book-2016-china_history-v9

связанные с позицией США, которые настороженно отнеслись к перспективе политического сближения Японии с Китаем и по-прежнему располагают рычагами влияния на политику Японии. Тем более, что она связана обязательствами с Вашингтоном в соответствии с японо-американским договором безопасности, главной задачей которого всегда было «сдерживать Китай».

Китайско-индийские отношения

Виюле 2003 г. состоялся визит в Пекин премьер-министра Индии А.Б. Ваджпаи, итоги которого наблюдатели оценили как «редкие и значительные», а подписанный сторонами основной документ – Декларацию о принципах отношений

ивсестороннем сотрудничестве – в Китае назвали «краеугольным камнем» будущего сотрудничества. Стороны подтвердили «решительное намерение» строить отношения на основе доверия и взаимной выгоды, заявили о стремлении придать качественное ускорение поиску решений территориальной проблемы, для чего приняли решение модернизировать формат соответствующих переговоров, создав механизм на уровне спецпредставителей двух правительств. Кроме того, был подписан впечатляющий пакет соглашений (9 документов) в практических областях.

До исхода лета 2004 г. прошли три раунда переговоров по границе в новом формате (главы делегаций – первый заместитель министра иностранных дел КНР Дай Бинго и правительственный советник по вопросам национальной безопасности Индии М.К. Нараянан). В июле 2004 г. стороны обменялись мнениями о «принципах, которые должны стать основой предстоящего урегулирования». Каждая из сторон демонстрировала конструктивный настрой и заинтересованность в достижении успеха. В русле желания укрепить взаимное доверие в Дели оценили перемены в позиции КНР по сиккимскому вопросу – переиздание правительственного справочника, где Сикким «впервые не упоминался в перечне стран мира». В этом же контексте рассматривалось принятое сторонами за год до этого совместное решение возобновить движение по закрытому в 1959 г. перевалу Нату-Ла между Тибетом и Сиккимом. В июле 2006 г. по Нату-Ла была официально возобновлена торговля, что имело не только экономический (на перевал в свое время приходилось 80% пограничной торговли, причем к 2015 г. ее объем здесь может составить около 3 млрд долл.), но и, с учетом сиккимского вопроса, серьезный политический резонанс.

В2003–2004 гг. визитами обменялись главы военных ведомств двух стран – Дж. Фернандес и Цао Ганчуань. Возросший уровень сотрудничества нашел отражение в проведении (2003 г.) первых в истории совместных маневров – военно-морских учений, после которых индийские моряки посетили Шанхай.

За полтора десятилетия после визита Р.Ганди в Пекин сторонам удалось наладить основы многопрофильного диалога, продвинуть отношения в целом ряде областей, включая военно-политическую. Возрос объем торговли до 8,8 млрд долл. по итогам 2004/2005 финансового года. Данные китайской статистики, пользующейся иными способами подсчета, были заметно выше –

более 13 млрд долл. по итогам 2004 г. Содействовать развитию этой сферы была призвана начавшая работу в июне 2004 г. Совместная торгово-экономическая исследовательская группа.

Данные обстоятельства в комплексе позволили считать, что декларированное в 1988 г. взаимное намерение «восстанавливать и развивать» двусторонние отношения поэтапно наполнялось практическим содержанием. И хотя ряд чувствительных вопросов оставался предметом спора, сам процесс нормализации (исходя из принятой сторонами формулы – «нерешенные проблемы не есть препятствие для развития отношений») в первые годы нового века обрел признаки фактически состоявшегося. «Индия и Китай считают, что сохраняющиеся разногласия по пограничным вопросам не должны отражаться на общем процессе развития двусторонних отношений», – вновь говорилось на встрече М. Сингх–Вэнь Цзябао в конце октября 2004 г. в столице Лаоса, где проходил саммит АСЕАН.

В апреле 2005 г. в ходе визита в Индию премьера Госсовета КНР Вэнь Цзябао сторонами были достигнуты новые важные договоренности, в соответствии с которыми декларировалось вступление китайско-индийских отношений в качественно новый этап – этап «стратегического партнерства и сотрудничества во имя мира и процветания». Также было подписано принципиально значимое «Соглашение о политических параметрах и руководящих принципах решения пограничного вопроса», которое в Пекине определили как «первый за 20 лет политический документ по вопросу о границе, закладывающий хорошую основу для справедливого и разумного решения». Серьезное значение имело также принятие Пятилетнего плана всестороннего торгово-экономического сотрудничества и объявление 2006 г. в двух странах «Годом китайско-индийской дружбы». Заключив ряд новых соглашений в экономической сфере, стороны договорились к 2008 г. довести объем двусторонней торговли до 20 млрд долл. Среди других важных итогов визита эксперты выделили высказанные Пекином «понимание и поддержку» желания Индии «играть большую роль в международных делах и, в частности, в ООН», а также подчеркнутую сторонами позитивную оценку стартовавшего в 2002 г. взаимодействия Китая, Индии и России в трехстороннем формате (формат РИК).

Визит придал новый толчок развитию отношений, в том числе на высшем уровне. За период с апреля 2005 г. – по апрель 2011 г. премьер-министр Индии Манмохан Сингх и Председатель КНР Ху Цзиньтао встречались (с учетом переговоров на полях международных форумов) не менее 13 раз, с той же регулярностью проходил диалог в формате М.Сингх – Вэнь Цзябао: 11 встреч

в2005–2010 гг. Наиболее важными явились итоги официальных визитов. По результатам ноябрьского (2006 г.) визита в Дели Ху Цзиньтао, стороны приняли Совместную декларацию, определили «Десять стратегий» развития межгосударственных отношений в различных областях, подписали соглашения в ряде профильных сфер, включая торговлю, медицину и др. В январе 2008 г. в ходе официального двустороннего саммита в Китае было подписано 11 документов,

втом числе «Совместный обзор КНР и Индией перспектив в ХХI веке», в котором подтверждалось сходство позиций по вопросам «справедливого ми-

роустройства», «центральной роли ООН» и другим крупным международным проблемам, детализировались направления двустороннего взаимодействия, а также соглашения о сотрудничестве в экономической и социально-гуманитар- ной сферах.

В«Совместном коммюнике» по итогам декабрьского (2010 г.) визита Вэнь Цзябао в Индию стороны заявили о намерении развивать механизмы сотрудничества, открыть «горячую линию» связи между премьерами двух стран, продолжить поиск «приемлемых для сторон способов решения пограничных проблем», довести к 2015 г. объем двусторонней торговли уже до 100 млрд долл.

В2006–2010 гг. продолжал работу механизм встреч глав внешнеполитических ведомств. Примером переговоров, ведущихся по нескольку раз в год, стал обмен визитами между П.Мукерджи и Ян Цзечи (июль–октябрь 2008 г.). Действовал и механизм специальных правительственных представителей (встреча Притхвирадж Чаван – Дай Бинго в Пекине в июле 2008 г.; визиты Хэ Яфэя в Дели в январе 2009 г.).

В2005–2007 гг. прошли очередные совместные учения военных моряков, которые в конце 2007 г. были дополнены первыми двусторонними сухопутными учениями (Китай, пров. Юньнань). В декабре 2008 г. индийском штате Карнатака такие учения прошли вновь. Кроме того, в июне 2008 г. на перевале Бум Ла близ Линии фактического контроля на ее восточном участке провели очередную регулярную встречу представители сухопутных сил, обеспечивающих охрану границы. К началу 2009 г. состоялось два раунда заседаний Совместной рабочей группы по обороне, решение о создании которой было предусмотрено Меморандумами о взаимопонимании и сотрудничестве, подписанными в 2006 г. главами военных ведомств. В апреле 2009 г. отряд индийских боевых кораблей стал участником праздничного парада в китайском порту Циндао, посвященного 60-летию ВМС КНР. Кроме того, начали взаимодействия национальные ведомства по борьбе с терроризмом и наркотрафиком.

Продолжались обмены по парламентской и партийной линиям. Расширялись

иуглублялись контакты в культурной и других гуманитарных областях: летом 2007 г. был подписан План реализации ранее заключенного межправительственного соглашения о масштабном культурном обмене.

Объем двусторонней торговли, составивший в 2005 г. 18,7 млрд долл., через три года достиг рекордных 51,78 млрд. Эта цифра была заметно выше намеченной на этот рубеж плановой отметки (40 млрд) и почти в 200 раз превышала показатель 1990 г. КНР вышла на первое место в списке торговых партнеров Индии, которая, в свою очередь, стала десятой в аналогичном перечне Китая. Кроме того, в 2005 г. был подписан важный Меморандум о сотрудничестве в нефтегазовой сфере.

Развивались связи и в других областях – сельскохозяйственной, транспортной, энергетической, научно-технической. В сфере гражданской авиации, которая в силу географических особенностей крайне важна для обеспечения

растущих связей и обменов, к 2008 г. еженедельное число рейсов между городами двух стран, еще недавно весьма ограниченное, приблизилась к 30; «в ближайшем будущем» их решено было довести до 42.

В2006–2010 гг. прошли 7–14-й раунды пограничных переговоров, с 2003 г. ведущихся на уровне правительственных спецпредставителей. Участники выражали твердое намерение продолжать работу, «опираться» при этом на указания руководства двух стран, поставившего задачу вести диалог со «стратегической высоты», проявляя больше «инновационных подходов», действуя «более целенаправленно и динамично». В ходе визита М. Сингха в Китай (январь 2008 г.) делегациям удалось «впервые сформулировать свои проекты структуры будущего соглашения, подразумевающего взаимные уступки и открывающего путь

кокончательному урегулированию». Несмотря на все остающиеся сложности, которые делали «скорые прорывы» маловероятными, стороны традиционно оценивали результаты переговоров как «полезные» и «хорошие».

Однако, несмотря на внушительный вес конструктивного «багажа» отношений в целом, в них в эти годы снова проявлялись те или иные аспекты нерешенных проблем. Так, в части территориальной проблемы поводом для не слишком афишируемой, но от этого не менее серьезной, напряженности стал отказ Пекина выдать весной 2007 г. въездную визу индийскому чиновнику, на том основании, что он являлся представителем «оспариваемого» штата Ару- начал-Прадеш. Этот событийный ряд дополнялся неоднократными демаршами Пекина по поводу поездок индийских руководителей, включая премьер-мини- стра (апрель 2008 г.) и президента (весна 2009 г.), в штат Аруначал-Прадеш, территорию которого Китай акцентировано продолжал называть «Южным Тибетом». Неопределенность в «принципиальном» территориальном вопросе ложилась тенью на общее поступательное развитие отношений. Такой их характер был проиллюстрирован в июле 2008 г., когда в начале месяца министр иностранных дел КНР назвал «нынешний этап» двусторонних связей «лучшим за всю историю», а спустя уже 10 дней глава индийского оборонного ведомства заявил о постоянных «непрекращающихся вторжениях» китайских военных патрулей «на индийскую территорию в штате Сикким». Пекин отвергал такого рода обвинения, в результате, начиная с весны 2009 г. в заявлениях сторон, на страницах центральных СМИ, включая газеты «Жэньминь жибао» и «Таймс оф Индия», стали появляться (чаще в прессе Индии) материалы о «приграничной военной активности» другой стороны, о «нарушениях границы». По сути, на время вновь всплыла «кашмирская проблема», негативно отразившаяся на контактах оборонных ведомств.

Втой или иной мере продолжала проявляться и тибетская проблема, которую влиятельные китайские эксперты называли в это время «ключевой» для «стабильности в Тибете и безопасности в юго-западных районах КНР». Во время мартовских (2008 г.) волнений в Лхасе, когда независимые индийские телеканалы транслировали пространное интервью Далай-ламы, Дели в очередной раз попал в весьма стесненное положение и был вынужден подтвердить свои обязательства о недопущении «антикитайской деятельности» Далай-ламы и его сторонников на индийской территории. В аналогичном, «тлеющем» состоянии находились трения, связанные фактором Пакистана.

Со своей стороны Китай с подозрением относился к сравнительно новому «американскому фактору». Для Пекина не прошли незамеченными события в

индийско-американских отношениях, когда в 2005–2006 гг. Вашингтон пошел на заметную либерализацию для Индии режима доступа к гражданским ядерным технологиям и последующие шаги по взаимному сближению. Многие эксперты связали такую активность с попытками США вовлечь Дели в американские планы «сдерживания Китая». Свою роль здесь играли как вброшенная в свое время в США концепция о «стратегическом окружении Китая с участием Индии», так и подходы определенной части индийского политического истеблишмента к укреплению связей с Вашингтоном как к «реальному инструменту укрепления глобальных и региональных позиций Индии», в том числе в контексте китайскоиндийского соперничества.

Среди наиболее острых проблем – обеспокоенность Дели в связи с возросшей активностью китайских ВМС в Индийском океане (включая участие в реконструкции порта Гвадар в Пакистане и модернизации порта Хамбантода в

Шри-Ланке); китайские упреки в адрес Индии по поводу «претензий на региональную гегемонию»; объективное противостояние интересов в сфере импорта

энергоресурсов; недовольство Китая частыми антидемпинговыми расследованиями в отношении его товаров на индийском рынке; ответные претензии к

КНР в связи с хронически отрицательным сальдо и «невыгодной для Индии» товарной структурой в двусторонней торговле; конфликт интересов по поводу

водопользования в пограничных речных бассейнах (Ярлунг Цангпо – Брахмапутра); соперничество за влияние в ряде соседних стран (Непал, Мьянма, ШриЛанка, Мальдивы) и т.д.

Особняком стояла главная проблема отношений – дефицит стратегического взаимодоверия. Порожденная историческим прошлым, в том числе вооруженным противостоянием в конце 1950 -х – начале 1960-х гг., она исподволь проявлялась практически все последующие годы. Причем настойчивость деклараций об «отсутствии взаимных угроз» в первом десятилетии нового века зачастую указывала как раз на то, что данная тема для сторон по-прежнему актуальна. Новыми примерами взаимной подозрительности (в дополнение к упомянутым факторам) стали в эти годы не только ограничение связей в военной сфере, но и, к примеру, индийские запреты («по соображениям безопасности») на участие компаний КНР в проектировании в Индии гражданского аэропорта (лето 2006 г.) и в работе (февраль 2011 г.) аэрокосмической выставки в Бангалоре. Сходные «озабоченности» неоднократно демонстрировал и Китай. Дефицит доверия как системная и долговременная проблема, с одной стороны, служил корневой базой многих противоречий, с другой, сам подпитывался новыми вызовами и разногласиями.

В целом, после 1988 г. общим направлением отношений двух стран было поэтапное восходящее развитие: стороны сняли барьеры для разноплановых

контактов (1988 г.), декларировали вступление отношений в этапы в начале «конструктивного» (1996 г.), а затем и «стратегического» (2005 г.) партнерства. В начале нового века в отношениях двух стран сталкивались две тенденции (с разной степенью конфликтности так было и в предыдущие три с лишним десятилетия): развивалось многоплановое партнерство, но и не утихали споры по ряду «исторических» и современных проблем. Это объективно предопределяло

характер связей двух стран как отношений (одновременно) сотрудничества и соперничества. При этом «общий знаменатель» свидетельствовал, что, несмотря на разногласия, отношения между КНР и Индией, в целом, выдерживались в поступательном духе. Речь идет о том, что в случаях событий, которые вполне можно было трактовать как некий «откат», включались амортизаторы из «позитивного багажа», в дело вступали многочисленные механизмы диалога и консультаций; стороны не опускались, таким образом, ниже определенной черты. Наглядным примером тому стало, в частности, обнародованное летом 2011 г. решение Пекина и Дели возобновить военные обмены, «из-за серьезных споров замороженные годом ранее».

Таким образом, в отношениях сторон преобладала взаимная приверженность прагматизму: заинтересованные в благоприятном внешнем окружении, обе стороны хорошо осознавали итоговую контрпродуктивность излишней конкуренции, а тем более конфронтации и напряженности.

В эти годы колоссальными объемами выходит печатная продукция. Отмечается невиданный всплеск писательской активности, публикации вызывают бурные дискуссии в печати и потоки писем авторам. Стремление преодолеть царивший ранее нигилизм по отношению к мировому и национальному художественному наследию привело к переизданию китайской классики и огромного количества переводов (в том числе русской и советской литературы – Л. Толстого, М. Горького, В. Маяковского, Н. Островского и др.).

Оживление литературного процесса после десятилетия безмолвия началось с «литературы шрамов» (шанхэнь вэньсюэ), возникшей сразу после окончания «культурной революции». «Первой ласточкой» стал рассказ Лю Синьу «Классный руководитель» (ноябрь 1977), по-

Ван Мэн жалуй, одно из тех произведений «литературы шрамов», что оказали самое заметное влияние на современную литературу Китая. 11 августа 1978 г. в журнале «Вэньхуэй

бао» («Литература и искусство») был опубликован другой знаковый для этого течения рассказ Лу Синьхуа «Шанхэнь» («Шрамы»), удостоенный всекитайской литературной премии за 1978 г. На первом этапе (1976–1979) большинство авторов стремилось выплеснуть пережитой ужас на страницы книг, высказаться о репрессиях. Имело место своего рода «протоколирование» страшной действительности, многие произведения основывались на автобиографическом материале.

Деформация человеческой личности, вызванная унижениями и публичными издевательствами, попрание человеческого достоинства, атмосфера страха и всеобщего доносительства – вот основные темы произведений «литературы шрамов». Другими произведениями, всколыхнувшими страну, стали повести Лю Биньяня «Человек и его тень» (1980) и Лу Яньчжоу «Сказание заоблачных гор» (1979). Большой резонанс в Китае вызвал опубликованный в сентябре 1978 г. рассказ Ван Япина (1905–1983) «Святая миссия», где обличаются сторонники «банды четырех», творящие произвол. Ответственность за все бедствия народа почти единодушно возлагалась представителями «литературы шрамов» на так называемую банду четырех во главе с женой Мао Цзэдуна Цзян Цин (1914–1991).

В конце того же 1978 г. появляются нашумевший коллективный сборник «Стихи с площади Тяньаньмэнь» и первая после многих лет безмолвия поэма выдающегося поэта Ай Цина (1910–1996) «На гребне волны». Эти стихи пронизаны гневом и скорбью о жертвах жестоко подавленных манифестаций на площади Тяньаньмэнь в апреле 1976 г., возникших стихийно в знак памяти о скончавшемся премьере Госсовета Чжоу Эньлае (1898–1976). Антимаоистские

стихотворения, написанные на площади Тяньаньмэнь в апреле 1976 г., были опубликованы открыто в 1978 г.

В1978–1979 гг. о себе заявляет «литература дум о прошедшем» (фаньсы вэньсюэ). Для авторов этого течения события десятилетней смуты «культурной революции» служат отправной точкой размышлений, поисков причин произошедшего, философских раздумий. Публицистический пафос их произведений снизился по сравнению с «литературой шрамов», но писатели глубже проникли

впсихологию своих героев. Если «литература шрамов» просто разоблачала злодеяния прошлого, «литература дум о прошедшем» пыталась преодолеть негативные последствия этого прошлого, показать проблемы, с которыми сталкиваются реабилитированная интеллигенция и бывшие высокопоставленные партийные работники. Героями в основном были представители этих двух социальных прослоек, их образы нередко романтизировались. Особенностью прозы этого направления была прямая связь сюжета с политическими событиями, нередко

вних звучала идея о неминуемом возмездии, которое постигнет мучителей и палачей, и была показана связь страданий индивида с тяготами всего народа.

Костяк этого направления составили вернувшиеся на литературные подмостки реабилитированные писатели и прозаики, многие из них родились в 1930-е гг., и их юность проходила под влиянием коммунистических идей, некоторые участвовали в революции и борьбе КПК по завоеванию власти в Китае. Молодыми они прошли горнило войн и разделяли идеи, провозглашавшиеся КПК, их не задели кампании по перевоспитанию старой интеллигенции в начале 1950-х, многие из них с энтузиазмом впервые заявили о себе в плюралистический период «ста цветов». К этой когорте можно отнести писателей Ван Мэна, Гун Лю, Чжан Сяньляна, Гао Сяошэна, Лу Вэньфу, Ли Говэня, Лю Биньяня, Чжао Яньсяна и др., все они были обвинены как «правые элементы» в 1957–1958 гг. и молчали почти двадцать лет. Они и составили литературный мэйнстрим конца 70–80-х гг. В 1979 г. шанхайское издательство выпустило сборник произведений этих писателей под названием «Вновь распустившиеся цветы».

В1979 г. в журнале «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература») вышел рассказ Жу Чжицзюань «Неверно склеенная история», где сделана попытка оценить масштабы исторической трагедии «культурной революции». Писательница показывает, что истоки лежат в движении «большого скачка» конца 1950-х гг., исследует взаимодействие партии с народом на протяжении сорока лет, в конце ставит достаточно острый вопрос: «если бы вновь случилась война, выступил бы народ вновь с поддержкой партии как это произошло во время антияпонской войны?» Оставаясь на позициях защиты интересов партии, писательница надеялась, что та извлечет уроки из истории.

К наиболее ярким произведениям «литературы дум о прошедшем» можно отнести пять сборников публицистики и эссе Ба Цзиня «Думы» (1978–1986), повесть Ван Мэна (р. 1934) «Компривет» (1979), роман Гу Хуа (р. 1942) «Поселок Лотосы» (в рус. пер. «В долине Лотосов», 1981), рассказ Гао Сяошэна (1928–1999) «Ли Шуньда строит дом» (1979).

Повести и рассказы Ван Мэна «Грезы о море» (апрель 1980), «Компривет» (1979), «Бабочка» (1980), «Весенние голоса» (1980), «Воздушный змей и лента»

(1980), «Взгляд в ночь» (1979, в рус. пер. «Ночью в большом городе») потрясли страну своей новизной стиля и способа изложения, в печати прошли волны поддержки нового стиля, а также осуждение за отдаление от традиции. Сюжетная линия просматривалась нечетко, на первый план были выдвинуты побуждения, мысли, эмоции героев, личное восприятие того или иного события, благодаря которому оно из объективного и однозначного превращалось в субъективное. Эти произведения содержат описания потока мыслей главного героя, отражают ощущение излома и происходящих вокруг перемен, процесс высвобождения сознания интеллигенции и партработников от навязанных догм.

В начале 1980-х гг. в литературе «дум о прошедшем» широкое распространение получила мемуарная литература – воспоминания о «культурной революции», биографии и очерки. Документальная проза стала одним из основных жанров китайской литературы 1980-х гг. Большая часть произведений посвящена восстановлению положительного образа интеллигенции и реабилитации ее роли в обществе. Сюда относятся известные в Китае мемуары писательницы Ян Цзян (р. 1911) «Шесть рассказов о школе кадров» (1981) о трудовых лагерях, куда отправлялись на «перевоспитание» интеллигенты и кадровые работники; книга драматурга Чэнь Байчэня (р. 1908) «Отрывочные воспоминания о Юньмэне» (1983), мемуары подвергшейся репрессиям писательницы Дин Лин (1904– 1986) «Заметки о “коровнике”», сборник Ван Сияня (1914–1999) «Священный огонь в чистилище» (1982; о гонениях на членов шанхайского отделения Союза писателей Китая во главе с Ба Цзинем). Испытавшие унижения, заключение и тяжелые принудительные работы, эти люди сохранили свои идеалы, ясное представление об «истине» и «лжи». Обеспокоенные судьбой родины и своего народа, они видели свой долг в провозглашении идей гуманизма, тут протянулась нить, связавшая «новый период» с «Движением 4 мая» 1919 г.

«Литература дум о прошедшем» оставалась главенствующим течением в китайской литературе до середины 1980-х гг., хотя тема осмысления последствий «культурной революции» не утратила своей актуальности и по сей день. Она преломляется в произведениях китайских авторов и более молодых поколений (часть из них была еще детьми в тот период), чье творчество не обязательно ограничено рамками двух упомянутых течений и рамками реализма вообще.

Начало внедрения системы семейного подряда в деревне с начала 1980-х гг. дало толчок направлению «литературы реформ» (гайгэ вэньсюэ), которая видела своей задачей незамедлительное реагирование на важнейшие перемены в стране. У истоков направления стоит повесть Цзян Цзылуна (р. 1941) «Директор Цяо приходит на завод» (1979), после чего «директорами Цяо» стали собирательно называть инициаторов реформ. Этим же автором создана повесть «Первопроходец» (1980). Выведен новый для Китая тип руководителя, энергичного, проводящего новшества в жизнь. Большинство последователей Цзян Цзылуна строили свои произведения по той же модели, такова повесть Чжан Сяньляна (р. 1936) «Мужской характер» (1983). Взлет «литературы реформ» пришелся на промежуток между 1983 и 1984 гг., вышло много произведений, где в позитивном ключе описывались изменения в деревне, а также тяготы и преграды, которые приходится преодолевать инициаторам реформ, борющимся