разума"» (1907). Г. Коген

69

занимался также философией математики Еще в 1883 г он опубликовал сочинение "Принцип метода бесконечномалых". ПроизведенияГ. Когена и сегодня причисляютсяк лучшим философским работам XX в.6

Вокруг Когена как ученого и педагога собралась школа блестящих учеников и последователей. Учиться к нему приезжали из разных стран, в том числе и из России. Самые значительные после Когена философы марбургскои школы — Пауль Наторп и Эрнст Кассирер.

Пауль Наторп (1854 —1924), который с 1881 г. был доцентом, а с 1885 г. — профессором Марбургского университета, известен и как ученик, сподвижник Когена и как яркий, оригинальный философ, специализировавшийся в истории философии, теории познания и метода, в философской психологии и педагогике. Его главные сочинения: "Теория познания Декарта. Исследование предыстории критицизма" (1882), "Исследования по истории проблемы познания в древности" (1884), "Этика Демокрита" (1893), "Социальная педагогика" (1898), "Государство Платона и идея социальной педагогики" (1898), "Учение Платона об идеях. Введение в идеализм" (1903, второе расширенное издание — 1921 г.), "Песталоцци" (1909), "Логические основы точных наук" (1910), "Всеобщая психология" (1912), "Всеобщая логика" (после 1914 г.)7.

Наибольшую известность получили книга 1903 г. о Платоне и статья "Кант и марбургская школа" (1912).

Эрнст Кассирер (1874—1945) — блестящий философ, который в начальньш период творчества примыкал к марбургскои школе неокантианства, а затем встал на самостоятельный путь в исследовании круга философско-математических, теоретико-познавательных, философскоправовых, филологических, языковых, литературно-критических проблем. Кассирер — превосходный историк философии. В 1902 г. было опубликовано его сочинение "Система Лейбница в ее научных основаниях". В 1906—1907 гг. он написал (и защитил в Берлине) докторскую диссертацию "Проблема познания в философии и науке новейшего времени", которая затем переросла в трехтомный труд; его публикация закончилась уже после смерти Кассирера. Другие известные произведения этого философа, написанные еще под влиянием неокантианства — "Понятие о субстанции и понятие о функции" (1910 г.; русский перевод "Познание и действительность". СПб., 1912). В 20-х годах он перешел к созданию своеобразной концепции мышления, языка, культуры, которую изложил в трехтомной книге "Философия символических форм" (1923—1929). В 1932 г. Кассирер написал яркую работу по истории кембриджского платонизма второй половины XVII — начала XVIII в.: "Платоновский ренессанс в Англии и кембриджская школа". В 1933 г. Кассиреру пришлось эмигрировать из нацистскойГермании. Он был профессором в Англии, Швеции, США. В 1939 г. Кассирер опубликовал книгу "Декарт", в 1944 г. — "Очерки о человеке"; в 1946 г. уже посмертно вышла книга "Миф о государстве" (две последние работы опубликованы на английском языке)8.

В марбургскои школе обучались и другие философы, то более, то менее известные Некоторые из них потом становились основателями самостоятельных направлений Так, Николай Гартман (1882—1950), в 1909 г. защитивший в Марбурге у Когена работу "Логика бытия у Платона", затем создал оригинальноеучение онтологического толка. В

70

Марбурге в начале века учился X. Ортега-и-Гассет. Этот город сделался также местом паломничества для тех молодых людей из России, которые были последователями Канта или просто хотели учиться у прославленных педагогов Когена и Наторпа. В летнем семестре 1912г. в Марбурге у Когена (вскоре ушедшего на пенсию) начинал учиться Борис Пастернак. Но уже тогда он понял, что создан не для философии, а для поэзии, о чем ярко рассказано в "Охранной грамоте" и в (недавно опубликованных) письмах из Марбурга 1912г. Философы ранга Когена, Наторпа, Кассирера — это не только яркие, но и оригинальные мыслители. Однако в относительно кратком очерке приходится сделать акцент на том общем, что их объединяло, причем объединяло вокруг Когена и некоторых принципиальных основоположений, выдвинутых именно марбургским неокантианством. В чем же состояли эти главные идеи, основоположения? В значительной степени дело определялось не просто почтительным отношением к философии Канта, стремлением восстановить ее былое влияние, но и желанием предложить новый, критически обновленный вариант интерпретации и дальнейшего развития кантианства.

Марбуржцы исходили из того, что первая задача новой философии — непредвзятое и объективное отношение к учению Канта, в определенной степени возрождение и дальнейшее развитие наиболее ценных кантовских идей. "Всякий, кто хочет сделать какойнибудь шаг вперед в философии, — писал П. Наторп в знаменитой статье "Кант и марбургская школа", — считает своей первейшейобя-

занностью разобраться в философии Канта; но в особенно сильной мере должна сознавать эту обязанность та философская школа, которая с самого начала исходила из намерения сначала представить учение Канта в его неискаженной исторической форме, понять его из собственного его принципа и определить его значение с точки зрения этого самого принципа, а не с какой-либодругой, навязанной ему извне"9.

Марбуржцам, действительно, удалось внести вклад в историко-фило- софское изложение и "имманентную" (т.е. верную самому Канту) интерпретацию концепции великого немецкого мыслителя, в прояснение ее происхождения из предшествующей традиции философии от Платона до Лейбница. Особенно интересной и плодотворной оказалась проработка линии "Платон—Кант". (Пожалуй, Платон был для марбуржцев не менее важным мыслителем, чем Кант.) В философии Платона Коген и другие марбуржцы выдвигали на первый план: 1) интерпретацию математических объектов как особого вида бытия; 2) понимание идеи как сущности, прообраза эмпирически данных предметов; 3) толкование бытия только как мыслимого, идеального.

Коген, Наторп, Кассирер, воздавая должное Канту, не случайно акцентировали внимание на критической философии как основном достижении великого мыслителя. Дело в том, что требование строгой критичности они хотели повернуть прежде всего ...против самого Канта, ибо намеревались осуществить масштабную критику и достаточно радикальный пересмотр ряда исходных и принципиальных положенийкантовского учения. "Я должен был, — писал Г. Коген, — предпринять ревизию кантовских понятий во имя того, чтобы они сами собой поддавались объединению в целостную непротиворечивую систему, а также для того, чтобы я смог расчистить путь своей дальнейшей работе"10.

71

В вопросе о том, что именно в философии Канта подлежит крити- ке — каковы, следовательно, "необходимые поправки к учению Кан- -та" — среди неокантианцев марбургской школы существовало, несмот- -ря на различие в оттенках, "большое согласие по существу", что отметил П. Наторп в уже упоминавшейся знаменитой статье. Каковы же эти "необходимые поправки"? Понимание их в свою очередь зависит от того, что именно в кантовской философии было признано марбуржца-

.да особенно ценным. На первый план среди кантовских сочине-

ний была выдвинута "Критика чистого разума", а в ней — ориентация на критику познания, на науку, в частности, на математику, стремление разработать строгий научный метод. Особо подчеркивались логический характер кантовского учения о рассудке, научно-рационалистическая трак-

товка опыта, в которой во главу угла поставлены трансцендентализм и априоризм. Речь шла о главной для марбур-

жцев заслуге Канта — особой логической обработке опыта.

Однако почти в каждом из достижений Канта, как полагали марбуржцы, были заключены непоследовательности, ограниченности, противоречия, которые требовали устранения и кардинальных "поправок". Так, Кант, согласно Когену, ввел новое и весьма ценное понятие опы-

та, но он не полностью и не вполне отчетливо осознал смысл своего открытия. Опыт в "подлинно" кантонском смысле должен быть сооб-

разован с деятельностью ученого, прежде всего математика, с сутью научной деятельности как воплощения творчества, культуры. А это значит, что сердцевина "опыта" — не наблюдения за предметом, не его "фиксирование" с помощью ощущений. Это Кант понимал, а потому в ходе критики локковско-юмовского эмпиризма подошел к пониманию опыта как творческого синтеза, благодаря которому предмет не просто "дается", а создается, конструируется. Однако Кант был непоследователен. Он сделал ряд недопустимых, с точки зрения марбуржцев, уступок материализму, сенсуализму, скептицизму. Пред-

положение о самостоятельном существовании "мира" вещей самих по себе, о "данности?* предмета благодаря ощущениям, теоретическое первенство трансцендентальной эстетики по сравнению с трансцендентальной аналитикой — «се это, согласно Когену, Наторпу, Кассиреру, принципиальные и требующие устранения ошибки Канта.

Критика кантовского учения о вещи самой по себе — один из самых важных конструктивных моментов в философской концепции марбуржцев. В то же время мотивы этой критики вряд ли можно счесть оригинальными: впервые они прозвучали в произведениях многих философов от Якоби до Ланге. По существу вслед за ними Коген, Наторп, Кассирер разъясняли, что вещь сама по себе должна трактоваться не как объективная реальность, не как данность, а как пограничное понятие, обозначающее цель, проблему познания. Вместе с сокрушением кантовскойвещи самой по себе как источникапознания отвергается и основополагающее теоретическое значение — и не только для математики, но и для всей теории познания, для философии в целом Учения о чувственности, трансцендентальной эстетики. Правда, целиком отбросить кантовское понятие "созерцание" марбуржцы не решаются. Но они по сути дела "подтягивают" созерцание к мышлению,

72

делают созерцание особой "функцией" мышления, задача которого — давать не познание закона, а "полное мышление предмета"11.

Аргументация марбуржцев в пользу "логизации" исходных моментов познания и отрицаниясамостоятельной роли чувственного созерцания такова: «... В действительности мы имеем ... не просто описание "данного": оно здесь уже обсуждено и образовано согласно определенному логическому противопоставлению... Категория вещи уже по тому одному оказывается непригодной, что в чистой математике мы ищем область знания, в которой принципиально отвлекаются от вещей и их свойств и в основных понятиях которой не могут поэтому быть удержаны какие бы то ни было стороны вещей»12.

После критического устранения "ошибок" Канта марбуржцы мыслят начать позитивную разработку учения о познании, в центре которого новая концепция трансцендентальногометода, которая в свою очередь нацелена на "трансцендентальное обоснование" любого вида"чистых" теорий и учений. Суть трансцендентального метода так описывается П. Наторпом: "...Метод, в котором заключается философия,имеет своей целью исключительно творческую работу созидания объектов всякого рода, но вместе с тем познает эту работу в ее чистом законном основании и в этом познанииобосновывает"13.

Сделав тем самым упор на теорию познания, а в ней — на разработку научного метода, философской логики, марбуржцы вовсе не предполагали этим ограничиться. Напротив, они мыслили свою работу

над логическим "первоначалом" как фундамент для этики, эстетики, учения о человеке, теории культуры, социальной педагогики и т. д. И, конечно, для разработки широко понятого учения о науке как средоточии, центре культуры. В известной степени такая сложная система философских дисциплин, возводимая к логикометодологическим первооснованиям, была марбуржцами построена: она воплотилась в этических и эстетических сочинениях Когена, Наторпа, Кассирера, в кассиреровской теории языка и культуры, в социально ориентированной педагогике Наторпа. Однако эти "прикладные" по отношению к теории метода сочинения были известны и повлияли значительно меньше, чем логико-методологическая программанеокантианцев из Марбурга и их критика Канта.

В центре же их программы, поскольку она была не толькокритикой кантианства, но и самостоятельной разработкой логико-методологичес- ких проблем, стояли исследования Г. Когена по философии математики и математического естествознания. Следуя Канту, неокантианцы-мар- буржцы высоко оценивали моделирующую роль математики. Однако если Кант ставил вопрос о возможности априорных синтетических суждений (т.е. нового всеобщего и необходимого знания) именно в трансцендентальной эстетике, в учении о чистых формах чувственности — пространстве и времени, то Коген, Кассирер, Наторп объявили "привязывание" математики именно к созерцанию, хотя бы и "чистому", серьезной ошибкой. Чтобы исправить ее, учат марбуржцы, надо двигаться в двух главных направлениях — дать новое учение, во-первых, о предмете, а во-вторых, о первоначале мышления и познания. В вопросе о предмете ориентация марбуржцев ясна из следующих слов Наторпа: «...Предмет — это всегда проблема, целостный смысл которой может быть определен только по отношению к известным величинамуравне-

73

дня, т.е. нашим фундаментальнымпонятиям, имеющим своимсодержанием основныефункциисамого познания, законы их действия, в чем и состоит познание. Это их скорее можно назвать "данным" в познании,

так как они являются тем, благодаря чему вообще обеспечивается познание. Но сам предмет никогда не дан, а напротивтого, скорее задан; всякое знание о предмете, имеющее известную ценность для нашего

познания, должно быть построено на основе главных факторов самого дознания и может быть сведено к простейшими фундаментальным элементам». "Данность", — говорит Наторп в статье "Кант и марбургская

школа", — сама становится проблемой мышления"14. Подчеркнем:проблемой мышления, а не синтезом созерцания и его чистых априорных

форм, как то было у Канта. Отсюда вытекает еще одно следствие, важное для пониманияотношения неокантианства к тем предшествующим и некоторым современным им философским учениям, где на первый план так или иначе выдвигалось понятие бытия. Марбуржцы решительно отвергают такой "онтологизм": всякое неподвижное "бытие", считает Наторп, должно раствориться в движении мысли. О бытии,

согласно философии марбуржцев, правомерно говорить лишь как о "мыслимом бытии", "бытии в мышлении" (Г. Коген). А первым, т.е. главным и изначальным видом такого бытия являются, согласно Когену, "математические числа и фор-

мы". В области математического, его познания и следует искать первоисточник мышления, нечто изначальное.

«Этот изначальный синтетический акт мышления, где, как в клеточ-

ке, уже содержится закон мышления и способ действия этого закона, в котором как бы задано уже все то, что развертывается затем в истории

науки, Коген назвал "первоначалом" (11г8рпш§)»15. А моделью первоначала становятся для Когена те черты математического синтезирую-

щего мышления, благодаря которым оно само творит и себя, и свой предмет. Дело в том, что математика, особенно концепция бесконечно малого, демонстрирует способность человека, с одной стороны, мыслью творить свои предметы, с другой стороны, благодаря воплощению предметов в числе, превращать их в своего рода "реальность", точнее,

в идеальное бытие.

Марбургские неокантианцы вполне определенно именовали свою концепцию идеализмом. При этом давалось (например, П. Наторпом) разъяснение относительно особенности неокантианского идеализма: «Истинный идеализм не есть идеализм элеатского "бытия" или идеализм все еще неподвижных "идей" ранней эпохи Платона, а идеализм "движения", "изменения" понятий,согласно "Софисту" Платона, идеализм "ограничения безграничного", вечного "становления бытием", согласно "Филебу". Все это мы находим у Канта, когда он рассматривает мышление, как нечто самопроизвольное, т.е. как созидание на

основе бесконечности, а потому как действие, как функцию».16 «Не удивительно, — отмечает П. П. Гайденко, — что обычно неокантианцев критикуютза субъективный идеализм. Однако это неточно. Обращение неокантианцев к математическому естествознанию побудило их представить последнее именно как свободное от всякого субъективного, партикулярного; идеалом науки в конце концов является окончательное освобождение от "точки зрения", с которой осуществляет рассмотрение некоторый "наблюдатель". Нет ли какого-нибудь понятия

74

мира, свободного от всякой партикулярности, которое так описывает мир, как он выглядит не с точки зрения того или другого, а "с ничьей точки зрения (УОП 51;апс1рипк1; УОП №етапс1)"?»17 Однако этот идеал, согласно Кассиреру. никогда не может быть достигнут: "наука лишь бесконечно стремится к нему, это стремление движет ее вперед"18.

Более ранняя неокантианская концепция познания и опыта нашла свое развитие и видоизменение в "философии символических форм" Э. Кассирера, разработанной в 20-х годах XX в. В основе этой концепции — обычные для неокантианцев, в том числе и для раннего Кассирера, элементы: отрицание вещи самой по себе и корректировкакантовской трансцендентальной эстетики. Еще в "Познании идействительности" на место вещи самой по себе, вещи как таковой (и категорий, подобных субстанции) поставлена категория отношений. «... Настоящая функция понятия заключается не в том, что посредством него абстрактно и схематически "отображается" д а н н о е многообразие, а лишь в том, что оно содержит в себе закон отношения, посредством которого и создается новая и своеобразная связь многообразия»19. В результате соединения опытов изменчивые впечатления как бы логизируются, превращаются в постоянные "объекты". Непреодолимая для метафизики противоположность "мысли" и "бытия" фактически снимается, заявляет Кассирер. Для мысли в опыте заданы не только понятия, логически объединяющие его многообразие, но и "определенные направления", благодаря которым движение познания перестает быть делом индивидуального произвола и подчиняется строгимобъективным правилам.

В философии символических форм также сохраняется центральное значение категории отношений. Однако трактовка познания в целом видоизменяется под влиянием того, что первостепенная роль теперь скорее отводится не математике и логике, а мифу, религии, искусству, где концентрируются творения, образующие "символический мир". Для объяснения этого мира Кассирер прибегает и к анализу "нашей внутренней жизни", и к ссылкам на культуру как сверхиндивидуальное начало. Соответственно меняется структура учения о познании. На роль "первоначала" начинает претендовать "символ" . В ранней неокантианской концепции познание рассматривалось как выведенное из первоначала отнесение одной логизированной стадии познавательного процесса к другой. Согласно философии символических форм, мысль обращается не к действительности, а к символам, знакам, которые становятся "представителями предметов". Символы "замещают" и восприятия: только через язык воспринимаемая реальность как бы заявляет о себе. Типы реальности изначально, ап-

риорно бывают "представленными" через типы "символических функций", т.е. через язык, познание, миф, религию, искусство.

Соответственно перемещению внимания к символам существенно расширяется поле исследования и интерес Кассирера подвигается от

учения о познании, методе, понятиях и суждениях к философии культуры.

Этико-социальное учение представителей марбургской школы вскоре после его обнародования тоже стало предметом острых дискуссий. Впрочем, обе эти стороны концепции — в определенном согласии с

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]