Nukhazhiev_N_S__Umkhaev_Kh_S_-_V_poiskakh_natsionalnoy_identichnosti_-_2012

а по тайповым тяптарам, старинным преданиям, рассказам своих старейшин. Они тысячами всевозможных нитей неразрывно связаны со своей Родиной – Чечней. Более того, они не забыли и о своих бывших однотайповцах, в силу разных причин, вынужденных покинуть пределы своих родовых селений и обосновавшихся на западе нахчийских земель. В настоящее время они составляют ряд известных ингушских фамилий.

А что касается ингушского фольклора, в котором «сохранились сведенияопроисхождениинекоторыхчеченскихродовотингушских», то в чеченском фольклоре (да и в ингушском тоже) сохранилось столько сведений о происхождении ингушских родов, да и, в целом, самого ингушского народа (незначительную часть из них мы привели выше), что после ознакомления с ними у кодзоевых отпадет желание поднимать эту тему вообще. Чего только стоит упомянутое выше ингушское предание об армянском происхождении ингушей.

Всвязи с широким использованием ингушскими авторами, для доказательства древности своего происхождения, различных родословных

игенеалогических древ, хочется предостеречь читателей от слепой веры в эти, зачастую, придуманные самими авторами, конструкции. Чеченцы

иингуши являются младописьменными народами и соответствующих письменных документов о происхождении своих родов у них не было. Поэтому подход к генеалогическим схемам, составленным на основе устного народного творчества, должен быть весьма критичным.

Хотя необходимо признать, что чеченцы, в отличие от ингушей, начавшие исповедовать ислам еще с XVI века (восточная часть Чечни), фиксировали сведения о своих предках в так называемых родовых и семейных «тяптарах» на арабском языке. Но, а что было до этого, никто точно пока сказать не может.

Всвязи со всем вышесказанным вспоминается рассказ Усманова Ибрагима, проректора Грозненского государственного нефтяного института, о том, как он в студенческие годы настойчиво добивался от своего отца, чтобы он назвал ему имена хотя бы 10 своих прямых предков.Нурид,отецИбрагима,сразужеперечислилемуименасемерыхиз них, что является обязательным минимумом для настоящего чеченца, потом припомнил еще двоих, но дальше, хоть убей, никого вспомнить не мог. Порядком подустав от просьб Ибрагима назвать хотя бы еще одно имя, Нурид в шутку сказал: «Да возьми ты любое старое чеченское имя, кто об этом узнает!».

Кто может поручиться, что родословные ингушских авторов не были составлены по такой же схеме? Но уже не в шутку, а всерьез.

291

ОБ «ЭЗДЕЛ»

Дас хастийна дин хьалха ца баьлла.

Нохчийн кица

С начала 2000-го года в некоторых ингушских изданиях (рецензентами и редакторами которых являются видные, остепененные научнымизваниямиингушскиеученые),снастойчивостью,достойнойлучшего применения, началась пропаганда крайне опасной темы «особости» ивысокойстепениблагородстваингушей,вотличиеотчеченцевидругих народов Кавказа, якобы произошедших от ингушей, потерявших «эздел».

Если Б. Костоев, Б. Богатырев, Б. Сейнароев стараются дискредитировать чеченских лидеров, Н. Кодзоев с сотоварищи бьют по истории чеченцев, то А. Танкиев, М. Матиев и ряд его коллег по цеху атакуют культуруидуховноенаследиечеченскогонарода,наглохватаяиназывая своим все, что, по их мнению, плохо лежит у чеченцев. Все это абсолютно не соответствует действительному «эздел» ингушского народа.

Кто бы что ни говорил, история и культура у чеченцев и ингушей,

вцелом, одна и та же, с небольшими особенностями, связанными с влиянием языка и культуры соседствующих народов, а также с более ранним и глубоким проникновением ислама, категорически неприемлющего все языческое, в чеченскую культуру, чем в ингушскую. И хотя все эти нападки бумерангом вернутся обратно и будут бить по самим ингушам, стараются они изо всех сил.

«Ингушская народная этика «эздел» формировалась в течение многих веков в русле мировой этической мысли. Так или иначе, в той или иной мере в ней сохранились нравственные нормы и идеи, известные народам и мыслителям многих стран Востока и Европы. И в то же время,системанравственныхценностейэтическогоучения«эздел»глубоко самобытна, оригинальна, имеет самостоятельное, узнаваемое лицо

вмировой этической мысли. В этом видится ее уникальность и историческое значение не только для ингушского народа – выдающегося творца этой этики», – пишет А. Танкиев (202, с. 63).

Во-первых, такое чрезмерное восхваление своих собственных каких-то достоинств и качеств, не соотносится ни с чеченской, ни с ингушской этикой.

292

Во-вторых, о какой отдельной «самобытной» и «оригинальной» ингушской этике может идти речь, если она является всего лишь частью вайнахской, а затем и горской общекавказской этической системы. Что же касается ее «узнаваемости», то она, в большинстве из своих проявлений, знакома во всем мире не как ингушская и даже не чеченская, а как общекавказская этическая мысль. Хотя никто не отрицает каких-то своих, специфических, ее особенностей у разных народов Кавказа.

«Той исторической почвы, которая в древности породила эздел, давно уже не было в XIX веке, но ингушский народ сохранял и свято соблюдал и соблюдает до сих пор эти нормы, хотя многие из них, особенно представителям иных этносов (включая даже близкородственных чеченцев), представляются несуразными, отжившими свое, мелочно-условными и т. п.», – продолжает автор свою сагу о величии своего народа (202, с. 65).

Чтозачушь?Какимобразомингушимогутсегодня«святособлюдать» этические нормы жизни, сложившиеся у них, например, до XVIII века? Ведь тогда они были еще язычниками, поклонялись различным идолам, женились на женах своих умерших братьев (левират) и сестрах своих умерших жен (сорорат).

Вот как писал обо всем этом известный исследователь быта ингушей Н. Грабовский в своей работе «Ингуши»: «И по смерти мужа женщина не приобретала права на свободное распоряжение своею судьбою: она обязана была выйти за брата умершего мужа или за ближайшего его родственника, если заявлялось на то требование этих лиц; в противном же случае она снова поступала в полное распоряжение своих родных. И как вдова, не взятая в замужество кем-либо из родственников умершего мужа, она не имела права выйти замуж, по своему исключительному выбору. Этот варварский обычай, еще в начале 60-х годов, обратил на себя внимание начальства, и по инициативе последнего, в 1863 году, с согласия ингушей, первым и непременным условием брака постановлено было допустить свободную волю и непринужденное согласие не одного лишь мужчины, но и женщины, выходящей в замужество» (188, с. 45).

Рассуждения Танкиева – это сказки для непосвященных. Автор сам себе противоречит. То он пишет, что ингуши, в отличие от других народов,«святособлюдают»своимноговековыенравственныетрадиции, то – что изменение нравственных норм – это общее для всех народов правило.

Ингуши, находившиеся в окружении враждебных к ним народов, как в консервной банке, были замкнуты до конца XVIII века в не-

293

большом пространстве горной части Центрального Кавказа и поэтому среди них относительно лучше сохранились некоторые патриархаль- но-родовыетрадиции. Но это вовсене значит, что ингуши являются авторами всех этих традиций. Автором является весь нахчийский народ, потомки древних нахов.

Чеченцы за несколько столетий до своих западных собратьев вернулись на равнину, приняли ислам, в связи с чем, у них коренным образом изменились условия жизни, наладилось взаимовыгодное сотрудничество с соседними народами, изменились общественные отношения.

Вот что на своих лекциях в ЧИГУ говорил нам И. Дахкильгов: «В XV веке пала Золотая Орда. В XVI веке вайнахи начали выселяться с гор на равнину. И в этих равнинных поселениях начал нарушаться тот жизненный устой, который был в горах. Общественно-социальные отношения влияют на законы и обычаи. Изменения первых вызывало изменения вторых. В Чечне род разложился. В Ингушетии родовые отношения более сохранились, чем в Чечне» (50).

«В настоящее время, при выселении чеченцев на плоскость, и образовании ими больших аулов, заселенных сотнями семейств различного происхождения, при невозможности, следовательно, совместной жизни родичей; при воздействии ислама, борющегося с многими институтами обычного права, а также при ломке прежнего строя жизни в новых условиях с начала русского управления – родовая организация в Чечне все больше стала рушиться и делиться на отдельные семьи; уже теперь на плоскости ее сменила сельская, соседская община, и такие институты, как родовой старейшина, наследование родом имущества родичей, разные платежи и т. п., почти не имеют фактической почвы, не существуют вовсе…», – утверждает известный кавказовед Б. Далгат

(67, с. 143).

Вот почему некоторые общие для нахчий (вайнахов) обычаи и традиции лучше сохранились у ингушей! Но даже сегодня, среди чеченцев, в общем, больше приверженцев того самого нахчийского традиционализма, о чем так восторженно пишет Танкиев, чем среди ингушей.

Что же касается того, что эти нормы, «особенно представителям иных этносов (включая даже близкородственных чеченцев), представляются несуразными, отжившими свое, мелочно-условными и т. п.», то с претензиями необходимо обращаться к руководству Ингушского НИИ гуманитарных исследований, носящего имя Чаха Ахриева, который отмечал, что «при внимательном взгляде на общественную и в особенности семейную жизнь ингушей постороннего человека

294

удивляют в ней резкие контрасты сообщительности с изолированностью, простоты нравов с бесчисленными, неуловимыми, мелочными формальностями…».

Рассматривая книгу Д.Д. Межидова и И.Ю. Алироева «Чеченцы: обычаи, традиции нравы. Социально-философский аспект», Танкиев пишет: «Во многих случаях авторы ведут разговор о вайнахах, хотя работу свою они назвали «Чеченцы: обычаи, традиции, нравы» (см. с. 32, 44–45 и др.), что нивелирует и ущемляет то самобытное, что относится как к чеченскому, так и к ингушскому. Тем самым, ингушское выдается как часть чеченского» (202, с. 66).

Многие ингушские авторы имеют привычку «путать» термины «вайнахи» и «нахи» с еще не до конца сформировавшимся этнонимом «ингуши». За примерами далеко ходить не надо. В самой книге Танкиева их более чем достаточно. Например, известные чеченские героико-эпические песни и рассказы (беззастенчиво переписанные с чеченских), в которых присутствуют реальные одноименные прототипы известных нахчийских героев Алдам ГIеза, Iумара Iела, Жерочун кIант, Маьхьти Идрис, Iахи Темаркъа, Къена Дада автор представляет как ингушские эпические песни и рассказы, а самих их героев, как ингушей. А таковыми они могут быть только в одном случае, если Танкиев признает факт, что ингуши являются составной частью единого нахчийского народа.

Дальше автор продолжает: «Многие ссылки на фольклор и мифологию типа «покровитель оленей Елта ослепил родоначальника чеченцев Нахчо за попытку убить красивого оленя» имеют сомнительные и неверные толкования. Авторы здесь ссылаются на Г.К. Вагнера, который не является специалистом по этому вопросу, – откуда ему знать, чтоЕлтане«покровительоленей»,абогохотыизлаковуингушей,ане у чеченцев. Мотив, что Елта ослепил родоначальника чеченцев Нахчо за попытку убить красивого оленя», который приводит Г.К. Вагнер и на которого ссылаются авторы, не известен ни ингушскому, ни чеченскому фольклору и не может иметь мифологического происхождения. Это, скорее всего, выдумка самого Г.К. Вагнера» (202, с. 66).

А вот известный фольклорист Ибрагим Дахкильгов не ставит под сомнение, что это чеченская легенда. Вот что он пишет: «Цхьан легенда тIа вувцачохь, Начхо хиннав говза чарахь. Цкъа тIанийсвеннав из кIайча саьна. Цунна топ тоха ер кийчлушшехьа а, бIарга са а дайна вус из. МоллагIа сай а боацаш, из хиннавар саьрчий Iулашка хьежаш хина Елта. Цу моттигах оал «Начхой бIаргаш дайна моттиг… Елтах дола ер

295

дувцарийнаднохчийхьалхарадавувцашхинначаширачадувцарашца; метатеза а хина («ч», «х» яхача озаша шоай моттиг а хийца) «Начхо» яхачох хьадоагIа «нохчо» (71, с. 22).

Во-первых, некорректно называть известного исследователя, что он «не специалист» и обвинять его в том, что он все это выдумал сам (можно подумать, что исследователи, на которые ссылается Танкиев для подтверждения своих весьма сомнительных идей, большие профессионалы и специалисты, чем Вагнер).

Во-вторых, как понимать, «что Елта не «покровитель оленей», а бог охоты и злаков»? Разве охота не имеет отношения к оленям? Елта (по-чеченски «хлеб», «зерно») был когда-то богом охоты и злаков у чеченцев, так же, как и ингушей. Дело в том, как мы отмечали, что ингуши, в отличие от чеченцев, придерживались язычества еще несколько столетий после принятия последними ислама, и у ингушей все это сохранилось лучше, тогда как у чеченцев все традиции, связанные с язычеством, были под запретом и жестоко преследовались со стороны мусульманского духовенства.

К тому же, у принявших подданство России в 1810 году ингушей произведения устного народного творчества стали записывать намного раньше, чем у чеченцев. Как известно, в Ингушетии, кроме собственных исследователей, работали различные российские и зарубежные научные экспедиции и отдельные ученые, в то время, как сбором и изучением самих чеченских материалов, кроме Лаудаева, в силу известных нам причин (Кавказская война, отсутствие светской грамотности и т.д.), практически никто не занимался. А что касается того, что этот «мотив неизвестен ни ингушскому, ни чеченскому фольклору», то не надо отвечать за чеченский фольклор. За него, слава Богу, есть кому отвечать.

«Авторы (Межидов и Алироев. – Авт.) чеченские формулы этикета приветствий выдают за общевайнахские. Так, например, «Хьо вог1у, воккха стаг», «Хьо вогIу» – «Ты идешь?» является чисто чеченским. В ингушском этикете приветствий старшего и вообще проходящего таких формул нет и в помине, а есть другие. У ингушей такого рода приветствия вызывают недоумение и удивление... Авторы книги или не знают этого, или стараются искусственно подогнать, растворить ингушское самобытное в чеченском, где это только возможно с их точки зрения» (202, с. 67).

Опять какие-то конспирологические схемы и заговоры против суверенных прав танкиевых! «Хьо вогIу», «Хьо йогIу» – это всего лишь дополнительные (плюс к тому, что есть у ингушей) формы приветственного этикета практически одинакового у чеченцев и ингушей. Та-

296

кие усеченные формы, вместо полных, обычно используются, когда,

всилу определенных условий, знакомые люди встречаются несколько раз в течение одного дня, например, на работе или с соседями по лестничной площадке (не будешь же через каждые полчаса приветствовать знакомых в развернутой форме). Другое дело, когда знакомого видишь раз в день или еще реже. В этом случае приветственный этикет предполагает неспешную и полную процедуру приветствования друг друга

– «маршалла а, доьналла а хаттар». Какое недоумение или удивление это может вызывать? Если пока у ингушей нет этих форм, то со временем, с дальнейшим развитием языка, они, несомненно, появятся или будут заимствованы из чеченского языка.

«Младший по возрасту обращался к старшему, пользуясь словесными формулами «воти», «дади», но не по имени. В чеченском употребляется обращение «ваша», в том же значении («воти» и «дади» – авт.), что совершенно недопустимо и чуждо в обращениях к старшему

вингушском этикете. Оно воспринимается ингушами, как нечто беспардонное, вызывает у них удивление и недоумение. Отсюда видно, что данная норма есть еще одно красноречивое свидетельство бытования в прошлом и настоящем принципиального различия между ингушским и чеченским… Ингушское обращение младшего к старшему, особенно преклонного возраста «воти», «дади» и чеченского «ваша» естьоднаизмногочисленныхчертнационально-самобытного,которые создают узнаваемое национальное лицо народа, делают ингушское – ингушским, а чеченское – чеченским» (202, с. 460).

Во-первых, в чеченском языке слово «ваша» имеет целых четыре значения: «брат» (родной и по вере), «дядя» (брат отца или матери), «отец» (если жив дедушка по отцу) и «старший по возрасту», в зависимости от контекста. Это так называемая многозначность слова. Это сложнее, чем у ингушей, что указывает, как на большую развитость чеченского языка, так и более продвинутые семейные и общественные отношения чеченцев.

Во-вторых, если в семье есть дедушка, то «дада» называют его, а отца в таком случае называют «ваша». При живом дедушке в семье считаетсянеприличнымназыватьсвоегоотца«дада».Еслидедушкупо отцу называют «дада», то дедушку по материнской линии обычно называют «воккха дада» (старший дада). Братьев отца и матери, а также ближайших родственников старшего поколения тоже называют уважительно «ваша» (дядя). Для различения, каждого из них называют по своему: «воккха ваша» (старший ваша), «жима ваша» (младший ваша),

297

«гIалара ваша» (ваша из города), «Анзорера ваша» (ваша из семьи Анзора) и т. д.

Интересно, а чем Танкиеву не нравится слово «ваша»? Что в нем такого «беспардонного»? Беспардонным и абсолютно несоответствующим ни чеченскому «оьздал», ни ингушскому «эздел» является само заявление автора.

А вот А.-М. Дударов с Н. Кодзоевым не совсем согласны с Танкиевым. Они пишут: «У ингушей издревле не только родные братья, но и разные представители одного рода называются братьями» (87, с. 166). Вот вам и вся разность!

Стоило ли Танкиеву нагнетать такие страсти, чтобы доказать абсолютно недоказуемое – «принципиальное различие между ингушским и чеченским», которого, на самом деле, в природе не существует, как бы этого не хотелось Танкиеву и некоторым его единомышленникам? В чем «недопустимость», «чуждость» и «беспардонность» употребления у чеченцев к старшему по возрасту слова «ваша», если ингушское слово «воти» производное от «воши», означает то же самое, что и чеченское «ваша» – «дядя» (по отцу или по матери, а зачастую и любой старший по возрасту)?

Представить только – одно из главных принципиальных отличий ингушей от чеченцев, по Танкиеву, оказывается в том, что ингуши называют старших по возрасту «воти», а чеченцы – «ваши»! У чеченцев к старшему по возрасту обращаются не только словом «ваша»/»ваши» (что равнозначно ингушскому «воти»/»воши»), но так же, как и у ингушей – «дада» или «воккха стаг» (если младший обращается к человеку преклонного возраста).

На самом деле, автор прекрасно понимает, что это всего лишь диалектные особенности. Нельзя основываясь на них делать такие основополагающие выводы. Это несерьезно! Таких особенностей, даже в пределах одной языковой группы ингушей, можно наблюдать более чем достаточно. Например, между назрановцами и джейраховцами. Но это же не значит, что назрановцы и джейраховцы говорят на различных языках и принципиально расходятся в ментальности?

У чеченцев, например, замужней женщине не принято называть припостороннихименимужа,ближайшихегородственников,втовремя, как муж не называет только имени жены и своих детей (так называемый обряд «цIекхабар»). А у ингушей муж при посторонних не произносит не только имени своей жены, но и имена своего тестя и тещи, а у чеченцев называть последних их именами в порядке вещей (202, с. 461). И что же, все это должно восприниматься чеченцами, «как нечто

298

беспардонное» и «вызывать у них удивление и недоумение», как «еще одно красноречивое свидетельство бытования в прошлом и настоящем принципиального различия между ингушским и чеченским»? Конечно же, нет. Это всего лишь небольшие местечковые различия в пределах культуры одного народа.

Или вот еще пример – всем известно, что у чеченцев и ингушей – муридов Кунта Хаджи – нишу для покойника в могиле роют с северной стороны (в знак уважения к пророку), а у тех же чеченцев и ингушей – последователей Дени Арсанова – нишу делают с противоположной, южной стороны. Не следует же из этого, что это какой-то признак разнойментальности,который,соответственно,определяетразнуюнациональную принадлежность представителей двух вирдов? Все это задается не национальной принадлежностью, а приверженностью к тому или иному вирду. Таких примеров можно привести десятки. Все эти отдельные исключения из общего лишь только доказывают единство чеченцев и ингушей.

Втожесамоевремя,ярыйзащитниксамобытностиингушскогонарода Танкиев, который считает оскорбительным и недопустимым называть старшего по возрасту чеченским «ваша», вполне допускает, что младший, так же, как и у русских, «обращается к старшему по имени

иотчеству» (202, с. 461). Хотя, как известно, у чеченцев и ингушей не принято называть человека по отчеству. Хотелось бы спросить у автора, насколько это соответствует ингушскому «эздел» и почему он не считает такое обращение «совершенно недопустимым и чуждым» для ингушей, так же, как и в случае с чеченским «ваша»? Или самобытность ингушей он считает необходимым защищать только от близкородственных чеченцев?

Внекоторыхчеченскихдиалектах,наравнесформамиприветствия, присущих собственно чеченскому литературному языку, присутствуют

иформы приветствия, используемые в ингушской среде. Даже то же самое «воти». Так что, ничего «самобытного» ингушские формы приветствия из себя не представляют и о какой-то «искусственной подгонке» или «растворении» говорить не приходится.

«Авторы договорились до того, что объявили: «Ингуши эталоном воспитанности и культуры считали кабардинских князей», – возмущается Танкиев (202, с. 67).

А что возмущаться-то? Разве это не так? В фольклоре ингушей, на основе которой выстроена практически вся работа автора, более чем достаточно примеров, подтверждающих это: в различных обрядах, преданиях, пословицах и поговорках. Вот, например, выдержка

299

из ингушского заговора, которым «ласкают» (лечат. – Авт.) болезнь, приведенная в самой книге Танкиева, где черкесские князья и княгини предстают как эталон в мировосприятии ингушей: «… В чистое золото пусть положат тебя, в середину чистых шелков пусть положат тебя, у черкесских князей пусть будешь ты, у черкесских княгинь пусть будешь ты…» (202, с. 304). Как говорится, правая рука не знает, что делает левая.

Или вот еще отрывок из обрядовой песни, исполняемой при входе невесты в дом жениха: «Как для кумыцких князей медовый напиток, так сладко живи со своими деверьями, как для кабардинских князей овечий курдюк, так жирно живи со своими снохами» (67, с. 176). А вот слова из другой обрядовой песни ингушской девушки: «Ты что, сын вдовы, так возгордился, как будто кабардинское узденство ты получил, или как будто княжеское достоинство ты получил?» (67, с. 179).

Один из самых цитируемых ингушами исследователей А.Н. Генко

всвоей работе «Из культурного прошлого ингушей» про отношение ингушей к кабардинцам пишет так:

«Феодальная знать Кабарды очень импонировала бедным обитателям гор, какими были ингуши до своего выселения на плоскость. До сих пор у ингушей существуют выражения, подобные следующему: «я не видел молодца воспитаннее его, если бы только не (было) кабардинского князя». Кабардинец понимается в смысле «интеллигентного, образованного человека» (95, с. 497).

Как отмечает Башир Далгат, «кабардинцев ингуши называют «черси» (черкесы) – населяющих Малую Кабарду, и – «габыртой» – населяющих Большую дальнюю Кабарду; от них ингуши научились приличию, этикету, и для этой цели они часто посылали детей своих на воспитание в Кабарду» (67, с. 74).

Думаем, что привели достаточно примеров из достаточно авторитетных источников, опровергающих ложное утверждение Танкиева.

«Они (Межидов и Алироев. – Авт.) считают, что употребляется и другое выражение: «ГIиллакх долуш ву (ю) иза! – «Он (она) воспитанный человек». Нужно отметить, что понятие «гIиллакх» исконно вайнахского происхождения». Большего невежества в данном вопросе и желания ущемить национальное достоинство ингушей трудно и предположить! Да будет известно авторам, что ингуши говорят не гIиллакх (это по-чеченски), а г1улакх, и употребляется это понятие в данном случае

взначении «этикет»: гIалгIай гIулакх – ингушский этикет» (202, с. 67).

Ав чем, извините, выражается «ущемление национального достоинства» ингушей? В том, что авторы назвали понятие «гIиллакх» вай-

300