Belokrenitskiy_V_Ya_Natsii_i_natsionalizm_na_musulmanskom_Vostoke

сти. Именно по этой причине иранские национализм и нейтралитет оказываются столь тесно переплетены.

Борьба между соперничающими иранскими политическими группировками была сосредоточена вокруг проблемы формы нейтралитета, которого должен был придерживаться Иран в международных отношениях. Должен ли Иран противостоять великим державам, опираясь на изоляционизм, или же он должен придерживаться силового блока для того, чтобы быть в состоянии защитить свой нейтралитет, или просто дистанцироваться от региона, попытавшись стать Швейцарией Ближнего Востока?

Первая концепция была выдвинута духовенством, рассматривавшим любое посягательство на отстаиваемые им ценности как их утрату и, следовательно, угрозу нейтралитету страны. Будучи незнакомыми с долгосрочными последствиями внешнеполитической практики, они предпочитали запретить все и проводить жесткий курс в стране, предотвращая любые попытки секуляризации. Однако в период 1906 – 1978/79 гг. иранский национализм тяготел именно к концепции просвещенного государства, свободного от шариата.

Противоположной точки зрения придерживались те, кто видел Иран слишком слабой страной, чтобы опираться на свои собственные богатства и быть в состоянии защитить себя. Эта группировка стремилась защитить Иран через коммерческие, политические и военные договоры, которые давали право на вмешательство во внутренние дела страны в случае злоупотребления иранским нейтралитетом со стороны третьей державы.

Такие соглашения, как ирано-советский Договор 1921 и 1927 гг., англо-персидское нефтяное Соглашение 1933 г., Договор о дружбе с Ираком, Афганистаном и Турцией (Саадабадский Пакт) 1937 г. или более позднее СЕНТО24 — договор, подписанный в августе 1955 г., были заключены потому, что в той или иной форме они рассматривались иранской стороной как средство обеспечения нейтралитета страны.

Третий вариант нейтралитета — формальный или неформальный швейцарского типа — был идеей новой и еще чуждой иранским политикам. Однако пассивность, как было признано, не обязательно сохранит нейтралитет Ирана. В истории Ирана уже имели место примеры политического торга, когда одна из держав, получая требуемую концессию, интриговала против другой державы. Те политики, которых действительно волновала судьба своей страны, использовали другие методы, но их действия вытекали из того же источника. Все они были связаны страхом и недоверием к России, будь то Царской или большевистской, а недоверие к Великобритании было еще более укоренившимся.

С другой стороны, англичане не хотели, чтобы их рассматривали как вмешивающихся в иранскую политику. Своеобразный британский национализм родился как продукт самоизоляции, и подобное происходит в Иране в настоящее время, когда иранское руководство применяет этот способ для продвижения новых чувств национализма. Иранцы отличались от британцев (или американцев) тем, что всегда гордились своим собственным внутренним чувством национализма, другими словами, не было никакого различия

201

между внутренним патриотизмом и внешним национализмом. Кроме того, этот национализм не нуждался в проецировании себя наружу: он не требовал увеличения иранской территории за счет других, ему необходимо было дышать иранским воздухом. Но этот национализм был очернен западной прессой и политиками, которые развязали антимосаддекскую кампанию. Запад обвинял правительство Моссадека в подстрекательстве и демагогии, что объявили доказательством ксенофобии. В то время как, в соответствии с восточным пониманием вопроса, национализм является естественным и давно подавленным чувством. «Премьер-министр Мосаддек и его Национальный­ фронт сохраняли власть благодаря националистической кампании», — так пи-

сал американский разведчик в докладе в 1952 г.25. В этом и заключается ошибка.Националистическаякампаниянашласвоевыражениевобретении самых ярых и преданных поклонников: «Мосаддек не изобрел национализм, а научил Иран в середине ХХ века как его выражать». Этот национализм не был направлен ни против Великобритании, ни даже АИНК (Англо-иранской нефтяной компании)26. Была поставлена цель установить суверенитет, добиться политической и экономической независимости и восстановить гордость за свою нацию. Безусловно, был ослаблен иностранный контроль над национальными­ ресурсами, но это не было ксенофобией самой по себе. В таком случае, как получилось, что национализм Мосаддека всегда сравнивался с ксенофобией? Было ли это вызвано освещением иранских событий в западных СМИ, когда буйные толпы выкрикивали антизападные лозунги, или спровоцировано чтением западной прессы, где описывались сборища людей, бродящих по улицам в поисках крови? Причина, может быть, кроется и здесь, ведь безумные толпы не были выдуманы в западных СМИ, но были направлены религиозными фанатиками.

Сразу после революции 1978 – 1979 гг. духовенство принципиально отказалось от политики шаха по иранизации национальных­ меньшинств27. Но уже вскоре заговорили о национальном­ единстве народов страны, по сути о той же шахской «единой нации-государстве» — только на конфессиональной основе28. Необходимо отметить, что в Конституции ИРИ произошла подмена термина «национальная­ община» термином «религиозная община».

Конфессиональный национализм

С точки зрения конфессионального национализма самыми проблемными этносами в Иране остаются белуджи и курды-сунниты. Белуджский и курдский национализм29 не имеет корней в Иране, и основной линией раздела остаются конфессиональные противоречия. Это хорошо видно на примере курдов-шиитов, которые в начале Исламской революции принимали активное участие в подавлении курдов-суннитов, восставших на севере провинции Курдистан. То же самое можно сказать и о белуджах-шиитах30.

202

Этнический национализм

Этнический национализм является важным элементом в жизни любой страны, особенно в Иране, находящемся на перекрестке цивилизаций и этносов. Так, в западном и юго-восточном районах Ирана (в которых экономическая и религиозная ситуация заметно отличается от центральных останов Ирана) активно действуют этнические националисты, и возможность внешнего вмешательства в этих районах может быть крайне опасна.

Некоторые исследователи полагают, что если этносы внутри государства почувствуют, что имеют все необходимые и равные права (право на родной язык и преподавание на нем, равный доступ к политической жизни и т. п.), то они будут считать себя частью единого государственного организма («мы — иранцы», а не «мы — белуджи»). Однако если эти проблемы не будут решаться, достаточно малейшего повода для того, чтобы вызвать мобилизацию этноса и его конфликт с центральной властью.

Что вызывает этнический национализм? Распределение власти (включая экономику, политику и культуру), исторический опыт различных этносов (сами они правили в прошлом или кто-то правил ими), отношение к этносу соседних стран, «соседи» (курды в Турции могут вызвать и проблему с курдами в Иране), уровень развития национального­ самосознания, считают ли себя его представители чем-то отдельным от государства и т. д.31.

Проблема этнического сепаратизма стояла перед Ираном в течение всего XX столетия, особенно обострилась она после Исламской революции 1978 – 1979 гг. Наиболее напряженная ситуация сложилась в Иранском Курдистане, когда в течение нескольких лет там велись боевые действия Демократической партии Иранского Курдистана с вооруженным силами ИРИ. Сейчас ситуация в Иранском Курдистане менее напряженная, но еще далека от идеальной.

На этническую ситуацию в Иране в последние годы стал влиять внешний фактор; в этнических регионах страны, особенно в Систане и Белуджистане, а также в Курдистане, появилось значительное количество новых националистически настроенных организаций, осуществляющих террористические акты. Этнический терроризм, причиной которого является экономическое, политическое и культурное притеснение национальных меньшинств со стороны официального Тегерана, поддерживается извне. Это одна из форм давления США и их союзников на официальные иранские власти. Можно предположить, что этнический фактор будет и в дальнейшем влиять на стабильность социально-политической жизни ИРИ.

Приведем пример: остан Систан — Белуджистан — самая бедная, неразвитая, малонаселенная, пустынная и при этом крупнейшая провинция Ирана, расположенная на самой окраине страны, в максимальном удалении от всех экономических, промышленных и культурных центров Исламской Республики, таких как Тегеран, Кум, Мешхед, Тебриз и др. Плохо охраняемая 1100-километровая граница с Пакистаном (где уже не раз проходили белуджские восстания) и с Афганистаном, где белуджи вообще неуправляемы из Кабула, транзит наркотиков, легкая доступность оружия, безработица среди

203

молодежи… Все это способствует разгулу политического экстремизма среди местного населения, искусно подогреваемого извне (достаточно вспомнить находящийся сегодня на слуху проект «объединенного Белуджистана»).

Мастера геополитической интриги, разыгрывая «белуджскую карту», мастерски используют политические амбиции верхушки племен. Более того, когда это необходимо, идет подогрев этих амбиций, активно вбрасываются «напоминания» о действительных и мнимых обидах, нанесенных белуджам официальным Тегераном. Ограничительные меры в культурной сфере, направленные на запрет пропаганды национализма и сепаратизма, подаются как попытки удушения самобытной культуры белуджей. Репрессивные меры против идеологов белуджского национализма и сепаратизма подаются как преследования по конфессиональному признаку или же как репрессии против «интеллигенции» белуджей.

Этнические проблемы представляются крайне важными для современного Ирана. Ситуация осложняется наличием «разделенных народов» и естественным желанием этносов соседних стран объединиться в единое целое. С одной стороны, Иран получает возможность влиять на своих соседей, но, с другой стороны, и соседи могут подстрекать «свой» этнос к провоцированию межэтнических конфликтов в Иране3 .

Существуют различные взгляды на проблему этнического национализма. Одни исследователи полагают, что этносы — уже дело прошлого. Этносы существовали веками, как и семейные, общественные и тому подобные связи, которыми любой человек окружен с детства. В настоящее время, когда идет «построение наций», неизбежно происходит «разрушение этносов». Зачастую людям приходится отказываться от этнической самоидентификации, чтобы стать частью чего-то большего — нации, страны. Это естественный процесс, и конфликты, связанные с ним, также естественны, и социальные перемены ничего не изменят, и решения проблемы данный подход не предлагает. Согласно другой точке зрения, этнические конфликты возникают в результате политических, социальных, культурных и тому подобных изменений в обществе. Зная причины и последствия таких трансформаций, можно найти оптимальное решение. Чтобы понять современную ситуацию в Иране, необходимо сочетать оба эти подхода.

Сами по себе межэтнические проблемы на религиозном, культурном уровнях не являлись бы настолько серьезными, если бы не принимали политизированный характер. Объединение людей на этнической почве нередко происходит по расчету. Если они видят, что объединение в группу по этническому признаку принесет им больше выгод, чем неприятностей, они объединяются. Такое же сплочение в ущерб целостности страны может вызывать серьезные проблемы.

Этнические группы требуют определенных прав: справедливого доступа к политической власти, доступа к решению правовых проблем, справедливого участия в политической жизни.

Исключительную важность имеет вопрос национального­ представительства во властных структурах. Так, число правительственных постов ограниче-

204

но.Еслиихполучатпредставителиодногоэтноса,тонеполучатпредставители другого. Все это приводит к политизации противоречий. То же можно сказать про экономику, культуру и т. п. Внутри же этнической группы подобные противоречия приводят к «мобилизации этноса», его сплочению.

В разжигании межэтнических конфликтов нередко виноваты руководящие элиты, лидеры этносов. Они играют на противоречиях между этносами и центральной властью («Да, мы сунниты! Да, мы курды!» и т. п.), тем самым усиливая сепаратистские тенденции в обществе. Сами элиты таким способом «шантажируют» центральное правительство, стремясь получить больше власти и привилегий, демонстрируя свою власть над этносом. Ведь пропасть между центральной властью и этнической группой грозит взрывом. И наоборот, в стране с сильной центральной властью сепаратистские тенденции не могут получить развития.

Важна связь между национальной­ стабильностью, безопасностью и этносами. В стране с сильной центральной властью попытки этнических элит вести свои народы к отделению обречены на провал. И тем не менее существует несколько опасных факторов, способных провоцировать развитие такого рода конфликтов: слабое правительство и недостаток общественной солидарности, эксклюзивная структура власти, серьезно ограничивающая участие людей в управлении государством, потенциал для мобилизации этнических групп, отношения по принципу «центр» — «окраина» между государством и этническими группами.

Примечания

1 Liddell H.G., Scott R. A Greek-English Lexicon. revised and augmented throughout by. Sir Henry Stuart Jones. Oxford, 1940.

2Smith A. Nations and Nationalism in a Global Era. 1995. P. 57.

государственного университета им. С.А. Есенина. 2011. № 32. С. 8 – 17.

5Ashraf A. Iranian Identity // Encyclopedia Iranica. 2009. Vol. 13. P. 523.

6 Более подробно см.: Melville Ch. The Royal image in Mongol Iran// Every Inch a King. Comparative Studies on Kings and Kinship in the Ancient and Medieval Worlds. Leiden, Boston. P. 343–371.

7Более подробно см.: Melville Ch. Op. cit. P. 343 – 371.

8Smith A. The Ethnic Origins of Nations. P. 25.

9Более подробно см.: Фирдоуси. Шахнаме. М., 1960. Том 1. С. 230.

10Brotz  H. Negro social and political thoughts, 1850 – 1920. N.Y.–L., 1966; Cruse H. The Crisis of the Black Intellectual. L., 1967; Legum C. Pan-africanism, a Political Guide. L., 1962.

11Опрос проводился автором статьи во время поездок в Иран весной 2013 г. и осенью 2014 г.

12Smith A. The Ethnic Origins of Nations. P. 28.

13Опрос проводился автором статьи во время поездки в Иран весной 2013 г. и осенью 2014 г.

14Раванди-Фадаи Л.М. Основные черты этноконфессиональной ситуации в современном Иране // Государство, общество, международные отношения на мусульманском Востоке. М., 2014. С. 298.

205

15См.: Токарев А. Украина изнутри // Власть. № 6 (1111). 2015. С. 9.

16Хамид Ахмади Бонйадхайе ховийфт-е мелли-йе Иран (чахарчуб-е назари ховийат-е мелли-йе шахраванд) 1388, Техран. С. 107.

17Miller D. On Nationality (Oxford Political Theory). Oxford, 1995. P. 35.

18Мохаммад Джавад Джавид (Тегеран, культурно-общественный исследовательский центр министерства науки, исследований и достижений, 1387 год). С. 173.

19Miller D. Op. cit. P. 27.

20Краткий политический словарь. М., 1988. С. 267.

21Выдающийся политический и государственный деятель Ирана Мохаммад Мосаддек был основателем организации «Национальный­ Фронт», сыгравшей важную роль в политической жизни страны. М. Мосаддек стал инициатором и лидером одного из самых массовых политических выступлений в 1950 х гг. на Ближнем и Среднем Востоке, движения за национализацию нефтяной промышленности Ирана, против Англо-иранской нефтяной компании. М. Мосаддек активно выступал за проведение Ираном независимой внешней политики.

22Более подробно см.: Раванди-Фадаи Л.М. Политические партии и группировки Ирана. М., 2010. С. 14.

23Tounbee Ph. Behind Iran’s Seething Nationalism // New York Times, Sunday Magazine,

7October 1951. P. 13.

24Central Treaty Organization — Организация Центрального Договора — это Пакт о безопасности между Ираном, Турцией, Ираком, Пакистаном и Великобританией.

25Farhad Diba. Mohammad Mossadegh. A Political Biography. London, Sydney, Dover, New Hampshire, 1986. P. 85 – 89.

26Ibid. P. 87.

27Галкина Е.С. Указ. соч. С. 17.

28Жигалина О.И. Этнокультурная конфликтность в современном Иране. Конфликты на Востоке: этнические и конфессиональные. М., 2008. С. 276.

29См. работу о белуджском национализме: Taj Mohammad Breseeg. Baluch Nationalism: Its Origin and Development. Karachi, 2004.

30Более подробно см.: Асатрян Г. Этническая композиция Ирана от «Арийского простора» до Азербайджанского мифа. Ереван, 2012.

31Раванди-Фадаи Л.М., Особенности национальной­ политики в современном Иране // Вестник Российской Нации. 2013. № 1 – 2. С. 209 – 220.

32Раванди-Фадаи Л.М. Особенности национальной­ политики в современном Иране // Там же. С. 209 – 220.

206

Л.А. Черешнева*  (Липецк)

РЕГИОНАЛЬНЫЙ МУСУЛЬМАНСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ В ИНДИИ в 1947 – 1949 гг. (на примере княжества Хайдарабад)

Резюме. В годы Второй мировой войны мусульманская элита колониальной Индии взяла курс на раздел страны по религиозному принципу: крупные землевладельцы рассчитывали создать Пакистан на основе восстановления восточных феодальных порядков; буржуазия полагала покончить с конкуренцией индусских магнатов; духовенство ратовало за создание исламского государства. Уход англичан из Индии и ее раздел в 1947 г. означали победу мусульманского национализма в масштабах субконтинента.

Княжества Индостана оказались перед необходимостью присоединиться к доминионам Индийский Союз и Пакистан. Низам Хайдарабада, население которого было индусским, но правительство, армия и полиция состояли из мусульман, решил остаться независимым. Национальный­ архив Индии располагает уникальными документами о деятельности в этом княжестве мусульманских военизированных объединений разакаров, о закупках низамом оружия в Пакистане для борьбы с Индией, доказывающими, что региональный мусульманский национализм в государстве-анклаве, с иноконфессиональным большинством, нежизнеспособен.

Ключевые слова: Индия, Пакистан, мусульманский национализм, Хайдарабад, низам, разакары.

Summary. During the Second World War, the Muslim elite of colonial India has set its sights on the division of the country along religious lines: the large landowners hoped to create Pakistan based on the recovery eastern feudal system; the weak bourgeoisie believed to end the competition of the Hindu magnates; the clergy advocated the creation of the state of Islam. British withdrawal from India and its partition in 1947 meant the victory of Muslim nationalism across the subcontinent. Princes of Hindustan faced with the need of accession with the Union of India and the Dominion of Pakistan. The Nizam of Hyderabad — whose population were Hindus, but the government, the army and the police consisted of Muslims — decided to remain independent. The National Archives of India has unique documents on the activities of the Muslim paramilitary associations Razakars, procurement by Nizam weapons in Pakistan to fight against India. It proves that the regional Muslim nationalism in the State enclave, with inoconfessional majority, is not viable and, without outside help.

Tags: India, Pakistan, Muslim nationalism, Hyderabad, Nizam, Razakars.

* Черешнева Лариса Александровна, доктор исторических наук, зав. кафедрой Липецкого государственного педагогического университета (ЛПГУ).

207

Проблема мусульманского национализма в колониальной Индии, приведшего к разделу страны в августе 1947 г. и возникновению Индийского Союза и Пакистана, до настоящего времени остается актуальной. При всей противоречивости оценок данного феномена, существующих ныне в российской и зарубежной историографии, не оставляет сомнений необходимость проанализировать политическую платформу организации, инициировавшей раздел, — Всеиндийской Мусульманской лиги, что позволит лучше понять и национализм региональный, автономистские и сепаратистские тенденции.

Мусульманская лига (МЛ) была основана в декабре 1906 г. в Бенгалии и в первые годы своего существования являлась узкообщинной организацией, опирающейся главным образом на верхние слои мусульманских земельных собственников, титулованной знати, тогда как буржуазия еще была крайне слаба. Религиозная и политическая элита индийских мусульман не определяла мусульманскую общину — миллат — как самостоятельную нацию и не рассматривала возможности ее превращения в самостоятельное государство. В силу замкнутости небольших мусульманских общин и изолированности друг от друга крупных, а также в результате влияния среды проживания выработка чувства всеиндийской мусульманской солидарности и осознание себя автономной общностью были крайне затруднены .

Однако национальное­ антибританское движение, в авангарде которого находился созданный в 1885 г. Индийский национальный­ конгресс (ИНК), вовлекло и Лигу в свою орбиту. В 1913 г., на сессии в Лакхнау, МЛ приняла программу, в которой была поставлена задача достижения самоуправления Индии в рамках Британской империи, действуя посредством конституционных методов и сотрудничества с другими религиозными общинами (в первую очередь — с индусами). Лакхнауская сессия дала толчок развитию политического сотрудничества Лиги и Конгресса. Их отношения еще более окрепли после Первой мировой войны, в период так называемого халифатистского движения 1918 – 1924 гг., и именно мусульманские лидеры первыми в 1921 г. потребовали объявить конечной целью национальной­ борьбы полную независимость Индии — «пурна сварадж».

Лидер же ИНК Мохандас Карамчанд Ганди категорически отверг эту идею, так как она влекла за собой изменение всей стратегии Конгресса. Это не могло не насторожить мусульман. Лидер Лиги Мохаммад Али Джинна обнародовал свои «14 пунктов», которые стали программой дальнейшей дея­ тельности МЛ. В документе, в частности, говорилось, что будущая конституция Индии должна предусматривать Индийскую федерацию и гарантировать мусульманам соответствующую долю участия в государственной службе всех видов. В 1932 г. МЛ проиграла выборы в Центральное и провинциальные законодательные собрания и обрушилась на ИНК с обвинениями в том, что Конгресс служит интересам исключительно индусов и не способен отстаивать права меньшинств. Слабая мусульманская буржуазия была довольна таким поворотом событий, преследуя цель избавиться от конкуренции индусов и получить покровительство Великобритании.

208

Накануне Второй мировой войны Лига проиграла очередные выборы в законодательные собрания, тогда как Конгресс одержал ошеломляющую победу, даже в регионах с преимущественно мусульманским населением, и в 1937 г. сформировал свои министерства в шести провинциях. Деятельность конгрессистских министерств в 1937 – 1939 гг., самораспустившихся в знак протеста против автоматического объявления Индии воюющей стороной, была первым опытом практической политики ИНК. Сделав многое в экономической области, министерства допустили немало перегибов в отношении мусульман, вплоть до оскорбления их религиозных традиций.

С этого времени мусульманский национализм в Индии получил мощный импульс. Джинна и его единомышленники обвиняли ИНК в «тирании», стремлении к «Хинду Раджу». В 1940 г., на сессии в Лахоре, МЛ приняла историческую резолюцию, содержащую требование раздела Индии по религиозному признаку и создания отдельного исламского очага (или очагов) из провинций, населенных преимущественно мусульманами. Лахорская резолюция свидетельствовала об окончательном отходе мусульманской элиты северо-запада

исеверо-востока страны от главной идеи национальной­ борьбы — дости- жения независимости при сохранении единства Индии. Опора исламского национализма — крупные мусульманские землевладельцы рассчитывали построить так называемый Пакистан («государство чистых») на основе восстановления восточных феодальных порядков, рушившихся при развитии капитализма. Слаборазвитая буржуазия, не выдвинувшая фигур масштаба Тата

иБирла, рассчитывала таким способом покончить с конкуренцией индусских магнатов, властвовавших в финансово-промышленной сфере. Исламское духовенство ратовало за создание государства правоверных мусульман. Однако с 1940 по 1942 г. основная масса самодеятельного мусульманского населения данных районов Индии даже и не слышала о Пакистане. Лозунг «Пакистан зиндабад» («Да здравствует Пакистан!») оставался формулой элиты

идля элиты.

На сессии Лиги в апреле 1942 г., состоявшейся в Мадрасе, Джинна смог вновь изменить программу организации, причем принципиально, включив в нее статью о разделе Индии. Перелом в сознании мусульман Индии, превращение МЛ в массовую партию и создание прочной социальной базы для реализации Лахорской резолюции произошли в 1942 г. Конгресс, обвиненный в подготовке «открытого бунта» — антибританского движения под лозунгом «Оставьте Индию!», в августе 1942 г. подвергся репрессиям и выбыл с политической арены до конца Второй мировой войны2. После массовых арестов конгрессистов, прокатившихся по всей стране, Джинна отозвался о развернувшейся кампании как «о наиболее опасном движении Конгресса, направленном на установление Хинду Раджа силой оружия»3. Рабочий комитет МЛ принял решение не принимать участия в конгрессистской кампании.

Объявление Конгресса вне закона было выгодно Лиге по двум причинам. Во-первых, на данном фоне нейтралитет МЛ мог быть с успехом использован ею как неоспоримое доказательство своей лояльности с тем, чтобы получить от властей гарантии создания Пакистана. Во-вторых, временное устранение

209

ИНК предоставляло Джинне почти монопольное право формирования общественного мнения в свою пользу. За время, прошедшее с августа 1942 г. до освобождения конгрессистов из тюрем в конце Второй мировой войны, МЛ осуществила структурную перестройку, пополнила свои ряды на 2 млн человек, сумела сформировать министерства в Панджабе, Синде и Северо-За- падной пограничной провинции.

В декабре 1943 г., на сессии Лиги в Карачи, в противовес конгрессистскому лозунгу «Оставьте Индию!» был выдвинут другой — «Разделите и оставьте Индию!». Руководство Лиги сформировало «комитет действия» для подготовки мусульман к завершающему этапу борьбы за Пакистан. Возможности сохранить единство Индии были практически исчерпаны. Передача власти индийцам при вице-короле Маунтбэттене, уход англичан из Индии и ее раздел в 1947 г., осуществленный именно по религиозному признаку, означали принципиальную победу мусульманского национализма в масштабах субконтинента. Тем больший научный интерес представляет исследование очага регионального национализма в южноиндийском княжестве-анклаве Хайдарабад, сохранявшегося до конца 1949 г.

При демонтаже британского колониального режима в 1947 г. княжества Индостана оказались перед необходимостью присоединиться к новообразовавшимся доминионам Индийский Союз и Пакистан. Низам княжества Хайдарабад, географически расположенного «глубоко внутри» доминиона Индия, Мир Осман Али Хан решил остаться независимым. В княжестве проживало около 20 млн человек, по данным переписи 1941 г. мусульмане из них составляли 15%4. При этом правительство, армия и полиция состояли из мусульман. Опираясь на мусульманское правящее меньшинство, в княжестве

с1927 г. действовала мусульманская националистическая организация «Ит- тихад-уль-Муслимин» («Движение за единство мусульман»), решительно выступавшая против любого подчинения Индии, за теократическую монархию

сдинастией низамов.

С1944 г. организацию возглавил Казим Разви, прозванный индийскими конгрессистами «Франкенштейном при низаме». Казим Разви являл собой пример мусульманского ортодоксального националиста, не лишенного харизмы, умело использовал свое ораторское дарование, апеллировал к историческому прошлому хайдарабадской династии, связывая его с Моголами. Одними из наиболее известных его лозунгов, брошенных в массы, были: «Низам омоет ноги в водах Бенгальского залива», «Мы — сыны Бабура, и, придет час, когда мы поднимем флаг низама над Красным фортом»5. Риторика Разви привлекла к его организации тысячи мусульман. Именно он сформировал военизированное отделение «Иттихад-уль-Муслимин», известное под названием «разакары». В 1947 г. их насчитывалось около 200 тыс. человек. Занимавшиеся военной подготовкой, разакары Разви выступали штурмовым отрядом региональных хайдарабадских националистов в деле создания теократического тоталитарного государства, и их активность нарастала. Разви называл их «освободителями всех мусульман Индии» от индусов6.

210