book-2016-china_history-v9

так и политические, военные, энергетические и другие формы сотрудничества вплоть до закрепленной договором возможности консультаций в случае возникновения реальной угрозы.

Международные разделы договора отметили ненаправленность его против третьих стран, но одновременно показали, что и Россия, и Китай выступают против трансформации суверенитета, вызванной ускоренным продвижением глобализации. Выразилось это прежде всего в укреплении российско-ки- тайского сотрудничества по линии ООН и неприятии стремления принизить роль этой организации как международного органа консенсусных решений на основе суверенности государств. Договор с его четко выраженным стремлением полностью сохранить международные органы суверенных государств в том виде, как они существовали в XX в., с его поддержкой основополагающих договоренностей прошлого фактически стал программой сохранения всех норм послевоенного международного права в соответствии с реалиями 1980-х гг. за исключением деидеологизации и нарождающейся многополярности.

Договор, в целом, отражал национальные приоритеты двух стран на тот период, учитывал предыдущий многовековой опыт российско-китайских взаимоотношений, обеспечил решение главной проблемы первого десятилетия – достижение стабильности и политической сбалансированности отношений.

Китайско-американские отношения

Китайско-американские отношения в 2002–2009 гг. развивались на фоне силового ответа администрации Дж.Буша-младшего на вызовы 11 сентября 2001 г., с одной стороны, и поступательного, в целом, экономического развития КНР, с другой. Данная динамика неотвратимо подводила Китай к статусу центрального политико-экономического партнера Америки.

Внешнеполитическая стратегия КНР формировалась в рамках направляющей максимы Дэн Сяопина, сформулированной им еще на рубеже 1980–1990-х гг.: «Хладнокровно наблюдать, исподволь укреплять свои позиции, действовать соблюдая выдержку, держаться в тени, предпринимать некоторые действия». Эта установка, по мнению китайского руководства, сохраняла свою актуальность в условиях международной турбулентности. Ключевыми событиями этой турбулентности явились «ответная» американская операция в Афганистане в декабре 2001 г. и масштабное вторжение в Ирак в 2003 г. Китай был особенно озабочен укреплением США в регионе Ближнего Востока и в Центральной Азии, рассматривая это как угрозу своим геополитическим, энергетическим и региональным интересам.

США, стремясь не расширять и без того протяженный фронт противоборства с исламским фундаментализмом и добавлять к нему обширный китайский «фланг», не имели ресурсов вести наступательную линию в отношении Пекина. Вместе с тем администрация Дж. Буша-младшего, находясь в поле тяготения во- енно-силового блока американского истэблишмента, проецировала философию

этого блока и на китайские дела. Восприятие экономического рывка Китая как вызова и угрозы, понимание опасности, которое представляло собой нынешнее «окно возможностей» для КНР, усиливали металл в голосе американцев.

Параллельно с этим, резонно воспринимая Китай с его колоссальным рынком и человеческими ресурсами как уникальную по своей перспективности площадку для движения капиталов, переформатирования и оптимизации транснациональных производств и, понимая, что Америка в силу своего оборонного мышления уже проигрывает эту площадку европейцам и другим конкурентным игрокам, администрация Дж. Буша не могла не реагировать на импульсы от собственного бизнеса, на тенденции к нарастанию взаимозависимости между самой мощной и самой динамичной экономиками мира.

Всилу отмеченных факторов обе столицы придерживались «низкопрофильной», не провоцирующей друг друга линии. С обеих сторон наблюдались очевидное смещение центра тяжести в экономическую, финансовую и торговую зону двусторонних взаимоотношений и более нюансированная, гибкая линия поведения в тайваньском вопросе и по проблематике «прав человека». В США происходило некоторое смягчение тезиса «китайской угрозы».

Китайская реакция на события и действия США после 11 сентября была комплексной и учитывающей широкий международный контекст. С одной стороны, Китай выразил четкую солидарность с США после террористических атак, дозированно делился с США имеющейся развединформацией, выступил

срезким осуждением международного терроризма. Вместе с тем, проводя военные операции в Афганистане и особенно в Ираке, США, по мнению КНР, использовали терроризм для прикрытия проамериканской однополярности. Китай совместно с Россией заняли критическую позицию в отношении действий США и исключили принятие санкции Совета Безопасности ООН на военную операцию в Ираке. Отвечая на американские действия на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, Китай активизировал отношения с Россией, включая военный компонент, инициировал развитие альтернативной структуры в Центральной Азии – ШОС, усилил свою дипломатию в Африке и Латинской Америке.

Важными для КНР явились чисто военные итоги операции «Буря в пустыне». Продемонстрированные в ходе нее реальные плоды «революции в военном деле», и в первую очередь эффективность бесконтактных боевых действий, произвели на НОАК сильное впечатление. (Тем более, что по технической оснащенности, структуре и доктринальным принципам НОАК была во многом сопоставима с армией Саддама Хусейна.) Итоги иракской войны стимулировали генералитет НОАК к отработке действий комбинированными силами к повышению мобильности, маневренности, освоению и применению высокоточного оружия.

Вмарте 2005 г. ВСНП принял закон «О противодействии расколу страны», который легитимизировал право КНР на применение силы в этом вопросе. Закон был однозначно расценен в Тайбее и в Вашингтоне как последнее предупреждение от провозглашения независимости острова.

Реакция Белого дома на принятие закона была недвусмысленно негативной. Вместе с тем существенного роста напряженности по данному поводу Китаю

и США удалось избежать, чему способствовал ряд обстоятельств. Во-первых, элита Тайваня была расколота по вопросу о стратегии «независимости», что затрудняло возможность американского участия. Во-вторых, руководство КНР активно использовало этот раскол, ведя активную дипломатическую игру с оппозиционерами – сторонниками «единого Китая». В первой половине 2005 г.

вПекин были приглашены гоминьдановские лидеры оппозиции во главе с Лянь Чжанем, которым был оказан подчеркнуто пышный прием. Эти и другие дипломатические шаги демонстрировали явное стремление Китая продолжать активный политический диалог по вопросам объединения.

Несмотря на активность второй администрации Буша, она продолжала ощущать себя в зыбкой, дестабилизированной стратегической обстановке. Войны

вИраке и Афганистане, вызовы мусульманского фундаментализма, ядерная проблема КНДР, колебания союзников в Европе, потенциально «чреватый» для Америки Иран, «проблемная» Россия, так и не ставшая «надежным» партнером, вынуждали Вашингтон расценивать свою вовлеченность в тайваньский конфликт лишь как гипотетическую.

На фоне этого происходило качественное наращивание объемов и расширение форм двустороннего экономического взаимодействия.

Торговля КНР и США являла собой характерный пример взаимодействия многоуровневой постиндустриальной экономики с крупнейшей индустриализирующейся развивающейся страной в условиях глобализации. Оба партнера заняли важные и во многом уникальные торговые ниши друг у друга, их коммерческие интересы были существенно взаимодополняемы. США массово импортировали из Китая потребительские товары с низкой или умеренно-низ- кой добавленной стоимостью, что соответствовало, если не предпочтениям, то доходам широкого слоя потребителей. В предкризисные 2008–2009 гг. США за счет китайских товаров удовлетворяли львиную долю потребностей в текстиле и одежде, мобильных телефонах, мебели, игрушках, бытовой электронике. Китай планомерно вытеснял с американского рынка традиционных поставщиков с аналогичной продукцией, таких как Япония, Республика Корея, Тайвань, страны ЮВА. В 2000–2009 гг. импорт США компьютеров и комплектующих из Китая вырос на 440%, в то время как общая стоимость американского импорта аналогичной продукции из других стран за тот же период возросла всего лишь на – 14%. КНР вышла на первое место среди стран-экспортеров в США.

Ярким показателем взаимозависимости стала сложившаяся к концу первого десятилетия 2000 гг. макроэкономическая связка между Китаем и США

ввалютно-финансовой сфере. Эта связка обусловливалась высоким уровнем потребления, нарастанием государственного долга и дефицита платежного баланса в США, с одной стороны, и покрытием этих дефицитов за счет Китая и других бурно развивающихся экономик, с другой. В этот период Китай превратился в крупнейшего иностранного кредитора США, ключевого держателя американских облигаций и ценных бумаг. На июль 2009 г. на долю Китая приходилось облигаций Минфина США на сумму 800,5 млрд долл. Несмотря на резкие кризисные колебания цен, а во многом и благодаря этим колебаниям, КНР продолжала размещать свои накопления в облигациях

Минфина США. За период с июля 2008 г. по июль 2009 г. объем этих акций у КНР вырос на 45%.

Признаки растущей взаимозависимости, прежде всего, в экономической области порождали в элитах обеих стран потребность концептуализировать эти отношения. В Китае и США выдвигался целый ряд концептов, идей, установок, имевших цель отразить наиболее важные страновые интересы в двустороннем взаимодействии.

С китайской стороны наиболее продвинутым пиар-концептом такого рода стала идея «Мирного возвышения Китая», призванная подчеркнуть несиловое, ненасильственное преимущественно экономическое содержание китайского роста, не несущего угрозу мировому порядку и международной стабильности. В известной степени противоставлением этой концепции стала американская концепция Китая как «ответственного участника» (responsible stakeholder), призывавшая Китай к расширенному пониманию своих международных, экономических и военно-политических обязательств в мире, но в рамках уже сложившегося статус-кво с доминированием Запада. Это обстоятельство, разумеется, было неприемлемо для самостоятельной китайской стратегии.

Эта фундаментальная концепция развития двусторонних отношений была предложена через неделю после состоявшейся 13 сентября 2005 г. в Нью-Йорке встречи американского и китайского лидеров. Выступая на заседании Комитета по американо-китайским отношениям – крупнейшей американской общественной организации, занимающейся связями с Китаем, заместитель госсекретаря США Р. Золик предложил строить американскую стратегию в отношении Китая на основе побуждения последнего к тому, чтобы стать «ответственным заинтересованным участником» в системе международных отношений (responsible stakeholder in international system). По его мнению, Китай заинтересован в существующей системе, которая позволяет ему добиваться значительных целей на пути к тому, чтобы стать великой державой.

В своем выступлении Р.Золик подробно изложил причины, по которым США не должны применять в отношении Китая стратегию изоляции (fencing), подобную той, которая применялась в отношении СССР. По его мнению, современный Китай отличается от бывшего СССР по следующим параметрам:

•Китай не стремится распространять в мире антиамериканскую идеоло-

гию;

•не являясь демократической страной, Китай в то же время не демонстрирует стремления к потенциальному конфликту с демократическими странами;

•исповедуя меркантилизм, Китай не готов к смертельной борьбе с капитализмом;

•в Китае доминирует убеждение, что его будущее связано с сохранением нынешней системы международных отношений.

Среди китайских политологов весьма распространенным стало мнение о «лексическом праве» (хуаюй цюань) США по отношению к американо-китай- ским отношениям. Действительно, авторство большей части концепций, формулирующих их основы, принадлежит американской стороне.

(Дж. Стейнберг), 4-х С: communication, complementary, coordination, cooperation (Чжэн Бицзянь) и др.

Ценность партнерства с КНР для США значительно повысилась с началом глобального финансового и экономического кризиса 2008–2009 гг. Именно Китай расценивался в США как наиболее вероятный драйвер выхода мировой экономики из депрессии. Стабильная политика Китая в отношении американских долговых обязательств становилась критически важным условием осуществления антикризисных мер. В ответ США дали согласие на укрепление роли Пекина в международных финансовых организациях. Так, в апреле 2010 г. квота КНР в собственном капитале Всемирного Банка была увеличена с 2,77% до 4,42%. Администрация Б. Обамы в 2009 г. распространила на отношения с Китаем формат «2+2», ранее охватывавший (как консультации министров иностранных дел и обороны) стратегический диалог Вашингтона с Японией и Россией. В ходе первой личной встречи между Б. Обамой и Ху Цзиньтао в Лондоне 1 апреля 2009 г. была достигнута договоренность о том, что на основе объединения стратегического общеполитического и стратегического экономического диалогов будет создан стратегический и экономический диалог (SED), определяемый администрацией США как часть усилий по развитию отношений позитивного всестороннего сотрудничества с Пекином (positive, cooperative and comprehensive relationship with Beijing). В рамках данного механизма были созданы «две дорожки»:

•стратегическая дорожка (Strategic Track), в которой США представляла госсекретарь Х. Клинтон, а Китай – член Госсовета Дай Бинго;

•экономическая дорожка (Economic Track), в которой США представлял министр финансов Т. Гейтнер, а Китай – вице-премьер Ван Цишань.

Вместе с тем по-прежнему не были сняты многие из традиционных противоречий в двусторонних отношениях. Так, оборонная сфера в целом оставалась не затронутой процессами укрепления взаимного доверия. Кроме того, как и в предыдущие годы, администрация Б. Обамы продолжала политику широкомасштабных поставок вооружений на Тайвань. В январе 2010 г. было объявлено

орешении поставить новую партию на сумму 6,4 млрд долл., что не могло не вызывать раздражения в Пекине.

Суммируя итоги китайско-американского взаимодействия в первом десятилетии 2000-х гг., баланс позитива и негатива для сторон, следует признать, что активный баланс был скорее на китайской стороне. Во-первых, сохранялись высокие темпы китайского экономического роста. Китайская торговая экспансия в Америке, Европе и по всему миру стала очевидным политическим фактором силы КНР. Внешнеторговый дефицит США с Китаем перевалил в 2005 г. психологический порог в 200 млрд долл. (201,7 млрд). На фоне американских дефицитов, нестабильного доллара, очевидных признаков «перенапряжения», «распыления ресурсов» единственной сверхдержавы, китайский экономический взлет внушал как минимум уважение. Во-вторых, китайской стороне, в целом, удалось навязать своему американскому партнеру выгодные и перспективные для себя условия международного взаимодействия, уйти от полномасштабного и тотального противостояния на военно-политической площадке, сместить центр

тяжести конкурентных отношений в экономическую и торгово-технологическую область, где у него существовали большие ресурсы для того, чтобы изменить баланс в свою пользу. При этом Китай умело сохранял необходимую ему свободу рук, явно дистанцируясь от институтов международного управления типа G-8, участие в которых считал для себя непродуктивным и «связывающим». В-треть- их, очевидным дипломатическим активом Китая явилось упрочение его позиций viz-a-viz Америки за счет улучшающихся отношений с Россией, включающих значимый военно-технологический компонент, укрепление его позиций в Европе, не рассматривающей КНР как военно-политическую угрозу, а также растущей влиятельности КНР в ближневосточном регионе и мусульманском мире в целом. Наконец, в-четвертых, Китай поступательно двигался к разрешению центральной для себя внешнеполитической проблемы – тайваньской. Было очевидно, что к исходу десятилетия позиции Тайваня в трехстороннем китайско-американо- тайваньском уравнении выглядели еще более уязвимыми, чем ранее.

Говоря об американском позитиве за означенный период следует, в первую очередь, назвать очевидную результативность американского нажима на Китай в плане модификации его торговой и внешнеэкономической стратегии. Американцам удалось добиться от Пекина соблюдения базовых режимов и обязательств после их вступления в ВТО, достичь очевидной эволюции Китая к более ответственному и «легитимному» поведению на западных рынках, пойти на частичный компромисс с США в пересмотре курса национальной валюты к доллару. Во второй половине десятилетия наметился явный перелом в понимании Китаем своей доли ответственности за сбалансированность американо-китайской торговли. Китай не мог не оценивать во всем объеме значимость и привлекательность американского рынка для своей внешнеэкономической стратегии. Он постепенно наращивал в США многомиллиардные системообразующие заказы (авиационную технику, энергетическое оборудование, автомобильные комплектующие, сельскохозяйственную продукцию), свидетельствующие о его стремлении решать проблему торгового дефицита на условиях взаимности.

Китайско-японские отношения

2001 г. принес дополнительные свидетельства того, что две страны выходят на рубеж качественно новых, более сложных взаимоотношений, которые

впервую очередь определяются возросшими экономическими возможностями и военным потенциалом Китая, усилением его влияния на мировую и региональную политику.

Двусторонние отношения в течение года оставались натянутыми. Дополнительный импульс усилению напряженности был дан рядом инцидентов,

воснове которых лежали давние противоречия. Причиной одного из них стало несовпадение подходов Пекина и Токио по тайваньской проблеме. Поводом для возникновения острой полемики стало решение МИД Японии о выдаче въездной визы бывшему тайваньскому президенту Ли Дэнхуэю. Тема войны

вКитае 1930–1940-х гг. была в основе других двух инцидентов. Не впервые

объектом китайской критики стали японские школьные учебники истории. Японская сторона обвинялась в тенденциозном изложении событий. Коллизия бурно обсуждалась в японских СМИ: преобладало мнение, что правительство не должно уступать нажиму. Другим мотивом для критических заявлений Пекина были посещения японскими официальными лицами, включая премьер-мини- стра Дз. Коидзуми, токийского храма Ясукуни как места поклонения павшим в войнах японцам. Визитом Дз.Коидзуми в Пекин в октябре 2001 г. поправить положение не удалось.

Следует подчеркнуть, что ухудшившаяся, начиная с токийского саммита 1998 г. атмосфера китайско-японских отношений стала распространяться на сферу экономического взаимодействия. В 2001 г. японским правительством было принято решение пересмотреть политику экономического сотрудничества с КНР, прежде всего объемы и характер предоставления кредитов по линии ОПР. Новый механизм выделения ОПР был призван обеспечить Японии большие возможности для использования кредитов как средства влияния на позицию КНР. Уже с 2001 г. японская помощь Китаю в рамках ОПР стала сокращаться. В том же году между сторонами вспыхнула первая «торговая война». Ее подстегнуло решение японского правительства о введение квот на ввоз ряда китайских сельскохозяйственных продуктов. Китайская сторона ответила введением 100%-ных пошлин на 60 видов промышленной продукции, экспортируемой из Японии. В конечном счете, ни одна из сторон эту «войну» не выиграла. Но стало очевидно, что подобные конфликты могут возникать и в дальнейшем, так как две страны становятся торговыми соперниками и конкурентами на мировом рынке.

То, что улучшение отношений между Пекином и Токио не наступило, стало особенно заметным в 2002 г., когда отмечалось 30-летие нормализации китай- ско-японских межгосударственных отношений. Общих юбилейных мероприятий стороны не проводили. Контакты руководителей двух стран ограничились встречами на «нейтральной территории» – в ходе международных форумов. Толчком к эскалации напряженности в двусторонних отношениях стал очередной визит премьер-министра Дз. Коидзуми в храм Ясукуни. Этот шаг вызвал болезненную реакцию Пекина. Не способствовали нормализации ситуации и имевшие место в течение года инциденты. Постепенно в контактах руководителей Китая и Японии складывалась тупиковая ситуация. После 2001 г. диалог Пекин-Токио фактически прервался.

Однако в торгово-экономической области после 2001 г. китайско-японские связи расширялись. Стимулом к расширению двусторонней торговли стало вступление КНР в ВТО, за которым последовало снижение таможенных тарифов и улучшение в Китае инвестиционного климата. В 2002 г. двусторонний товарооборот, преодолев впервые 100-миллиардную отметку, достиг 101,54 млрд долл. При увеличении масштабов партнерских отношений изменялась структура двусторонней торговли. Китай для Японии окончательно перестал быть страной, откуда вывозится сырье и куда сбрасываются устаревшие технологии. Япония уступила Китаю роль «всемирного предприятия». Японский рынок наводнялся товарами, произведенными в Китае. В его экспорте увеличилась доля маши-

ностроительной и электронной продукции. В 2004 г. произошел очередной качественный скачок в двусторонней торговле. Китай вышел на первое место, опередив США в качестве торгового партнера Японии. К 2005 г. в структуре китайско-японской торговли произошли принципиальные изменения: на первое место в китайском экспорте вышла машиностроительная продукция, на одно из последних – сырьевая. Непрерывно расширяющаяся торговля с Китаем стала важным фактором преодоления Японией затянувшегося экономического спада.

К 2005 г. практика китайско-японского обмена визитами на высшем уровне, прерванная в 2001 г., не была возобновлена. Более того, в течение 2005 г. был сорван ряд встреч в ходе проведения международных конференций. Так, китайская сторона отказалась встречаться с премьер-министром Дз. Коидзуми во время ноябрьской 2005 г. конференции форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества в Пусане (Южная Корея), а затем на декабрьской того же года конференции государств–членов АСЕАН+3 (Китай, Южная Корея и Япония) в Куала-Лумпуре. Поводом стало очередное – пятое по счету со времени вступления в должность – посещение премьером Коидзуми храма Ясукуни. Проблема Ясукуни стала главной болевой точкой в двусторонних отношениях. Тем не менее, поиск сторонами выхода из ситуации откладывался. Вероятно, в Пекине была избрана тактика изоляции действующего главы японского правительства, в расчете на решение проблемы с новым лидером Японии.

Проблема Ясукуни не была единственной в двусторонних отношениях. Так, предельного накала в первой половине года достигла полемика вокруг содержания японских учебников истории. В марте–апреле 2005 г. в китайских городах состоялись беспрецедентные по размаху выступления населения под антияпонскими лозунгами. Отмечались факты вандализма в отношении японских представительств, предприятий, магазинов. Звучали призывы к бойкоту японских товаров, к ужесточению позиции Китая в вопросе совместного освоения двумя странами ресурсов в Восточно-Китайском море. Характерно, что на фоне ухудшения отношений с Китаем, в программном документе Управления национальной обороны его руководство представило свое видение вероятных сценариев военных конфликтов. Были перечислены основные проблемы, которые могут стать причиной вооруженного конфликта с Китаем: природные ресурсы в спорном районе Восточно-Китайского моря; территориальный спор вокруг островов Сэнкаку; поддержка Японией Соединенных Штатов в их конфликте с Китаем из-за Тайваня. Следует подчеркнуть, что в условиях резкого ухудшения китайско-японских отношений в 2001–2006 гг. произошло существенное углубление военного сотрудничества между Японией и США.

Возвращение в нормальный переговорный процесс между Пекином и Токио происходило с огромным трудом: японская сторона ради достижения компромисса пошла на отставку премьер-министра Дз.Коидзуми. В основе решимости нормализовать отношения лежало осознание руководством двух стран их огромной экономической взаимозависимости. Но произошло нечто большее, чем нормализация двусторонних связей – была достигнута договоренность о

построении между Китаем и Японией «стратегических взаимовыгодных отношений». На встрече в верхах (8–9 октября 2006 г.) нового премьер-министра Японии С. Абэ с руководством КНР было принято Совместное китайско-япон- ское заявление, в котором содержалось это принципиально важное положение. По оценке наблюдателей, тот визит С.Абэ «взломал лед» в китайско-японских отношениях.

В2007 г. китайско-японский диалог был продолжен. 11–13 апреля в Токио

софициальным визитом находился премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао. Стороны подтвердили и уточнили положения, которые содержались в принятом документе на предыдущей встрече в Пекине. В прессе обеих стран визит оценивался положительно, о нем говорилось как о «растопившем лед» в отношениях двух стран. Сменивший в октябре 2007 г. С. Абэ на посту премьер-министра Я. Фукуда считал важным сохранить курс на улучшение отношений Токио с Пекином. Во время его официального визита в Пекин (27–30 декабря 2007 г.) стороны подтвердили стремление следовать договоренностям, достигнутым на саммитах в октябре 2006 г. и в апреле 2007 г.

Вмае 2008 г. в ходе официального визита в Японию председателя КНР Ху Цзиньтао было подписано китайско-японское Совместное заявление о «всестороннем развитии взаимовыгодных отношений, основанных на общих стратегических интересах». Обе стороны отнесли это заявление к категории важнейших дипломатических документов, а содержащиеся в нем договоренности квалифицировались как «политический фундамент» развития китайско-японских отношений. В декабре 2009 г. в Японии с официальным визитом находился заместитель председателя КНР Си Цзиньпин. Он стал первым из китайских руководителей, посетивших Японию после формирования там нового кабинета министров во главе с Ю. Хатоямой – лидером пришедшей к власти в Японии Демократической партии. Японская сторона весьма серьезно отнеслась к программе пребывания китайского гостя, рассматривая его в качестве будущего преемника Ху Цзиньтао на посту председателя КНР. Сторонами обсуждался широкий круг вопросов в полном соответствии с достигнутыми в 2006–2008 гг. договоренностями.

Оценивая новую тенденцию в отношениях Пекина и Токио, возникли основания считать, что ее появлению способствовали перемены глобального масштаба. Заколебались устои однополярного миропорядка как результат относительного ослабления позиций единственной сверхдержавы – США, вызревали предпосылки для перестройки системы международных отношений при активном участии Китая. Эти условия Пекин расценил как благоприятные для привлечения Японии не только к еще более широкому экономическому и региональному сотрудничеству, но и к глубокому политическому взаимодействию. Однако нельзя было не видеть и некоторой поспешности в движении Пекина и Токио навстречу друг другу. Заявления не стали предпосылкой практических результатов в разрешении проблем, которые в течение многих лет осложняли двусторонние отношения. А главное, для устойчивого улучшения отношений между Китаем и Японией существовали многочисленные помехи, прежде всего