Belokrenitskiy_V_Ya_Natsii_i_natsionalizm_na_musulmanskom_Vostoke

Правда, новая волна туркизации больше других задела еврейские общины. Так, в 1936 г. муниципалитеты Эдирне и Текирдага, где преимущественно проживали евреи, распорядились штрафовать всех, кто говорил не по-ту- рецки. 26 февраля 1936 г. еще в двух городах со значительным еврейским населением — Бурсе и Люлебургазе (вилайет Кыркларели) — приняли постановление о запрете публичного использования каких-либо иных языков, кроме турецкого. В результате в сентябре 1936 г., во время празднования Йом-Кипур, раввин Стамбула убедительно просил своих единоверцев говорить только по-турецки29. Тем не менее многочисленные газетные статьи, в которых евреев обвиняли в саботировании исполнения нормы о повсеместном использовании только турецкого языка, постоянно появлялись в националистической прессе на протяжении 1937 г. И, как отмечал известный турецкий писатель еврейского происхождения Рыфат Н. Бали (р. 1948), начиная с 1937 г. количество евреев и представителей других нацменьшинств, говорящих не по-турецки, начало ощутимо снижаться30. Сама кампания «Говори по-турецки!» продолжалась и после смерти Ататюрка (1938), продер-

жавшись до конца 1940 х гг.31.

Государственный национализм, формируемый кемалистами, не признавал каких-либо альтернативных трактовок. Но при этом само по себе кемалистское государство, несмотря на серьезную идеологическую работу с населением через органы центральной и местной власти, жесткую однопартийную политическую систему, не было тоталитарным подобно гитлеровской Германии и сталинскому Советскому Союзу. В нем не практиковался столь же всепроникающий тотальный контроль над обществом. Но главное, новая идеология принималась и поддерживалась лишь в городских центрах, образованной частью населения, нередко близкой к политической элите, и при этом практически не распространялась среди масс простого, прежде всего сельского, населения (причем это положение сохранялось вплоть до

1950 х гг.).

Периферия кемалистской Турции продолжала жить в рамках традиционного, религиозно-консервативного, уклада. Особенно сильно контраст центра и периферии ощущался в горных районах Юго-Восточной Анатолии, где доминировали курды и куда порой не доходили даже обрывочные новости о радикальных переменах внутри страны. Незначительная глубина проникновения кемалистского государства внутрь традиционной «вековой» Турции создавала условия для существования большой части населения страны вне каких-либо новых идеологий.

Примечания

1 Arar İ. Atatürk’ün Günümüz Olaylarına Işık Tutan Bazı Konusmaları // Belleten. Cilt 45 – 46, No. 177 (1981). S. 23 – 24.

2Inan A. Medeni Bilgiler ve Atatürk’ün El Yazıları. Ankara, 1969. S. 371.

3 State Department, 867.402/48. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington), 17 Oct. 1932. Memorandum // http://www.archives.gov/

4Birinci Türk Dil Kurultayı. İstanbul, 1933. S. 393 – 395.

5Ibid. S. 71–80.

191

6Ibid. S. 94–104.

7Birinci Türk Dil Kurultayı. İstanbul 1933. S. 249 – 250.

barış, savaş и ulusal; вместо персидских по происхождению слов “germ” (горячий) и “efsun” (волшебство) вводились турецкие неологизмы “sıcak” и “büyü”.

10State Department, 867.9111/353. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington), 16 Nov. 1932. Digest of Turkish Press 30 Oct. — 12 Nov. 1932. // http://www.archives.gov/

11Heyd U. P. 26 – 29. См. также: Lewis G. Op. cit. P. 33.

12State Department, 867.402/74. Shaw (Istanbul) to the State Department (Washington), 9 Sept. 1936 // http://www.archives.gov/

13Foreign Office. FO 371/20094/E5890. Morgan (Istanbul) to Eden (London), 18 Sept. 1936 // http://www.nationalarchives.gov.uk/

14Lewis G. Op. cit. P. 57. См. также: Günes Dil Teorisi ve Ücüncü Dil Kurultayı: Gaziantep Saylavı Ömer Besim Aksoy Tarafından 26 Eylül 1936 Dil Bayramında Verilen Konferans. Gaziantep, 1937.

15Foreign Office, FO 371/20094/E5890. Morgan (Istanbul) to Eden (London), 18 Sept. 1936 // http://www.nationalarchives.gov.uk/

16Heyd U. Op. cit. P. 30.

17State Department, 867.9111/391. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington),

21Feb. 1933. Digest of Turkish Press 5 Feb.–18 Feb. 1933 // http://www.archives.gov/

18State Department, 867.9111/392. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington),

8March 1933; Digest of Turkish Press 19 Feb. — 4 March 1933 // http://www.archives.gov/

19State Department, 867.9111/405. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington), Aug. 1933. Digest of Turkish Press 16 July–11 Aug. 1933; State Department, 867.9111/390. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington), Feb. 1933; Digest of Turkish Press 22 Jan. — 4 Feb. 1933 // http://www.archives.gov/

20State Department, 867.9111/410. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington), 11 Dec. 1933; Digest of Turkish Press 5 Nov. — 2 Dec. 1933 // http://www.archives.gov/

21Ibid.

22Landau J. M. Tekinalp: Bir Türk Yurtseveri (1883 – 1961). İstanbul, 1996. S. 20.

23Foreign Office, FO 371/17969/E5028. Davis (Smyrna) to Loraine (Angora), 19 July 1934. FO 371/17969/E5028. Davis (Smyrna) to Loraine (Angora), 2 Aug. 1934 // http://www. nationalarchives.gov.uk/

24CHP Dördüncü Büyük Kürültayı Görüşmeleri Tütülgası. Ankara, 9 – 16 May 1935. P. 149.

25Bali R.N. Cumhuriyet Yıllarında Türkiye Yahudileri: Bir Türkleştirme Seruveni (1923 – 1945). İstanbul, 1999. S. 269 – 272.

26State Department, 867.9111/422. Embassy (Istanbul) to the State Department (Washington),

3Oct. 1934. Digest of Turkish Press, 12 Aug. — 22 Sept. 1934 // http://www.archives.gov/

27Bali R.N. Cumhuriyet Yıllarında Türkiye Yahudileri: Bir Türkleştirme Seruveni (1923-1945). İstanbul, 1999. S. 273.

28Landau, Jacob. M. Tekinalp: Bir Türk Yurtseveri (1883 – 1961). İstanbul, 1996. S. 21.

29Ibid. S. 275–276.

30Ibid. S. 281–287.

31Ibid. S. 377–379.

192

Л.М. Раванди-Фадаи*

ЭТНОС, НАЦИЯ, НАЦИОНАЛИЗМ: ИРАНСКИЙ ВЗГЛЯД

Резюме. Статья рассматривает понятие этноса, нации и национализма на примере Ирана. Основной акцент делается на отличии западного нацио­ нализма от иранского (и, может быть, в целом от восточного). Для более глубокого определения национализма, так как это сложное и политически напряженное явление, в статье сначала анализируются его составляющие компоненты — «этнос» и «нация», затем их применение к иранской истории и действительности. В итоге автор утверждает, что национализм в Иране на самом деле имеет существенную специфику и отличия от того, что обычно понимается под ним.

Ключевые слова: Иран, этнос, нация, национализм, гражданский нацио­ нализм, конфессиональный национализм, этнический национализм.

Summary. This article examines the concepts of ethnicity, nationality and nationalism in the Iranian context. The primary focus is on the proposed difference between Western and Iranian (and perhaps Eastern) nationalism. In order to better navigate this highly politicized and complex topic, the analysis begins with the basic building blocks of nationalism: the definitions for ethnicity, ethnos and nationality, and then applies them to Iranian realities. The author concludes that Iranian nationalism does indeed possess distinctive characteristics at odds with many current assumptions.

Tags: Iran, ethnos, ethnicity, nationality, nationalism, national pride, ethnocentrism, chauvinism.

Этнос. Слово «этнос» (от греческого hθνος — народ) использовалось в античности в разных значениях — не только как «раса» и «племя», но и как «группа воинов», «стая птиц», «рой пчел», «род» — например, «женский род». Позже, в Новом завете, это слово стало означать что-то вроде «безбожники», т. е. все нехристианские и нееврейские народы1.

Таким образом, слово «этнос» охватывало все группы людей и животных, живущих совместно, но не обязательно принадлежащих к одному племени. Другое греческое слово — γένος — этнос — чаще использовалось для обозначения расы, семейного рода или даже породы.

Этнические сообщества отличаются друг от друга не столько генетическим фондом, сколько ощущением собственной общей истории и культуры. Не важно, подтверждаются ли эти ощущения наукой, являются ли они субъек­ тивными или объективными. Важно, что они объединяют всех членов данного сообщества и в их собственных глазах, и в чужих.

* Раванди-Фадаи Светлана Меджидовна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

193

Существуют разные определения этносов, но наиболее удачным представляется определение Энтони Смита, где этническая группа — это «единица общества с определенным названием, с общим мифом о происхождении, общей исторической памятью, общими культурными элементами, связанное с определенной землей исторически, и с определенным чувством солидарности»2. Можно выделить шесть основных характеристик, определяющих этнос:

I. Коллективное название

Не существует этноса без названия или самоназвания. Это объединяющий фактор3. Чем древнее, тем сильнее объединение. На территории Ирана проживает огромное количество этносов. На сегодняшний день Иран — 16-я страна в мире по разнообразию языков и этносов. Модернизация, начатая Каджарами, продолжилась и в эпоху Пехлеви. Во времена Резы-шаха она базировалась на трех принципах: секуляризме, индустриализации в центре и зависимости от других стран. Это вызвало раскол в иранском обществе. Секуляризм отталкивал религиозных людей и клириков, индустриализация привела к неравномерному развитию в разных частях страны, а зависимость от иностранцев угрожала чувству иранской национальной­ идентичности. Ре- за-шах Пехлеви внимательно и с симпатией следил за объединением Германии и по примеру именно этой страны попытался ввести концепцию «единой иранской нации», на основе которой осуществлялась «персизация» национальных меньшинств. Именно эта симпатия привела к тесному сотрудниче- ствусГерманиейвсамыхразныхсферах — отполитикииэкономикидонауки и культуры4. Разработчиком геополитической концепции государства Ахеменидов как «империи ариев», с которой берет начало современный Иран, стал немецкий исследователь — археолог и филолог Э. Э. Герцфельд. Персы стали называться иранцами. Название было взято из «Шахнаме» — «Iran sarzamine mardom-e najib ast» («Иран — земля благородного народа»), а в учебниках было закреплено арийское происхождение иранцев.

II. Общий миф о происхождении

Общая мифология является одним из важных факторов единства этноса. Ее содержание может быть различным, собственно мифологические мотивы могут в ней переплетаться с мифологизированными сюжетами коллективной исторической памяти, однако во всех случаях особую роль в ней играет набор представлений о «первовремени» этноса — эпохе его происхождения и становления. Такие представления могут взывать к религиозному, территориальному, кровнородственному и т. п. единству этнической группы. В последнем случае речь обычно идет о легендарном фонде, описывающем эпоху «общих отцов».

Для Ирана таким мифом, конечно, является «Шахнаме», где повествуется о происхождении и ранней истории персов.

194

«Шахнаме» — это символ национального­ самосознания, который во все времена использовался правителями в своих интересах5. Так, во время празднования 2500-летия иранской империи, надеясь, что династия Пехлеви станет в один ряд с Курушем (Киром) и Дарием, последний шах Ирана, Мохаммад Реза Пехлеви, неоднократно обращался к «Шахнаме» как культурному достоянию всего иранского народа и символу иранской государственности. Построенный по его приказу мавзолей Фирдоуси явно ассоциировался с мавзолеем Куруша (Кира).

После Исламской революции ее руководители попытались уйти от «Шахнаме», акцентируя внимание не на этническом, а на религиозном единстве республики. Текст эпоса даже был исключен из школьной программы. Однако очевидная противоестественность такого подхода вскоре вынудила религиозных лидеров Ирана вновь обратиться к «Шахнаме», интегрировав традиционный миф в парадигму исламской государственности. Фирдоуси превратился в истинного шиита. В результате поэт и его поэма стали культовыми в современной иранской культуре, превратившись в символы нацио­ нального менталитета. Характерно в этом отношении, что Иран в поэме является центром всех представлений автора о вселенной и мироздании. Так, там, например, рассказывается, как Ирадж получил от своего отца, царя Феридуна, лучшую страну на свете — Иран, и братья, позавидовав, убили его, хотя они были царями всего Востока (Сальм) и Запада (Тур).

Наглядным примером является то, как монгольские правители Персии создавали мифы о персидском происхождении монгольской расы. Эти попытки одного этноса присоединиться к другому или оправдать свою власть над другим демонстрируют, насколько важными бывают представления об общем происхождении.

Монголы, будучи носителями совсем другой культуры (кочевнической по отношению к иранцам, которые занимались не только оседлым земледелием, но и жили в благоустроенных городах), придя в Иран, захотели стать легитимными наследниками царской власти. А царская власть — по «Шах- наме» — могла принадлежать только правителю, обладающему фарром, т. е. иранцу по крови и царского происхождения (несмотря на то, что в «Шахнаме» у многих царей матери были неиранки). Монголы заказывали себе сфабрикованныегенеалогии,гдевелисвоепроисхождениеотиранскихцарей(какв примере с Александром Великим, который — по «Шахнаме» — сводный брат последнего иранского царя, поэтому он пришел в Иран не завоевателем, а на законном основании — лишить власти неспособного править брата). То же самое стали делать потом и османские султаны и монгольские императоры6.

Именно с этим явлением связано возрождение «Шахнаме», которое исчезло из материальной культуры Ирана на два века: таков промежуток между первыми известными сейчас рукописями и смертью Фирдоуси. Эти «два века молчания» я связываю с политнекорректностью поэмы, официально объявленной султаном Махмудом и его двором. А возвратом из небытия в письменном виде (поскольку, очевидно, она продолжала существовать почти как Авеста — в устной передаче и очень немногочисленных рукописях) она

195

обязана монголам, которые заказывали рукописи «Шахнаме», чтобы завоевать поддержку местного населения, особенно иранской придворной элиты. Многочисленные рукописи «Шахнаме» относятся как раз к началу ХIV в.7.

III. Общая история

Другой важной составляющей этнического самосознания является представление об общей истории, коллективная историческая память. Мифологизированные представления об общем прошлом, включающие в себя пантеоны героев и антигероев, символические даты и события, воспоминания о национальных­ победах и катастрофах не только позволяют конструировать единство этноса, но и задают определенную мировоззренческую парадигму, позволяющую организовывать в сознании хаос настоящего8.

Примером такого рода объединяющего исторического символа в Иране является образ Каве — героя-кузнеца, поднявшего восстание против узурпатора престола — Заххака. Каве прикрепил свой кожаный кузнечный фартук к древку копья и под таким знаменем привел повстанцев к законному наследнику трона из первой династии мифических царей Ирана Феридуну9. Этот образ особенно часто использовали иранские коммунисты. Впрочем, плакаты с Каве можно нередко встретить на улицах иранских городов и сегодня.

IV. Общая культура

Третьей важной составляющей иранской этничности является язык. Стоит отметить, что в отличие от коллективного исторического сознания, наличие которого обязательно для любого этноса, языковое единство встречается далеко не всегда. Западные исследователи10 приводят в пример афроамериканцев в США, давно потерявших не только язык, но и многие элементы африканской культуры, и все-таки сохраняющих свою идентичность, которая выражается, например, в джазе и в других музыкальных жанрах. Что касается Ирана, то в социологических опросах персы указывают, что, несмотря на то что их связывает с азербайджанцами общая культура, традиции, обычаи и внешний вид, в бóольшей степени они чувствуют свою близость с афганцами и таджиками, отличающимися от них и внешним видом, и обычаями, но говорящими на понятных языках11.

V. Связь с определенной территорией

Не обязательно, чтобы этническое общество жило на данной территории, на своей «земле обетованной», даже если границы этой территории были четко определены. Главное — идея «исторической родины»12. Например, при опросеиранскихевреев13,почемуонинепоедутвИзраиль иливШтаты,куда уехали жить их дети после Исламской революции, они отвечают: «Наша земля Иран, мы здесь живем более 2 500 лет, а персидский — наш язык». Персид-

196

ский царь Курош (Кир) Великий (создавший империю Ахеменидов), в 538 г. до н. э. завоевав Вавилон и включив его в состав персидской державы, освободил их порабощенных предков. Он издал указ, которым дал право изгнанным из Иудеи евреям вернуться на родину своих предков, и выделил им денежные средства на восстановление Иудейского храма в Иерусалиме14.

Получив поддержку царя Куроша, часть освобожденных евреев осела на землях Ахеменидской империи именно в тех районах, которые в настоящее время являются территорией современного Ирана. (Вообще считается, что евреи стали жить в Персии еще за 1 500 лет до возникновения ислама.) Именно поэтому иранские евреи считают Иран своей родиной. А их сыновья, покинувшие Иран после Исламской революции, возвращаются, чтобы найти себе жену именно среди иранских евреек. На вопрос, «что не так с американскими еврейками», отвечают, что «они другие».

VI. Ощущение солидарности

Идея общего врага может объединить разные этносы в единую нацию. В качестве примеров можно привести конституционное движение 1905 – 1906 гг. или ирано-иракскую войну 1980 – 1988 гг., когда все иранские этносы плечом к плечу воевали против общего врага.

Религия также является важной составляющей этнического общества, обеспечивающей его жизнеспособность.

По мнению ряда иранских ученых, в поздний период авторитет зороастризма начал падать, несмотря на то что он пользовался государственной поддержкой. Некоторые авторы указывают на неспособность зороастризма отвечать на нужды народов Персии — он не давал им надежду на спасение в ином мире или в нашем, например после поражения, подобно тому, как это делают христианство и иудаизм. В последних двух религиях бедность и поражение не являются пороками. Евреи всегда странствовали в изгнании, были слабее в плане военной мощи. Христианство вообще воспевает слабых. Эти религии превратили поражение в духовную победу. Истощающие войны с Византией и внутренние противоречия способствовали поражению Персии от арабов (642 г. н. э.), после которого общество и зороастризм оказались

вглубоком кризисе. Зороастризм все больше и больше вытеснялся новой исламизированной культурой.

Автор данной статьи не во всем согласен с иранскими исследователями, поскольку случай с зороастризмом не так прост. Конечно, в качестве официальной религии после поражения сасанидского государства зороастризму было суждено исчезнуть, хотя поклонение огню продолжало существовать в Иране и в Индии. Это говорит о том, что зороастризм пустил глубокие корни

вобществе и отвечал на духовные нужды людей. Пожалуй, ислам одержал победу еще и потому, что его доктрина и ритуалы были проще загадочных принципов и обрядов зороастризма. Принципы же ислама были кодифицированы в доступном и относительно компактном тексте.

197

Необходимо признать, что ислам шиитского толка упрочил персидскую идентичность. То есть та персидская идентичность, которая формировалась до арабского завоевания, не была достаточно крепка, чтобы ответить на новый культурный и идеологический «вызов» арабов, однако она все-таки приняла и трансформировала привнесенную культуру.

Подводя итоги, можно сделать вывод, что «этнические элементы» заключаются не столько в генетическом фонде определенного населения, сколько в отношении к окружающему миру, логике мышления, восприятии реальности, закодированных в мифах, памяти, ценностях — одним словом, в общих традициях и культурных формах.

Нация (от лат. natio — народ, племя) — это народ, имеющий в своем распоряжении территорию, границы которой более или менее уважаются другими нациями. Другими словами, нация — это народ, организованный в государство. Нацию могут образовать несколько или огромное количество этносов, что мы видим в Иране. Нация — консолидированное политическое сообщество15.

Многочисленные этнические группы, проживающие на территории Ирана — азербайджанцы, белуджи и даже такие обособленные группы, как туркмены и арабоязычные иранцы провинции Хузестан, — на протяжении веков смогли обнаружить в себе много общего с коренными жителями иранского общества и участвовали в различной степени в политической, общественной и культурной жизни Ирана. С точки зрения истории, географической принадлежности и культурных корней никто из них не обладал какими-либо специфичными особенностями, которые полностью выделяли и обособляли бы их от остального населения  Ирана.

Представляется очевидным, что употребление понятий «нация» и «нацио­ нальность» по отношению к описанным выше этническим группам, проживающим на территории современного Ирана, не может быть верным ни с исторической, ни с научной точек зрения. В этом контексте словосочетание «иранские народы» используется скорее с целью описания разнородности населения, проживающего на данной территории.

Все эти народы проживают на одной территории, в составе одного государства,вабсолютноодинаковойатмосфере;наравнесостальнымионивносят значимый вклад в развитие иранской культуры. Затруднения и проблемы экономического, политического и культурного характера, возникающие либо по причине кризиса в стране, либо вследствие внешнего вмешательства, затронувшие иранские народы, не могут служить объективной причиной для их обособления от иранского общества и разделения этого общества в целом, поскольку бóльшая часть возникших трудностей носит повсеместный характер и затрагивает общество целиком16.

Важно отметить, что большинство исследователей, занимающихся изучением национальных­ и этнических проблем, выступают против использования понятия «нация» для этнических групп, утверждая, что между двумя этими категориями существуют фундаментальные различия. Идентичность этниче-

198

ской группы исследуется в рамках социальной идентичности, поскольку группа представляет собой прежде всего общественный феномен. При этом ученые настаивают на том, что нельзя располагать этническую группу в одном рядуснацией,какнельзяиэтническуюгруппуприравниватькнациональной­ . Эта проблема не теряет своей актуальности для ученых, занимающихся исследованием наций; наряду с вышеуказанными противоречиями они также выступают против отождествления этнической и национальной­ идентичности, уравнивания нации и этносы. К примеру, Дэвид Миллер утверждает, что «этническая группа должна приниматься во внимание в качестве частного культурного феномена так же, как другие проявления личной идентичности»17.

Энтони Смит дает свое определение нации на основании корня этноса

исогласен с тем, что между нацией и этнической группой существуют значимые различия. Смит убежден в их неравенстве и утверждает, что эти две категории, несмотря на сходство, различаются прежде всего в области истории, общей культуры, сосредоточением нации на одной территории и рассредоточением этнической группы по территории нескольких стран. Проявления этих различий можно также наблюдать в существовании политических и правовых организаций, общих обязательств, единой экономики в одной нации и отсутствии оных в этнической группе.

Важно подчеркнуть, что отношения между нацией и этническими группами не должны быть конфликтными и строиться на основе взаимной изолированности. В большинстве своем ученые, посвятившие свою жизнь изучению этой проблемы, подтверждают существующую связь между нацией и национальной­ идентичностью, как и между этнической группой и этнической идентичностью. При этом они обращают внимание на то, что существует конструктивный метод, позволяющий развивать данную концепцию. Однако политическая элита и этноцентристские правящие круги сосредоточили все свои усилия на том, чтобы между этнической группой и нацией возникли противоречия, в результате это должно привести к их максимальному разобщению. Подобный неконструктивный подход, с одной стороны, опускает национальную­ идентичность до уровня социальной, или общественной, идентичности, а с другой стороны — полагает нацию и национальную­ идентичность как единое целое на основании всего лишь одного из составляющих этническую группу элементов. Элита и этноцентристы, наряду с радикальными политическими группировками, убеждены в существовании противостояния между правительством и этническими группами. Провоцируя конфликты между этнической группой и нацией, они действуют в ущерб этнической группе, тем самым разрушая отношения и подрывая доверие между группой

иобществом. В конечном итоге это приводит к тому, что группа лишается возможности получения крупного социального капитала18.

Взаключение можно сказать, что связь между этнической группой и нацией как в теории, так и на практике носит мирный характер, и в демократических обществах этническая группа не противопоставляет себя нации и не считает себя равной ей. В подтверждение возможности подобного мирного сосуществования Дэвид Миллер пишет: «На практике сосуществование этни-

199

ческой группы и национальности­ допустимо и возможно, и они не представляют друг для друга никакой угрозы»19.

* * *

Считается, что национализм имеет две основные формы — гражданскую и этническую, но, рассматривая межэтнические факторы в Иране, я бы добавила и конфессиональный национализм.

Гражданский национализм

В моем понимании и, думаю, в понимании многих моих советских сверстников национализм является чем-то отрицательным. Хотя, безусловно, многие отечественные востоковеды — Т.П. Тихонова, К.М. Труевцев, С. А. Хусри, — занимающиеся проблемой национализма на Востоке, позитивно интерпретировали восточный национализм, рассматриваемый ими в качестве антиколониальной идеологии. В учебных программах национализм был представлен как буржуазная и мелкобуржуазная идеология20. Однако анализ трудов д-ра М. Мосаддека21 позволил взглянуть на национализм под совершенно иным углом.

Зарождение в Иране идей национализма относится к концу XIX в., когда страна входила в сферу влияния России, Великобритании и ряда других держав. В то время лучшие представители иранской интеллигенции начинали все активнее критиковать шахское правительство, выступая против закабаления страны иностранным капиталом22.

Движение за национализацию стало синонимом возрождения национальной независимости, основанной на реальном нейтралитете. Поскольку иранский национализм был связан прежде всего с идеями независимости, его экономическая составляющая казалась самим деятелям националистического движения второстепенной. В стране вновь и вновь появлялись люди, готовые ставить ее на грань экономического банкротства (и даже пересекать эту грань) ради достижения своей цели. Этот важный фактор трудно поддается пониманию западных исследователей, утверждавших, что удовлетворение личных материальных потребностей — единственная профилактика и лекарство для населения, ущемленного в политических правах.

Как отметил Ф. Тоунби, «…национализм — это слово широкого значения, неточное слово, и форма национализма, которая бушует в Иране, очень отличается от формы, известной на Западе»23 . Возможно, лучше всего понимать его как национализм людей, осознающих величие своего прошлого, которые, вступив в контакт с европейской цивилизацией, чаще всего оказываются в подчиненном положении.

Дебаты о национализме в Иране ведутся как в теоретическом, так и в практическом ключе. В теоретическом плане представляется необходимым установить идентичность и самобытность Ирана. Иначе говоря, понять, чтó такое Иран. Практическая же составляющая дебатов заключается в разработке политики, направленной на защиту страны и сохранение ее уникально-

200