Belokrenitskiy_V_Ya_Natsii_i_natsionalizm_na_musulmanskom_Vostoke

стихийно возникшая проевропейская коалиция дала трещины на фоне роста евроскептицизма59. Если в 2004 г. более 75% населения Турции позитивно рассматривали вхождение страны в ЕС, то в 2011 г. этот показатель снизился до 48%60, а социологический опрос «Евробарометра» конца 2014 г. показал, что всего 28% граждан Турции поддерживают вступление страны в ЕС61. Однако, несмотря на скепсис в отношении Брюсселя и его политики, Европа как цивилизационно­ -культурная сущность и модель развития не просто сохранила свое значение, но гораздо интенсивнее стала использоваться в качестве референсной точки в оценках реформ, политического режима или стандартов повседневной и общественной жизни62.

* * *

Процессы демократизации в Турции исторически всегда были тесно связаны с «прозападным» или «проевропейским» курсом развития страны. Либеральные реформы конца 1990-х — 2000 х гг. не стали исключением, их динамика во многом была детерминирована течением переговорного процесса между Анкарой и Брюсселем, а характер определялся стремлением политической элиты Турции приблизить страну к европейским стандартам.

Институциональная социализация Турции в рамках общеевропейских международных организаций, несмотря на неравномерность и ограниченность моделей партнерства, сыграла важную роль как во внешне-, так и внутриполитическом развитии страны. И это выразилось не только в том, что в 2000 е гг. принимались законы, которые едва ли смогли реализоваться в условиях существовавшей модели общественного развития (отмена смертной казни, уравнение в правах женщин и мужчин), но и запустило неформальный процесс ассоциации Турции с Западом (достаточно вспомнить, что в 1999 г., когда Турции предоставляли статус страны-кандидата, это не вызвало неприятия среди 15 стран, входивших на тот момент в ЕС).

Период интенсивных административно-политических реформ в Турции первой половины 2000 х гг. хронологически совпал с активной фазой переговорного процесса Анкары и Брюсселя (от закрепления за Турцией официального статуса страны-кандидата на саммите Европейского совета в Хельсинки в декабре 1999 г. до начала официальных переговоров с Турцией о вступлении в октябре 2005 г.), поэтому пришедшиеся на это время преобразования зачастую объяснялись стремлением соответствовать Копенгагенским критериям. Большинство исследователей сходились в оценке ведущей роли именно внешних факторов трансформации 2000 х гг. В ЕС и политике кондициональности видели главный «импульс к модернизации»63, в официальном статусе страны-кандидата — катализатор реконструкции политической системы64, а в курсе на евроинтеграцию — основу для отстранения военной элиты от участия в политическом процессе65. Не отказываясь от тезиса о ключевой роли ЕС, некоторые исследователи задавались вопросом, насколько реформы носят вынужденный характер и обусловлены исключительно требованиями, предъявляемыми к странам-кандидатам, или же набравший скорость процесс евроинтеграции универсализирует либерально-демократические

251

нормы общественной жизни и политического устройства66. Другие — в том же ключе ставили вопрос о факторе ЕС как триггере конъюнктурных косметических преобразований или основе формирования инфраструктуры для долговременных институциональных реформ67.

Между тем фактическое замораживание переговорного процесса Анкары и Брюсселя, равно как и самого процесса евроинтеграции Турции в 2005 г., не привели к автоматическому свертыванию реформ, что несколько опровергает тезис об исключительно внешней и конъюнктурной заданности преобразований. Процессы социально-политической трансформации Турции в2000 е гг.оказалисьмотивированывзначительнойстепенисовокупностью внутренних факторов, текущими интересами пришедшей к власти в 2002 г. Партии справедливости и развития и стратегией ее основных политических и идеологических оппонентов.

Готовность ПСР следовать указаниям Брюсселя, стремление привести ад- министративно-политическое устройствои правовыенормы в соответствие с Копенгагенскими критериями — все это плохо коррелировало, с одной стороны, с отсутствием четких «правил игры» — прозрачных политических условий вступления в ЕС для Турции (слишком большой разброс в оценках перспектив членства и размытость обещаний), с другой — с авторитарной природой самой ПСР и ее лидеров, нелиберальным характером ее идеологической платформы «консеравтивной демократии». Соответственно и демократические реформы, инициированные ПСР, нацеливались на решение внутриполитических задач — перетянуть на себя симпатии проевропейски настроенногоэлекторатаи использоватьреформы по демократизации для ослабления политических конкурентов, прежде всего из числа кемалистской элиты. Об- щественно-политическая трансформация Турции в 2000 е гг. — процесс, мотивированный не только стремлением удовлетворить требования Копенгагенских критериев, но и соображениями стратегии политической борьбы с оппонентами, которую условно можно назвать «антикемалистской» революцией68, т. е. наращивания своего политического влияния за счет десекуляризации и ослабления опасных оппонентов из числа кемалистской элиты.

Сумма внешнеполитических шагов и инициатив ПСР давно уже ставит под вопрос приверженность прозападной ориентации Анкары и вызывает подозрения в стремлении «возродить» Османскую империю. Активное вмешательство в дела ближневосточных стран, заигрывания с ХАМАС, посредничество в налаживании отношений между западными странами и Ираном, обострение отношений с Израилем, неготовность солидаризоваться с Западом в борьбе с ИГИЛ — все это закономерно воспринимается как показатель отчуждения Турции от Запада в целом и ЕС в частности, заставляет по-новому взглянуть на парадигму отношений Турции и Евросоюза.

Становясь несколько ближе Европе институционально, Турция, очевидно, отдаляется от нее ментально и психологически. На этом фоне количество сторонников развития отношений с ближневосточными мусульманскими странами, наоборот, ощутимо выросло69. Неудивительно, что за последние шесть лет, как показывают многочисленные социологические опросы, скепсис в

252

отношении ЕС в Турции год от года увеличивается, равно как и негативное отношение европейцев к настойчивому стремлению Турции в ЕС70. В опросе, проведенном в мае 2014 г., количество сторонников вступления Турции в ЕС составляло 38%. Президент Турции Р. Эрдоган открыто заявляет: «Турция не нуждается в уроках демократии от Европейского союза, она — не козел отпущения. Если не хотят нас принимать в ЕС — пусть не принимают, но мы для них не прислужники»71.

Неуступчивость Брюсселя и обострение внутриполитической обстановки заставили лидеров ПСР несколько изменить риторику: сейчас все отчетливее звучит тезис о «самоценности» реформ, изначально запущенных для соответствия Копенгагенским критериям, и необходимости их продолжения вне зависимости от последующего вступления Турции в ЕС. «Мы будем продолжать реформы, даже если от ЕС не будет больше обнадеживающих сигналов… и переименуем Копенгагенские критерии в Анкарские… а Маастрихтские — в Стамбульские», — не устают повторять слова Эрдогана крупные функционеры ПСР72. Это неожиданное на первый взгляд признание раскрывает отношение ПСР к содержанию вестернизации, которая разделяется на «институци- онально-технологическую» и «культурно-идеологическую» составляющие, и реализуемой ею модели модернизации.

Приэтомвозникаетощущение,чтоТурцияпереживаетпроцессчастичной «девестернизации». Функционеры правящей ПСР придерживаются западной либерально-демократической риторики, однако приверженность ценностям и европейской цивилизации, и демократии носят скорее не культурно-иде- ологический, а в большей степени прагматически-утилитарный характер. Демократия зачастую не рассматривается как матрица общественно-поли- тических отношений на всех уровнях, из всех демократических принципов акцент делается прежде всего на выборах, «доказавших, что они являются оптимальным и наиболее легитимным способом достижения власти»73.

тивы. Сетевое издание Центра исследований и аналитики Фонда исторической перспективы (2013) (www.perspektivy.info).

и др. [Gheciu A. NATO in the «New Europe». The Politics of International Socialization After the Cold War. Stanford, 2005. P. 23].

7 Жискар д’Эстен. За принятие Турции в ЕС могут выступать только враги ЕС // Pravda.ru. 08.11.2002. URL: http://www.pravda.ru/world/europe/european/08-11-2002/9337-turkey-0/

253

11.05.2009. URL: http://top.rbc.ru/politics/11/05/2009/301573.shtml

10Премьер-министр Баварии призвал не пускать Турцию в Евросоюз // Lenta.ru, 8.11.2006 URL: http://lenta.ru/news/2006/11/07/stoiber/

11Папа Римский Бенедикт XVI. Исламской Турции не место в христианской Европе // REGNUM, 21.04.2005, URL: http://www.regnum.ru/news/polit/442286.html#ixzz3S75nHJct

12В июне 2011 г. Западноевропейский союз прекратил свою работу.

13Turkey: Ongoing Restrictions on Freedom of Expression. Human Rights Watch Letter to the Turkish Prime Minister (13.04.2007) // Human Rights Watch. URL: http://www.hrw.org/ news/2007/04/12/turkey-ongoing-restrictions-freedom-expression

14Turkey’s Human Rights Rollback. Recommendations for Reform. New York: Human Rights Watch, 2014. P. 3 – 9. URL: http://www.hrw.org/sites/default/files/reports/turkey0914_ ForUpload.pdf

15Onar N. Kemalists, Islamists and liberals: Shifting patters of confrontation and consensus, 2002 – 2006 // Turkish Studies, 2007, Issue 8, № 2. P. 273 – 288. P. 280 – 282.

16В результате количество дел по ст. 301, начиная с 2008 г., стало заметно сокращаться.

17На 2014 г. число обвиняемых по делу «Эргенекон» составляло 275, по делу «Кувал- да» — 224, по другим аналогичным делам — более 150.

18Turkey 2009 Progress Report. Brussels, 2009. P. 6 – 7; 10 – 12; http://ec.europa.eu/ enlargement/pdf/key_documents/2009/tr_rapport_2009_en.pdf Turkey 2011 Progress Report. Brussels, 2011. P. 5 – 7. http://ec.europa.eu/enlargement/pdf/key_documents/2011/package/ tr_rapport_2011_en.pdf Turkey 2013 Progress Report. Brussels, 2013. P. 5 – 17. http://ec.europa. eu/enlargement/pdf/key_documents/2013/package/tr_rapport_2013.pdf

19Кудряшова Ю. С. Турция и Европейский союз: история, проблемы и перспективы взаимодействия. М., 2010. С. 194 – 212.

20Howe M. Turkey’s junta lobbies to stay in European ‘club’. // New York Times, 9 March, 1981. URL: http://www.nytimes.com/1981/03/09/world/turkey-s-junta-lobbies-to-stay-in-european- club.html ; Lewis, A. Greece: Trouble ahead for the colonels. New York Times, 30 November, 1969, URL: http://query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9406E2DF1338EF3BBC4850DFB767838 2679EDE

21Hale W. Turkish foreign policy 1774 – 2000. L.; Frank Cass Publishers, 177.

22Howe M. Op. cit.

23Aydin-Düzgit S., Noutcheva G. Lost in Europeanisation: The Western Balkans and Turkey. West European Politics, 2012, Issue 35, № 1. P. 68; Saatçioğlu B. How Closely Does the European Union’s Membership Conditionality Reflect the Copenhagen Criteria? Insights from Turkey // Turkish Studies, Issue 10, № 4. 2009. P. 570.

24Мейер М. С. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса. М., 1991.

25Kubicek P. Political conditionality and European Union’s cultivation of democracy in Turkey

//Democratization, Issue 18№ 4. 2011. P. 915.

26Aydın S., Keyman F. E. European Integration and the Transformation of Turkish Democracy

//Centre for European Policy Studies EÜ-Turkey Working Papers. № 2. 2004. P. 15.

27Ibid.

28Ibid. P. 16–17.

29Kubicek P. The European Union and Grassroots Democratization in Turkey // Turkish Studies, Issue 6, № 3. 2005. P. 366.

30Yılmaz G. From EU Conditionality to Domestic Choice for Change: Exploring Europeanization of Minority Rights in Turkey // Turkey and the European Union Processes of Europeanisation. Farnham, UK: Ashgate, 2012. P. 124.

31Yılmaz G., Soyaltın D. Zooming into the «Domestic» in Europeanization: Promotion of Minority Rights and Fight Against Corruption in Turkey // Journal of Balkan and Near Eastern

254

Studies, Issue 16, № 1. 2014. P. 11 – 29; Gürsoy, Yaprak. The Impact of EU-Driven Reforms on the Political Autonomy of the Turkish Military // South European Society and Politics, Issue 16, № 2. 2011. P. 293–308.

32Шлыков П.В. Вакфы в Турции: трансформация традиционного института. М., 2011.

33Yılmaz G. Exploring the Implementation of Minority Protection Rules in the ‘Worlds of Compliance’: The Case of Turkey // Perspectives on European Politics and Society, Issue 13, № 4. 2012. P. 412–413.

34Yılmaz G., Soyaltın D. Zooming into the “Domestic” in Europeanization. P. 14.

35Aydın D., Noutcheva G. Lost in Europeanisation. P. 67; Gürsoy Y. The Impact of EU-Driven Reforms. P. 298–299.

36Aydın D., Noutcheva G. Lost in Europeanisation. P. 59 – 78; Aydın U., Kirişçi K. With or without the EU: Europeanisation of Asylum and competition policies in Turkey // South European Society and Politics, 2013.

37Turkish Progress Reports…

38Haughton T. When does the EU make a difference? Conditionality and the accession process in Central and Eastern Europe. Political Studies Review 5, № 2. 2007. P. 233 – 246.

39Kaliber A. Contextual and contested: Reassessing Europeanization in the case of Turkey // International Relations, Issue 27, № 1. 2013. P. 52 – 73.

40Ibid. P. 52–58.

41Laffan B. The Politics of identity and political order in Europe // Journal of Common Market Studies, Issue 34, № 1. 1996. P. 81 – 102; Kaliber A. Contextual and contested. P. 52 – 73.

42Ibid. P. 54.

43Tocci N. Europeanization in Turkey: Trigger or anchor for reform? // South European Society and Politics, Issue 10, № 1. P. 79.

44Kaliber A. Contextual and contested. P. 61.

45Ibid.

46Turkey and the European Union: processes of Europeanisation. Burlington: Ashgate, 2012.

P. 3.

47Negotiating Framework for Turkey, 2005, paragraph 3.

48Negotiating Framework for Turkey, 2005, paragraph 12.

49ntractable — or insoluble? Hopes of settling the Cyprus problem are starting to look unrealistic // The Economist. 29.11.2014.

50European Stability Initiative Report. A very special relationship: Why Turkey’s EU accession process will continue. Berlin: European Stability Initiative, 2010. P. 1 – 9.

51Öniş Z. Diverse but converging paths to EU membership: Poland and Turkey in comparative perspective // East European Politics and Societies, Issue 18, № 3. P. 485 – 495.

52Kaliber A. Contextual and contested. P. 62.

53Шлыков П.В. Турция после выборов 2011 г.: парадоксы политического развития // Вестник Московского университета. Серия 13 «Востоковедение». 2012. № 3. C. 3 – 28.

54Avcı G. The Justice and Development Party and the EU: Political pragmatism in a changing environment. South European Society and Politics, Issue 16, № 3. 2011. P. 419.

55Aydın D., Noutcheva G. Lost in Europeanisation. P. 70.

56Ibid. P. 69–75.

57Progress Report of the Commission on Turkey, 2012. P. 7.

58Progress Report of the Commission on Turkey, 2013. P. 1.

59Kubicek P. Political conditionality. P. 923 – 925.

60Подробнее см.: Шлыков П.В. Куда идет Турция? Метаморфозы прозападного курса развития. С. 74.

61EU survey reveals growing Turkish distrust of own gov’t. URL: http://www.todayszaman. com/diplomacy_eu-survey-reveals-growing-turkish-distrust-of-own-govt_367428.html

62Kaliber A. Contextual and contested. P. 66.

255

63Müftüler Baç M. Turkey’s political reforms and the impact of the European Union. South European Society and Politics 10, № 1. 2005. P. 16 – 30.

64Öniş Z. Domestic politics, international norms and challenges to the state: Turkey — EU relations in the post-Helsinki era // Turkish Studies, Issue 4, № 1. 2003. P. 9 – 34.

65Sarigil Z. Europeanization and institutional change: The case of Turkish military // Mediterranean Politics, Issue 12, № 1. 2007. P. 39 – 57.

66Kubicek P. The European Union and democratization from below. Paper presented at the biannual conference of the European Union Studies Association, March 31 — April 2, in Austin, Texas, USA. 2005.

67Tocci N. Europeanization in Turkey. P. 79.

68См.: Шлыков П. «Антикемалистская революция»: куда идет Турция? // Семинар в Московском центре Карнеги. URL: http://www.carnegie.ru/events/?fa=3422

69Transatlantic Trends Survey 2014. P. 29. (www.transatlantictrends.org).

70Gerhards J., Hans S. Why Not Turkey? Attitudes towards Turkish Membership in the EU among Citizens in 27 European countries // Journal of Common Market Studies, Vol. 49, № 4. 2011. P. 741 – 766. Только 34,4% европейцев из 27 стран — членов ЕС поддерживают членство Турции в этой организации.

71Erdogan says EU can’t give Turkey ‘democracy lesson’. URL: http://www.afp.com/en/news/ erdogan-says-eu-cant-give-turkey-democracy-lesson

72Berkan İ. Hoş Geldin Yeni İzolasyonizm // Hurriyet. 16.06.2011.

73Цит. по: Baran Z. Divided Turkey // The Journal of Democracy. Jan. 2008. P. 56 – 57.

256

Б.М. Ягудин* 

КЕМАЛИЗМ И ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВ «ТРЕТЬЕЙ РЕСПУБЛИКИ» В ТУРЦИИ

Резюме. Работа посвящена идеологии кемализма как квинтэссенции национальной­ и национально­ -освободительной идеологической доктрины, позволившей не только побороть интервенцию западных держав в 1918 – 1922 гг., но также построить новое национальное­ государство турецкого народа. Раскрыты основные постулаты кемализма как теоретической доктрины и политической практики. Этатистская модернизация, проведенная под знаменами кемализма, стала основой экономики и социума республиканской Турции. Поставлены вопросы о современной роли и созидательном потенциале кемализма.

Ключевые слова: Турция, республика, кемализм, конституция, национализм, этатизм, неокемализм.

Summary. The work is dedicated to the ideology of Kemalism as the quintessence of national and national liberation ideological doctrines, will not only overcome the intervention of the Western powers in the years 1918 – 1922. But also to build a new nation-state of the Turkish people. It outlines the main theoretical postulates of Kemalism as a doctrine and political practice. Statist modernization, conducted under the banner of Kemalism, was the backbone of the economy and society of republican Turkey. It raised the question of the modern role and the creative potential of Kemalism.

Tags: Turkey, Republic, Kemalism, the constitution, nationalism, statism, neokemalizm.

Кемализм (турецкий вариант — Atatürkçülük — ататюркизм) стал нацио­ нальной идеологией Турецкой Республики после победы в национально­ - освободительной борьбе.

На формирование взглядов Мустафы Кемаля Ататюрка (1881 – 1938) оказали прямое или опосредованное влияние труды и деятельность таких турецких интеллектуалов, как Намык Кемаль, Тевфик Фикрет, Зия Гёкальп, Абдуллах Джевдет, Джеляль Нури (Илери), Кылычзаде Хаккы1, а также труды идеологов европейского Просвещения — Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Ш.-Л. Мон- тескье, Д. Дидро, основоположников социологии — О. Конта, Э. Дюркгейма, Дж.С. Милля и др.2. Исторические исследования, особенно касающиеся военной истории, сформировали мировоззрение будущего национального­ лидера, где опыт Европы стал определяющим. Всю жизнь М.К. Ататюрк оставался горячим поклонником Великой французской революции.

257

Главным компонентом идеологии кемализма является турецкий национализм (миллиетчилик). В дальнейшем он в различных вариациях фиксировался в конституциях страны. Отечественный турколог В.И. Данилов писал: «Национализм занял крайне важное место в идеологическом обеспечении национально­ -освободительного движения турецкого народа 1918 – 1923 гг. Возглавившая это движение военно-гражданская интеллигенция отвела турецкому национализму почетное место в разработанной ею системе принципов, которые получили название “кемализм” по имени вождя национального­ движения и основателя республики Кемаля Ататюрка»3.

В самом сжатом, доведенном почти до уровня лозунга виде, кемализм был отражен в так называемых «Шести стрелах» — принципах политики, вошедших в конституцию в качестве основополагающих.

Принцип «республиканизм» (тур. Cumhuriyetçilik) отражал политический идеал конституционной, демократической республики как альтернатива османской абсолютной монархии, а также конституционной монархии периода младотурок. Утверждался принцип избираемости верховной власти — прези- дента и меджлиса — и подотчетность ее народу. Принцип республиканизма был реализован в 1923 г., когда Турция была провозглашена республикой.

Принцип «национализм» (тур. Milliyetçilik — от слова миллет — нация) выражал идею создания национального­ государства, где титульная нация становилась основным носителем патриотизма граждан. Национализм этнический отождествлялся с национализмом гражданским. Национализм становился базой нового режима. При этом национализм М. Кемаля и терминологически,

ипо содержанию отличался от национализма младотурок. Вместо младотурецкого «тюркчюлюк» («тюркизм») вводился термин «миллиетчилик». В содержательном плане кемалистский национализм уходил от расового национализма и пантюркизма. Вводилось европейское понимание идеи национального­ государства — как идеология нации в границах Турецкой Республики (а не тюркской этнической нации, как это было у пантюркистов). Кемалистский национализм отвергал исламистский и панисламистский дискурс, присущий младотуркам. Нация понималась М. Кемалем как совокупность всех граждан,

ане только этнических тюрок, но на основе турецкого этнического самосознания. Нетурецкая часть населения должна была воспринять такой посыл, что приравнивалось к постепенной ассимиляции. Таким образом, критериями нации становились общее гражданство, общий язык, общая территория, общее происхождение, общая история и менталитет.

Принцип «народность» (тур. Halkçılık) воплощал отказ от сословных привилегий и классовой борьбы и был направлен против классового неравенства. Он оказался тесно связанным с кемалистским национализмом. Провозглашалось единство турецкого общества и межклассовая солидарность. Принцип «народности» также включал суверенитет (верховную власть) народа через Великое национальное­ собрание Турции как его представителя.

Принцип «лаицизм» (тур. Laiklik) утверждал светский характер государства

иотделение его от ислама. Одним из первых шагов правительства М. Кемаля были отмена шариатского права и начало широкой секуляризации: запрет

258

на религиозное образование, подчинение всех школ министерству просвещения и другие меры.

Принцип «этатизм» (тур. Devletçilik от слова Devlet — государство) формулировал идею построения смешанной экономики при лидирующей роли государства. В условиях отсутствия предпринимательского класса из числа этнических турок это вело к усилению роли государства в экономике. При этом сохранялись возможности деятельности мелкого и среднего частного секторов.

Принцип «революционность» (тур. İnkılapçılık) закреплял курс на европеизацию и вестернизацию, а также на борьбу с пережитками традиционного общества, опору на прогресс и просвещение. Данный принцип предусматривал бескомпромиссную борьбу с противниками избранного курса. Наиболее показательными примерами политики вестернизации стали введение европейских норм гражданского и уголовного законодательства, перевод турецкого языка на латиницу, переход на европейский календарь и летоисчисление, а также, что особенно существенно, предоставление женщинам избирательного права.

В период управления страной М.К. Ататюрком (до 1938 г.) указанные принципы воплощались в жизнь более или менее последовательно. По крайней мере, какой-либо широкой критики данных принципов власть не дозволяла. Та часть общества, которая не желала жить по новым принципам (а это было, скорее, большинство), не могла что-либо противопоставить тому, что диктовал правящий режим. Особенное неприятие вызывал принцип лаицизма, так как бóльшая часть населения была крайне религиозна. Но М. Кемаль бросил вызов исламу и на том историческом этапе одержал победу. В дальнейшем этот принцип часто использовали в политическом и судебном преследовании партий происламской ориентации.

Еще при жизни М.К. Ататюрка внутри самой кемалистской элиты началась полемика по поводу воплощения в жизнь принципа этатизма. Для многих думающих бюрократов и начавшей становиться на ноги национальной­ буржуазии осуществление на практике политики этатизма означало реализацию государственно-капиталистической модели развития и, соответственно, было сдерживающим фактором развития национального­ капитала. Сторонником политики этатизма был и премьер-министр Исмет Инёню, ставший после смерти М.К. Ататюрка президентом Турецкой Республики (1938 – 1950). Против принципа этатизма выступал Джаляль Баяр, которого М.К. Ататюрк сделал премьером в последний год своей жизни. После поражения Народ- но-республиканской партии на выборах 1950 г. он стал президентом Турецкой Республики. И в дальнейшем борьба вокруг принципа этатизма и «антиэтатизма» стала константой общественно-политических дебатов в Турции.

Серьезным вызовом турецкому национализму уже с 1920 х гг. стал курдский вопрос, который однозначно ассоциировался с сепаратизмом (другие этнические меньшинства столь явно свои права на некий особый статус не предъявляли). Жесткое подавление курдского национального­ движения на протяжении всего республиканского периода удерживало другие нацио­

259

нальные группы от каких-либо особых требований. Вооруженные выступления курдов подавлялись. Их требования предоставить равные права курдскому языку, культуре, ту или иную форму автономии оставлялись без внимания.

Принцип «республиканизма», который предполагал демократическую смену власти, лично М. Кемалем не отвергался. Он понимал, что демократическая смена правления, наличие оппозиции — благо для общества. Не случайно он предпринял две попытки создать оппозиционные правящей На- родно-республиканской партии организации, которые стали бы конструктивными оппонентами действующей власти. Однако политическая конкретика эпохи была такова, что все недовольные политикой европеизации и вестернизации стали консолидироваться вокруг любой другой легальной оппозиции. Реальной оказалась перспектива потери власти и отказ от объективно необходимых, но непопулярных в обществе реформ. Поэтому от «демократического эксперимента» М. Кемаль отказался. Будучи убежденным «вестернизатором», он утверждал, что Турция должна воспринять стандарты западной политической демократии, в том числе и многопартийную систему4. Однако объективно необходимые стране преобразования он решил реализовывать авторитарными методами.

После смерти М.К. Ататюрка реформы в направлении вестернизации не прекратились. Однако их темпы заметно снизились. На рубеже 1930 – 1940 х гг. в мире сложилась новая геополитическая обстановка. Изменилась и ситуация внутри страны. Факторы внутреннего развития и внешнее воздействие усилили раскол в политической элите и турецком социуме. И кемалисты-вестернизаторы, и их оппоненты активизировали борьбу за внедрение своих идей в те сферы общества, которые могли повлиять на ход политической борьбы.

В 1940 – 1970 х гг. кемализм не был главной и единственной политической доктриной страны. Скорее, это был период идеологического плюрализма. Кроме коммунистических и исламистских организаций возникли партии самого разного толка. При этом кемалистская по духу Народно-республикан- ская партия конкурировала с либерально-консервативными партиями, идеология которых включала нередко и исламско-традиционалистский компонент. После военного переворота 1960 г., прекратившего опыт первой турецкой либерализации, реализованный Демократической партией Дж. Байяра — Ад. Мендереса, НРП сделала социал-демократический крен. Однако это не сделало ее самой влиятельной политической силой. Более того, на политико-иде- ологической авансцене страны появились новые «идеологические игроки» в лице крайних националистов — Партия националистического движения, созданная Альпарсланом Тюркешем, и исламистов, идейным лидером которых стал Неджметин Эрбакан. Вкупе с наследницей Демократической пар- тии — Партией справедливости Сулеймана Демиреля они создали полити- ко-идеологический барьер против социал-демократической программы НРП образца 1960 – 1970 х гг.

Как справедливо было отмечено многими исследователями, Конституция 1961 г., предоставившая колоссальные права турецким гражданам и поли-

260