учебный год 2023 / Op_tsiv_issled_v2_blok

Соотношение кумулятивного принятия долга и поручительства

№ 42 «О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством» (далее – Постановление Пленума ВАС РФ № 42), через которое красной нитью проводится идея о недопустимости рассмотрения должника и поручителя в качестве содолжников1. Это,

вчастности, следует из п. 12, прямо устанавливающего правило о том, что поручитель не является содолжником в обеспеченном поручительством обязательстве и предъявленный к нему в случае просрочки должника иск о понуждении к исполнению обеспеченного обязательства в натуре не подлежит удовлетворению. Отсюда вытекает правило п. 13 Постановления Пленума ВАС РФ № 42 о неприменении положений ГК РФ о регрессных требованиях к отношениям между поручителем, исполнившим свое обязательство перед кредитором, и должником. Практика нижестоящих судебных инстанций в целом основывается на данных выводах вышестоящего суда2. При этом отдельного упоминания заслуживает спор по делу № А17-4484/2011 о взыскании должником, исполнившим свое обязательство перед кредитором, задолженности в порядке регресса с поручителя. Суды первой и апелляционной инстанций, рассматривающие данный спор

вфеврале и мае 2012 г. соответственно, удовлетворили требования должника. Однако постановлением ФАС Волго-Вятского округа от 23.11.2012 данные акты были отменены на основании вывода о том, что поручитель не является стороной основного обязательства. На наш взгляд, важное значение при принятии данного постановления сыграло Постановление Пленума ВАС РФ № 42, вышедшее

всвет в июле 2012 г.

2.2.3. Оценка концепции самостоятельного обязательства поручителя

Обеспечение исполнения обязательства должника путем установления правила о том, что поручитель исполняет свое собственное обязательство, на первый взгляд, не может рассматриваться как удовлетворяющее кредитора, которому было бы более интересным

1  До принятия данного постановления данная идея была высказана в целом ряде судебных актов высшей судебной инстанции. См., например: постановление Президиума ВАС РФ от 27.02.2007 по делу № А43-44857/2005-22-1285-2/1-123; п. 18 информационного письма Президиума ВАС РФ от 30.10.2007 № 120 «Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации»; п. 12 постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 № 63 «О текущих платежах по денежным обязательствам в деле о банкротстве».

2  См., например, постановления ФАС Уральского округа от 18.10.2013 по делу № А07-22380/2012; ФАС Московского округа от 28.05.2014 по делу № А41-35409/13; Арбитражного суда Поволжского округа от 02.07.2015 по делу № А12-29503/2014.

141

А.И. Дорохов

реальное исполнение. Однако в рыночных реалиях современного российского гражданского оборота принцип реального исполнения обязательств уже не играет той роли, как, к примеру, во времена существования командно-административной экономики. Отсюда для кредитора «чаще всего куда более удобно взыскать с недобросовестного должника убытки и (или) неустойку»1, а при наличии обеспечения в форме поручительства взыскать то же самое, но уже с поручителя. При этом возможность обращения с таким требованием к поручителю реализуется кредитором в рамках заключенного между ними договора поручительства, предметом которого как раз является несение ответственности за должника. Это в свою очередь позволяет в полной мере обеспечивать неденежные обязательства и обязательства с отрицательным содержанием2.

Важнейшим следствием применения концепции самостоятельного обязательства является рассмотрение права требования, возникающего у поручителя к должнику после исполнения им своего обязательства

врамках обеспечения, как суброгационного. Отечественный законодатель, закрепляя суброгацию в подп. 1 п. 1 ст. 387 ГК РФ, прибегает к такому приему юридической техники, как фикция, так как

всоответствии с п. 1 ст. 365 ГК РФ обязательство, права по которому переходят от кредитора к поручителю, уже прекратилось исполнением поручителя3. При рассмотрении данных нормативных правил может показаться странным, что поручитель, исполняя свое обязательство, одновременно прекращает обязательство должника. Обоснование такого нетипичного явления видится, на наш взгляд, в акцессорной природе исполнения, которое всегда должно влиять на обеспечиваемое обязательство. Характер последствий такого влияния может быть различным: либо это просто замена кредитора поручителем в основном обязательстве, либо прекращение такого обязательства на «юридическую секунду» с дальнейшим переходом всего объема прав от кредитора к поручителю. Российским законодателем был избран второй вариант, который, кстати, обосновывается и в немецкой литературе4.

1  Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003 (СПС «КонсультантПлюс»).

2  На допустимость различий в предмете основного обязательства и предмете поручительства (деньги и товар) указывал еще Г. Дернбург (Дернбург Г. Указ. соч. С. 204).

3  По замечанию С.В. Сарбаша, «переход прав кредитора в этом случае с теоретической точки зрения представляет собой известную юридическую аномалию» (Сар­ баш С.В. Исполнение договорного обязательства третьим лицом. М., 2005 (СПС «КонсультантПлюс»)).

4  Хансйорг В. Указ. соч. С. 110–111.

142

Соотношение кумулятивного принятия долга и поручительства

Несмотря на нормативное закрепление в ГК РФ положения о переходе прав к поручителю в порядке суброгации, целым рядом исследователей, как указывается выше, обосновывается появление у поручителя нового требования к должнику в порядке регресса. Главным основанием для выделения такого подхода является положение п. 1 ст. 363 ГК РФ о солидарном характере ответственности поручителя. Однако проецирование правил о солидарности на поручительство наглядно показывает его существенные отличия от классического солидарного обязательства. Следует согласиться с В.А. Беловым в том, что «под «солидарной ответственностью поручителя ГК РФ подразумевал только то, что по обязательству, обеспеченному поручительством, кредитор имеет право предъявления требования об ответственности за его нарушение

кпоручителю вне зависимости от того, предъявлял ли он требование об исполнении к основному должнику, имеет ли должник возможность его удовлетворить или нет, спорное ли это требование или бесспорное и т.п., т.е. независимость права требования к поручителю от права требования

косновному должнику»1. Что же касается субсидиарного характера поручителя, о котором стороны должны специально договориться, то здесь применима схожая логика: кредитор вправе обратиться к поручителю в случае, если должник отказался исполнить свое обязательство или в разумный срок не ответил на требование2.

Отдельного упоминания заслуживает п. 2 ст. 366 ГК РФ, в котором содержится прямое указание на появление у поручителя, исполнившего свое обязательство, регрессного требования к должнику в случае, если должник, исполнив обеспечиваемое поручительством обязательство, немедленно не известил об этом поручителя. Казалось бы, тем самым на нормативном уровне требование поручителя к должнику недвусмысленно определяется как регрессное. Однако внимательное рассмотрение данной нормы приводит к совершенно противоположному выводу. Причина ее появления кроется в стремлении законодателя не допустить возможности получения кредитором двойного возмещения. Из текста п. 2 ст. 366 ГК РФ отчетливо видно, что к моменту предъявления регрессного требования кредитор уже получил такое возмещение, так как поручитель исполнил собственное обеспечивающее обязательство, а должник – собственное обеспечиваемое. При этом надлежащее исполнение со стороны должника прекратило обязательство, следовательно, права по нему уже никак не могут перейти

1  Белов В.А. Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения судебной практики. С. 56.

2  На это указывает, в частности, абз. 3 п. 35 Постановления Пленума ВАС РФ № 42.

143

А.И. Дорохов

к поручителю. Отсюда предоставление поручителю права регрессного требования к должнику является единственно верным решением.

Таким образом, указанными возражениями не представляется возможным устранить факт наличия в нашем законодательстве суброгационной модели перехода прав от кредитора к поручителю. Авторы, высказывающие обратное мнение, как минимум игнорируют положения ГК РФ. К тому же по своей правовой природе суброгация в большей степени отвечает запросам и ожиданиям поручителя, что подтверждается отсутствием при ее применении недостатков, присущих регрессу. Во-первых, замена кредитора в обеспечиваемом обязательстве объясняет приобретение поручителем права требовать с должника исполнения обязательства в полном объеме, например, уплатить сумму основного долга, проценты за пользование кредитом, проценты за неисполнение денежного обязательства по ст. 395 ГК РФ, убытки. При этом, несмотря на переход права требования к поручителю, проценты за пользование кредитом продолжают начисляться на первоначальных условиях. Во-вторых, объяснимым становится приобретение поручителем прав по другим обеспечивающим исполнение обязательства должника конструкциям (залогу, поручительству, неустойке), а не только по залогу, как это предусмотрено в п. 1 ст. 365 ГК РФ. Отсюда в случае существования нескольких отдельных поручительств по одному обязательству исполнение одним из поручителей своего обязательства предоставляет ему возможность получить возмещение уплаченной суммы с других поручителей1.

Вывод. Несмотря на то, что параграф ГК РФ, посвященный поручительству, в целом не позволяет дать однозначный ответ на вопрос о теоретической конструкции данного способа обеспечения исполнения обязательств, концепция самостоятельного обязательства поручителя

внастоящее время является господствующей в российском правопорядке. Немаловажную роль в закреплении такого статуса сыграло Постановление Пленума ВАС РФ № 42, прямо установившее недопустимость рассмотрения должника и поручителя в качестве содолжников, что привело к гармонизации подходов различных судебных инстанций. На наш взгляд, принятие такого решения обоснованно, так как оно

вбольшей степени отвечает запросам участников отношений по поручительству, предотвращает множество спорных ситуаций и, кроме того, находится в едином с большинством европейских правопорядков правовом пространстве.

1  См. п. 28 Постановления Пленума ВАС РФ № 42.

144

Соотношение кумулятивного принятия долга и поручительства

3. Отграничение кумулятивного принятия долга от поручительства

Отдельное рассмотрение кумулятивного принятия долга и поручительства показывает наличие между ними сходства в некоторых важнейших аспектах, в частности, в основаниях возникновения, в направленности на обеспечение исполнения обязательств. В связи с этим представляется необходимым проведение сравнения между ними для выявления отличительных черт по отношению друг к другу. Такое сравнение имеет важное практическое значение, так как от конечного результата будет зависеть и достижение тех конкретных целей, которые ставятся участниками гражданских правоотношений при появлении дополнительного обязанного лица, и в целом правовой статус всех участвующих лиц.

3.1.Исторические предпосылки отграничения кумулятивного принятия долга от поручительства

При изучении истории возникновения и развития тех или иных гражданско-правовых конструкций в первую очередь обращает на себя внимание римское право, как содержащее отправные точки для большинства из них. Для кумулятивного принятия долга и поручительства

вих современном понимании единой отправной точкой следует считать римский институт интерцессии (intercessio). Он характеризуется тремя признаками: 1) кто-либо принимает на себя долг, 2) этот долг является чужим, 3) принятие осуществляется посредством договора с кредитором. Эти признаки были свойственны одновременно и поручительству, и кумулятивному принятию долга1.

Будучи разновидностями одного института, данные конструкции не отождествлялись, а, наоборот, содержали принципиально отличающиеся друг от друга черты. В первую очередь необходимо сказать о различии приобретаемых третьими лицами статусов. Так, договор в форме стипуляции между кредитором и третьим лицом,

всоответствии с которым это лицо обещало исполнить то, к чему обязывался первоначальный должник, образовывал пассивную солидарную множественность2. В то же время все три формы поручительства (sponsio, fidepromissio и fidejussio), объединяемые под общим понятием adpromissio и совершаемые также в форме стипуляции,

1  Барон Ю. Указ. соч. С. 650–651.

2  Kaser M. Das Römische Privatrecht. 2 Aufl. München, 1971. S. 656.

145

А.И. Дорохов

являлись акцессорными, что означало придаточный характер обязательства поручителя1.

Другие критерии, о которых говорили еще древнеримские юристы, были обозначены в научной литературе А. Нолькеном как материальный (внутренний) и формальный (внешний)2. В силу принципиальной значимости следует остановиться на них чуть более подробно.

Материальный критерий. Отправной точкой к пониманию сути материального критерия являлась категория «интерес». А. Нолькен, основываясь на сочинениях юристов Павла и Ульпиана, делал вывод о том, что необходимым условием для признания совместного принятия обязательства другого лица поручительством служило отсутствие собственного интереса у принимателя данного обязательства, который мог выражаться, к примеру, в получении материальной выгоды3. Исходя из этого, поручительство устанавливалось исключительно для обеспечения исполнения должником его обязательства, поэтому и все действия поручителя должны быть направлены на достижение данной цели.

Формальный критерий. Признавая недостаточным наличие лишь одного материального критерия, А. Нолькен большое значение придавал выяснению воли принимателя чужого обязательства, что являлось главной характеристикой формальной стороны интерцессии. Ее истоки коренятся в римских словесных формулах, с произнесением которых связывалось возникновение определенных правовых последствий4. В том случае, если какое-либо третье лицо хотело выступить в качестве поручителя должника, а не в качестве самостоятельного должника, оно должно было ясно и недвусмысленно выразить это. При этом такое однозначное внешнее выражение имело важное значение и для кредитора, так как ему далеко не безразлично, будет ли новое обязанное лицо поручителем или самостоятельным должником5.

Таким образом, древнеримские источники имеют большое значение, так как определенные на их основании критерии позволяют в общих чертах понять принципиальную разницу между кумулятивным принятием долга и поручительством.

1  Римское частное право / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. С. 392 (автор главы – И.Б. Новицкий).

2  Нолькен А. Указ. соч. С. 53.

3  Там же. С. 55.

4  Bartels K. Der vertragliche Schuldbeitritt im Gefüge gegenseitiger Dauerschuldverhältnisse. Tübingen, 2003. S. 11.

5  Нолькен А. Указ. соч. С. 57–58.

146

Соотношение кумулятивного принятия долга и поручительства

3.2.Отграничение кумулятивного принятия долга от поручительства на современном этапе в немецком и российском правопорядках

Степень изученности проблемы отграничения кумулятивного принятия долга от поручительства на современном этапе в российском правопорядке и в таком правопорядке, как немецкий, характеризуется значительными отличиями, что вызвано главным образом отсутствием

втечение долгого времени в России законодательной и правоприменительной почвы для появления соответствующих доктринальных исследований. Большинство отечественных правоведов обходило стороной конструкцию кумулятивного принятия долга, лишь иногда указывая на допустимость ее существования1. Явный дефицит практического и научного материала вызывает значительные сложности при разрешении поставленной проблемы, приобретающей актуальность

внастоящее время в силу появления в российском гражданском законодательстве норм о кумулятивном принятии долга. В связи с этим представляется обоснованным обратиться к немецкому опыту, содержащему в себе довольно большое количество разъяснений высших судебных органов и доктринальных наработок, накопленных за более чем вековую историю существования ГГУ.

3.2.1.Отграничение поручительства от кумулятивного принятия

долга в немецком правопорядке

Историю развития представлений о соотношении кумулятивного принятия долга и поручительства в немецком правопорядке с долей условности можно разделить на два больших периода: период до принятия ГГУ и период после принятия ГГУ.

В период до принятия ГГУ обе правовые конструкции едва ли различались, так как соглашения о них заключались в свободной форме, а правовым последствием было появление пассивной солидарной множественности, которая означала то, что и поручитель, и третье лицо – приниматель долга обязывались к предоставлению кредитору того же самого, к чему был обязан должник2. Таким образом, до XX в. в Германии проблема соотношения кумулятивного принятия долга и поручительства разрешалась достаточно просто путем определения данных конструкций как идентичных.

1  См., например: Синайский В.И. Указ. соч. С. 79; Трепицын И.Н. Указ. соч. С. 235; Агарков М.М. Указ. соч. С. 24.

2  Schlicht C.R. Die kumulative Schuldübernahme in der Rechtssprechung des Reichsgerichts und in der zeitgenössischen Literatur. Frankfurt am Main, 2003. S. 28.

147

А.И. Дорохов

Ситуация в корне поменялась со вступлением 1 января 1900 г.

всилу ГГУ, в котором содержалось обширное правовое регулирование поручительства (§ 765–778) и отсутствовало какое-либо упоминание о кумулятивном принятии долга. Это привело к тому, что одни участники гражданского оборота, заключающие, согласно § 766 ГГУ, в письменной форме договоры поручительства, стали активно применять соответствующие нормы ГГУ, тем самым подробно регламентируя ими свои взаимоотношения, а другие, не желающие вступать в отношения по поручительству, главным образом по причине необходимости соблюдать письменную форму, «по старой памяти» продолжали заключать в свободной форме соглашения о вступлении

вчужой долг. При этом суды во многих случаях не отграничивали данные соглашения от договоров поручительства и вследствие этого признавали их ничтожными как нарушающие установленное в § 766 ГГУ императивное правило о письменной форме1. По этой причине ключевым становился вопрос о том, с помощью какой конструкции, имеющей в качестве последствия появление дополнительного обязанного лица по существующему обязательству, можно правомерно обойти данную норму.

Обращение к материалам, подготовленным комиссией при разработке ГГУ, а также к утвержденному тексту ГГУ позволило найти выход из сложившейся ситуации. Разработчики уложения, закрепляя поручительство непосредственно в законе, исходили из того, что оно является лишь одним из видов интерцесии2, характеризующимся акцессорностью и требующим соблюдения письменной формы3. В то же время в силу свободы договора стороны вольны заключать в любой форме иные интерцессионные соглашения, порождающие пассивную солидарность4. Отсюда получалось довольно логичное обоснование, которое привело к появлению на практике правовой конструкции, обозначаемой такими равнозначными понятиями, как Schuldbeitritt или kumulative Schuldübernahme, не требующей соблюдения письменной формы при заключении соответствующего соглашения, что подтверждалось также позицией Имперского Верховного суда Германии (das Reichsgericht)5.

1  Madaus S. Op. cit. S. 88.

2  Mugdan B. Die gesammten Materialien zum Bürgerlichen Gesetzbuch für das Deutsche Reich. Bd. 2: Recht der Schuldverhältnisse. Berlin, 1899. S. 367.

3  Schlicht C.R. Op. cit. S. 69.

4  Madaus S. Op. cit. S. 89.

5  См., например, решения от 19.02.1906 (RG 215/05); от 20.03.1911 (RGIV 448/10) // Schlicht C.R. Op. cit. S. 68 – 69.

148

Соотношение кумулятивного принятия долга и поручительства

Таким образом, возникновение в начале XX в. нового понимания соотношения поручительства (как законодательно урегулированной конструкции) и кумулятивного принятия долга (как конструкции, не регламентируемой законом) привело к необходимости поиска оптимальных критериев для их разграничения, так как, несмотря на принятое различие в формах заключения, часто возникали значительные сложности в понимании того, какую конструкцию имели в виду стороны. Важное значение имела деятельность Имперского Верховного суда, действовавшего до 1945 г., а с 1945 г. – деятельность Верховного суда, в которые попадало довольно большое количество соответствующих споров. В связи с этим следует обратиться, во-первых, к практике высших судебных инстанций Германии и, во-вторых, к позиции немецких правоведов по данной проблематике.

Практика Имперского Верховного суда (до 1945 г.) и Верховного суда

Германии (с 1945 г.) по отграничению кумулятивного принятия долга от поручительства. Позиция Имперского Верховного суда Германии в значительной степени формировалась на основании точки зрения о том, что и кумулятивное принятие долга, и поручительство являются разновидностями интерцессии, которые отличаются друг от друга характером возникающей обязанности: солидарный в случае принятия долга и акцессорный в случае поручительства1. Исходя из этого, важным представлялось толкование условий каждого конкретного соглашения, а также выяснение обстоятельств его заключения, так как только таким способом можно было обнаружить мотив третьего лица отвечать перед кредитором за чужой долг в качестве солидарного должника по кумулятивному принятию долга, либо в качестве придаточного (акцессорного) должника по поручительству. Именно такую задачу и взяла на себя высшая судебная инстанция Германии.

В первом судебном споре, в котором рассматривался вопрос о правовой природе возникшей конструкции, обстоятельства дела были следующие. Между кредитором и третьим лицом, являвшимся близким родственником должника, было заключено в устной форме соглашение, в соответствии с которым данное лицо обязывалось погасить имевшуюся задолженность должника двумя платежами. Сенат Имперского Верховного суда, внимательно изучив характер взаимоотношений участников, пришел к выводу о том, что в данном случае причиной вступления третьего лица в чужой для себя долг являлся

интерес в сохранении доброго имени и чести семьи (Stolz, Rettung der

1  Schlicht C.R. Op. cit. S. 94.

149

А.И. Дорохов

Familienehre). Такой вывод не позволил суду сказать о самостоятельности обязанности третьего лица, в связи с чем, несмотря на отсутствие письменной формы, возникшая конструкция была квалифицирована как поручительство1.

В другом судебном деле, которое рассматривалось 30.01.1905, сенат пришел к противоположному решению, признав существование кумулятивного принятия долга. Согласно фактическим обстоятельствам дела между двумя лицами был заключен договор подряда, в соответствии с которым подрядчик должен был выполнить отделочные работы внутри новостройки, принадлежащей заказчику, а заказчик – принять

иоплатить их. Однако еще до выполнения всех работ стало понятно, что имеющихся у заказчика денежных средств может не хватить для оплаты подрядчику, в связи с чем третье лицо пообещало в случае необходимости частично исполнить соответствующую обязанность заказчика. Такая помощь была вызвана тем, что между третьим лицом

изаказчиком ранее уже был заключен договор, по условиям которого в случае дальнейшей продажи новостройки с полной отделкой каждый из них получал половину от всей вырученной суммы. Налицо сугубо личный имущественный интерес третьего лица в достижении результатов по договору подряда, что и привело к обоснованию судом самостоятельности возникшего у него долга в рамках кумулятивного принятия долга2.

После рассмотрения данных двух судебных решений высшей инстанции можно заметить, что при отграничении кумулятивного принятия долга от поручительства большое внимание уделялось категории интереса, которая при признании существования той или иной конструкции в конкретном случае приобретала разное выражение. Дальнейшее изучение судебной практики лишь подтверждает данное утверждение. Кумулятивное принятие долга предполагалось в случае, когда третье лицо имело собственный интерес в исполнении первоначального обязательства, причем отдельно подчеркивалось, что такой интерес должен быть обязательно имущественным3. При отсутствии интереса такого рода речь велась уже о поручительстве, в рамках которого интерес чаще всего был моральный, общественный или семейный4.

1  Решение от 20.03.1902 (RGVI 409/01) // Schlicht C.R. Op. cit. S. 77.

2  Решение от 30.01.1905 (RGVI 409/01) // Schlicht C.R. Op. cit. S. 79–80.

3  См., например, решения от 01.07.1909 (RGVI 300/08); от 04.05.1911 (RGVI 174/10) // Schlicht C.R. Op. cit. S. 86, 88.

4  См., например, решения от 03.05.1909 (RGVI 250/08); от 24.01.1911 (RGIII 704/09) // Schlicht C.R. Op. cit. S. 85, 87.

150