book-2016-china_history-v9

работе Александра Косолапова «Сашок! Ты будешь пить чай?» (начало 1970-х, раскрашенное дерево, мешковина, гвозди, 50 × 107см. Художественный музей Циммерли, США). Заканчивая мысль о поисках путей преодоления в современном искусстве тоталитарной по своей природе идеологемы равенства полов, можно заключить, что эти попытки, породившие западный феминизм, в китайском искусстве 1990–2000-х гг. сказались в формировании нового направления («женского искусства», feminine art), безусловно, не лишенного феминистских влияний, иногда слишком прямых. Так, представленные на выставке художников китайского авангарда в московском ЦУМе (2008) и явно рассчитанные на западного ценителя фотографические работы Цянь Бингэ (псевдоним Софья Сох, р. в 1973 в Пекине), манипулирующие обнаженной натурой «Облицовки» № 12, 21, 22 (2007, лощеная бумага, черно-белая печать, 90 × 61 см), вызывают тоскливый вопрос: когда, наконец, завершится эта сексуальная революция? Но

внаиболее удачных произведениях современных китайских художниц (таких, как инсталляция Инь Сючжэнь «Взвесить обувь» или ее же перформанс «Стирая реку», Чэнду, 1995) это направление действительно воплотило видение мира женским взглядом.

Последнее десятилетие ХХ в. ознаменовалось появлением новых течений

вкитайском искусстве – «политического поп-арта» (чжэнчжи бопу, political art) и «циничного реализма» (ваньши сяньши чжуи, cynical realism). Оба эти «молочных зуба» китайского модернизма в некотором роде выросли на месте «живописи шрамов», но имели ярко выраженную коммерческую направленность. Политическое искусство окунуло в китайский «национальный колорит» художественное наследие Энди Уорхола, который тиражировал образы своих знаменитых современников (например, лики актрисы Мерилин Монро на фоне ряда сошедших с конвейера банок томатного супа Кэмпбэл). Уорхолу принадлежит также известное во многих версиях полотно «Мао Цзэдун» – одна из версий 1973, выполненная на холсте трафаретной печатью (30,5 × 25,5 см) принадлежит Галерее Таддеуша Ропака (г. Зальцбург). Ван Гуанъи, подобно Уорхолу, пародирует социальные штампы в серии «плакатных» по средствам выражения полотен «Большая критика – Coca Cola» (1990–1993, холст, масло, 200 × 200 см). Но, как и следовало ожидать, политическое направление изначально имело более ограниченный ресурс, чем искусство циничное, «пробующее на зуб» саму человечность. С ним-то в целях выживания политическое искусство вскоре образовало художественный симбиоз. Представителями популярного политического искусства в сегодняшнем Китае остаются, к примеру, братья Гао (Гао Шэнь и Гао Цян, р. 1956 и 1962, соответственно).

Лучшие представители «циничного» направления 1990-х гг. (такие как Фан Лицзюнь и Юэ Миньцзюнь), по сути, предопределили синтез достижений попарта и циничного реализма в возникшем почти одновременно с ними течении «вульгарного искусства» (gaudy art). Один из признанных и теперь его мастеров – пекинский художник Фэн Чжэнцзе (р. 1968). В «Портрете Китая № 2» (2002, холст, акрил, 150 × 150 см) диссонансный розово-зеленый образ «нефритовой дивы» – коварной обольстительницы, благодаря застывшему наподобие маски выражению лица и рисунку глаз, зрачки которых неестественным образом «расфо-

кусированы», напоминает портреты актеров-мужчин в старой японской гравюре. Как и другие художники «вульгарного» направления, Фэн Чжэнцзе имеет дело с готовыми формами графического искусства (ксилографией, плакатом, рекламным листом, открыткой, находками мультипликаторов) и готовыми идеями («гламурными» мечтами, отшлифованными в телесериалах). Позиция «вульгарных» художников, творящих «с намерением оскорбить», по определению талантливее и здоровее циничного стремления «выжить в одиночку», поскольку ирония «вульгарных» способна показать духовную самоубийственность выбора в пользу конформизма.

Формирование рынка современного искусства в Китае 1990-х гг. привело к появлению свободных художников и кураторов выставок, часто обладающих профессиональным образованием, но отказавшихся от постоянной службы и зарабатывающих на жизнь продажей своих произведений или идей, а также коммерчески ориентированных галеристов и дилеров. Новым явлением в художественной жизни Китая стали поселения свободных художников – «Западная»

и«Восточная деревня» (Си/Дунцунь) в окрестностях Пекина, рабочая студия Моганьшаньлу в Шанхае – только некоторые из них. Появившаяся первой (1984)

ипросуществовавшая десять лет пекинская «Западная деревня» – Сицунь, расположенная на руинах дворцово-паркового комплекса Юаньминъюань, явилась своеобразным символом исторически противоречивой связи Китая с Западом.

На основании имеющихся данных можно заключить, что после 2000 г., видимо, вследствие заинтересованного отношения правительства Китая, во всем мире значительно возросло количество выставок с участием современных китайских художников (фотографов, живописцев, скульпторов). География этих выставок охватывает многие крупные города Китая и других стран, расположенных к западу и востоку от него. В самом Китае за последние годы возникло большое число новых музеев и галерей, организующих выставки современного искусства, участвующих в проведении международных выставок и фестивалей современного искусства.

Развитие китайского модернизма и актуализма в организационном отношении сопровождалось не только оживлением выставочной деятельности, все больше приобретавшей международный масштаб, но и основанием в крупных городах Китая серьезных и хорошо финансируемых периодических изданий, которых существует не менее десятка. Их цель состоит в просветительстве, анализе проблем мирового и китайского искусства, а также художественного рынка.

Эти тенденции свидетельствуют о том, что искусство, на какое-то время как будто выпавшее из поля зрения официальной власти, было уже в течение 1990-х гг. твердой рукой взято под ее контроль. В формальном плане важно отметить, что все отразившие влияние Запада ощутимые перемены в китайском искусстве до начала 1990-х гг. совершались в технике живописи масляными

красками (юцай-хуа), привнесенной европейцами еще в период Цин (1644– 1911), а позднее – в русле концептуального искусства. В произведении концептуального искусства превалирует значение красоты идеи, реализация которой может быть достигнута и с помощью внеэстетических методов и средств в таких заимствованных из западного модернизма формах, как видео-арт, инсталляция и перформанс. По существу инсталляция и перформанс занимаются одним и тем же – они упорно ищут новые связи взамен разорванных и утраченных в мире, где люди сделались одинаковыми, но не едиными. Инсталляция, как правило, решает в произведении проблему обнаружения новых взаимосвязей предметов с отчужденной утилитарностью, устанавливая их в трехмерной композиции, подобно скульптуре. Предлагая варианты компоновки вещей или их частей спонтанным способом, инсталляция обыгрывает достижения дадаизма.

Впоисках возможностей преодолеть взаимную отчужденность человека и среды перформанс обыгрывает жест и поведенческие модели художника и по существу предоставляет зрителю шанс оценить «эстетику действия» или «красоту поступка», совершаемого на его глазах. Но в этом заключается и слабость нового жанра, фиксация которого требует вспомогательных средств – видео или фотографии. Перформанс, способствуя возвращению к жизни современной китайской фотографии (реалистической, салонной и контекстуальной), пережил расцвет в 1990-х гг. и постепенно утратил популярность в условиях развития свободного рынка искусств, поскольку почти не приносил художнику реального дохода, хотя и мог служить рекламой его творчества. В этом жанре прославился Чжан Хуань (р. в 1965 в Ханьяне, живет и работает в Нью-Йорке и Шанхае) – один из разносторонних китайских мастеров актуального искусства, работающий также в круглой скульптуре.

Взадуманном Чжан Хуанем раннем и наиболее известном китайском коллективном перформансе «Добавить один метр к безымянной горе» (1995, зафиксирован в виде цветной фотографии, 77,5 × 113, 5 см) приняли участие скульптор Ма Люмин (р. в 1969 в пров. Хубэй, живет и работает в Пекине), куратор выставок и талантливый мастер актуального китайского искусства Хуан Янь (р. в 1966 г. в Цзилине, живет и работает в Пекине и Нью-Йорке) и другие пекинские художники. Фотографически зафиксированным перформансом в определенном смысле можно считать и говорящую языком боди-арта серию татуировок на лице Хуан Яня на тему китайского пейзажа в разные времена года (2005, цветная печать, 100 × 80 см). Работы Хуан Яня могут служить «мостом», связывающим западное по форме современное китайское искусство с развивающейся параллельно ему китайской живописью гохуа, синтезирующей национальную культурную традицию и опыт духовного выживания в современном социальном мире. Примечательно, что Хуан Янь одним из первых проявил интерес и к новому жанру видео-арта и в конце 1990-х гг. организовал соответствующую выставку под названием «431», после чего произведения китайских художников этого жанра стали регулярно появляться на международных фестивалях медиа-искусства.

Таким образом, к началу третьего тысячелетия китайское искусство в целом освоило новые формы и достижения современного и актуального мирового

искусства, хотя в действительности многие из этих форм, в том числе имеющее процессуальный характер искусство перформанса, нельзя считать абсолютно чуждыми китайской культуре. Близкими ему по духу были не только упомянутые уже творческие методы даосских и чаньских художников, но и сам процесс создания каллиграфических произведений. Речь идет, в частности, о способе написания знаков водой на глади камня, первоначально носившем, видимо, вспомогательный характер при овладении техникой каллиграфии, а в наши дни превратившемся еще и в зрелище для туристов, разыгрываемое «добровольцами» вблизи известных мест культурного паломничества. В практике тибетского буддизма, с которым китайцы вплотную соприкоснулись в период Юань (1271–1368), существует ритуал подношения богам скульптур, сделанных из окрашенного масла яка, а

Чжан Сяоган также эфемерное в своей недолговечности искусство создания мандал (геометрических картин вселенной)

из сухого цветного песка. Подобные явления, родственные перформансу, по-ви- димому, в реальности обладают той творческой и философской глубиной, на которую лишь претендуют некоторые концептуальные произведения.

Выход китайского искусства на международную сцену начался с участия в известных мировых выставках, таких как имеющие двухлетнюю периодичность Венецианская художественная биеннале (на которой китайские художники впервые были представлены в 1993 г., а в 2003 г. правительство официально разрешило участие в этой выставке государственным художественным галереям), бразильская биеннале в Сан-Паулу, кассельская Документа, Уитни-биен- нале в США. С конца 1990-х гг. Китай сам стал местом проведения подобных международных художественных форумов. Вслед за первой в истории страны

Шанхайской биеннале (основанной в 1996 г. с одобрения Министерства культуры и Шанхайского управления культуры), появились Гуанчжоуская триеннале (с конца 2002 г.) и Пекинская биеннале (с 2003 г.). Поскольку проведение подобных выставок, при умелом обращении приносящих большой доход, невозможно без высокого уровня согласованности действий и значительных материальных вложений, возникшая ситуация показывает, что китайское правительство осознало прямую взаимозависимость имиджа страны на международной арене и владения принятыми в современном мире коммерческими по сути коммуникативными формами – языком культурного и политического общения.

Фан Лицзюнь

Статистические данные свидетельствуют о лавинообразном росте популярности китайских художников на мировом арт-рынке в период с июля 2007 г. по июнь 2008 г., когда общая сумма продаж произведений китайских авторов составила 270 млн фунтов стерлингов (для сравнения – их «заработок» 2003–2004 не превышал 860 тыс. фунтов). В то же время в число двадцати самых «дорогих» современных мастеров искусства вошло одиннадцать китайцев, среди которых упомянутые выше Чжан Сяоган (занявший рекордное для Китая – пятое место

всписке и заработавший 32,3 млн), Юэ Миньцзюнь (седьмое место, 27,8 млн), Ван Гуанъи (девятое место, 11,7 млн), Фан Лицзюнь (четырнадцатое место, 9,6 млн). Явлением того же порядка, вероятно, можно считать и демонстрацию

воктябре 2008 г. выставки современных китайских художников в новой лондонской галерее Чарльза Саатчи. Саатчи, по собственному признанию, всегда иронично относившийся к китайскому искусству, «потому что оно ужасно китчевое и вторичное», видимо, изменил мнение, заявив: «Если ты можешь выставить это на биеннале Уитни и никто не скажет: “О, это совсем неплохо для китайца!” – значит все о’кей».

Образование

Новое руководство, пришедшее к власти в октябре 1976 г., впервые официально заявило свою программу в сфере образования в Политическом отчете на ХI съезде КПК. Законодательно эта программа была закреплена в Конституции КНР в 1978 г. Целью нового курса стали преодоление экономической отсталости и создание сильного государства, опирающегося на науку и технику в качестве «ключевых в осуществлении четырех модернизаций». Согласно китайской традиции, и на этом историческом повороте образование рассматривалось как предпосылка и важнейший инструмент реформирования. ХII съезд КПК (1982 г.) обозначил науку и образование как одну из трех «стратегических точек приложения сил».

Реформирование системы образования осуществлялось в русле модернизации с учетом текущих и долгосрочных потребностей развития народного хозяйства, технического перевооружения и достижений мировой науки, что принципиально отличало политику нового руководства от курса периода «культурной революции». И хотя в Конституции (ст. 13) осталась разработанная Мао Цзэдуном формулировка «образование служит пролетарской политике, образование сочетается с производительным трудом», на Всекитайском рабочем совещании по образованию (март 1978 г.) Дэн Сяопин призвал к переоценке роли и места образования в обществе и его основных функций в новых исторических условиях. Пересмотру подверглась абсолютизация марксистского положения о принадлежности образования надстройке, а концепция «служения образования политике» была истолкована как «освоение и развитие достижений современной науки и культуры, новой техники и технологии во всех отраслях хозяйства, создание более высокой, чем при капитализме, производительности труда». После многочисленных дискуссий политическим руководством и научными

Памятник Мао Цзэдуну в парке Фуданьского университета

кругами КНР был признан тезис о непосредственной взаимосвязи системы образования с производством: «При определенных условиях образование само есть производительная сила».

Важнейшей составляющей образовательной системы стал принцип ее открытости, сформулированный Дэн Сяопином в надписи, сделанной в 1983 г. для пекинской школы «Цзиншань»: «Образование должно повернуться к модернизации, к миру, к будущему». В 1980 г. КНР восстановила свое место во Всемирном банке, и первый ее заем был выделен этим банком на образование. Советники Банка и ЮНЕСКО сыграли активную роль в разработке таких краеугольных положений новой стратегии образования КНР, как: 1) концентрация усилий на подготовке высококвалифицированных специалистов; 2) оптимизация структуры образования в соответствии с меняющимися экономическими запросами

и3) приоритетное развитие базового образования.

Врамках первого положения стратегии КНР с 1978 г. восстановила действовавшие в 60-х гг. пилотные учебные заведения, сосредоточив в них людские, финансовые и материальные ресурсы, и приступила к созданию новых. Вторые два положения стратегии были взаимосвязаны: результатом рационализации структуры стало укрепление «первичного звена» системы образования – начальной школы. Порожденные погоней за социальной справедливостью и отсутствием научного планирования, ускоренные сроки и темпы введения всеобщего среднего образования в предшествовавшие 10–15 лет не соответствовали экономической базе. Это заставило реформаторов в период 1978–1985 гг. проводить курс на плавное сокращение численности школ и учащихся на всех ступенях обучения: почти на две трети – полных средних школ (10–12 классы), на треть – неполных и почти на четверть – начальных (в частности, за счет укрупнения маломасштабных учебных заведений). «Решение ЦК КПК и Госсовета КНР по

некоторым вопросам распространения начального образования» (1980) было направлено на поэтапную универсализацию школьного образования в объеме 12 лет (при существовавших на тот момент 10 годах) в течение нескольких последующих десятилетий. В условиях, когда согласно Всекитайской переписи населения (1982) в стране насчитывалось 22,8% неграмотных среди взрослого населения (9,4% среди молодежи в возрасте до 20 лет и 18,8% – в возрасте 20–29 лет), ХII съезд КПК утвердил всеобщее начальное образование в качестве основополагающей составной стратегии. Достижение этой цели предполагало создание учебных заведений разных форм и типов (в том числе с сокращенными сроками обучения и упрощенными программами). Одновременно Министерство образования КНР приступило к созданию комплексной программы дифференциации образовательных задач регионов.

В 1983 г. одновременно было принято два документа по среднему образованию, закреплявших курс на реструктуризацию учебных заведений в городе и на селе. Уведомление ЦК КПК и Госсовета КНР «О некоторых вопросах укрепления и реформирования обучения в сельской школе» ориентировало на подготовку в основном специалистов низшего звена для обслуживания нужд местного аграрного сектора. В те годы на селе проживало 219 из 230 млн неграмотных и малограмотных, в сельских школах обучалось 90% всех школьников; уровень образования на селе составлял в среднем 4,8 класса.

Руководство страны с 1979 г. заявляло и о необходимости расширения сети системы профессионально-технического обучения, что не только способствовало подготовке специалистов среднего звена, но и обеспечивало занятость тех 60% выпускников общеобразовательных неполных средних школ, которые не могли продолжить обучение и не рассчитывали на трудоустройство в условиях растущей безработицы. Принятое рядом министерств «Мнение относительно реформы структуры среднего образования в городах и развития профессио- нально-технического образования» (1983) закрепляло курс на значительное расширение сети профессионального и среднего специального образования за счет сдерживания распространения общеобразовательных школ.

Законодательство в сфере образования должно было не только закрепить его роль в обществе, но и предотвратить возможность волюнтаристских ломок

вбудущем. Важным шагом в этом направлении стало «Положение Китайской Народной Республики об ученых степенях» (1980), вводившее систему ученых степеней, соответствовавших международной классификации (бакалавры, подготовка которых шла на основных 4-годичных отделениях – бэнь кэ, и магистры, обучавшиеся в восстановленной в 1978 г. после 12-летнего перерыва аспирантуре). Основополагающие принципы стратегии реформы были заложены в Постановлении ЦК КПК «О реформе структуры образования» (1985), которое можно считать рубежным в истории КНР (подобные решения до этого принимались дважды – в 1951 г. и в 1958 г.). Основной целью реформы было названо «повышение качественных характеристик нации, подготовка кадров в большем количестве и более высокого уровня». Новый курс был положен в основу программы «качественно-ориентированного воспитания» (сучжи цзяоюй)

вучебных заведениях.

Планка базового образования была поднята до уровня девятилетней неполной средней школы, а его распространение впервые гарантировалось принципом обязательности и бесплатности. В правовом поле эти положения были закреплены в Законе КНР об обязательном образовании (1986), который определил действие системы образования в условиях товарной экономики, закрепив право на создание учебных заведений не только государственными структурами, но

ипредприятиями и общественными организациями.

Вто же время масштабы приема на основные отделения вузов и темпы развития высшей школы после непродолжительного периода расширения этой системы, восполняющего громадные потери «культурной революции» (в первой половине 80-х гг. появилось 400 новых вузов за счет имевшихся ресурсов и распространения маломасштабных 2–3-годичных высших колледжей, готовивших специалистов-практиков для региональной экономики, – их доля выросла с 40% до 60% всех студентов), фактически были заморожены до конца 90-х гг.

Реформирование системы образования предполагалось осуществлять в тесном взаимодействии с изменением системы занятости: принцип «профессиональной подготовки до занятия рабочего места» связывался с практиковавшейся с 1982 г. системой контрактного найма. На фоне расширения хозяйственной самостоятельности предприятий и перехода от директивного планирования к направляющему Постановление 1985 г. предложило изменить действовавшую ранее систему набора в вузы – они получили право помимо госзаказа набирать определенные квоты студентов по договорам с предприятиями, которые оплачивали обучение этих студентов, а также обучающихся за свой счет. Соответственно менялся порядок централизованного распределения всех студентов, включая принятых по государственному плану: они получали право поиска работы по контракту.

Одним из основных положений Постановления 1985 г., а затем и Закона 1986 г., стала децентрализация системы управления образованием. Впервые законодательно были зафиксированы разделение ответственности между центральными и местными органами власти и значительное увеличение прав и ответственности последних в учреждении школ и управлении ими, включая финансирование. Центр предоставил местным правительствам, вплоть до волостных, широкие права на основе принципа «по ступеням учреждать школы, по ступеням управлять ими» подкрепил эти права источниками финансовых поступлений. Среди других направлений реформы были: введение комплексного территориально-ведомственного принципа управления вузами (оно сохранялось на двух уровнях – центральном и провинциальном), автономия образовательных учреждений и, наконец, некоторая демократизация системы управления образованием за счет привлечения общественности.

Вцелом на стартовом этапе реформы шел слом старой унифицированной модели и архаичной образовательной политики, были намечены основные направления новой парадигмы образования. При этом преобладало чисто технократическое прочтение связи образования с экономикой. Однако уже к концу первого десятилетия реформ многим деятелям образования стало очевидно, что стратегия образования не может диктоваться исключительно «вызовом со

Книжный магазин недалеко от Пекинского университета

стороны новой технической революции». На страницах педагогической печати разгорелась дискуссия, в ходе которой звучали призывы отдельных ученых и педагогов обогатить модернизацию гуманитарным и гуманистическим аспектом: «человек – исходная точка образования».

XIV съезд КПК определил специфику новой фазы индустриализации – перенос центра тяжести на высокие технологии, науку и образование. В отчете съезду наука и техника были названы «производительной силой первостепенной важности», а образование – «основой» строительства социалистической модернизации, промежуточным звеном и стимулом в процессе превращения науки и техники в реальную производительную силу. В 1990 г. Китай подписал «Делийскую декларацию», определяющую международные требования к программе «Образование для всех», среди целей которой значились сокращение неграмотности к 2000 г. наполовину и обучение детей из «проблемных категорий». В соответствии с этими требованиями в КНР был составлен ряд приоритетных правительственных проектов: «Программа реформ и развития образования национальных меньшинств в стране», «Положение об обучении детей-инвалидов».

Первой комплексной стратегической программой долгосрочного развития системы образования, отразившей требования перехода к высокоиндустриальному информационному и более демократичному обществу, стала принятая ЦК КПК и Госсоветом КНР «Программа реформ и развития образования»

(1993). Программа базировалась на постулатах современной теории модернизации, касающихся стратегической роли образования в общественном прогрессе и приоритетности его развития, т.е. опережающем по отношению к производству коэффициенте роста. В ней также был разъяснен новый характер взаимоотношений государства и образовательных институтов. Роль государства ограничивалась макрорегулирующими функциями, сокращались и его финансовые обязательства. Акцентировалась необходимость модернизации управления образованием, новые механизмы которого включали создание законодательной базы, регулирующих планов, многоканального финансирования, информационного обеспечения, административного контроля и мониторинга. В результате учебное заведение становилось самостоятельным юридическим лицом: развитие высшей школы предполагалось в основном за счет включения рыночных механизмов, а именно перехода к платному обучению, в том числе и для лиц, обучающихся по госзаказу. В Программе отмечалась также готовность руководства страны стимулировать формирование негосударственного сектора

вобразовании. В области высшего образования Программа, базируясь на экономическом росте, обозначила тенденцию перехода от элитарности к массовости, поставив задачу увеличить охват лиц соответствующей возрастной категории с 3,5% до 8% к 2000 г. за счет формирования многоступенчатой системы вузов различных типов и уровней, предназначенных для обслуживания различных секторов экономики.

По словам тогдашнего Председателя КНР Цзян Цзэминя, «чтобы осуществить модернизацию… необходимо иметь некоторое количество вузов высшего современного уровня», которые «должны стать колыбелью воспитания и подготовки творческих кадров… мостом для обмена и заимствований лучшего

внациональной культуре и передовых достижений мировой цивилизации». Запущенная в 1995 г. Программа 21-1 была нацелена на создание к XXI в. приоритетной группы из 100 национальных университетов и превращение их в базы инновационных исследований и подготовки кадров высшей квалификации по приоритетным областям знаний. Вошедшие в Программу университеты (в 2006 г. их было 92) составили всего 5,4% общего количества вузов в стране, они взяли на себя ответственность за подготовку 83% докторов и 61% – магистров, в них было сконцентрировано почти 80% ключевых научных дисциплин и столько же основных государственных лабораторий. Вузы Программы 21-1 получали около 10% средств, выделяемых государством на науку и инновации.

Стратегический поворот начала 1990-х гг. ориентировал систему образования на усиление открытости, значительное расширение ее внешних связей за счет увеличения численности китайских студентов и аспирантов за рубежом и подготовки кадров совместно с зарубежными университетами или учеными. Вузы получили право устанавливать собственные международные контакты.

Под воздействием интернационализации Китай совершенствовал критерии эффективности и качества. Обновленные планы, программы и учебники в экспериментальном порядке использовались с 1987/88 учебного года, а в 1992 г. после доработки был опубликован их проект для школ в системе обязательной девятилетки. Предметные планы стали более гибкими и разнообразными и