Belokrenitskiy_V_Ya_Natsii_i_natsionalizm_na_musulmanskom_Vostoke

намеченные планы по строительству ирригационных и других объектов. В нынешних условиях с уходом из страны части иностранных подрядных компаний и специалистов, а также сокращением объемов внешней помощи вероятность решения рассматриваемых вопросов снижается.

Примечания

1Давыдов А., Черняховская Н. Афганистан. М., 1973. С. 16.

2http://www.afghanpaper.com/info/joghrafia/jameiat.htm

номики и социальных служб ДРА. Кабул, 1980. С. 1.

5Афганистан сегодня. Справочник. Душанбе, 1988. С. 10.

6 Ray S. Fox. Agriculture in Afghanistan’s Economy. Agricultural Economist, Foreign Regional Analysis Division, Far East Branch, [б. м.], 1967. P. 1.

7Лобашев А. И. Указ. соч. С. 34, 39.

8Там же. С. 18.

9Там же. С. 39.

10 (Со строительством плотины Бахш-абад жители Фараха избавятся от невыносимой жары) با اعمار بند «بخش آباد» مردم فراه از گرمی طاقت فرسا نجات می یابند 23.07.2013 www.

pajhwok.com

11(Объявление чрезвычайного положения в связи с нехваткой питьевой воды в Нимрузе) اعلام وضعیت اضطراری در پی کمبود آب آشامیدنی در نیمروز29.07.2013 www.bbc.co.uk

12(Жители Заранджа выражают недовольство в связи с откладыванием проекта подачи питьевой воды) اعتراضمردمزرنجبهعدمتكميلپروژهٔآبآشاميدني26.08.2014 www.afghanews.

ir

13 (Проблемы дефицита чистой воды жителей Гура решатся при помощи проектов подачи воды) مشکل آب صحى مردم غور از طريق پروژه هاى آبرسانى حل ميشود05.07.2014 www.pajhwok.

com

14(60% жителей Сарипула не имеют доступ к чистой питьевой воде) درصد از شهروندان سرپل به آب آشامیدنی صحی دسترسی ندارند ۶۰19.11.2014, http://tnews.ir

15(Сотни домохозяйств в Сарипуле нуждаются в чистой воде) صدها خانواده در سرپل نیازمند آب اشامیدنی 03.05.2014, http://mail.infoafghan.com

16Лобашев А.И. Указ. соч. С.18.

17Краткий статистический сборник. С. 2.

18(Население Кабула ежегодно увеличивается на 100 тыс. человек) افزایشسالانه100 هزار تن به جمعیت کابل04.06.2012, http://tkg.af

19(Загрязнение подземных вод Кабула вызывает опасения) آلودگی آب زیرزمینی کابل نگرانیها را برانگیخته است 3 سنبله 1390 www.dailyafghanistan.com

20(Нехватка чистой питьевой воды и отсутствие канализации в районах) نبودابآشامیدنی صحی و عدم کانالیزاسیون در مناطق ١٣ حوت ١٣٩١http://www.farda.af

21(40% населения Афганистана не имеет доступ к чистой питьевой воде) چهل درصد مردم افغانستان به آب صحی آشامیدنی دسترسی ندارند ۲۰ حمل ۱۳۹۲www.dailyafghanistan.com

22(Официальные лица министерства энергетики и водных ресурсов: для 5 млн жителей Кабула необходимо 150 млн куб.метров чистой питьевой воды) مقاماتوزارتانرژیوآب:برای

81

پنجملیونباشندهشهرکابلبهیکصدوپنجاهملیونمترمکعبآبصحیاشامیدنینیازاستhttp:// www.bakhtarnews.com.af/dari/social/item/10900

23(40% населения Афганистана не имеет доступ к чистой питьевой воде) چهل درصد مردم افغانستان به آب صحی آشامیدنی دسترسی ندارند ۲۰ حمل ۱۳۹۲www.dailyafghanistan.com

24Гарбовский Э. А. Инженерная гидрология рек Афганистана. Ленинград, 1989. С. 17 – 18.

25Raphy Favre, Golam Monowar Kamal. Watershed Atlas of Afghanistan. First Edition, Working Document for Planners. Kabul, January, 2004. P. 79.

26(Убайди: В Балхе влиятельные лица узурпировали сотен джарибов площадей пастбищ кочевников) عبیدی: زورمندان صدها جریب مالچرهای کوچی ها را در بلخ غصب کرده اند 28.10.2014,

http://www.radioghaznawyan.com

27Technical Assistance to the Islamic Republic of Afghanistan for Preparing the Natural Gas Development Project. Asian Development Bank. October 2005. Р. 1; Peter Meisen, Parnijan Azizy. Rural Electrification in Afghanistan How do we electrify the villages of Afghanistan? (PDF doc.). March 2008. P. 5.

28Afghanistan’s environment 2008. United Nations Environment Programme. Р. 26.

29Ibid. P. 16.

30(Власти говорят, что 50% фисташковых лесов провинций Герата и Бадгиса уничтожены) مقامات می گویند که پنجاه در صد جنگل های پسته در ولایت های هرات و بادغیس نابود شده است ۲۷

اسد ۱۳۸۹ www.tolonews.com

31(75% лесных массивов Афганистана уничтожены) 75 درصدجنگلهایافغانستاننابودشده است25.05.2009. www.bbc.co.uk/persian/afghanistan

32(Лесные массивы Бадгиса находятся на грани уничтожения) جنگلات پسته بادغیس در شرف نابودی است 18.10.2011. www.salamwatandar.com

33(Кабул — город, покрытый дымом) کابل، شهرِ پوشیده از دود دلو15, 1393 4.02.2015 http:// www.etilaatroz.com

34(Через 20 лет численность населения Афганистана достигнет 60 млн) «نفوسافغانستان تا 20 سال دیگر به 60 میلیون می رسد» 23.02.2013 http://www.dw.de

82

Д.Б. Малышева*

РАДИКАЛЬНЫЙ ИСЛАМИЗМ КАК ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ НАЦИЯМ-ГОСУДАРСТВАМ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Резюме. Радикализация ислама — один из серьезнейших вызовов развитию национальных государств в постсоветской Центральной Азии. Это явление подрывает целостность центральноазиатских государств, их светские устои. Для транснациональных организаций, ставящих своей целью образование халифата («Аль-Каида», «Хизб ут-Тахрир», «Исламское государство»), нет понятия «государственные границы», тем более что в Центральной Азии они такие же уязвимые, как на Ближнем и Среднем Востоке. Идеология национализма (этнонационализма) становится в Центральной Азии своего рода противовесом феномену радикального исламизма. Однако и национализм может нести в себе угрозу не менее жестокого насилия, нежели религиозный экстремизм.

Ключевые слова: национальные государства, Центральная Азия, радикальный исламизм, исламистские движения, «Хизб ут-Тахрир», «Таблиги Джамаат», Исламское движение Узбекистана, «Исламское государство».

Summary. The radicalization of Islam is one of the most serious challenges to the development of nation-states in the post-Soviet Central Asia. This phenomenon tends to undermine both the territorial integrity of the Central Asian states and their secular foun-dations. There is no concept of «borders» for such transnational organizations of the militant Islam as al-Qaeda, Hizb utTahrir, Islamic State and others, which are aiming to create the Caliphate in the areas (Central Asia, the Middle East) with vulnerable state borders. The ideology of nationalism (ethnonationalism) in Central Asia becomes a kind of a counterbalance to the phenomenon of radical Islamism. However, nationalism may lead to violence, no less cruel than religious extremism.

Tags: nation-states, Central Asia, radical Islamism, Islamist movement, Hizb ut-Tahrir, Tabligh Jama’at, the Islamic movement of Uzbekistan, Islamic State.

Проблема радикализации ислама ставится в Центральной Азии на одно из первых мест в ряду вызовов развитию национальных государств. И это не является преувеличением, хотя, разумеется, помимо экстремистских форм ислама, в Центральной Азии формируются и действуют другие его разновидности и течения — ислама умеренного, легального, старающегося вписаться в общественную жизнь.

И, тем не менее, существование религиозно-политических объединений, деятельность которых объективно оказывает деструктивное воздействие на процесс формирования в Центральной Азии национальных государств — объ-

* Малышева Дина Борисовна, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Центра арабских и исламских исследований ИВ РАН.

83

ективная реальность, и не считаться с ней было бы ошибочным. О каких же местных и иностранных организациях радикального толка идёт речь применительно к Центральной Азии?

Это — «Братья мусульмане», действующие в странах региона через сеть своих подразделений, таких, например, как «Общество социальных реформ», обнаруженное, в частности, в Южном Казахстане1. Это — «Товба», «Комитет мусульман Азии», «Адолат» (Справедливость), «Солдаты ислама» (Islam Lashkarlari) и другие. Но наибольшую известность приобрела «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (Партия исламского освобождения), а также «Таблиги Джамаат» и Исламское движение Узбекистана (ИДУ).

Несмотря на свое палестино-иорданское происхождение и расположенную в Лондоне штаб-квартиру, «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (ХТ) глубоко укоренилась в Центрально-Азиатском регионе. Этому благоприятствуют обширные международные ресурсы партии и умелая пропаганда, имеющая в Центральной Азии свою специфику: ввиду того, что технические возможности Интернета в ряде государств региона ограничены, ХТ широко использует такой метод распространения своих идей, как рассылку фотокопий листовок (shabnama, или «ночные письма»)2.

ХТ выступает за установление в Центральной Азии исламского халифата и введение шариата, и эта организация запрещена, как экстремистская, во всех государствах Центральной Азии, России и Китае. Тем не менее действующие в подполье многочисленные ячейки ХТ представляют для центральноазиатских властей предмет особого беспокойства, тем более что источники финансирования ХТ остаются неясными. Мно-гие следы ведут к частным донорам в государствах Персидского залива, где, как известно, проживает много выходцев из Центральной Азии, преимущественно узбеков. Обращает на себя внимание, что запрет в Казахстане ХТ сопровождался заявлениями властей о том, что это «помогло закрыть пути, которые использовались для доставки из-за границы денег и литературы, распространяющей экстремистские идеи»3.

Внимания заслуживает и деятельность в регионе «Таблиги Джамаат» (Сообщество проповедников ислама), организационный центр которого находится в Пакистане. Основанное в Индии в 1927 г. под влиянием деобандизма4 богословом Мауланой Мухаммадом Ильясом Кандхалави изначально в знак протеста против британского колониализма и с целью укрепления веры среди сторонников ислама, «Таблиги Джамаат» ставит своей задачей распространение ислама во всех уголках мира, намереваясь добиваться объединения мусульман. Последователи движения не занимаются исламским призывом в среде немусульман, атеистов или людей других верований, они работают среди «этнических мусульман», т. е. тех, кто по традиции исповедует ислам. От деобандизма таблигисты восприняли и такой постулат: главное для мусульманина — верность его религии, а лояльность к государству — дело вторичное.

Деятельность «Таблиги Джамаат» одобряется и поддерживается многими авторитетными мусульманскими учеными, которые считают, что «Сооб-

84

щество» выполняет миссию по возрождению ислама в мире. Однако же на практике это объединение, запрещающее теологические и политические разногласия, обнаруживает нетерпимость к другим формам вероисповедания, в том числе к шиизму. Обвиняют «Таблиги Джамаат», заявляющего о себе как о мирной и аполитичной организации, и в связи с международными экстремистскими организациями, с рядом террористических группировок, такими как «Аль-Каида», «Харкат-уль Моджахеддин» (Движение моджахеддинов), «Харкат-уль-Джихад-е-Ислами» (Движение исламского джихада) и другими, которые, вполне возможно, только использовали «Таблиги Джамаат» в качестве прикрытия для подготовки террористических актов в Пакистане и Индии5.

В связи с полной закрытостью «Таблиги Джамаат» в распространении информации о своей деятельности по отношению к нему возникает, в том числе и в Центральной Азии, вполне оправданное недоверие. И хотя таблигисты позиционируют себя как сообщество, которое распространяет ислам только мирным путем, движение признано экстремистским и официально находится под запретом на территории США, Российской Федерации, во всех странах Центральной Азии6, за исключением Кыргызстана, где число сторонников движения растет. Так, по информации Духовного управления мусульман Кыргызстана, в 2011 г. по всей республике на даават (проповедь) «Таблиги Джамаат» вышло 6270 человек, в 2012 г. таковых было уже 9313, а в мае 2013 г. их насчитывалось уже 1325 человек7.

Основанием для запрета «Таблиги Джамаат» в центральноазиатских государствах явились, во-первых, опасения, что обучение молодежи в частных, неподконтрольных властям, медресе Бангладеш и Пакистана может привести в перспективе к их использованию по возвращении на родину для реализации панисламистских целей организации и задач политического характера. Опасение вызывает и угроза вовлечения членов «Таблиги Джамаат» в деятельность по распространению радикальных взглядов, что рождает в Центральной Азии отношение к этой организации как к своего рода площадке для подготовки будущих террористов.

Основанное в 1996 г. на базе движения «Адолат» Исламское движение Узбекистана (ныне — Исламское движение Туркестана) после того, как его выдавили из Центральной Азии, нашло прибежище в Афганистане, и в настоящее время оно базируется в основном в Южном Вазиристане. Не представляя собой единого организационного целого, ИДУ распадается на ряд мелких подразделений, насчитывающих в общей сложности, по некоторым подсчетам, до 2,5 тыс. человек. Свои последние по времени операции в Центральной Азии ИДУ совершило в 2009 – 2010 гг., взяв на себя ответственность за «баткенские события» — вооруженные нападения на Кыргызстан и Узбекистан. Но и в 2010 г. таджикские власти утверждали, что им пришлось отражать атаки ИДУ в долине Рашт и Хорогане8.

Известно также о сотрудничестве ИДУ с Движением Талибан и «Аль-Ка- идой», о вовлечении ИДУ, а также отколовшегося от него Исламского союза джихада (ИСД) в международную джихадистскую деятельность. Так, в начале

85

октября 2014 г. глава ИДУ Усмон Гози заявил о присоединении организации к боевикам провозглашенного на части территории Сирии и Ирака «Исламского государства» (ИГ); почти весь 2014 г. ИДУ проверяло на прочность туркменские погранотряды в провинции Фарьяб на северо-западе Афганистана на границе с Туркменистаном; от имени ИДУ появилось также видеообращение на казахском языке к жителям региона с призывом нести «пламя джихада» в Россию9.

На интернациональный характер деятельности ИДУ и на то, что организация во многом «разбавлена» выходцами из Кавказа, Турции, стран Евросоюза, указывает и работающий в США исламовед Байрам Балджи: «ИДУ сейчас насчитывает больше неузбекских боевиков и даже не среднеазиатских… после тесного сотрудничества с Движением Талибан и Аль-Каидой, которое стоило жизни обоим его лидерам (Намангани был убит в 2001 году, а Юлдашев в 2009-м), узбекское ИДУ, кажется, отдаляется от своей первоначальной цели. Оно в некоторой степени абсорбировано своими хозяевами, у которых оно заимствовало цель и стратегию»10.

Неудивительно, что такой глобалистски-джихадистский вектор деятельности ИДУ/ИСД, получающих подпитку в том числе и из «горячих точек» Ближнего Востока (Сирии, Ирака и пр.), побуждает лидеров центральноазиатских государств со всей серьезностью относиться к проникающей в СМИ информации о планах ИДУ — прорваться в Центральную Азию через Туркменистан, активизироваться затем в Узбекистане, других государствах Центральной Азии, сомкнуться с уйгурскими экстремистскими группировками, являющимися предметом глубокой озабоченности не только Китая, но и его сосе- дей — Казахстана и Кыргызстана.

Вопросы противодействия радикальному исламизму приобретают в государствах Центральной Азии особую остроту в контексте выхода на ближневосточную политическую сцену так называемого «Исламского государства». Проекция сирийских и иракских действий «Исламского государства» на Центральную Азию заставляет рассматривать эту экстремистскую и террористическую группировку в качестве серьезной угрозы безопасности Централь- но-Азиатского региона.

Если рассматривать ситуацию с радикальным исламизмом в Центральной Азии по странам, то в Узбекистане — самой крупной по числу мусульман стране региона — за годы независимости удалось вытеснить с политического поля практически все основные фигуры исламистского движения, тех, кто хоть как-то пытался политизировать религиозный фактор. Изгнав из страны вместе со своими религиозными противниками и светскую националистическую оппозицию, президентская власть присвоила себе бóльшую часть их националистических идей и пошла на добровольную исламизацию республики с целью противостоять радикальному исламизму. Умеренный суннитский ислам, суфизм стали рассматриваться руководством Узбекистана как органичный компонент исторической традиции; религия была инкорпорирована в идеологию национализма, получившая в Узбекистане новый импульс в период независимого развития. Традиционные места поклонения мусульман

86

были взяты под контроль государства, которое всячески способствует их превращению в национальные святыни; власти поддерживают инициативы, связанные с открытием образовательных исламских учреждений — Исламского университета, небольших медресе. Такая политика нацелена на продвижение национальной идеи, имеющей и религиозное измерение, в контексте которого приверженность исламу подразумевает следование исторической традиции, т. е. исповедование умеренного суннитскогоислама, аполитичного и уважительного к наследию суфийских братств.

Новый «национальный ислам», где широко присутствуют этнические особенности, достаточно успешно продвигается в Казахстане, где до недавнего времени проблемы религиозного радикализма не были особенно ощутимыми. Что касается Туркменистана, то это государство, относительно стабильное до 2014 г., рассматривается в 2015 г. как наиболее вероятный претендент на исламизацию извне, или же на «игилизацию» (от ИГИЛ — Исламское государство Ирака и Леванта), как именуют в духе времени такую перспективу Туркменистана некоторые эксперты11.

В отличие от нейтральной Туркмении Таджикистан входит в ОДКБ, что повышает его шансы по отражению возможного вторжения извне на территорию страны радикальных исламистских групп. В Таджикистане, однако, существует серьезная угроза подрыва ситуации изнутри. Для противодействия ей предприняты определенные усилия по воспроизводству в Таджикистане турецкой модели взаимодействия государства с исламом. Речь идет о модели институционализации официального ислама, находящегося под контролем светского национального государства и способного конкурировать в идеологическом плане не только с радикальными, несистемными образованиями типа ХТ или же ИДУ, но и со считающейся оппозиционной Партией исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ)12. Такой встроенный в систему государства ислам, воспринимаемый как часть исторического и культурного наследия, рассматривается в Таджикистане и как объединительный механизм, необходимый для формирования таджикской нации, которая придет на смену современного фрагментированного таджикского общества.

Эти планы с известной долей иронии прокомментировал турецкий журналист Ихсан Йылмаз: «Такая официальная версия ислама не станет вызовом государственной идеологии; напротив, она будет работать в ее пользу. По-ви- димому, по такому же образцу, по какому в Турции создается однородная нация, составленная из достойных турецких граждан — ЛАСТ (Лаицист, Ататюркист, Суннит, Турок), таджикский режим может прибегнуть к использованию предусмотренных грамшистским учением о гегемонии таких инструментов, как система образования, СМИ и церковь, для создания методом социальной инженерии приемлемых таджикских граждан — ТСС (Таджик, Светский, Суннит)»13. Из этого следует, что реалии, с которыми могут столкнуться власти Таджикистана при попытке осуществить свой проект построения «единой таджикской нации», свободной от влияния религиозного радикализма, может оказаться намного сложнее и противоречивее.

87

Весьма актуальна проблема противостояния радикальному исламу, угрожающему целостности государства, и в сегодняшнем Кыргызстане. По многим показателям эта республика отвечает характеристикам нестабильного государства: низкое качество жизни населения, низкий уровень его доходов, неустойчивая политическая обстановка и острые проблемы экономического развития. Наибольшую опасность для Кыргызстана представляет угроза соединения религиозного экстремизма с сепаратизмом, учитывая сложные отношения между северным и южным регионами страны.

По оценкам экспертов, исламизация Кыргызстана развивается стремительными темпами, превосходящими аналогичные процессы в других странах Центральной Азии. Фиксируемый правоохранительными органами Кыргызстана рост радикальных настроений в обществе сопровождается и растущим количеством религиозных объединений, контроль за деятельностью которых государством не ведется. Опросы показали, что около 50% населения республики поддерживают идею создания исламского государства14.

Потенциал ислама как мощного средства интеграции общества в Кыргызстане до сих пор не был реализован как на общенациональном, так и на внутринациональном уровнях. Этому во многом препятствует клановое устройство кыргызского общества, региональные трения между Севером и Югом. По некоторым данным, большинство членов «Хизб ут-Тахрир» являются этническими узбеками, хотя число ее членов растет и за счет киргизов. По оценкам киргизских экспертов, в нее входит около 2000 человек, что ставит Кыргызстан на второе место по числу сторонников «Хизб ут-Тахрир» после Узбекистана. В этом заключается главная опасность, так как слабость политической системы Кыргызстана и низкий экономический уровень страны способствуют тому, что радикально-исламистские объединения могут трансформироваться со временем во влиятельную политическую силу, которая может попробовать поиграть и на региональных противоречиях между южанами и северянами.

Монополия южной региональной группы в религиозной сфере Кыргызстана является сложившейся традицией еще со времен советской власти: соседство южных киргизов с таджиками и узбеками, а также тесные связи между этими народами в условиях Ферганской долины предопределило большую, чем на севере, религиозность среди населения. Это, в свою очередь, привело к тому, что практически во всех областях страны, за исключением Таласской, главы мусульманских общин были выходцами из южного региона. И это обстоятельство в действительности во многом раскрывает суть основных региональных противоречий внут-ри кыргызской части мусульманской общины, которые всегда имели не столько теологическое, сколько религиоз- но-традиционное измерение.

Мусульманская община Кыргызстана с каждым годом все больше становится объектом политического процесса. На волне дальнейших демократических преобразований различные партии весьма активно втягивают мусульман в политическую жизнь республики, и мусульманский ресурс Кыргызстана представляет собой потенциально влиятельную силу, пока еще не

88

задействованную в полной мере. От того, как и кем этот ресурс будет использован и какую форму может приобрести участие мусульман в политической жизни страны, будет зависеть дальнейшее развитие государства и общества Кыргызстана, особенно в условиях роста политического самосознания мусульман страны и продолжающегося процесса развития ислама.

В целом, с точки зрения руководства центральноазиатских государств, исламистский радикализм — крайне опасное явление. В более общем пла- не — это подрыв светских устоев, поскольку исламская альтернатива выдвигается в противовес устоявшемуся и в советской, и в постсоветской Центральной Азии светскому вектору развития.

Опасность видится и в том, что для таких транснациональных организаций, ставящих своей целью образование халифата, как «Аль-Каида», ХТ, да и ИГ, нет понятия «государственные границы», тем более что они в Центральной Азии такие же уязвимые, как и на Ближнем и Среднем Востоке. Существующие в современных границах государства всех этих регионов имеют между собой то общее, что возникли они как результат колониального деления, когда границы рисовали произвольно и этнические, национальные связи в расчёт не принимались. В результате разделенными оказались племена и народы с общей культурой и верой.

Если брать Центральную Азию как сколок условно советской империи, то многие элементы такого искусственного государственного построения здесь налицо. В прошлом административные и во многом условные границы после развала СССР превратились в постсоветской Центральной Азии в государственные, разделив между собой не только людей с общей религией, культурой и историческим прошлым, но и семьи. И в этом смысле процесс самоидентификации народов и, соответственно, наций-государств на БСВ и в ЦА еще далёк от завершения. Поэтому — если рассматривать такое предположение как гипотезу — проект ИГ представляется не просто попыткой перекроить карту Ближнего Востока и входящие в него страны и регионы, которые потенциально могут быть включены в такой «новый халифат». А это своего рода заявка на новую интеграцию, которая может стать альтернативой западному проекту глобализации, и такая новая интеграция будет строиться на принципах, чуждых либеральным ценностям.

Есть и практический момент. Немалое количество выходцев из Центральной Азии получили и получают в настоящее время боевой опыт в афгано-па- кистанской зоне конфликта, на Арабском Востоке. Отследить этих людей крайне сложно, и потому вариант попытки подрыва ситуации в Центральной Азии изнутри с помощью этих сил отнюдь не исключен. Тем более что агитация сторонников радикального исламизма падает в Центральной Азии на благодатную почву. Ей благоприятствуют:

—внутриполитическая и социально-экономическая нестабильность, имеющая­ такие составляющие, как межэтническая и межклановая напряженность;

—противостояние внутри государств региональных элит и кланов;

89

—экономический кризис, усугубленный падением в 2014 г. цен на нефть, событиями на Украине, санкционной активностью США/ЕС, направленной против России;

—углубляющийся разрыв в доходах населения, растущие социальные диспропорции, обнищание населения, высокий уровень безработицы, коррупция;

—низкая эффективность государственных структур.

Радикальный исламизм, который готов поднять голову в случае любой политической дестабилизации в центральноазиатских странах, активно использует социальные проблемы для дискредитации светских правящих режимов. Как это видно на примере ближневосточных государств, опора на ислам, в котором самом заложена идея социальной справедливости, часто становится основой окрашенного религиозной идеологией социально-политического протеста, национально-освободительных движений, революций.

Но помимо условий, благоприятствующих распространению в Центральной Азии радикальной исламистской идеологии, есть к этому и серьезные ограничители.

Это — исламизация самих центральноазиатских правящих режимов, которые в борьбе против исламизма не хотели бы выглядеть врагами ислама. Развитию течений умеренного ислама помогают пользующиеся популярностью в Центральной Азии исламские течения из Турции, которые вместе с Диянетом (Diyanet), являющимся официальным органом Турции в области религиозной политики, оставили свой отпечаток на среднеазиатском исламе. За исключением Узбекистана, у которого с Турцией (а также и с Ираном) сохраняются прохладные отношения, все страны Центральной Азии получили поддержку от турецкого Диянета. Активность Диянета и некоторых движений позволили создать в регионе новое поколение религиозной элиты, которая может отражать вызовы радикальных проповедников. Притом что Турция не единственная страна, активно распространяющая в Центральной Азии версию умеренного суннитского ислама, деятельности Турции благоприятствует такой немаловажный фактор, как языковая общность, которая связывает турецкое общество с населением тюркоязычных центральноазиатских республик.

Не столь серьезным, как это иногда представляют СМИ, видится риск исламской радикализации Центральной Азии со стороны Южной Азии, поскольку связи между обеими Азиями все еще очень слабы. К тому же в представлениях жителей Центральной Азии превалирует негативный образ Юга и религиозных течений, приходящих оттуда — из Афганистана и Пакистана, даже из Индии. Если в стародавние времена религиозные отношения между двумя Азиями были интенсивными благодаря наследию Великих Моголов в Индии, то сейчас даже у умеренных исламских течений Индийского субконтинента в Центральной Азии сложилась плохая репутация, что видно по сдержанному приему, который встретил в большинстве стран этого региона «Таблиги Джамаат».

Есть еще и много неясностей относительно того, обладают ли радикальные исламистские движения реальными возможностями для того, чтобы

90