Небратенко Г.Г. История древнего казачьего права. Ч. 1

Хотя виновных могли и вовсе не разыскивать и не преследовать, если на то имелись особые обстоятельства, например, неурожаи и бескормица, декриминализовавшая кражи излишек у зажиточных хозяев, по недостатку времени и сил хранивших необмолоченный хлеб на неохраняемых полевых токах. Видя эти излишки, похитители вбивали в землю колышек с запиской: «взять хлеб заставила крайняя нужда, и он будет возвращен с прибавкою после первого урожая». В периоды засухи или иных ненастий, когда бедным казакам хлеба не хватало, а купить не было возможности и в займы не давали, так как излишки шли на продажу, возник обычай «самозайма нескольких копен не обмолоченного хлеба у зажиточных». Возврат «долга» осуществлялся в следующую урожайную страду (год-два), причем, хлеб привозили тайно в двойном или тройном размере, исходя из текущего достатка, укладывая на то же место, где прежде брали чужой307.

В наставлении войскового атамана Василия Орлова от 21.09.1797, направленном начальнику хоперского сыскного начальства Максиму Ермольеву, говорилось, что «по воровствам разного рода» на сумму свыше 20 рублей или на меньшую сумму, но совершенным в четвертый раз, необходимо безотлагательно осуществлять разыскные и следственные действия. После установления всех обстоятельств дела предписывалось с рапортами незамедлительно направлять материалы дела в Войсковую канцелярию, конвоируя задержанных «за крепкою стражей, смотря по вине в железах или в колодках» в одну из двух Черкасских тюрем, где те дожидались приговора (резолюции войскового начальства). В этом случае нередко после битья плетями служивых командировали при первом наряде без очереди в полки, а отставных направляли во внутреннюю службу на один год, при этом краденное имущество всегда возвращалось хозяину308.

307См.: Сухарев Ю. Указ. соч. С. 163–164.

308См.: Кириллов А. А. Обычное право на Дону // Сборник Областного Войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1908. Вып. VIII.

С.171.

161

Преступления, связанные с кражами на сумму менее 20 рублей или совершенные одним и тем же лицом не более трех раз, и другие «неважные преступления» также расследовали сыскные начальства, вынося по ним приговоры. Чаще всего служилых и отставных казаков на полном станичном сборе или месте совершения кражи били плетями, а представители местного неказачьего населения подвергались наказанию «кошками». Над осужденными таким образом устанавливался особый надзор (отдавались на поруки лиц), «чтоб впредь на то не поступали»309, и это практика получила легитимацию в сенатском указе от 18.08.1802310.

Зная «диапазон» применяемых в сыскных начальствах санкций, станицы не всегда выдавали для следствия и суда своих «сотоварищей», ограничиваясь применением местных обычаев, например, к 1801 году за совершение краж пойманных с поличным водили по поселению на веревке со связанными руками, привязав на шею краденое имущество, затем били плетями и отправляли вне очереди на воинскую службу311 или вместо этого били чем попало для нанесения увечья. За мелкие кражи наказывали денежным штрафом или общественными работами, сечением розгами или битьем плетями с записью в станичную «штрафную книгу», но хищения, совершенные выборными представителями станичной общественности, осуждались досрочным переизбранием и домашним арестом (на хлеб и воду). Кроме того, за кражу могли взять под арест: «казак у казака унес из церкви с намерением воровства теплую шапку, обложенную поплиновым позументом, и за это был арестован при станичной тюрьме на три дня. Заключенным нередко забивали ноги в колодки»312.

На рубеже XVIII–XIX веков казака за кражу глиняного горшочка сметаны и кувшина кислого молока секли на станичном сборе или приговаривали к общественным работам. В станице Казанской двух казачек, укравших четверик пшеничной муки, две

309Попов И. П. Указ. соч. С. 12.

310См.: Золотых В. В. Указ. соч. С. 88.

311Антология памятников права народов Кавказа... С. 306.

312Там же. С. 304.

162

дубленые шкуры, пять пар подошв, два свиных окорока, подзатыльник с кички и два платка с украденными вещами, водили по станице и секли на сборе розгами. Крестьянина, укравшего женскую юбку, водили в ней с барабанным боем, а казака, похитившего с казачьего двора два хомута, корыто, чересло (нож плуга), буравчики, долото и иное имущество, приговорили к выставлению двух ведер водки и позору. Однако прежде взвалили ему на голову украденное имущество, потом, положив все в корыто, заставили таскать на веревке по поселку до изнеможения сил. Казака, укравшего воловью шкуру, водили в ней по улицам, просунув голову виновного в специально вырезанное отверстие, и изнемогавшего от жары вора без устали били палками (дело происходило летом)313.

Тем не менее к началу XIX века деликты, связанные с «междоусобными кражами», представляли собой значительную часть из числа всех совершаемых преступлений. Поэтому даже мелкие кражи, исключая четырехкратный рецидив, рассматривались на полных станичных сборах и с одобрения Сената, полученного в 1802 году, могли караться плетями. Причиной краж являлось бедственное положение некоторых семей, испытывавших материальную нужду при подготовке казаков к воинской службе и в период ее прохождения «кормильцами», что способствовало некоторому смягчению наказания. Даже рецидив кражи долгое время не влек за собой применения уголовного закона, например, за многократную кражу овец казака на полном станичном сборе били плетями с занесением записи об этом в штрафную книгу и обязывали возместить ущерб (вознаградить) потерпевшему314.

Понимая сложное материальное положение казачества, российское правительство проявляло гуманность, отводя особую роль казачьим обычаям, вместо использования Воинских артикулов 1715 года, не имевших ничего общего со сложившейся на Дону судебной практикой. Однако в 1821 году Шестой департа-

313См.: Антология памятников права народов Кавказа. С. 303, 306.

314См.: там же. С. 303.

163

мент Сената, пересмотрев «дело отставного казака Сергеева», осужденного за кражу на сумму менее 20 рублей, совершенную впервые, потребовал применения 189 артикула, устанавливавшего обязательную отработку украденного, а также сенатского указа от 31.05.1816 «О мерах наказания преступников за кражу ниже двадцати рублей»315. Указ от 31.05.1816 устанавливал необходимость отдачи воров в «работные дома» для возмещения нанесенного ущерба с процентами, отчислявшимися в пользу «Приказа общественного призрения».

Однако региональное правительство оспорило это решение, добившись пересмотра дела, утверждая, что этот указ относится к «людям гражданского ведомства, а не до военных, каковы суть казаки, которых по всегдашней готовности к службе нет никакой удобности подвергать выработке цены украденного и тем отвлекать их на немалое время от обязанностей по службе… Отдача казаков, обязанных быть всегда готовыми к походу на службу… наносит ощутительное расстройство в ее очередях и неисправность в приготовлении к службе… Если случится казаку, в работу отданному, очередь на службу, то таковой должен оставаться, а вместо его идти другой без вины не в очередь. Равным образом, отвлеченный сим родом наказания от дома своего и хозяйства во время наряда на службу оказаться может неисправным, ибо он должен иметь всю военную принадлежность из собственного своего стяжания, как для себя, так и для сыновей своих»316.

В результате возникшей переписки было принято решение учесть одобренный Сенатом еще в 1802 году «издревле сложившийся на Дону порядок» публичного наказания на полном сборе станицы, если кража была совершена на сумму не более 20 рублей и более трех раз. За четырехкратную кражу или ущерб свыше обозначенной суммы служилые казаки отправлялись вне очереди в полки на три года, а отставные – на внутреннюю службу в течение

315Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т. 33. № 26.

С.295.

316Кириллов А. А. Обычное право на Дону... С. 172.

164

года, но предварительно подвергшись битью плетями317. По этому поводу отмечалось, что «сей образ наказания делает на казаков влияние, ибо публичное наказание их и за малое воровство введено на Дону из самой глубокой древности. Посылка же без очереди на службу, заменяя очередных казаков доброго поведения, делает сим последним некоторое облегчение… ибо такая мера по ближайшей известности ее донских казаков есть лучшая для исправления порочных и для поселения страха в других»318.

Сложившийся порядок нашел отражение в «Положении об управлении Донского Войска» 1835 года319: служивый или отставной казак, впервые совершивший кражу на суммы не более 20 рублей, по приговору «Войскового уголовного суда», утверженному войсковым наказным атаманом, наказывался телесно на «полном станичном сборе, по введенному издревле в Войске обыкновению», а также штрафом «со взысканием украденного в удовлетворение хозяина». Казак, «обличенный» в повторной краже или совершивший ее на сумму от 20 до 100 рублей наказывался аналогичным образом, при этом дополнительно командировался «без очереди, если он служащий, при первом наряде в полки, а если отставной, то во внутреннюю службу». Повторная кража на сумму 20–100 рублей или «первичная» свыше 100 приводила к вынесению наказания по общим законам Российской империи. В случае же троекратного или более многочисленного рецидива краж на сумму менее 20 рублей, связанного с «зарабатыванием денег для обеспечения готовности к службе», казаки за пределы Земли Войска Донского не высылались (ни в полки, ни в Сибирь).

Отдельно Положение 1835 года касалось краж, совершенных во время воинской службы, и если они совершались на сумму не более 20 рублей, то считались дисциплинарными проступками, наказываемыми телесным образом. В этом случае украденная

317См.: Сватиков С. Г. Указ. соч. С. 232; Кириллов А. А. Обычное право на Дону... С. 171.

318Там же. С. 171, 172.

319Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. Т. 10. № 8163.

165

вещь возвращалась хозяину или из жалования виновного компенсировалась сумма ущерба. Одновременно производилась запись в штрафную книгу полка, которая по возвращении на Дон через окружного генерала переносилась в станичную штрафную книгу, а при очередной мобилизации в полк его командиру окружной генерал передавал список лиц, ранее привлеченных к дисциплинарной ответственности. Дело в том, что четырехкратная кража, совершенная казаком, проходящим службу в полку или батарее, на сумму менее 20-ти рублей влекла за собой передачу дела в Комиссию военного суда. Нижние чины дворянского происхождения за совершение краж наказывались арестом, содержанием на хлебе и воде, нарядом в караул или дежурством вне очереди, но за квалифицированное преступление, «разрушающее дворянское достоинство», отдавались под суд. Нижние чины, награжденные знаком отличия военного ордена Святой Анны, наказывались за кражи на сумму не более 20 рублей теми же санкциями, что и дворяне, а если ущерб превышал данную сумму, то предавались уголовному суду320.

Несколько иным образом за воровство наказывались лица женского пола, например, казачья жена, вдова или совершеннолетняя дочь, в первый и второй раз совершившая кражу на сумму менее 20 рублей, наказывалась «домашним образом», а компенсация убытков осуществлялась главой семейства. За то же деяние, совершенное в третий раз, виновная приговаривалась к сечению розгами на станичном сборе «с взысканием украденного в удовлетворение хозяина». Если денег не было, то существовала возможность поступить «в зажив» для отработки суммы нанесенного ущерба. Следующий же рецидив приводил к рассмотрению дела по уголовному закону321, равно как и кражи на большую сумму ущерба. Особенно следует отметить, что в Положении 1835 года предусматривались смягчающие обстоятельства, позволяя более

320См.: Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. Т. 10.

№8163. С. 558.

321См.: Антология памятников права народов Кавказа. С. 471–472.

166

объективно отнестись к личности преступника, то есть с учетом условий, способствовавших совершению уголовного правонарушения. К примеру, если жена казака, находящегося на полевой службе, или вдова обличались в краже на сумму свыше 100 рублей, но совершенную впервые, и при этом имели малолетних детей, то «по уважению сего и потому, что лежит на ней весь дом и хозяйство» ее наказывали на станичном сборе плетями. Кроме того, виновная возвращала украденное имущество и записывалась в станичную штрафную книгу.

Эта запись ограничивала дееспособность женщины, и ей назначался «опекун» из числа свободных от полевой службы казаков, действовавший до момента возвращения со службы мужа или достижения совершеннолетия одного из детей, или до момента «удостоверения станичным обществом в исправлении лица». Повторная кража на указанную сумму ущерба рассматривалась по «общему закону» и приводила к высылке женщины на поселение в Сибирь, при этом над оставшимися на Дону малолетними детьми, а также имуществом устанавливался «опекунский присмотр». Последний осуществлялся до возвращения казака с действительной службы, а если это была вдова, то до ее освобождения из ссылки или наступления совершеннолетия детей322.

Конокрадство представляло собой тайное хищение конского состава или крупного и мелкого рогатого скота, по предмету преступления выступало самостоятельной разновидностью воровства и наказывалось не менее сурово, так как уже со второй половины XVII века казаки стали преимущественно конными воинами, а в следующем столетии пристрастились к аграрному производству. Поэтому конокрадство и скотокрадство всегда приносили большой ущерб. Для небогатых семейств потеря скотины становилась невосполнимой, и поэтому в отношении пойманных преступников нередко допускался жестокий самосуд. «Законный суд не так страшен конокраду, как самосуд общества обиженных воровством, при котором кнуты, кулаки и здоровые палки в волю погуляют по телу

322 См.: Антология памятников права народов Кавказа... С. 472–473.

167

уличенного в воровстве. Случается нередко, что после общественного возмездия вор хиреет, да так и в могилу сойдет. Скорбные повести завзятых конокрадов поражают ужасом при перечне истязаний, которым они подвергаются»323. Приведем и один из примеров данного действа: «в одной станице все подозревали иногороднего в конокрадстве. Несколько казаков подстерегли его в степи и, сняв с него сапоги, стали бить по пяткам палками из таволги, после чего он долго болел и был вынужден ходить на костылях»324.

Наиболее развито конокрадство и скотокрадство было в степях Сальского округа, где до половины всех краж составлял именно этот вид хищений. В 80-х годах XIX века такого рода преступления были изъяты из компетенции станичных и волостных судов, а наказание за их совершение ужесточено, так как кража коня или лошади приводила к ограничению возможности несения казаком действительной военной службы, что посягало на публичные интересы.

Конокрадов же, застигнутых с поличным, умертвляли, а за самовольное присвоение «добычи», принадлежащей охотничьей или рыбацкой ватаге, могли самосудом применить любое наказание. В станицах также были известны случаи наказания «позором

иштрафом»: сначала преступников били плетьми или палками, сажали в клетку или «забивали в колодки», а их имущество обращали в общественную собственность325. Хотя кражи у турок, татар

икалмыков не считались междоусобным воровством и вообще по обычному праву не криминализировалось. Достаточно часто оно являлось ответной мерой, применявшейся за тождественные деяния, совершенные по отношению к казакам. Впрочем, за взысканием украденного имущества, отар или стад потерпевшая сторона могла обратиться в войсковой круг, а в более поздний период – Войсковую канцелярию, как это порой делали иностранцы и иногородние, претерпевшие похищение имущества.

323Статистическое описание Области Войска Донского... С. 595–597.

324Золотых В. В. Указ. соч. С. 37.

325См.: Астапенко М. П. Указ. соч. С. 145–146.

168

Застигнутых на месте совершения преступления турок и татар могли обменять на казаков или обычных христиан, находившихся в неволе, или «отдавали на откуп» единоплеменников326. Калмыков за разбойные нападения и кражи, которыми во второй половине XVII – XVIII веке они тревожили приграничные городки, умертвляли по самосуду или с 1691 года по приговору войскового круга еще некоторое время разрывали на части конною тягой. Иной раз терзали привязанными веревкой к «лошадиным хвостам», на большой скорости таская по земле (тягали на аркане).

«С сего времени казаки пойманных калмыков на воровстве никогда не отдавали на откуп, но всегда предавали их на месте преступления поносной смерти. 1694 года казаки… сих пленных доставили в Черкасск… желая избавиться от набегов их навсегда, растаскали своих пленников лошадьми… тем же казакам, кои взяли калмыков в плен, выдали из войсковых сумм 250 рублей»327. В XVIII столетии эти дела передавались преимущественно российскому правосудию, и особое отношение к рассмотрению определялось не прекращавшимся их потоком, даже в XIX столетии, например, в 1800–1802 годах было задержано более ста таких лиц. Впрочем, латентная преступность была велика, так как степное право запрещало выдавать преступников-единоверцев, и подлежащий подсчету ущерб от краж в данный период составил 7 133 единицы конного состава и 5 615 – рогатого скота328.

Разбой был делом нередким, в данном случае не сопрягался с созданием воровских ватаг или участием в «скопе воров», характеризуясь открытым похищением чужого имущества с использованием оружия или угрозы его применения. Карался довольно сурово, чаще смертной казнью, например, начальник Второго Донского

326См.: Астапенко М. П. Указ. соч. С. 374.

327Сухоруков В. Д. Историческое описание Земли Войска Донского. Ростов н/Д, 2001. С. 375.

328Кириллов А. А. Войсковой атаман Войска Донского граф Матвей Иванович Платов и его административная деятельность // Сборник Областного Войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1912. Вып. XI. С. 47.

169

сыскного начальства полковник Федор Миллер, ставший в начале XIX столетия полицмейстером Новочеркасска, в борьбе с разбойниками прославился решительностью и суровыми мерами: казнил на виселицах, установленных на плотах, и отпускал вниз по Дону329, в назидание прочим.

Грабежом считалось открытое похищение чужого имущества с использованием физической силы или угрозы ее применения, преследуемое преимущественно станичным правом, по сравнению с разбоем наказания были щадящими: по большей части телесно или штрафом.

Поджогом, именовавшимся на Дону зажигательством, являлось умышленное уничтожение чужого имущества с использованием огня с целью производства пожара. Предметом преступления могла стать любая собственность: сено, сады, домовладения, иные постройки, пашни с хлебами и прочее, при этом мотив преступления не имел значения, а цель была очевидна. Между тем по вопросу сбережения сена у казаков был договор с турками и татарами, гласивший, что «друг с другом воюем, лошадей и скот угоняем, а сено не трогаем». «Зажигатели» несли ответственность в зависимости от величины причиненного ущерба, чаще всего это был комплекс санкций. «Все жизненно важные вопросы решались Кругом, в том числе и суд над виновными в “зажигательстве”. Последнее считалось одним из тяжелейших преступлений… Подожжет кто-то “без умыслу” сено – наказание розгами, или посадят казака на хлеб и воду, или наложат денежный штраф в пользу станицы. Розги не помогут исправиться – накажут казака палками, а то и зачислят на внеочередную службу»330.

Хищничество представляло собой браконьерскую порубку леса или сада, сбор плодов, покос сенокосных угодий и хлебов, вылов рыбы или ломка камня с целью наживы и в нарушение

329См.: Корягин С. В. Миллеры: материалы к истории и генеалогии донских дворянских родов // Генеалогия и семейная история донского казачества. СПб., 1999. Вып. 2. С. 15

330Карницкий М. Б., Мицкевич С. И., Давыдова А. Б. Указ. соч. С. 23–24.

170