1853

предикативный, логический, аксиологический (оценочный) и символический уровень.

Денотативно-предикативный смысл выступает в качестве инварианта по отношению к семантическому смыслу. Так, одинаковый смысл способны передавать следующие группы слов: лексические конверсивы, синонимы, гипонимы и гетеронимы, слова в прямых и переносных значениях, слова одного словообразовательного гнезда. Таким образом, один и тот же денотативно-предикативный смысл может выражаться семантически по-разному, т.е. денотативнопредикативный уровень выступает инвариантом по отношению к семантическому уровню. Ср. интерпретацию инварианта в концепции Л. Ельмслева: «Встречается много образцов каждого сложного предложения, каждого простого предложения, каждого слова и т. д. Эти образцы мы будем называть вариантами, а сущности, образцами которых они являются,— инвариантами. Причем мы тотчас же обнаружим, что не только сущности, но также и функции имеют варианты, так что различие между вариантами и инвариантами действительно в общем и для функтивов» (Ельмслев 1960: 320). Инварианты являются коррелятами с взаимной коммутацией, а варианты — коррелятами с взаимной субституцией.

Логические отношения могут выражаться в последовательности построения текста, в его композиции, в характере взаимосвязи родовых (общих) и видовых (частных) представлений, в преобразовании предиката в логический класс, например: Пушкин писал замечательные стихи − Пушкин был замечательным поэтом. Слово писать − это предикат к слову Пушкин, а слово поэт уже обозначает класс людей, к которым Пушкин относится. Превращение предиката в класс обычно совершается в заголовке текста. Текст «Пушкин-поэт» говорит о том, что в нем будет рассказываться о творчестве поэта, а не о его отношениях с властями или сердечных привязанностях.

Логика текста выражается в виде двух основных логических способов − дедуктивного и индуктивного. Типы дедуктивных отношений при замене их на обратные становятся индуктивными.

Следующий смысловой уровень текста − аксиологический, или оценочный. Оценочность фактически имеет место в любом высказывании, но чаще всего она выражается не прямо, а в предполагаемом противопоставлении, например: Сегодня солнечная погода − Сегодня, а не завтра и не вчера или в какой-то иной день. Солнечная, а не пасмурная. Но в тех случаях, когда слова в тексте имеют переносное значение, аксиология выражается прямо, например: Тропинка идет через поле (как человек). Семантика любого языка основана на антропологическом факторе. В языке предметы, созданные

121

человеком, приобретают его качества. Тропинка ведет через поле (как провожатый).

Аксиологической значимостью обладают морфемные и словообразовательные средства в языке. Например, для матери ее дитя не сын, а сыночек. Названия неприятных предметов оформляются суффиксом -ищ(а): ручища. Изначальной аксиологической оценкой обладают и некоторые слова, например: очи − это красивые глаза, а зенки − уродливые и неприятные: У Ули были не глаза, а очи (Фадеев).

Своеобразную роль в тексте, особенно художественном, играет символический уровень. Смысл художественного текста всегда многопланов, в отличие от текста научного, информационного или делового. В этих текстах не допускается никакой двусмысленности. Наоборот, смысловое содержание художественного, публицистического или разговорного текста подчас требует двусмысленности. «Двусмысленность опирается прежде всего на противопоставление денотативно-предикативного и символического смыслов, формирует языковую личность и этническую личность вообще. …народы, которые теряют свою художественную символическую образность, сходят с лица земли, ассимилируются с другими народами» (Бельдиян 2006).

Вопросы порождения и восприятия текста в научной и учебной литературе. Роль пресуппозиции в процессах понимания.

Процессы освоения текста обычно объясняются учеными наличием операций по смысловым заменам: "Понимание есть упрощение мысли, переложение ее, если можно так выразиться, на другой язык..." (Потебня 1999: 79). Подобно этому в работе (Волошинов 1929: 18) говорится, что "понимание знака есть отнесение данного понимаемого знака к другим, уже знакомым знакам". О замене одних слов другими неоднократно говорит A.A. Смирнов, подчеркивающий, что "переход на более высокую ступень понимания характеризуется освобождением от скованности словесной формулировкой" (Смирнов A.A. 1966: 169). Исследования последних лет отличаются тем, что в них не только констатируется факт "переложения на другой язык", но и делаются попытки объяснить этот феномен. При этом одни авторы увязывают его с метаязыковыми возможностями самого языка (см., например, обсуждение этого вопроса в (Автономова 1988: 224)), а другие акцентируют внимание на метасемантической способности человека (Silverstein 1986: 223). Трактовка стремления индивида к экстериоризации значения языковых единиц как одной из ведущих составляющих стратегий человеческой деятельности, или как перцептивной универсалии (Задорожный 1987), сочетается с рассмотрением смысловых замен в процессах производства речи,

122

припоминания, оперирования неродным языком и т.д. Анализ смысловых замен дается в книге (Залевская 1990).

В книге (Залевская 1999: 116-117) выделены следующие три важнейшие функции основополагающего принципа/механизма смысловых замен: во-первых, он обеспечивает предметность того, о чем идет речь, за счет выхода на образ мира; во-вторых, имеет место контроль правильности идентификации денотатов при общении, что особенно важно в условиях постоянного противоречия между дискретностью языковых единиц и континуальностью объемной и многомерной картины мира; в-третьих, происходит укрупнение единиц индивидуального знания, непосредственно связанное с феноменом компрессии смысла, или, наоборот, развертывание, детализация, с акцентированием внимания на различных аспектах целого. Особая роль переживания индивидом соотносимых при этом единиц разных уровней как субъективно эквивалентных проявляется, в частности, в расхождениях между строго определяемыми в лингвистике понятиями синонимии и антонимии и специфичными для пользователя языком случаями, когда близость/противопоставленность языковых явлений устанавливаются по несколько иным критериям. Данные утверждения соотносятся с восемью лексическими операциями преобразования структур внутренней речи в структуры внешней речи, описанными нами в Главе 1.

Понятие смысла и смысловых замен касается, в первую очередь, такой речевой единицы, как текст. Несомненно, что смысл информации выявляется в полной мере лишь в тексте. Именно поэтому рассмотрение текста как единицы речи концептуально важно для курса семасиологии.

Работы по семантике текста представлены обширным объемом лингвистической литературы. Так, в книге Ю.А. Левицкого «Лингвистика текста» (2007) представлен анализ основных проблем лингвистики текста. Во введении автор разводит понятия языка и речи, определяет текст как результат речи, а стиль относит к области прагматики (с.8), связывая его со способом выбора и организации языковых средств в процессе речи.

Глава первая – Текст как объект лингвистики – включает такие вопросы, как Язык, стиль и текст в классической риторике, Язык и стиль в концепции В. фон Гумбольдта, Проблема языка науки, Проблема функционального стиля. Дается история разработки перечисленных вопросов. Нас больше заинтересовала вторая глава, где текст рассматривается не с позиций риторики и стилистики, а с позиций лингвистики (с. 56 – след). Аспектами изучения текста автор называет прагматический (учет состояния и намерений коммуникантов), психолингвистический (этапы порождения текста и

123

его восприятия) и социолингвистический (социальные диалекты и индивидуальные стили). Становление лингвистики текста как научного направления рассмотрено на стр. 63 – след. В параграфе «Грамматика текста и лингвистика текста» в основном затронуты вопросы АЧП в освещении разных исследователей (с. 70 – далее).

Проблема статуса текста в языковой системе решена традиционно

– текст отнесен к речевым единицам. При этом автор стремится развести понятия текста и дискурса. Анализируя различные определения данных явлений в лингвистической литературе, он приходит к выводу, что «Анализ дискурса – междисциплинарная область знания, находящаяся на стыке лингвистики, социологии, психологии, этнографии, семиотического направления литературоведения, стилистики и философии». Дискурс представляет собой явление промежуточного порядка между речью, общением, языковым поведением, с одной стороны, и фиксируемым текстом, остающимся в сухом остатке общения, с другой стороны» (Карасик 1998: 176). В целом, разделяя мнение В.И. Карасика о необъятности понятия «дискурс», автор все же избегает его использования и употребляет более простое и знакомое слово текст, рассматривая последний в двух аспектах: текст как структура (результат) и текст как процесс.

Критериями связности текста автор называет повтор семантических элементов, навязываемых тексту логикой его развития, свойство транзитивности – зависимости последующего от предыдущего. Называя нижней границей текста предложение (Ейгер, Юхт), автор считает моделью текста ССП (это союз предложений (Пешковский, 1959), компоненты его находятся в смысловой связи (Ахманова), оно поддается распространению). Формальными средствами связи с ССП автор называет повтор (слова или конструкции), парадигматические замены и замещение. Также рассмотрены типы связи в ССП. В вопросы семантики текста следует отнести, по мнению автора, помимо рассмотренных, семантические виды связей и отношений, которые не выражены явно (пресуппозиции и следствия). Интертекстуальность при этом рассматривается как тематическая связь текстов.

Вслед за Вежбицкой, автор вводит понятие двутекста как одновременного с восприятием комментирования текста слушающим (с.127-след.). Метаорганизаторы высказывания (комментарии по ходу речи) могут выполнять разнообразные роли: темы и ремы высказывания, хронологическую последовательность событий, выделение важных моментов и т.д. Особое значение приобретают компоненты высказывания, выражающие волю, намерение или просьбу говорящего. Но в этом случае мы переходим к особому типу высказываний, так называемым перформативным высказываниям

124

(«пожалуй, единственный вид высказываний, которые по форме могут соответствовать простому предложению, а по смыслу представляют собой законченный текст»). Однако по смыслу текст представляют собой и иные языковые образования, например, фразеологизмы и прецедентные тексты (текст в тексте, включающий фрагмент накопленной социумом и функционирующей в нем информации, познавательно-эмоционально значимый для членов общества, узнаваемый и используемый ими в речевой деятельности, способствующий формированию у них выводных ЗУ и психологических установок).

Вцелом, теория, предложенная автором, представляет собой сочетание традиционных взглядов на текст с позиций внешней речи.

В(Новиков 1983) текст рассматривается как результат речемыслительного процесса, комплекс языковых, речевых и интеллектуальных факторов в их связи и взаимодействии. Этот подход основан на концепции Жинкина, которая получает здесь дальнейшее развитие. Автор выделяет и анализирует совокупность признаков, определяющих текст как целостную речемыслительную единицу, обладающую внешней (выраженной) и внутренней формой (то, что понимается). Во второй главе автор отмечает, что содержание текста существует только в процессе восприятия, рассматриваются основные закономерности понимания текста на материале экспериментальных данных. Анализ этих данных позволяет сделать заключение, что содержание текста соответствует денотативному уровню отражения.

Задача третьей главы – определить форму существования в интеллекте содержательной единицы текста – денотата и самого содержания в целом. В связи с этим кроме таких уровней организации мыслительного содержания, как представление и понятие, выделяется уровень моделей ситуаций. Исследуется роль этих моделей в формировании замысла текста, а также результата его понимания в виде совокупности денотатов, связанных предметными отношениями и моделирующих ситуацию, задаваемую текстом. На основе полученных выводов в четвертой главе формулируются основные закономерности перехода от языковых единиц, составляющих внешнюю форму текста,

кего денотативной структуре.

Пятая глава дает описание основных приемов денотативного анализа речи и принципы отображения материальными средствами денотативной структуры текста.

В шестой главе в результате анализа проблем формализации семантических процессов делается вывод: в силу творческого характера процесса декодирования языковых единиц построение какойлибо формальной системы, моделирующей семантический уровень любых текстов, функционирующих в обычном коммуникативном

125

процессе без ограничений на предметно-тематическую область, класс задач и виды текстов, является невозможным. Рассматриваются возможности формализации в рамках указанных ограничений и описывается принципиальная схема возможного алгоритма перехода от языковых средств текста к структуре его содержания.

Автором предложена методика денотативной структуры текста: определение иерархии подтем и субподтем; выделение подтем; определение субподтем; графическое представление иерархии подтем и субподтем; определение соотношения денотатов; определение имен денотатов; определение наименования отношений.

Данная методика согласуется в некоторых моментах с предложенной нами: выделение ключевых денотатов; определение их взаимосвязи (лингвистической и логической); определение предикации; графическое представление взаимосвязи денотатов; выявление пресуппозиций (путем перифраза, подбора вариантов, привлечения дополнительных текстов той же тематической сетки), построение постсуппозиции текста (нового текста на базе старого, но уже с обогащенным содержанием). Эти вопросы подробно описаны нами в Главе 1.

Мурзин Л.Н., Штерн А.С. (1991) считают текст высшим уровнем языка (с. 7-8). Благодаря связности и цельности текст становится принадлежностью системы языка (с. 11). С.14 – приводится цитата из Жинкина в подтверждение теоретических положений о тексте, несмотря на то, что сам Жинкин относит текст к речевым единицам. Создается впечатление, что авторы недифференцированно употребляют понятия языка и речи. Но при этом на с. 25 – след. авторы привлекают понятие внутренней речи и вводят понятие внутреннего текста.

Вопросам лингвистики текста посвящены также работы (Бабайлова 1987, Бразговская 2001, Гальперин 1981, Долинин 2007, 1985, Домашнев 1991, Каменская 1990, Кухаренко 1988 и др.), содержание которых, в целом, совпадает. Данные работы посвящены рассмотрению либо внешней стороны текста без учета теории внутренней речи, либо направлены на литературоведческий анализ текста или его отрывка.

Таким образом, теория текста представлена в лингвистической литературе лишь с позиций внешней структуры, вопросы семантики текста приравниваются к вопросам семантики слов и их сочетаний. Исключение представляет работа А.И. Новикова, который рассматривает текст с позиций речемыслительного процесса, что нашло отражение в его методике анализа денотативной структуры текста (структуры представлений).

126

В этом плане стоит также отметить методику так называемых смысловых предикатов, предложенную Н.И. Жинкиным и разрабатываемую В.Д. Тункель, Т.М. Дридзе, И.Л. Зимней и другими авторами. Целостность текста соотносима с единством коммуникативной интенции говорящего (говорящих) и иерархией таких смысловых предикатов, которая в свою очередь коренится в иерархии планов развертывания речевой деятельности, образующих ее глобальный замысел, в «иерархии коммуникативных программ» (Дридзе). В этом смысле можно определить целостный (цельный) текст как такой текст, который при переходе от одной последовательной ступени смысловой компрессии к другой, более «глубокой», каждый раз сохраняет для воспринимающего смысловое тождество, лишаясь лишь маргинальных элементов. Иначе говоря, только тот текст по настоящему осмыслен, основное содержание которого можно выразить в сколь угодно сжатой форме. (Конечно, это не касается особых случаев, например, когда мы имеем дело с художественным текстом).

На основе идеи Н. И. Жинкина об иерархии предикативных связей в тексте психологами, психолингвистами и методистами было предпринято несколько попыток создать универсальную методику анализа смысловой структуры текста (Л. П. Доблаев, Т. М. Дридзе,

Г. Д. Чистякова и др.). Разные модели позволяют проследить разные особенности объекта. Методика И. П. Севбо предполагает исследование внешних связей между предложениями и решает задачу разработки формального аппарата для приведения фраз текста к упрощенному виду и установления способов их нанизывания (Севбо 1969: 6). Методика Л. П. Доблаева позволяет представить структуру текста как совокупность своеобразных текстовых проблемных ситуаций со скрытыми вопросами и призвана решить проблему построения учебного текста в связи с психологическими вопросами повышения эффективности его понимания (Доблаев 1982: 65). Составление графических схем текста предусмотрено методикой информативно-целевого анализа, разработанной Т. М. Дридзе. Подход Т. М. Дридзе к анализу содержательно-смысловой структуры текста ориентирован на анализ и прогнозирование тех или иных возможных интерпретаций текста и позволяет реконструировать из текстов их «деятельностную» основу: в ходе информативно-целевого анализа прежде всего выясняются мотив и цель сообщения, а уже затем рассматривается тот материал, на котором этот мотив и эта цель реализуются (Дридзе 1984: 62-63). Методика анализа текста, предложенная В. Н. Мещеряковым, позволяет выявить характер соотношения планов текста (релятивного, референтного и авторского),

127

наглядно представить логическую структуру текста, судить о способе развертывания темы (Мещеряков 1980: 13). Н.С. Болотнова (2006) представляет интерпретационную деятельность как цепь последовательных этапов: дотекстовая деятельность – чтение текста и его эмоциональное и ассоциативное восприятие – осмысление темы и концептуальной информации текста – создание связного итогового высказывания с опорой на рефлексию. Приемы и способы анализа смыслового развертывания художественного текста классифицированы в зависимости от типа информации (содержательно-фактуальной, концептуальной, подтекстовой) которая подвергается осмыслению в процессе интерпретационной деятельности. Текстовая компетентность, по Н.С. Болотновой, предполагает знание автором и адресатом коммуникативнопрагматических норм речевого общения – законов и правил, определяющих его эффективность (ср. законы риторики А.К. Михальской, законы текстовой риторики Д. Слобина и Д. Лича, максимы П. Грайса и др.).

Как видим, вопросы понимания, адекватного восприятия также детально обсуждаются в лингвистической литературе. «Текст не существует вне его создания или восприятия» (Леонтьев А.А. 1969: 15). «… при понимании мысль говорящего не передается, но слушающий, понимая, создает свою мысль. Думать при произнесении слова то же самое, что думает другой, значило бы перестать быть самим собою; поэтому понимание в смысле тождества мысли говорящего и слушающего есть иллюзия, в которой действительным оказывается только некоторое сходство, аналогичность между ними, объясняемое сходством других сторон человеческой природы» (Потебня 1999: 126127). А.И. Новиков рассматривает процесс понимания текста как процесс свертывания информации. Так как внутренняя речь лишена развернутости, свойственной внешней речи, то информация, должная быть переведенной во внутренний план, должна быть свернута путем операций обобщения, синтеза, конкретизации, детализации, эквивалентной замены содержания. Э. Рош вводит понятие «прототип категории» (типичный член категории, который в некотором смысле максимально полно воплощает характерные для данной категории свойства и особенности): все категории как мыслительные реалии имеют некую внутреннюю структуру, отражающую реалии объективного мира. Отношения: Х−это один из Y; Х−это такой Y; Х−это тоже Y; Х−это типичный Y; Х−это скорее Y, чем Z; где Y−имя категории, а Х− член этой категории.

С помощью языка человек строит модель мира. Манипуляции с этой моделью дают человеку возможность развиваться. Модель включает много элементов. Процесс сжатия многообразия − в

128

обобщении и категоризации (выбрасывание ненужного для достижения конкретной цели: выявление закономерностей, упорядочение). Опознание объекта в целом требует синтеза, а не анализа (например, опознание лиц). Психологи не без основания полагают, что лица узнаются как гештальт (целое, не разлагаемое на части и не сводимое к сумме частей). Слова и фразы тоже узнаются как гештальт. При этом нет зависимости между отношениями времени развертывания предложений и передаваемого ими смысла. Речевое произведение психологически переживается как вневременное явление (Ф. Кайнц, Вундт, Порциг), – отмечает Н.Г. Комлев (с. 84-85). Несколько позже Н.Г. Комлев отмечает, что если бы не было воображаемой моделиобразца грамматических (и неграмматических) предложений, то нам не удалось бы понять их. Возможно, будет закономерным утверждать, что мы осознаем структуру предложения, прежде чем мы осознали значение изолированных слов (морфем). Эти утверждения несколько противоречат данным ранее.

Восприятие текста, по Н.Г. Комлеву, строится по схеме: догадка – гештальт – подтверждение (опровержение) – уточнение. Гештальт (целостное восприятие, не сводимое к перечню частей объекта, например, облако, лицо) − это НЕ структура (которую можно описать как набор элементов + связи между ними), например брысь (гештальт) = кошка, немедленно перестань делать то, что ты делала до момента, пока меня это не огорчило. При этом «существенные» и «несущественные» признаки объекта определяются ситуацией, задачей. На выходе гештальт должен быть представлен как признаковое описание (композиция, некая сложная функция от признаков объекта). Для прогноза нам надо знать сравнительную вероятность того или иного события. О прогнозировании исследователи пишут, в основном, в связи с предшествующим дополнительным знанием коммуникантов. Для адекватного понимания текста необходимо привлечение нескольких типов пресуппозиций, о чем говорилось в Главе 1.

Потенциальная информация (постсуппозиция) – возникает после высказывания как результат его сознательного анализа. Пресуппозиция – некое знание, сопутствующее высказыванию, но не выраженное явно (Гальперин 1976), предварительное знание, программирующее однозначное понимание фразы и ее компонентов. Д. Купер: «…предложение может быть истинным или ложным только в том случае, если все его пресуппозиции истинны» (Cooper 1974: 18). Лексика и грамматика в значительной степени сами по себе уже предопределяют некоторую пресуппозицию. О.С. Ахманова определяет пресуппозицию как фоновое знание, вертикальный контекст – «совокупность сведений культурно- и материально-исторического, географического и прагматического характера, которые

129

предполагаются у носителя данного языка» (Ахманова 1977: 49). В филологическом аспекте к пресуппозиции можно отнести также адекватное восприятие аллюзий.

В.А. Звегинцев отмечает, что «…пресуппозиция в действительности представляет собой посредничающее звено между моделью лингвистической компетенции и моделью коммуникативной компетенции» (Звегинцев 1976: 319).

В. Селларсу принадлежит формулировка отношения пресуппозиции в терминах «веры» говорящего / слушающего: верит, что его суждение истинно / слушающий считает так же; верит, что суждение говорящего истинно / что говорящий производит истинное суждение, а не лжет, то есть пресуппозиция имеет отношение не к логике, а прежде всего к условиям успешной коммуникации (Sellars 1954: 197 – 215).

К пресуппозиционным данным иногда относят понятие подтекста. В.А. Кухаренко относит подтекст к текстам художественного стиля, описывая явление в литературоведческом ключе («сознательно избираемая автором манера художественного представления явлений», объективно выраженная в языке произведения) (Кухаренко 1988: 72). Здесь происходит отождествление процессов создания подтекста и порождения текста (и то, и другое – иерархия выборов, сделанных говорящим). Отнесение подтекста к прагматической структуре текста, как и включение его в формальную структуру, основано на неправомерном отождествлении этого явления с моментом его порождения; только в концепции Т.И. Сильман этот момент рассматривался как часть поверхностной структуры текста, а в концепции В.А. Кухаренко – как совершаемый говорящим выбор в пользу определенного способа передачи информации.

Оба этих отклонения от более традиционного понимания подтекста как части семантической структуры текста не только не нашли сторонников, но даже просто вошли в противоречие с естественной практикой употребления слова "подтекст", что является косвенным доказательством неадекватности данных концепций подтекста той "естественной феноменологии" текста, которая возникает в коллективном опыте и отражается в повседневном языке.

Относя данное явление к семантической структуре текста, подтекст определяют как сознательно или бессознательно создаваемая говорящим часть семантической структуры текста, доступная восприятию в результате особой аналитической процедуры, предполагающей переработку эксплицитной информации и вывод на ее основе дополнительной информации. Следовательно, подтекст несет информацию, то есть связан с информативностью текста. Подтекст не может быть обнаружен в результате стандартных аналитических

130