Nukhazhiev_N_S__Umkhaev_Kh_S_-_V_poiskakh_natsionalnoy_identichnosti_-_2012

Еще в 1933 году, как цитировалось выше, автор этой работы писал: «Напрасный труд утверждать, что такой переход к единому литературному языку слишком длителен, а потому результат он даст очень нескоро. При нынешних темпах развития языка это сближение будет идти колоссально быстро, больше того, темпы эти будут все время нарастать. Нужно только твердо стать на путь сознательного сближения диалектов чечено-ингушского языка на базе чеченского плоскостного диалекта». Советская действительность подтвердила это положение.

Основные расхождения между плоскостным чеченским и другими диалектами,главнымобразомингушским,выражающиесявразличиях перегласовкигласныхиналичииусеченныхформвингушскомдиалекте,смогутбытьликвидированыпутемвведениятщательноразработанной орфографии на основе морфологическо-фонетического принципа и распространения на ингушский диалект правил написания полных форм вместо усеченных.

Никаких существенных неудобств означенные новшества в орфографию не внесут, а чеченскую и ингушскую письменные речи они значительно сблизят.

Вследствиетого,чтоначальныеформысловвчеченскомиингушском диалектах в большей мере совпадают, чем производные, принятие морфологическо-фонетического принципа при составлении орфографии, вместо фонетического принципа, существенно сблизит орфографию.

Совершенно очевидно, что вся новая терминология, все вводимые в тот или иной диалект новые формы, обороты речи и т. д. должны быть общими для обоих диалектов, точно так же и весь лексический фонд всех диалектов чечено-ингушского языка должен быть достоянием будущего литературного языка.

Нужно также установить, ориентируясь на плоскостной чеченский диалект, единые формы словообразования, а также и формы словоизменения для новой терминологии.

Таким образом создастся единый чечено-ингушский литературный (письменный) язык без болезненных ломок, без задержки культстроительства в какой-либо части Чечено-Ингушии, а, наоборот, способствуя развитию его. На основе такого письменного языка будут посте-

331

пенно нивелироваться различные особенности разговорного языка и вырабатываться единое литературное произношение.

Такой путь образования литературного языка представляется нам единственно правильным.

Главные пункты, сближающие чеченскую и ингушскую орфографии после реформы 1938 года.

I. Ликвидация буквы носового «ņ», обозначавшей в чеченской орфографии назализацию предшествующей ей гласной и ограничение фиксации в письме назализации: носовой оттенок гласного передается буквой «н» после гласного в конце слова только в словах, отвечающих на вопросы «кого? чей?» и в немногих односложных словах, в которых он слышится, – и обозначение назализации буквой «н». Этим пунктом ликвидировано написание «н» в конце прилагательных, порядковых числительных, инфинитива, недавно прошедшего времени, причастий. Обозначение назализации через «н», введенное в чеченскую орфографию в 1938 году, вполне приемлемо для ингушского диалекта, ибо оно соответствует его нормам. Между тем, ингушская орфография (1938 г.) не допускает обозначение назализации вообще.

II. Ликвидация обозначения в чеченском письме дифтонга «ие», а обозначение его через звук «э» и «е», как в ингушском. Допускается в отдельных случаях обозначение этого дифтонга через «иэ».

III. Написание дифтонгов ав//ов через «ов», как в ингушском.

IV. Передача сомнительных гласных «а, о, и, е» в неударных словах через «а», как в ингушском.

V. Установление написания суффикса «алла», а не «улла», в ингушском «ал».

В свою очередь, в ингушскую письменность орфографией 1938 г. внесены изменения, которые сближают ее с чеченской.

I. – написание окончания активного падежа единственного числа через «с», а не «з».

II. – написание окончаний дательного и вещественного падежа существительных, склоняющихся, как прилагательные, через «чунна» и «чунах».

332

III.– написание окончаний порядковых числительных через «гI»,

ане «х».

IV. – написание дифтонга «ей//ай» через «ай», как в чеченском. Громадное большинство правил написания корней и морфем одинаковы для обоих диалектов, одинаковы правила слитного и раздельного написания слов и орфография советизмов и интернационализмов.

В целом орфография 1938 года является существенным шагом на пути к сближению чеченской и ингушской письменности.

Вместе с тем, в алфавите есть ряд пунктов, затрудняющих взаимопонимание и могущих быть без ущерба для орфографии изменены. К таким принадлежит в ингушской орфографии:

I. Написание окончания прошедшего совершенного через «ар», а не «ира».

II. Написание краткого «ə» через «ы», а не «и».

III. Написание факультативных в живой речи окончаний родительного и дательного падежей ă//ăн, ā//ăнна через а; á.

Следовало бы назализацию в ингушском письме обозначать точно так же и в тех же формах, как и в чеченском.

Вполне допускается в живой ингушской речи обозначение «уь» и «оь», точно так же, как и обозначение «оа» в тех словах чеченской письменности, в которых он ясно слышится.

Совершенноизлишнеобозначениевингушскомписьме«дж»,«дз».

Нельзя согласиться с написанием «ы» в некоторых коренных словах в ингушском письме. Пункт об этом допущении гласит: «Краткая носовая гласная «и» в конце односложных слов изображается в ингушском письме через букву «ы»». Зачем назализованный «и» изображать через «ы», а не через «и», как это делается в чеченской орфографии?

Изложенными не исчерпываются те пункты, которые могли бы быть введены в орфографии и которые послужили бы к еще большему сближению их.

333

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исходя из изложенного, считаем необходимым проведение следующих мероприятий, которые будут содействовать ознакомлению чеченцев и ингушей с литературными диалектами и выработке общих письменных норм:

1.Утвердить единый обязательный для всех чечено-ингушский алфавит.

2.Составить и издать на основе морфологическо-фонетического принципа свод орфографических правил по чеченскому плоскостному и ингушскому диалектам, имея ввиду ликвидацию в существующих орфографиях всех расхождений, неоправданных диалектными различиями.

3.Издать чеченский и ингушский орфографические справочники.

4.Составить и издать чечено-ингушский словарь расхождений.

5.Всю новую терминологию (интернационализмы, советизмы, неологизмы) вводить в одинаковой форме для обоих диалектов.

6.Составить и издать популярную сравнительную грамматику плоскостного чеченского и ингушского диалектов. Такая грамматика, правда, с некоторыми существенными дефектами существует, необходимо переработать ее.

7.Разработать и издать программы по родному языку для начальной и неполной средней школы, а также для педучилищ и педвуза.

8.Изучить диалекты чечено-ингушского языка и составить диалектологическую карту. Изучение проводить не только путем организации экспедиций, но и путем организации сети корреспондентов, прежде всего из националов-учителей, для облегчения работы которых по изучению диалектов составить словники, анкеты, программы.

9.Приступить к сбору материалов для чечено-ингушского диалектологического словаря.

10.В книге для чтения, ч. 2-я (во 2-м классе) ингушских школ ввести легкие для чтения и понимания чеченские тексты в объеме 5–10 процентов всей книги.

334

11.В 3-м и 4-м классах ингушских школ в хрестоматиях по литературе давать легкие для понимания чеченские тексты (проза и стихи). Объем этого материала не должен превышать 20–25 процентов всего учебника.

В ингушских учебниках по языку для 3-го и 4-го класса приводить чеченские грамматические параллели.

Целевая установка таких текстов – ознакомление детей с особенностями чеченского диалекта для понимания хрестоматийного текста.

В неполной средней школе ввести обучение грамматике литературных языков.

В школах плоскостной Чечни ввести чтение ингушских текстов и давать сведения о грамматических особенностях ингушского диалекта.

12.В педучилищах и педвузе ввести изучение чечено-ингушской диалектологии.

13.Хрестоматийный материал в ингушских 5, 6, 7 классах давать на 50% на чеченском диалекте. В чеченской школе ввести изучение и разбор на ингушском диалекте лучших произведений ингушских писателей.

14.Распространять в ингушских районах лучшие художественные произведения чеченских писателей и наоборот (132).

Как мы видим, подготовительная работа, на достаточно серьезном научном уровне, была проведена. Но вся деятельность по созданию единого чечено-ингушского (нахчийского, вайнахского) литературного языка, так же, как и работа по коренизации всей общественно-поли- тической жизни республики, вдруг, была свернута. Сторонников этих проектов стали причислять к буржуазным националистам. Начались репрессии. Были расстреляны, посажены в тюрьмы и сосланы в различные лагеря многие руководители республики, религиозные деятели, писатели. Практически вся национальная интеллигенция, которая и так была малочисленна, была вырвана под корень.

Так были расстреляны писатели Саид Бадуев (основоположник чеченской советской литературы), Абди Дудаев, Ахмед Нажаев. Свыше десяти лет лагерей получили писатель и публицист Халид Ошаев, поэты Магомед Мамакаев, Арби Мамакаев и многие другие. Все они были сторонниками введения единого чечено-ингушского (нахчийского) литературного языка, который должен был стать своего рода основой последующего объединения двух частей единого народа.

335

Перегибы в коллективизации, закрытие мечетей и медресе, так называемая борьба с пережитками прошлого вызывали массовое недовольство и волнения среди чеченцев и ингушей, поверившим лживым обещаниям большевиков. Ежегодно в республике проводилось по нескольку военных операций с участием подразделений НКВД и частей Красной Армии по силовому подавлению всех очагов недовольства. В ходе этой так называемой «борьбы с бандитизмом и антисоветскими проявлениями» уничтожались и арестовывались, в основном, сотни ни в чем неповинных граждан, разрушались горные села, жителей которых переселяли на равнину.

Так продолжалось до предательского выселения всего чечено-ин- гушского народа в Среднюю Азию и Казахстан в 1944 году.

Общая беда во многом сплотила и объединила вайнахов. Началось более интенсивное сближение чеченского и ингушского разговорных языков. Стиранию диалектных особенностей также способствовал и тот факт, что и чеченцы, и ингуши являются последователями одних

итех же вирдовых братств и, к примеру, религиозные песнопения и теми,идругими,какправило,исполнялисьнаязыкеоригинала,тоесть на чеченском языке. В то же самое время, чеченский и ингушский литературные языки, на страже которых стояли местечковые патриоты (различные чиновники от образования и науки, отдельные писатели и общественные деятели), продолжали развиваться в прямо противоположных направлениях и во время депортации, и после возвращения чеченцев и ингушей на свою историческую Родину.

Что там говорить о целенаправленном разведении чеченского и ингушского литературных языков? Если языковая политика ингушских властейнеизменится,тов скоромбудущемразличие между ингушскими разговорным и литературным языками достигнет таких масштабов, что ингушскому обывателю станет малопонятным свой же литературный язык. «Налицо определенный разрыв между ингушским разговорным и ингушским литературным языками. Причем этот разрыв создан

иподдерживается искусственно из опасения перед «экспансией» чеченского языка… В результате литературный ингушский и разговорный ингушский языки, начиная с XX века, существуют как бы в двух разных плоскостях. (…) Если этот процесс не будет как-то прерван, то в недалеком будущем в Ингушетии будут существовать два языка: литературный ингушский (малопонятный для его носителей. – Авт.) и разговорный ингушский» (195, с. 401).

Проникновение чеченского фольклора в ингушскую среду и большую вилку между ингушским разговорным и литературным языка-

336

ми отмечал и Д.Д. Мальсагов, который писал: «Чеченский фольклор проникает в Ингушетию и часто укрепляется там с большим количеством чеченских языковых особенностей. Совершенно другую картину имеем в отношении письменной речи. Весь ход развития чеченской и ингушской письменности … не дает нам право утверждать о проникновении в ингушскую письменную речь чеченских особенностей»

(132, с. 21).

337

О ФОЛЬКЛОРЕ

Украсть чужой фольклор в принципе невозможно – это всегда результат собственной истории того или иного народа.

И. Сигаури

В конце 70-х – начале 80-х годов прошлого столетия, один из авторов данной книги был студентом дневного отделения филологического факультета (отделение русско-вайнахской филологии, называемое в студенческих кругах «национальным») Чечено-Ингушского государственного университета им. Л.Н. Толстого. Преподавателями курса вайнахского фольклора были Ибрагим Дахкильгов, Ахмет Мальсагов, Исмаил Мунаев и совсем еще молодой, но перспективный Шарани Джамбеков. Всего на курсе было 3 чеченские и одна ингушская группы вайнахской филологии. Дахкильгов и Мальсагов являлись опытными фольклористами и были ведущими учеными-специалистами на кафедре (руководителем факультета также была ингушка Фирюза Оздоева), в то время,какИ.МунаевиШ.Джамбековтолькочтовступилинаэтустезю.

Все вопросы, связанные со сбором, систематизацией, составлением библиографии и публикацией материалов устного народного творчества чеченцев и ингушей, находились в ведении И. Дахкильгова и А.Мальсагова(71,с.219).Вконцекаждойсессии,дляуспешнойсдачи зачета или экзамена, студенты обязаны были предоставлять им оригинальные фольклорные материалы, собранные по месту своего жительства. Я лично передал Дахкильгову и Мальсагову несколько тетрадей чрезвычайно богатых и своеобразных фольклорных материалов, записанных у стариков в чеченских селах Урус-Мартановского, а также у выходцев из бывшего Галанчожского районов ЧИАССР.

Дело в том, что среди чеченцев, в силу жительства большого количества людей в местах своего исконного проживания (Ножай-Юр- товский, Веденский, Шаройский, Итум-Калинский, Шатойский и ряд предгорных районов), материалы устного народного творчества сохранились лучше, чем среди ингушей, абсолютное большинство которых выселилось из родовых гор в плоскостные села, разрушив, тем самым, естественную сферу своего обитания.

Кроме того, ингуши, в связи с более тесными и близкими контактами с русским населением края на протяжении последних двух веков

338

(после принятия российского подданства), в большей степени были подвержены русификации.

Как пишет тот же Грабовский, «нельзя сделать ингушу большего удовольствия и одолжения, как согласиться взять к себе в дом (даже для прислуги) сына, брата или родственника его. От подобного рода просьб не отобьешься, и где только представляется возможность приткнуть между русскими людьми маленького ингуша, там этой возможности не упускают их родственники; поэтому-то всюду, начиная передней и кончая аудиторией университета, можно встретить ингуша»

(100, с. 262).

Из горских народов Северного Кавказа, в деле просвещения ингуши, наряду с осетинами, были на первых позициях. В 1868 году в Назрани была учреждена двухклассная горская начальная школа, в которой ежегодно обучалось от 50 до 80 детей ингушей. Лучшие учащиеся этой школы направлялись по вакансии во Владикавказское реальное училище и другие учебные заведения края. Кроме того, около 20 ингушских детей обучалось в вышеназванном реальном училище г. Владикавказа, несколько человек в ставропольской гимназии и в ряде других школ. Все это, не считая детей, обучающихся в частных школах.

По данным переписи населения 1873 года, общая численность населения Ингушетии составляла 11023 человек мужского и 10587 человек женского пола (девочек, как правило, на учебу тогда не отдавали). Из этого количества людей у ингушей обучалось не менее 100 человек. Это представляет собой весьма высокий процент обучающихся, примерно, один учащийся на 110 человек, даже относительно других регионов России. Так, при количестве мужского населения в 30 тысяч человек (почти в три раза больше, чем в Ингушетии) в Кабарде была всего лишь одна нальчикская школа на 35 человек, а в Чечне «при мужском населении около 60 тысяч душ (почти в 6 раз больше, чем ингушей. – Авт.), существует для детей чеченцев 25 вакансий в грозненской начальной школе», а у кумыков, самых богатых людей Северного Кавказа, насчитывающих 37 тысяч человек мужского населения не было на этот период ни одной школы (188, с. 30–31).

Ингушская интеллигенция конца 70-х годов XX века практически неговориланасвоемродномязыке.Редкоктообщалсятогданародном языке и в ингушской студенческой среде. Ежегодно, после весенней сессии, студенты выезжали на фольклорную практику в отдаленные горные районы республики. Чеченцы – в чеченские районы, а ингуши – в ингушские. Так как, чеченских групп было в три раза больше ингушских, то и материалов собранных ими было, как минимум, в

339

столькоже раз больше.Студенты-ингуши постоянножаловались,чтоу нихвгорахпрактическималоктоживетизнающихместныйфольклор информаторов почти не осталось. Нередко бывало, что чеченские студенты выручали своих ингушских товарищей, подкидывая им кое-что из своих записей.

За время фольклорной практики чеченскими группами собиралось очень много полевых материалов. Все это, для соответствующего оформления и последующего хранения, как правило, сдавалось Дахкильгову и Мальсагову. После чего, все эти материалы, имеющие чеченскую основу, по всей видимости, записывались как ингушские.

После выхода в свет различных фольклорных сборников, составителями которых, в основном, были Дахкильгов и Мальсагов, обнаруживалось, что многие материалы, собранные студентами из чеченских групп от чеченских информаторов, оформлены, как записанные ингушскими студентами от ингушских источников. Естественно, они оказывались переработанными на ингушский лад.

На удивленные вопросы чеченских студентов по поводу истинной принадлежности тех или иных материалов, Дахкильгов и Мальсагов отвечали, что у чеченцев и ингушей единый фольклор, что одни и те же сюжетные линии могут иметь место в фольклоре разных народов, более того, могут быть и различные варианты. Хотя вся структура материала, стиль изложения говорили о явном подлоге.

Так вот, со всей ответственностью можно заявить, что многие полевые материалы, записанные от чеченских информаторов, были переделаны (причем, очень грубо) и напечатаны, как ингушские. Более того, некоторые ингушские специалисты по историческому фольклору, систематически занимаются сочинительством «фольклорных» материалов (легенд, преданий, героических сказаний, мифов и т. д.). Под любую абсолютно невероятную «идею», возвеличивающую, по их мнению, прошлое ингушей, они тотчас же придумывает своеобразное «подтверждение» в виде конкретного «фольклорного» материала. Таким образом, эти ингушские деятели от науки занимаются фальсификацией истории и пытаются навязать ее не только ингушам, но и соседним народам. Но с последними у них это вряд ли получится, так как у них есть собственное и вполне обоснованное видение истории региона.

В своем историческом очерке об ингушах и Ингушетии Р.З. Сагов пишет: «Ингушский фольклор, кроме нартского эпоса, представлен преданиями, легендами, эпосами «Илли» и «Назам» (43, с. 378).

340