Учебный год 22-23 / Гницевич_К_В_Преддоговорная_отвественность_в_гражданском_праве

151

ве117. С такими выводами и ходом рассуждения согласиться невозможно.

Во-первых, неверной является ссылка А.А. Павлова на германский опыт. Германскому гражданскому праву в период действия BGB конструкция прекра­ щения обязательства ввиду невозможности его исполнения известна не была из­ начально, поскольку BGB никогда не содержало такого основания прекращения обязательства. Упомянутый автором § 275 BGB предусматривал невозможность предъявления иска об исполнении обязательства, если его исполнение станови­ лось невозможным. Само обязательство невозможностью не прекращалось, и на его месте не возникало новое охранительное правоотношение, в рамках которого реализовывалась бы ответственность недобросовестной стороны. Напротив, обя­ зательственное правоотношение (напр., из договора купли-продажи) прекраща­ лось исполнением обязанности возместить причиненный вред11 .

Во-вторых, "оговорку о недопустимости подобных договорных обяза­ тельств" нельзя, вопреки мнению автора, увидеть в § 306 BGB. Эта норма общей части обязательственного права была исключена из Уложения в 2001 г. Теперь в § 311а BGB предлагает противоположное правило, до введения которого все рассу­ ждения по поводу несправедливости § 306 велись de legeferenda. Но даже если бы наука и практика выработали подход для нейтрализации § 306 BGB, на их пути не было предписания, аналогичного ст. 416 ГК РФ, поскольку § 275 BGB предлагал совершенно иное решение. Однако в 2001 г. была создана и новая редакция § 275 BGB, где слова "иск об исполнении обязательства исключается, если исполнение невозможно", были заменены словами "иск... исключен...", вследствие чего это правило было распространено и на случаи первоначальной невозможности119.

Иной вывод из текста ст. 416 ГК РФ, чем связывающий первоначальную невозможность и недействительность сделки, противоречит логике и способен породить множество неразрешимых проблем, связанных с определением основа-

См.: Павлов А.А. Некоторые вопросы учения о невозможности исполнения обязательств // Очерки по

реформированием BGB в 2001 г., см.: Larcnz К., IVolfM. Allgemeiner Teil des Biirgerlichen Rechts. S. 360, 456.

1 1 9 Об изменениях, произошедших в правовом регулировании последствий невозможности исполнения обязательства, см.: Zimmermaim R. The New German Law of Obligations. P. 43 — 49.

^ 2

нияимоментапрекращенияобязательства^исполнениекоторогоизнанальноне возможно, ^тс^одя из рассуждений ^.^.^авлова^ можно предположить^чтовего концепции порожденное сделкой обязательство существует определенное времяи прекращается в силу невозможности его исполнениям когда такое исполнение должно быть произведено.Однако такая конструкция не согласуется нистекстом ст.416^РФдажеприменительнокневозможности последующей^ нисобщим контекстом гл. 2 6 ^ ^ РФ.Всилу п. І с т . 4 1 6 ^ ^ РФ последующая невозможность прекращает обязательство в момент собственно возникновения невозможности^ иной вывод требует если не нормально закрепленного^то^отя бы доктринально признанного основания, ^роме того^ юридические конструкции^ описывающие иные основания прекращенияобязательств^ позволяют сделать вывод^чтовслу^ чае несовпадения моментов возникновения основания прекращения обязательства исобственноегопрекращениятакоенесовпадениенеминуемоотражаетсявтек^ сте закона либоможет быть логически выведеноизнего^чтовпервуюочередь имеет отноп^ение ко всем способам прекращения обязательства сделкой.

^онечно^ иное реп^ение^того вопроса способствовало бы ^^^^^^^боль^

ц^ей защите добросовестного участника оборотам который при отсутствии общего принципа преддоговорной ответственности получил бы возможность возмещения свои^убытковспомощью иска из действительногодоговора.Однако сложности теоретического и практического ^арактера^ вызванные отступлением от общей логики законам даже предпринятым ради столь благородной цели^ как защитадоб росовестногоконтрагента^иискажениянормативногоконтекста^ккоторымпри^ вело бы такое реп^ение^были бы несоразмерной платой за результат.Вусловия^ применения ^^РФможновестиречьозащитепотерпевп^его применяемымпо аналогии п . 2ст . і^^^РФ^посколькуизза виновного деяния другой стороны на стадии переговоров он был введенвзаблуждение относительно действительности сделки^ которое ^отяине подпадает под понятие существенного заблуждениям за^ крепленноевабзаце^п.Іст.І^^^РФ^тем не менее должно бытьучтено судом при распределении имущественные потерь между сторонами.

^ожалуй^ единственной нормой ^ ^ РФ^ ^отя и не предусматривающей

154 лишь посреднические услуги, но затем выясняется, что доверенность, выданная юридическим лицом А юридическому лицу В, была на момент заключения дого­ вора отозвана либо изначально не удовлетворяла требованиям действительности.

В западной цивилистической доктрине признается не только ответствен­ ность неуполномоченного представителя, но и ответственность представляемого лица за действия представителя без полномочий. Такая ответственность, неиз­ вестная отечественному гражданскому законодательству, признается в герман­ ском праве при условии, что falsus procurator выступал в роли помощника в пере­ говорах о заключении договора (напр., находясь на территории торгового центра, склонял посетителей к заключению договора, вызывая у них убеждение в том, что он работает в организации, в которой они находятся). Это позволяет вести речь о преддоговорной ответственности представляемого исходя из установленного § 278 BGB правила121, согласно которому должник отвечает за вину своего предста­ вителя или помощника при исполнении обязательства как за свою собственную122.

Практика рассматривает эти случаи не с точки зрения culpa in contrahendo,

а в контексте доктрины каэісущихся (мнимых) полномочий (Anscheinsvollmacht)

или доктрины falsus procurator123. Согласно этой концепции, представляемый не­ сет ответственность за действия мнимого представителя, если он хотя и не знал о них, но при необходимой внимательности должен был иметь о них представление и мог им препятствовать. Непринятие мер против деятельности лица, обладавше­ го мнимыми полномочиями, может квалифицироваться контрагентом, с которым тот вступил в правовую связь, как согласие представляемого с таким представи­ тельством. В русле этого подхода правоприменительная практика восстанавлива-

і'1 Frolz G. Verkehrsschutz im Vcrtrctungsrecht. Zugleich ein Beitrag zur sozialen Verantwortung als Korrclat privatautonomer Gestaltungsfreiheit. Frankfurt am Main, 1972. S. 247; Nickel C. Die Rechtsfolgcn dcr culpa in contrahendo. S. 104.

' " Поскольку вступление в переговоры, согласно § 311 BGB, порождает обязательственное правоотношение договорного характера, положения § 278 BGB применяются для обоснования ответственности представляемого за вину действительных представителя или помощника, допущенную на стадии переговоров.

123 См.: Nickel С. Die Rechtsfolgcn dcr culpa in contrahendo. S. 104; Peters F. Zur Geltungsgrundlage der Anscheinsvollmacht // Archiv fur die civilistische Praxis. 1979. Bd. 179. S. 214, 235 — 237; Rabello A.M. The Theory Concerning Culpa in Contrahendo. Precontractual Liability: From Roman Law to the German Legal System - A hundred years after the death of Jhering // European Legal Traditions and Israel. Essays on Legal History, Civil Law and Codification, European Law, Israeli Law; With Appendix New Israeli Laws of Contracts, Property and Succession [Prof. Guido Tedeschi in memoriam, Rovigo, May 17, 1907 - Jerusalem, November 21, 1992] / Ed. By Alfredo Mordechai Rabello. Jerusalem, 1994 (- XIII, 780 P.). P. 149 — 150.

155 ет потерпевшему состояние, соответствующее его представлениям о возникшем правоотношении: германские суды признают представляемого стороной заклю­ ченного договора и предоставляют потерпевшему позитивную защиту доверия124.

Российское законодательство не располагает средствами защиты добросо­ вестного контрагента в подобных обстоятельствах. Применяемые в этом случае общие последствия недействительности сделки, предусмотренные ст. 167 ГК РФ, не предполагают обязанности недобросовестной стороны возместить убытки по­ терпевшего. Ограничительные положения абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ пригодны для этого лишь в случае, если заключенный договор имеет строго личный характер, вследствие чего несоответствие субъектного состава ожиданиям добросовестного субъекта является существенным заблуждением, однако в этом случае ответст­ венность неуполномоченного представителя ограничена реальным ущербом по­ терпевшего. Фидуциарных сделок в обороте сравнительно немного, а в большин­ стве случаев добросовестное лицо, заключившее договор с неуполномоченным представителем другого лица, не одобренный последним и недействительный по основаниям, которые отсутствовали бы, если бы стороной договора оказался представляемый, не имеет возможности компенсировать свои убытки.

При наличии общего принципа преддоговорной ответственности эта си­ туация оценивается по-другому. Согласно § 179 BGB, добросовестный контрагент вправе требовать от неуполномоченного представителя исполнения договора (ес­ ли оно фактически возможно) либо возмещения убытков. Ответственность за ви­ ну в переговорах не зависит от действительности договора и прочих его характе­ ристик125. Следует, однако, учитывать, что наличие этого положения в тексте

1 25 § 179 BGB. Ответственность представителя без полномочий. (I) Тот, кто заключил договор в качестве представителя, обязан, если он не может доказать свои полномочия, по выбору другой стороны исполнить договор либо возместить вред, если представляемый отказывает в одобрении договора. (2) Если представитель не знал об отсутствии полномочий, он обязан лишь возместить вред, который терпит другая сторона вследствие доверия к его уполномоченности, но не свыше размера интереса, который другая сторона имела к действительности договора. (3) Представитель не несет ответственности, если другая сторона знала или должна была знать об отсутствии у него полномочий. Представитель также освобождается от ответственности, если он ограничен в дееспособности, разве только он действовал с согласия своего законного представителя.

156 BGB сегодня является данью традиции. После нормативного закрепления в тексте уложения общего принципа о преддоговорной ответственности § 179 BGB лишь иллюстрирует возможный случай действия доктрины culpa in contrahendo, однако в этом состоит его актуальность для сравнительно-правовых исследований.

Наконец, российское гражданское законодательство обходит молчанием вопрос об ответственности стороны за заключение по ее вине договора, недейст­ вительного в силу скрытых разногласий сторон. Подобные преддоговорные на­ рушения могут быть проиллюстрированы известным в нашей стране по художе­ ственному фильму "Мимино" примером, когда из-за поспешности сотрудницы те­ лефонной компании, не удостоверившейся в правильности ее понимания заказа, сделанного лицом, в недостаточной степени владеющим языком, на котором ве­ лись переговоры, герой фильма вынужден был оплачивать разговор с абонентом, находившимся в Тель-Авиве, вместо того, чтобы сделать звонок в Телави126.

В завершение необходимо оценить допустимость использования по анало­ гии ст. 309 и ст. 393 ГК РФ для конструирования иска о возмещении преддого­ ворных убытков. Подобное решение основывалось бы на доктринальной концеп­ ции Ф. Леонгарда, что отчасти сняло бы напряженность в вопросах практического признания ответственности за culpa in contrahendo в случаях заключения невы­ годного договора. Обязанность добросовестного участия в переговорах и закреп­ ленная в ст. 309 ГК РФ обязанность надлежащего исполнения обязательств выво­ дятся из принципа добросовестности, а потому можно утверждать, что такая ана­ логия закона будет соответствовать требованию сходства подлежащих регулиро­ ванию по аналогии правоотношений с принимаемыми за образец127.

Об ответственности представителя без полномочий в германском гражданском праве см.: Flume IV. Allgemeiner Teil des Burgcrlichen Rechts II. S. 801 - 808; Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 103 - 104; Larenz K., WolfM. Allgemeiner Teil des Burgcrlichen Rechts. Munchen, 1997. S. 933 - 943.

1 2 6 Юридическую оценку данного случая см.: Чантурия Л.Л. Введение в общую часть гражданского права (сравнительно-правовое исследование с учетом некоторых особенностей постсоветского права). М., 2006. С. 252 — 254.^

1 2 7 Это, конечно, не означает, признания абсолютного сходства юридических составов, влекущих возникновение соответствующих обязанностей, поскольку обязанность добросовестного ведения переговоров формируется и реализовуетмя до заключения договора и вне порождаемого им правоотношения, тогда как об обязанности надлежащего исполнения договора можно вести речь лишь после заключения действительного договора и наступления срока его исполнения. Бесспорно, обязанность такого рода может быть реализована только в рамках порожденного действительным договором обязательственного правоотношения.

т^7 Однако применение по аналогии положений с т . ^ ^ и ^ ^ г ^ ^ ^ ^ у с т а н а в лива^щихобязанностьнадлежащегоисполненияобязательствиответственность заеенарушение^квопросампреддоговорной ответственности связаноссерьез^ ными проблемами.Данный вариант восполнения пробелавзаконе пригоден лишь вситуап^иизакл^онения действительного^ но невыгодного добросовестной стороне договора^ине охватывает иные слунаи наступления преддоговорнойответствен ности. ^ледованиеподобнойаналогиизаконаозна^ает^токусловиямответст^ венностиотноситсяидействительность сделки.^акое решение ставит под сомнем ниеуниверсальностьидеипреддоговорнойответственности^ поскольку применен ние конкретной модели реализации ответственности зависит от последствий

преддоговорного нарушенияв^асти действительности заключенного договора. ^торешение могло быстатьвременной мерой защиты добросовестности^

если бы его реализация не была сопряжена со сложностями иного порядка.^дна^ коприменениест.^^и^^^^^^кпреддоговорнымотношениямбылобыдо^ пустимо^ если бывзаконе отсутствовали иные варианты регулированиясходных отношений.^днакопестротазаконодательныхрешенийзаставляетусомнитьсяв том^топрименениепоаналогииобщихположенийодоговорнойответственно с т и к с и т у а п ^ и я м ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ будет поддержано практикой.^ринп^ипиаль^ но неразрешимые по действующему г^^^^спорыотом^ какой именно из закрепи ленныхвзаконе подходов заслуживает предпочтениям приведутк^ормированшо противоречивой судебной практики^ ^то губительным образом скажется как на защищенности добросовестногоконтрагента^такина дальнейших перспективах теоретических разработок вопросов преддоговорной ответственности.

^ отсутствиедоктринальнойкони^еп^ии преддоговорнойответственности расположение ряда отдельных правовых п о л о ж е н и й о ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ в с и с ^ теме нормативного регулирования отношений из договоров конкретного вида по^ зволяетинтерпретировать соответству^ощиепреддоговорныенарушения какие исполнениедоговора^ вследствие ^его суд может применить ст. ^ З ^ ^ ^ ^ ^ п р е дусматрива^ощу^о обязанность должника возместить кредитору убытки^ прини пенные неисполнением либо ненадлежащим исполнением обязательства.

159 ет ответственность за culpa in contrahendo не как общий принцип, а применитель­ но к отношениям конкретного вида или к отдельным преддоговорным нарушени­ ям, которые входят во все выделяемые в европейской цивилистике группы случа­ ев culpa in contrahendo. В столь же ограниченном виде эти вопросы были урегу­ лированы и советскими кодексами.

Применение этих положений закона по аналогии вызывает сложности, свя­ занные с непоследовательностью законодательных решений, не позволяющей оп­ ределить общее правило, подлежащее применению путем простой аналогии зако­ на. Различные условия ответственности за culpa in contrahendo при заключении договоров разных видов препятствует применения к неурегулированным случаям нарушения преддоговорных обязанностей общих правил об ответственности за ненадлежащее исполнение обязательств в порядке аналогии закона, поскольку универсальность предусмотренных ст. 393 ГК РФ правовых последствий может быть поставлена под сомнение с учетом законодательных норм, устанавливаю­ щих иные основания, условия и размеры ответственности.

Следовательно, единственным способом защиты добросовестного участ­ ника переговоров выступает формирование, доктринальное признание и норма­ тивное закрепление общего принципа преддоговорной ответственности, то есть правила об обязательности следования принципу добросовестности при заключе­ нии договора и последствиях его нарушения.

Глава 4. Принцип ответственности за culpa in contrahendo в российском гра­ жданском праве

Допустимость формирования общего правила о преддоговорной ответст­ венности на основании положений действующего законодательства о последстви­ ях преддоговорных нарушений в отдельных случаях уже рассматривалась отече­ ственными авторами. По мнению К.Д. Овчинниковой, этому препятствует сис­ темный анализ закона, показывающий желание законодателя ограничить сферу действия этой идеи. "Определение преддоговорной ответственности в рамках

160 действующего права должно включать в себя оговорку «в предусмотренных зако­ ном случаях» и по сути представлять собой несколько систематизированное из­ ложение частных... случаев. Об общей обязанности добросовестного ведения пе­ реговоров по отечественному праву говорить нельзя" " . Предпосылкой для от­ вержения этого повсеместно признанного в странах континентальной Европы принципа оказалось неверное понимание автором места и роли института ответ­ ственности за culpa in contrahendo в системе гражданского права. Отождествляя ее с любыми случаями установления обязанности одной из сторон возместить другой какие-либо убытки, связанные с заключением договора, К.Д. Овчинникова подменяет научный анализ проблемы калейдоскопом казусов, содержательно не связанных между собой. Такой "системный анализ" случаев, когда дееспособная сторона возмещает неполностью дееспособному либо не понимающему значения своих действий или неспособному руководить ими контрагенту реальный ущерб (ст. 171, 172, 175 — 177 ГК РФ), вписанных в контекст собственно преддоговор­ ной ответственности, подталкивает только к выводу о невозможности формиро­ вания общего правила, охватывающего все эти ситуации.

Несостоятелен и второй аргумент К.Д. Овчинниковой, согласно которому "в отечественном праве не существует нормы, которая придала бы значение юри­ дического факта началу переговорного процесса в качестве общего правила"130. Германский опыт показывает, что отсутствие такого положения в законе не пре­ пятствовало догматическому обоснованию и применению доктрины culpa in contrahendo в течение целого столетия действия BGB. Этот пробел в праве вос­ полнялся интерпретаций отдельных положений закона Наоборот, законодатель­ ное придание переговорам характера правоотношения (п. 1 ч. 2 § 311 BGB)cTano возможным лишь вследствие длительного применения на практике выработанно-

См.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 32. Такой же вывод делает и Л.Н. Кучер, см.: Кучер Л.Н. Ответственность за недобросовестное поведение. С. 23; Кучер Л.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. С. 225 — 226. Щетинтша М.Ю. Реализация и ограничение действия принципа свободы договора: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 17-18. Противоположного мнения придерживается О.Н. Садиков, полагающий, что доктринальным основанием преддоговорной ответственности при отсутствии ее нормативного закрепления может выступать п. 1 ст. 10 ГК РФ, см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 977. (автор комментария — О.Н. Садиков).

1 3 0 Овчинникова КД. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 32.