Число выборщиков

Партии	51 губерния Европейской России										Большие города
	Землевла-дельческ.		Городская		Крестьян­ская		Рабочая		Итого
	выборщ	%	выборщ.	%	выборщ	%	выборщ	%	выборщ.	%	выборщ.	%
Правые	1224	70,9	182	13,9	764	33,8	_	,	2170	40	346	20,7
Беспартий­ные	81	4,7	. 27	2,1	248	11,0	2	1,4	358	6,6	_	_
Либералы	154	8,9	504	38,7	.103	4,6	-	-	761	14	940	56,4
Прогрессисты	185	10,7	280	213,5	561	24,9	3	2,1	1029	18,9	55	3,3
Левые	82	4,8	311	23,8	582	25,7	140	96,5	1115	20,5	327	19,6
Итого:	1726	Ш,*	1304	1«М	2258	ММ	145	ММ	5433	1М	Ш8	ММ

'В немецкой прессе эта партия часто называется «рабочей группой», что ^Как будто бы указывает на родство с рабочим классом. По существу, в России Ыеясду ними нет даже и такого словесного родства. Поэтому лучше оставить слово «трудовики» без перевода, обозначая при помощи его мелкобуржуазную, Именно крестьянскую демократию.

516

517

Число думских депутатов:

Партии	51 губерния Европейской России						Польша		Кавказ		Сибирь и вост. губ.		По всей
	От губер­ний		От крест, курии		От крупных городов								империи
	депуг.	%	депуг	%	депуг.	%	депуг	Ж	депуг	%	депуг.	%	депуг.	19,8
Правые	85	25,7	4	7,5	5	18,5	1	2,7	2	7,1	-	-	97
Беспартий­ные	18	5,4	3	5,7							1	7,1	22	4,5
Либералы	82	24,8	10	18,9	17	63,0	32	86,5	9	32,2	6	42,9	156	31,8
Прогрес­систы	20	6,0	10	18,9	-	-	3	8,1	2	7,1	-	-	35	7,1
Левые	126	38,1	26	49,0	5	18,5	1	2,7	15	53*6	7	50,0	180	36,8
Итого	331	100,0	53	100,0	27	100	37	100,0	28	100,0	14	100,0	490	100,0

Как видно из приведенных таблиц, большие города состав­ляют особую группу, а именно: Петербург выбирает 6 депу­татов, Москва — 4, Варшава и Ташкент — по 2, остальные города — по 1, всего 17 городов — 27 депутатов. Остальные члены Думы выбираются на собраниях выборщиков отдельных губерний сообща всеми четырьмя куриями; но, сверх того, в каждой губернии выборщики от крестьян выбирают 1 депутата от крестьянской курии. Таким образом, получается три группы депутатов: от губернских избирательных собраний, крестьян­ской курии и от больших городов.

Какая-нибудь дюжина выборщиков прогрессивного или левого блока могла лишь на почве счета быть поделена между отдельными партийными группами; в общем же эти цифры дают пока самый полный и надежный материал для понимания классового строения различных русских партий.

Рабочая курия избирает даже в провинции и прежде всего, конечно, в больших городах почти без исключения левых, именно 96,5%. Из 140 левых выборщиков рабочей курии — 84 социал-демократа, 52 левых без точного обозначения (по большей части тоже социал-демократы) и 4 социал-револю­ционера. Таким образом, русская социал-демократия, несмотря на лживые утверждения либералов, которым хочется предста­вить ее как партию революционной интеллигенции, — насто­ящая рабочая партия. В Петербурге — городе и губернии —

лз 24 выборщиков рабочей курии выбрано 20 социал-демок­ратов и 4 социал-революционера; в Москве — городе и гу­бернии — только социал-демократы, именно 35, и т.д.

В крестьянской курии сразу выступает удивительная несо­размерность: среди крестьян-выборщиков 33,8% принадлежат jc правым, тогда как среди думских депутатов, которые избраны теми же выборщиками крестьянской курии, только 7,5% правых. Ясно, что выборщики от крестьян только называли себя правыми, чтобы избежать правительственных репрессий. Рус­ская пресса констатировала это явление более чем в ста случаях, и выборная статистика теперь окончательно это удостоверяет.

О крестьянской курии нельзя судить на основании того, как называют себя выборщики, но исключительно только по тому, к какой партии причисляют себя их депутаты. Мы видим, что крестьянская курия вслед за рабочей курией образует самую левую группу. Крестьяне выбрали лишь 7,5% правых и 67,95% левее либералов! Крестьянин в России большей частью настро­ен революционно, —? таков урок выборов во вторую Думу. Это — факт большой важности, потому что он доказывает, что революция в России далеко еще не достигла своего конца. Пока не удовлетворены требования крестьянина, пока он по крайней мере не успокоился, революция должна продолжаться. Но, конечно, революционное настроение крестьянина не имеет ничего общего с социал-демократией: крестьянин — буржу­азно-демократический революционер и совсем не социалист. Он борется не за передачу всех средств производства в руки общества, но за конфискацию крестьянством земли у поме­щиков.

Типичное партийно-политическое выражение находит бур­жуазно-демократическое революционное сознание крестьянства в партиях трудовиков, социалистов-революционеров и наро­дных социалистов. Из 53 думских депутатов от крестьянской курии 24 принадлежат к этим крестьянским демократам (10 левых, 10 трудовиков, 4 социал-революционера), и, далее, несомненно, что из 10 прогрессистов и 3 беспартийных, которые избраны от крестьян, большинство принадлежит к трудовикам. Мы говорим: несомненно, потому что после первой Думы трудовиков безжалостно преследовали, и крестьяне достаточно осторожны, чтобы не называть себя трудовиками, хотя фак­тически они в Думе голосуют вместе с трудовиками. Так, например, важнейшим законопроектом трудовиков в I Думе был аграрный, известный под именем «проекта 104» (сущес­твенное содержание этого проекта заключается в немедленной Нацио_нализации земли у помещиков и в будущем — кресть­янских наделов, а также в уравнительном землепользовании). Этот проект — выдающийся продукт политической мысли

518

519

крестьянской массы в одном из важнейших вопросов кресть­янской жизни. Этот проект был подписан только 70 «трудо­виками» и 25 крестьянами, которые называли себя беспар­тийными или не дали вообще никакого ответа на вопрос о своей партийной принадлежности!

Таким образом, «Трудовая» группа в России — несомненно партия сельской крестьянской демократии. Это — революци­онные партии, но не в социалистическом, а в буржуазно-демократическом смысле этого слова.

В городской курии нужно проводить различие между боль­шими и малыми городами. В малых городах политические противоречия между отдельными классами не так сильно выражены, нет больших масс пролетариата (которые образуют особую рабочую курию), здесь правые слабее. В больших городах беспартийных выборщиков совершенно нет, здесь количество неопределенных «прогрессистов» совершенно ни­чтожно; зато здесь правые сильнее, а левые слабее. Причина — простая: пролетариат крупных городов образует особую рабо­чую курию, которая не внесена в нашу таблицу выборщиков¹. Мелкая буржуазия здесь гораздо малочисленнее, чем в неболь­ших городах. Преобладает крупная промышленность: она представлена частью правыми, частью либералами.

Данные о составе выборщиков с очевидностью доказывают, что основу либеральных партий (главным образом, следова­тельно, кадетов) составляют городская и прежде всего крупная промышленная буржуазия. Поворот вправо этой буржуазии, которая чувствует испуг перед самостоятельностью и силой пролетариата, особенно становится ясен, если сравнить круп­ные и мелкие города. В последних городская (т.е. буржуазная) курия гораздо сильнее пропитана левыми элементами.

В тесной связи с этим вопросом находятся основные разногласия русских социал-демократов. Одно крыло (так называемые «меньшевики») считает кадетов и либералов за прогрессивную городскую буржуазию в противоположность отсталой деревенской мелкой буржуазии (трудовикам). Отсюда следует, что буржуазия признается за движущую силу рево­люции, и провозглашается политика поддержки кадетов. Другое крыло (так называемые «большевики») считает либералов за представителей крупной индустрии, которые из страха перед пролетариатом стремятся к возможно скорейшему окончанию

революции, идут на компромиссы с реакцией. Трудовиков это крыло считает за революционную мелкобуржуазную демокра­тию и держится мнения, что они склонны занять радикальную позицию в важнейшем для крестьянства земельном вопросе — конфискации крупного землевладения. Отсюда вытекает так­тика большевиков. Они отвергают поддержку предательской либеральной буржуазии, т.е. кадетов, и стараются высвободить демократическую мелкую буржуазию из-под влияния либера­лов; они хотят оторвать крестьянина и городского мелкого буржуа от либералов и вести их за пролетариатом как аван­гардом на революционную борьбу. Русская революция по своему социально-экономическому содержанию — буржуазная револю-цияГ но ее движущая сила, однако, не либеральная буржуазия, а пролетариат и демократическое крестьянство. Победа рево­люции возможна лишь посредством революционно-демократи­ческой диктатуры пролетариата и крестьянства.

Если мы желаем отдать себе отчет в том, прочен ли союз между либералами и мелкой городской буржуазией, то нам особенно интересна статистика числа голосов, поданных в крупных городах за партийные блоки. По данным статистика Смирнова, в 22 больших городах на монархистов приходится 17 000 голосов, на октябристов — 34 500, на кадетов — 74 000 и на левый блок — 41 000¹.

Во время выборов во вторую Думу разгорелась ожесточенная борьба между обоими крыльями социал-демократии, меньше­виками и большевиками, по вопросу, заключать ли блок с кадетами или против кадетов с трудовиками. В Москве сто­ронники большевиков — сильнее. Там образовался левый блок, и меньшевики вошли в его состав. В Петербурге большевики также были сильнее, и здесь также во время выборов обра­зовался левый блок, но меньшевики не примкнули к нему и вышли из организации. Возник раскол, который продолжается еще и теперь. Меньшевики ссылались на опасность, которая грозит со стороны черносотенцев, т.е. они опасались победы на выборах черных из-за раскола голосов левых и либералов. Большевики объявили эту опасность выдумкой либералов, у которых была лишь цель привлечь мелкобуржуазную и про­летарскую демократию под крылышко буржуазного либерализ­ма. Цифры доказывают, что сумма голосов левых и кадетов более чем вдвое превышает соединенные голоса октябристов

'Для этого нет данных. Поэтому цифры выборщиков от рабочей курии вычеркнуты из таблицы. Мы имеем точные сведения только р 37 рабочих-выборщиках. Эти принадлежат без исключения к левым. Общее число всех рабочих-выборщиков в Европейской России составляет по закону 208. Из них мы имеем более точные данные относительно 145, что вместе с только что упомянутыми 37 выборщиками от рабочей курии крупных городов составляв 182, т.е. 9/10 общего числа выборщиков-рабочих.

'Под «левым блоком» разумеется избирательный блок социал-демократов ^с Партиями мелкобуржуазной демократии (в первую голову с «трудовиками», ^нимая это слово в самом широком смысле и считая левым крылом этой ^РУппы социалистов-революционеров). Этот блок был направлен и против ^пРавых и против либералов.

520

521

и монархистов¹. Раскол голосов оппозиции не мог, следователь-

I но, помочь победе правых.

; Эти цифры, которые охватывают более чем 200 000 город­ ских избирателей, а также и данные относительно общего состава второй Думы, доказывают, что действительный поли-

i тический смысл блоков социал-демократов и кадетов состоит

| вовсе не в устранении «черной» опасности (это мнение, если

if бы даже оно было вполне искренним, вообще ложно), а в

11 уничтожении самостоятельной политики рабочего класса и в

|( его подчинении гегемонии либералов.

| Суть спора между обоими крыльями русской социал-демок-

р ратии состоит в решении, признавать ли гегемонию либералов

[ или стремиться к гегемонии рабочего класса в буржуазной

; революции.

\ То обстоятельство, что левые при первом соглашении социал- демократов и трудовиков против кадетов в 22 городах при

| неслыханных трудностях, какие встречала агитация, завоевали

! | 41 000 голосов, т.е. превзошли октябристов и получили более

1| половины голосов либералов, служит для большевиков дока-

|s , зательством, что демократическая мелкая буржуазия в городах

; идет за кадетами больше в силу привычки и ухищрений

^;, либералов, чем из-за вражды этих слоев к революции.

| Переходим теперь к последней курии, к землевладельческой.

|>. Здесь мы находим ярко выраженное преобладание правых:

! 70,9% выборщиков — правые. Отвращение крупного землев-

{||! ладельца к революции и его поворот в сторону контрреволюции

[',' под влиянием борьбы крестьянина за землю — совершенно

^!; неизбежны.

ji Если мы теперь сравним состав избирательных групп на

|! губернских избирательных собраниях и состав Думы со стороны

(! политической окраски депутатов, избранных на этих собраниях,

1 то заметим, что прогрессист большей частью — только имя, за которым скрываются левые. Среди выборщиков 20,5% левых и 18,9% прогрессистов. Из депутатов 38% принадлежат к левым!

:! Правые имеют только 25,7% депутатов и, однако, насчитывали

Г, 40% выборщиков; но если мы откинем от последних —

П выборщиков от крестьян (мы уже доказали, что только агенты

', I русского правительства, которые фальсифицировали известия

! о выборах, могли счесть их за правых), то получим 2170 —

". - — 764 = 1406 правых выборщиков, т.е. 25,8%. Итак, оба

'По расчетам того же г.Смирнова, в 16 городах, где явилось на выборы 72 000 избирателей и боролись не 4, а 2 (или 3) списка, оппозиция получила 58,7% и правые 21%. Здесь также первое число больше чем вдвое превышает второе. Здесь также опасность от черносотенцев была обманчивым пугалом со стороны либералов, которые много говорили об опасности справа, хотя в действительности боялись «левой опасности» (выражение, которое мы заимствуем из кадетского органа «Речь»).

522

результата вполне совпадают. Либеральные выборщики, оче­видно, прячутся частью за именами «беспартийных», частью

— «прогрессистов», а крестьяне даже за «правыми». Сравнение с нерусскими частями России, Польшей и

Кавказом, дает новое доказательство, что настоящей движущей силой буржуазной революции в России не является буржуазия. В Польше совсем нет революционного крестьянского движе­ния, никакой городской буржуазной оппозиции, почти нет либералов. Против революционного пролетариата стоит реак­ционный блок из крупной и мелкой буржуазии. Там победили поэтому народовые демократы. На Кавказе революционное крестьянское движение очень сильно, сила либералов там почти такова же, как в России, но левые здесь — самая сильная партия: % левых в Думе (53,6%) примерно одинаков с % депутатов, вышедших из крестьянской курии (49%). Только рабочие и революционно-демократическое крестьянство могут завершить буржуазную революцию. В передовой, высоко ка­питалистически развитой Польше не существует аграрного вопроса в русском смысле, совсем не существует революци­онной борьбы крестьянства за конфискацию земель у поме­щиков. Поэтому в Польше революция вне пролетариата не имеет никакой прочной точки опоры. Классовые противоречия приближаются там к западноевропейскому типу. Обратное явление встречаем мы на Кавказе. _s

Заметим еще здесь, что 180 левых по подсчёту «Речи» распределяются между отдельными партиями следующим об­разом: 68 левых, 9 народных социалистов (правое крыло трудовиков), 28 социалистов-революционеров и 46 социал-демократов... Фактически последних насчитывают теперь уже 65. Либералы стараются по возможности преуменьшить число социал-демократов.

По классовому строению можно эти группы свести к двум слоям: на демократическую мелкую буржуазию, на городскую и особенно сельскую приходится 134 депутата, на пролетариат

— 46 депутатов.

Мы видим в общем, что в России классовая структура различных партий выступает с необычайной ясностью. Круп­ные землевладельцы принадлежат к черносотенцам, монархис­там и октябристам. Крупная промышленность представлена октябристами и либералами. По приемам хозяйничанья поме­щики в России распадаются на таких, которые ведут хозяйство ^еЩе полуфеодальными способами, ведут работу при помощи скота и инвентаря крестьян (крестьянин здесь закабален Помещиком), и на таких, которые уже ввели современные Капиталистические формы хозяйствования. Среди последних Немало либералов. Городская мелкая буржуазия представлена либералами и трудовиками. Крестьянская мелкая буржуазия —

523

трудовиками и особенно их левым крылом, социалистами-революционерами. Пролетариат имеет свое представительство в лице социал-демократии. При очевидной отсталости капи­талистического развития России это выпуклое выступление партийных группировок согласно с классовым строением общества объясняется только бурным революционным настро­ением эпохи, когда партии образуются гораздо быстрее и когда классовое самосознание растет и отчеканивается бесконечно быстрее, чем в эпохи застоя или так называемого мирного прогресса.

г ■ .,.;.'.

*; .д.

f Сорокин П.А.

г^;

I ВЛИЯНИЕ ПРОФЕССИИ НА ПОВЕДЕНИЕ ЛЮДЕЙ И РЕФЛЕКСОЛОГИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ГРУПП¹

4-'

* §1

Задача нижеследующих строк — краткая характеристика того влияния, которое профессиональная деятельность оказывает на поведение и переживания людей, с одной стороны, а с другой — краткое описание социальных эффектов, являющихся следстви­ем такого влияния профессии.

Сейчас не приходится сомневаться в деформирующей роли профессии, но эта роль до сих пор систематично не изучена. Попробуем восполнить этот пробел, кратко, но всесторонне очертив влияние профессии на поведение людей и их общес­твенную жизнь.

Начнем с указания на общие начала, лежащие в основе детерминирования человеческого поведения профессиональной деятельностью. Таким общим началом служит факт рикошет­ного влияния выполнения актов или поступков на всю фи­зическую и нервно-мозговую структуру человека, с одной стороны, с другой — рикошетное влияние на само поведение. Даже у низших животных, как показали исследования Джен-нингса, у нас — Метальникова (см.: Jennings. The behavior of Lower Organisms; Метальников. Рефлекс как творческий акт// Известия Академии Наук), способы реагирования на один и тот же стимул различны при повторении одного и того же

'Из кн.: Вопросы изучения и воспитания личности/Под ред. В М Бехтерева. Вып. 3. Пг., 1921.

524

Г " ' ■ . ■■..■"■

раздражения. Схема этого процесса такова: стимул вызывает ответный акт (реакцию), выполнение этой реакции, в свою очередь, изменяет физиологическое состояние организма. Изменение этого состояния, в свою очередь, изменяет формы реагирования на тот же стимул.

То же применимо и к человеку. Известна зависимость актов человека от его физиологического и нервно-мозгового состо­яния (характера психических переживаний). Когда людям грустно — они плачут, когда весело — смеются, в состоянии гнева и ярости — сжимают кулаки, скрежещут зубами и т.д.¹ Словом, эта функциональная связь между нервно-мозговым и физиологическим состоянием («независимая переменная») и между характером внешних поступков — доступных наблюда­телю внешних рефлексов поведения («функция») — общеиз­вестна и несомненна. Менее известна широкой публике, но столь же несомненна обратная зависимость физиологического и нервно-мозгового состояния (психических переживаний) от характера выполняемых человеком внешних актов поведения — зависимость, где эти акты служат «независимой переменной» функционального ряда, а физиологическое и нервно-мозговое состояние — «функцией» первых. Джемсу и Ланге принадлежит заслуга отчетливого выявления этой рикошетной зависимости. Хотя в утверждениях этих авторов были свои односторонности и преувеличения, тем не менее наличие такого рикошетного влияния не подлежит сомнению. Часто достаточно рассмеяться, чтобы вызвать «веселое» настроение; достаточно принять грустную позу, чтобы создать «грустное» настроение; достаточ­но воспроизвести акты и мимику гнева, чтобы прийти в ярость. «Мы печальны? Песенка, которую мы сначала будем напевать против сердца, незаметным образом возбудит в нас пережи­вание радости»². «Наиболее глубокие психологи-практики, занимавшиеся воспитанием чувств, например Игнатий Лойола и Паскаль, рекомендуют внешние акты веры как лучшее средство для приведения души в соответствующее религиозно-аффективное состояние... Бурке уверял, что часто гнев зажи­гался в нем по мере того, как он воспроизводил внешние знаки этого аффекта... Разве собаки, борющиеся друг с другом в виде игры, не начинают в конце концов сердиться не на пгутку?»³

Эти факты известны и всегда могут быть проверены.

Раз всякий акт рикошетом (не говоря уже об «опыте», рождающемся из актов и реакций) оказывает влияние на человека — его структуру, состояние и переживания, — то тем

'См. об этом: Дарвин. О выражении ощущений у человека и животных. (Есть ряд русских переводов.)

²Levy P. L'education de la volonte. P. 95, 96, 87.

³Payot. Education de la volonte. Paris, 1907. P. 61-62, вся III гл. См. подробнее об этом: Сорокин. Система социологии. Т. 1. С. 176-193.

525

большее значение в этом отношении получают акты и пос­тупки, многократно выполняемые. Их «давление» на субъекта в силу многократного повторения растет. Они неизбежно накладывают свою печать и свой штамп на человека. Осво­бодиться от их влияния последний не может.

Отсюда вполне понятна громадная деформирующая роль профессиональной деятельности. Под ней я разумею посто­янное, длящееся занятие индивида, дающее ему средства к существованию. Из этого определения само собой следует, что профессиональные акты суть акты, выполняемые человеком постоянно, изо дня в день, многократно, раз человек имеет какую-нибудь профессию. Если же всякий акт рикошетом влияет на поведение, переживание и состояние его выполни-теля, то тем более это относится к профессиональным актам. Они поистине преобразуют человека по своему образу и подобию,, деформируют его всесторонне, и тем сильнее, чем ceteris paribus¹ он дольше выполняет эти профессиональные акты, чем специфичнее последние, чем больших усилий и приспособления требуют они для успешного выполнения от соответствующего профессионала.

Такова вкратце общая основа деформирующей роли про­фессиональной деятельности.

§2

Проследим теперь кратко основные формы влияния про­фессии на человека. Четкости и ясности ради это влияние можно подразделить на: 1) деформацию анатомического и соматического строения человека его профессией; 2) дефор­мацию его внешних двигательных рефлексов в связи с дефор­мацией его внешности (облика-аспекта); 3) деформацию пси­хических переживаний и всей психической личности человека; 4) наконец, деформацию всего образа жизни человека как сообщественника, socius'a.

А. Соматическая деформация человека его профессией и «профессиональный отбор*

Влияние профессии на физико-соматическую структуру человека сказывается прежде всего в своеобразном «профес­сиональном отборе». Это явление состоит в том, что в ряде профессий, чтобы попасть в члены профессиональной группы, индивиды должны обладать определенными соматическими признаками или быть свободными от других. Такое обстоя­тельство ведет к своеобразному «подбору» антрополого-сома-

'При прочих равных условиях (лат.).

тического состава членов таких профессий. Так, для того чтобы быть профессионалом-певцом, индивид должен иметь хороший голос, т.е. определенное строение голосового аппарата. Люди с плохим голосом не могут стать профессионалами-певцами, а тем более — успешно работать в этой профессии. Профессия крючника требует от его члена сильной мускулатуры и здо­ровья. Люди больные, слабые не могут войти и удержаться в кругу профессии крючников, а тем более быть хорошими профессионалами. Безногий человек не может быть хорошим наездником, безобразная женщина — успешной куртизанкой, толстый и разжиревший индивид — цирковым акробатом, глухой — хорошим музыкантом, слепой — художником, ка­лека — военным и т.д. Раз дело обстоит так, то следствием его должен быть факт своеобразного антропологического состава членов ряда профессиональных групп. Как общее правило, профессионалы-крючники должны быть сильными людьми с хорошо развитой мускулатурой, профессионалы-певцы будут в общем обладать таким устройством голосового аппарата, ко­торый обеспечивает возможность хорошего голоса; группа успешных куртизанок в общем будет состоять из «красавиц», цирковые акробаты — из людей с гибким и эластичным телом и т.д. А это значит, что состав членов резко различных профессиональных групп с соматической стороны неизбежно должен быть различным, и обратно, соматическое строение членов одной и той же профессии в ряде профессий должно быть сходным, и именно в тех отношениях, которые следуют из самого характера данной профессии. Отсюда понятна возможность существования специально профессиональной антропологии. Отсюда же ясно, что я разумею под «профес­сиональным отбором». Он требует специального исследования. Такое исследование в последнее время (хотя и в иной пос­тановке) делалось кое-кем и дало известные результаты, вполне подкрепляющие указанные общие положения, но эти иссле­дования должны быть поставлены шире и точнее по сравнению с произведенными.

Из сказанного ясно, что профессиональнй отбор представ­ляет собой явление, отличное от деформации. Специфический с соматической точки зрения состав ряда профессиональных групп вызван прежде всего отбором, который «механически» Производит профессия. Без всякого деформирующего влияния Профессиональной деятельности в ряде профессиональных групп в силу указанного отбора происходит «подбор» годных для нее индивидов и исключение негодных, неподходящих. Следствием этого является специфический антропологический состав чле­нов таких профессий.

Если предположить, что такой отбор в данной профессии совершается длительно и если бы не было других пертурба-

526

527

ционных факторов, то в итоге такого профессионального отбора могли бы создаться настоящие соматические вариации чело­века. Ограничиваюсь сказанным в характеристике «професси­онального отбора» и перехожу к описанию соматической деформации • человека, производимой его профессией.

Существование такой деформации не подлежит сомнению. Профессиональная работа волей-неволей заставляет человечес­кий организм приспосабливаться, «приноравливаться» к ней. Постоянное выполнение ее неизбежно вызывает атрофию не­нужных для этой работы органов и гипертрофию или трансфор­мацию органов, служащих для выполнения профессиональных актов. De Moor вполне правильно говорит, что «форма мускулов варьирует сообразно с функциональными возбуждениями, свя­занными с их работой»¹. «Организм не перестает приспосабли­ваться различными способами к выполняемой им работе, чтобы установить такой способ функционирования, который давал бы возможность избегать или уменьшать всякую бесполезную трату энергии»². Эта деформация организма, вызываемая профессио­нальной работой, — частный случай более общего биологичес­кого принципа, гласящего: «функция создает орган». Раз видо­изменяются органы, раз одни из них гипертрофируются, дру­гие — ослабляются, это значит, что испытывает деформацию и весь организм профессионала. Фактов, подтверждающих сказан­ное, сколько угодно. Приведу некоторые. Таковы развитие и укрепление мускулатуры пальцев и кистей рук у пианистов, огрубение кожи рук у лиц, занимающихся «черной» работой (дровосеков, столяров, землекопов и т.д.), гистологическое

t «изнеживание» кожи рук у лиц, занятых «белой» работой, раз­витие мускулатуры у крючников и лиц, занятых тяжелым фи­зическим трудом, изменение гистологического строения кожи у кочегаров, искривление позвоночника у лиц, много времени проводящих за письменным столом, появление «военной кос-

v точки» у ряда военных профессионалов, искривление ног у ка­валеристов, значительная деформация всего организма у атле­тов, акробатов и т.д. и т.п. Прибавьте к этому патологически-болезненные изменения организма и физиологических процес­сов, вызываемые той же профессией: «катаральное состояние горла» («профессиональная болезнь») у педагогов и лиц, много говорящих, геморрой у лиц, принадлежащих к сидячим проф­ессиям, венерические болезни и деформация половых и дето-

_; родных органов у проституток, близорукость у «пишущей и чи­тающей братии», у наборщиков, часовых мастеров, чахотку и бо­лезненное изменение дыхательных органов у профессионалов, работающих (в силу своей профессии) в сырых и антигигиени-

^[De Moor. La plasticite oiganiquc du muscle. Travaux de l'lustutut de physiologic (Inst.Solvay). 1902. I. V. Fasc. 3. P. 327.

²Imbert. Mode de fonctionnement economique deTorganisme. Paris, 1902. P. H-

ческих помещениях, ожирение аббатов, монахов и священников во времена «тихого и мирного жития их», ранения и искалечения военных, выпадающие на их долю в силу их профессии, и т.д. я т.п. Учтите бесчисленные факты такого рода — и громадная соматическая деформация, вызываемая профессией, станет яс­ной.

Она станет еще более рельефной, если взять всю физио­логию и все строение тела членов различных профессий. Самый неопытный наблюдатель легко отметит бросающуюся в глаза разницу между пышущим здоровьем «землеробом» или рыболовом, с одной стороны, и бледным рабочим — обита­телем фабрик, чиновником, ученым или представителем других «умственных» профессий, проводящими главное время не на чистом воздухе, а в прокуренных и зараженных канцеляриях, фабриках, заводах, аудиториях. Конечно, бывают исключения, но они меня сейчас не интересуют. Недаром же ряд соци­ологов, например Гиддингс, Аммон и другие, считают кресть­янское и сельское население источником здоровья, регулярно и непрерывно доставляющим здоровые элементы городу и городским профессиям, быстро изнашивающим это здоровье и неспособным самостоятельно возобновлять его.

О том же, наконец, говорят и цифры профессиональной смертности: известно, что они довольно резко колеблются от профессии к профессии¹.

Эта деформирующая роль профессии в данном отношении столь значительна, что ряд авторов не без основания дока­зывает профессиональное происхождение различных вариаций Homo sapiens, многими считавшихся за особые расовые раз­новидности.

В данной программной статье нет дальнейшей надобности доказывать очерчиваемую деформирующую роль профессии. Она не подлежит сомнению. Задача дальнейших исследова­ний — детализировать изучение и описание форм этой дефор­мации; существование же самого факта соматической дефор­мации в доказательстве не нуждается. Перехожу к описанию дальнейших форм деформирующего влияния профессии.-

В. Профессиональная деформация «бросающихся в глаза* двигательных рефлексов и внешнего облика человека

Следующей категорией явлений, вызванных профессиональ­ной деятельностью, является факт изменения «бросающихся в глаза» внешних двигательных рефлексов человека и его внешнего

'См. об этом: Новосельский. Смертность и продолжительность жизни в России. 1916. С. 142; Майр. Статистика и обществоведение. Т. I-III и ряд ^атей в «Бюллетенях Международного статистического института», например, ¹ ХГХ. Вып. I. С. 175 и др.

528

529

облика. Более или менее длительное выполнение професси­ональных актов накладывает определенный штамп на внешнц_е движения человека и на все его «обличье». Кто не значет переваливающуюся или качающуюся походку матросов ц моряков, привитую им их профессией. Кому не известны плавные и величественные движения (походка, движения рук и т.д.) священников! Кто не видал «военную выправку» старых солдат, офицеров и вообще лиц, долгое время подвергавшихся военной муштровке! Она, как известно, в ряде случаев, осо­бенно у старых «николаевских солдат», оставалась и сохраня­ется всю жизнь, по выходе в отставку, когда она излишня и бесцельна. Больше того.. «Манера держаться» человека' во многих случаях ясно говорит о его профессии. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы по этой «манере держаться» в ряде случаев совершенно правильно определять профессию челове­ка. Понаблюдайте внимательно в наше время за «манерой держаться» многих лиц, встречаемых вами на улице. Довольно часто вы безошибочно узнаете бывшего старого бюрократа, бывшего сильного человека в субъекте, весьма скромно одетом и занимающем весьма скромное место. Я лично три раза ставил такой прогноз й по проверке он оказался правильным. И обратно, в ряде лиц, занимающих в наше время крупные посты, одетых с большой претензией и шиком, по их «манере держаться» вы легко узнаете недавнего парикмахера, проле­тария, приказчика или лакея. Их старая профессия наложила несмываемый штамп на всю их «манеру держаться» и выдает их бывшую профессиональную деятельность. Приглядитесь, далее, к движениям кафешантанных певиц, этуалей и шан­сонеток, к рефлексам поведения проституток — и вы легко усмотрите в них нечто «специфическое», что определяет их занятие без всяких слов... То же может быть сказано и о ряде других профессий.

Еще резче выступает этот факт," если иметь в виду не только бессловесные движения человека, но его речь, его словесные рефлексы: способы выговаривания слов («так точно», «рад стараться» и т.п. старых солдат, «извольте-с», «что прикаже-те-с» и прочие слова с типичным для «человека из ресторана» или лакея прибавлением «с» чуть ли не к каждому слову, своеобразная дикция провинциальных купцов старозаветного уклада и т.д.), формы их связывания, конструкцию фразы и особенно терминологию. По речи человека почти каждый внимательный наблюдатель легко определит: представителем «мускульной» профессии или «интеллектуальной» является он, «интеллигентен» он или нет. Терминология же человека в течение довольно недлинного разговора «выдает с головой» е^го профессию. Ниже, при характеристике психической деформа-

ции человека под влиянием его профессии, мы увидим, что каждая профессия имеет свою терминологию, эта терминология прививается ее представителям и бессознательно применяется ими в нужных и ненужных случаях. Типографские рабочие и корректоры имеют свою терминологию («метранпаж», «нонпа­рель», «корпус», «ротационка», «корректура» и т.д.), моряки — свою, рабочие той или иной фабрики — свою, преступники — свое арго и т.д.

Словом, по терминологическим словесным рефлексам очень нетрудно определить профессию человека. То же применимо и к деталям. Например, в ряде случаев вы вполне правильно определите в собрании неизвестных вам профессоров из их разговоров на обычные темы специальность каждого из них.

Наконец, профессия деформирует и «внешнее обличье» человека. Общим явлением этого рода выступает прежде всего одежда людей. Многие профессии, особенно при исполнении профессиональных обязанностей, «облачают» человека в свою одежду, ясно говорящую о профессии последнего. Таковы: ряса и одежда священников и ксендзов, белый халат медицинского персонала, чепчик и фартучек горничных, белый колпак поваров, одежда трубочиста, водолаза, кучера, лакея, мундир военных, красные лампасы и отвороты генералов, «форменный мундир» чиновников разных ведомств, форменное платье и кокарды студентов университета, психоневрологов, сельскохозяйствен-ников, путейцев, специфическая одежда «чекистов», различные нашивки, кокарды, значки лиц разных профессий и т.п.

В таких фактах (а их тысячи) штамп профессии назойливо сам бросается в глаза и говорит яснее всяких слов.

Второй категорией фактов этого рода является професси­ональный штамп, накладываемый профессией на «обличье», лицо человека в узком смысле слова. «Весь бритый, как артист»; длинные волосы и благообразная борода священников, выбривание макушки у католического духовенства, Города, оставляемая только на шее, у моряков и рыбаков, манера чрезмерного накрашивания лица у особ «легкого поведения» и т.д. — вот примеры множества таких фактов профессио­нального видоизменения «обличья» человека.

Из сказанного мы видим, что профессия действительно Штампует манеру поведения и «обличье» человека по своему образу и подобию. Чем дольше человек занимается своей Профессией, тем резче эта печать профессии, тем она неиз­гладимее и рельефнее.

Перехожу к характеристике дальнейших форм профессио­нальной деформации.

530

531

С. Психический отбор и психическая деформация человека, производимые профессией¹

Профессия деформирует и весь психический уклад профес­сионала как в деталях, так и в целом. Как и при физическом профессиональном отборе, влияние профессиональной диффе­ренциации населения сказывается прежде всего в профессио­нальном психическом отборе людей. Как и в первом случае происходит своеобразный психический подбор членов той или иной профессиональной группы, производимый профессией механически. Ряд профессий требует для удовлетворительного выполнения определенных психических свойств от своих пред­ставителей. Человек, не обладающий этими свойствами, не может попасть в такую профессию или, попав, «за непригод­ностью» исключается из нее. Примеры: человек рассеянный не может быть хорошим казначеем или бухгалтером, человек искренний и откровенный не может быть хорошим дипломатом, грубиян и развратник — хорошим педагогом, «не фанатик» — лидером религиозной секты или крайней революционной пар­тии, человек, пугающийся крови, хорошим хирургом и т.д. Таков один разряд фактов. Другим, более обширным классом фактов того же рода служат явления разнообразных «психических» цензов, предъявляемые желающим попасть в члены той или иной профессии. Чтобы стать профессором, человек должен выдержать ряд экзаменов или проявить свои способности — иначе он им не сделается. То же относится к профессиям врача, инженера, военного стратега, директора фабрики, механика, наборщика, капитана судна и т.д. Словом, в ряд профессий люди могут попасть, только так или иначе проявив наличие требу­емых профессией психических свойств (особых рефлексов).

Для меня сейчас неважно, будут ли эти требуемые про­фессией психические свойства наследственными дарами или индивидуально приобретенными²; для меня важен сейчас лишь

'Для краткости я пользуюсь терминологией «субъективной психологии». Объективно под «психической» деформацией я разумею деформацию речевых (вокальных и субвокальных) рефлексов, а также ряда других «дополнительных» реактивных актов.

исследования школы Гальтона и отчасти школы Пирсона говорят о том, что звездами первой величины в той или иной отрасли деятельности обычно делаются «наследственные гении».

... Отсюда практический вывод: при сознательном подборе представителей той или иной профессии всего лучше подбирать в нее лиц, обладающих наследственными способностями, требующимися для данной профессии. Как известно, это правило в последнее время начинает уже систематично при­меняться на Западе. ... Вопрос лишь в том, насколько надежны методы определения наличия или отсутствия соответствующих способностей у ^л1°^деИ_ Здесь я считаю долгом предостеречь от слишком скороспелого и упрощенного решения этого вопроса, которое начинает сейчас практиковаться у нас ра ными «прожектерами», обычно представляющими собой «Чичиковых от науки или «научных спекулянтов», ничего, кроме вреда, не способных ^пР^ичиН'*₁₀ своими «наукообразными» «прожектами», приготовляемыми со скорост пулеметных выстрелов.

сам факт требования наличия определенных психических свойств для того, чтобы стать членом ряда профессий. Такие барьеры, мешающие проникновению в профессию, — экзаме­ны, стаж, имущественный ценз, выполнение тех или иных работ (например, диссертации, пробной работы и т.п.) сущес­твуют в большинстве профессий; они служат «реактивами», испытывающими профессиональную годность человека, и являются механической машиной или орудием профессиональ­ного отбора. Легко понять, что в результате такого условия неизбежно должен происходить специфический подбор лиц с определенными психическими свойствами в состав ряда про­фессиональных групп. В силу одного этого подбора, без влияния психически деформирующей роли профессии, состав предста­вителей ряда, профессий с психической стороны должен быть специфическим. Благодаря одному отбору члены одной и той же профессиональной группы психически во многом будут сходными (именно в тех свойствах, которые требуются данной профессией); и обратно: представители резко различных про­фессий во многом будут психически различными.

Если же учесть факт психической деформации человека его профессией, то это явление становится несомненным и не­избежным. В существовании факта такой психической дефор­мации не приходится сомневаться. Она проявляется как в мелких фактах, так и в крупных^

Вместо подобного приведения фактов я позволю себе отослать читателя к «Жизни на Миссисипи» М.Твена, где шаг за шагом и весьма метко описана психическая деформация автора, поступившего на пароход и желавшего стать штурваль­ным. Там показано, как он должен был постепенно усвоить терминологию «моряков», направлять свое внимание на то, что проходило раньше незамеченным, замечать и форму берега, и характер ряби на реке, и ряд признаков, показывающих, где мель, где фарватер, и выработать ряд других психических навыков, необходимых для того, чтобы выполнять обязанности штурвального. Любая профессия требует соответствующей психической аккомодации. Профессия певца, музыканта тре­бует развития «музыкального слуха» и постановки голоса, Профессия художника — остроты восприятия световых и Цветовых тонов и форм, профессия биржевого дельца — способности учета повышения и понижения бумаг, профессия Партийного дельца — умения играть на психических струнах Членов партийного стада, профессия спекулянта — тонких ^вЫкладок и расчетов, необходимых для успешной спекулятив­ной операции, профессия проститутки — подавления естес­твенной репульсии спариваться с первым встречным, про­фессия привычного убийцы — способности хладнокровного °ТНошения к мучениям и смерти своих жертв и т.д. Без

532

533

развития соответствующих свойств люди не могли бы долго оставаться в своей профессии, а тем более — удовлетвори­тельно заниматься ею. Они были бы исключены из нее, либо сами ушли бы из «абонентов» «ненавистной» профессии, либо покончили бы с собой. И мы видим ряд случаев, где люди не приспособившиеся к своей профессии, мучаются, либо переменяют ее, либо кончают счеты с жизнью.

Все же остальные (а таковых большинство), остающиеся подолгу в своей профессии, в итоге так или иначе приспо­сабливаются к ней, т.е. подвергаются надлежащей психической деформации.

В⁴ тех случаях, когда человек имел «наследственное призва­ние» к профессии, эта аккомодация к ней, или деформация совершается легко, без боли, мучений и страданий. Когда же человек попадает не в «свою профессиональную тарелку», эта деформация совершается труднее, с большими муками и терзаниями.

Особенно интересными с точки зрения профессиональной психической деформации являются случаи последнего рода, похожие на принуждение дерева расти в сторону, противопо­ложную его естественной тенденции. Обратитесь для примера к биографии многих профессиональных убийц, преступников и проституток. Теперь нет надобности критиковать односто­ронности теории «прирожденных убийц» Ломброзо. Мы знаем, что в большинстве случаев такими профессионалами делались вполне нормальные люди. Из биографий многих «героев» преступного мира и мира проституции мы знаем, что первые акты убийства, или кражи, или проституции они совершали под влиянием исключительных условии (исключительного комплекса стимулов), совершали с отвращением, с муками, угрызениями совести. Но попав в разряд таких профессиона­лов, принужденные волею судеб продолжать свое дело, чем далее, тем легче и легче они убивали, крали, проституировали, пока не входили окончательно в свою роль и не приспосаб­ливались к ней. Трудно убить человека, трудно решиться на преступление в первые разы; стоит, однако, повторить этот профессиональный акт десять, двадцать раз, и перед нами будет «профессиональный вор», «проститутка», «палач», вполне при­способившиеся к своей работе. Старые убеждения, отвращение, муки совести будут «смыты» профессией и могут даже заме­ниться противоположными. Нормы: «красть стыдно», «убийство недозволено», «проституция отвратительна» — в сознании таких лиц могут замениться обратными, признающими такие акты похвальными или вполне нормальными; репульсия может замениться гордой тенденцией «залихватского исполнения своего дела», тенденцией, часто выступающей у таких лиц в свое­образной похвальбе своим мастерством и в актах негодования

по адресу людей, сознательно или бессознательно унижающих данную профессию и способности к ней у данного лица.

Сказанное mutatis mutandis¹ применимо и к другим случаям Профессиональной деформации психики профессионала.

То же явление может быть констатировано и в отдельных психических процессах. Беру для примера область восприятия И внимания. Наблюдения и эксперименты (частью — лично произведенные мной) говорят, что профессиональная дефор­мация восприятия и внимания выражается в «обострении» восприятия объектов и явлений, относящихся к профессии человека, и в определенном направлении внимания профес­сионала к предметам и явлениям профессии. К таким объектам и явлениям человек становится особенно «чувствителен» и восприимчив, к предметам же и процессам побочным, не имеющим отношения к профессии, он становится более «ту­пым», «невосприимчивым», «глухим» и «слепым».

Примеры. Корректор-профессионал при чтении книги легко заметит ряд опечаток, на которые простой смертный не обратит внимания. Опытный врач при осмотре человека найдет ряд «болезненных» симптомов, которые неспециалист не заметит. Профессионал-газетчик находит в ведении и постановке газеты целый ряд дефектов, о которых простой читатель и не по­думает. Хороший типографский метранпаж в прекрасно издан­ной книге без особого намерения замечает ряд технических недочетов, не замечаемых неспециалистом. То же относится и ко всем специальностям. Недаром же в практической жизни давно появился институт специалистов — эспертов. Само существование его, как видим, стоит в связи с указанной деформацией восприятия под влиянием профессии.

Еще резче эта деформация проявляется в области внимания. Многим, вероятно, приходилось наблюдать сцены вроде сле­дующей. Один и тот же объект, например пейзаж, открыва­ющийся из окна вагона или с палубы парохода, у предста­вителей различных профессий вызывает централизацию вни­мания на совершенно разных своих свойствах. Внимание землероба-крестьянина фиксируется на составе почвы («чер­нозем», «плоха или хороша земля», удобна или нет для обработки и т.д.), внимание художника, поэта — на красоте, форме и цветовых тонах пейзажа, внимание историка (если Место «историческое») — на «исторических памятниках» пей­зажа, внимание геолога или «горняка» — на геологической структуре и естественных минералогических богатствах места ^и т.д. Словом, один и тот же внешний объект воспринимается Различными профессионалами разно, привлекает их внимание ^к тем своим сторонам, которые имеют отношение к профессии

534

С соответствующими изменениями (лат.).

535

человека. При надлежащих условиях это же явление может быть воспроизведено и искусственно, экспериментально. Возь­мите кусок картона с нарисованными или наклеенными на нем различными предметами и продемонстрируйте его в течение одной или нескольких секунд (в зависимости от сложности величины рисунков, степени освещения и т.д.) представителям разных профессий. При этом в числе предметов, нарисованных на картоне, должны быть предметы, имеющие отношение к профессии того человека, которому демонстрируется картон. Итог такого опыта показывает, что в ряду предметов, которые успел «воспринять» и «запомнить» испытуемый субъект, не­пременно оказывается предмет его профессии. Он почти никогда не обходится вниманием; при кратковременном показе картона ряд предметов или рисунков не схватывается, не успевает зафиксироваться в" сознании субъекта; профессиональный же объект почти всегда успевает привлечь к себе внимание и войти в сознание. Такие опыты экспериментально подтверждают регулятивно-направляющую роль профессии в области внима­ния. Существует ряд других экспериментальных методов изу­чения того же явления.

•Дальнейшей формой психической деформации, производи­мой профессией, выступает не раз отмеченный факт гипер­трофированной оценки профессионалом важности и значения своей профессии. Продолжительная работа в известной про­фессии, говорит Langerock, создает в индивиде деформацию процессов мышления и деформацию здоровой оценки значения своей профессиональной работы в общем труде той группы, к которой принадлежит данный человек. Такой профессиона­лизм представляет собой вид идиосинкразии, нелогичной по существу, рождающейся помимо сознания индивида в процессе медленного психического приспособления к своей профессии и связанной с этим деформации. В итоге такой деформации создаются «профессиональные типы»: солдата, матроса, монаха, судьи, священника, * партийного дельца, банкира и т.д. В результате всей такой деформации в ряде профессий выраба­тывается «корпоративный дух» (Гesprit de corps), выражающий­ся в особой профессиональной солидарности, в единстве интересов, в сходстве мировоззрения и в «профессиональной этике» (профессиональная этика врачей, священников, офи­церства — «честь мундира», воров, проституток и т.д.).

Все эти явления, легко констатируемые, суть результат и подтверждение психической деформации, производимой про­фессией. Профессия каждого человека деформирует его «душу» по своему образу и подобию. Перефразируя слова Маркса, можно сказать: «профессиональное бытие человека определяет его сознание». От характера профессии человека в значитель-

цой мере зависит характер его идеологии, его духовного багажа, его этики, его симпатий и антипатий, вкусов и привычек и всего мировоззрения. Профессия каждого навязывает ему свою «точку зрения», с которой он воспринимает мир явлений и реагирует на раздражения. Если аптекарь воспринимает его под углом зрения «унций», то прокурор воспринимает его sub speciae¹ статей кодекса, священник — принципов религии, солдат — дисциплины и военного дела и т.д. То же применимо к их интересам, убеждениям, вкусам и всему миро- и жизне­ощущению². Этот общий факт неоднократно отмечался рядом исследователей. Veblen видит источник различия психического уклада (форм мышления, желаний, вкусов, политических взгля­дов и симпатий, идеологии и т.д.) биржевого дельца и рабочего не в чем ином, как в резком различии их профессий³. Тот же факт рельефно отмечает и профессор Hoxie. Механисти-ческо-атеистическое мировоззрение рабочих, их склонность к социалистической идеологии, их убежденность в том, что «собственность — кража», — результат их профессиональной работы и обстановки. Эта работа состоит в мускульной работе и заключается в трансформации одной физической энергии в другую — физическую же. Им приходится иметь дело с «де­терминированными», бездушными автоматами — машинами, работать коллективно, жить коллективно. Отсюда и склонность к социализму, к механистическому детерминизму, к матери­ализму, к принципу: право на продукт труда принадлежит им как физическим трансформаторам продукта.

Иная профессиональная среда окружает капиталиста, пред­принимателя, банкира. Его профессиональная работа носит исключительно интеллектуальный характер. Для него он — единственный творец предприятия и продукта. Рабочий для него — машина, а потому, как и всякая машина или рабочий скот, не имеет никаких прав на продукт. Таким професси­оналам приходится иметь дело не с машинами, а с людьми и с их изменчивой волей. Отсюда — их анимистическое и индетерминистическое мировоззрение и т.д.⁴ Работы Thomas'a, Бебеля и множества криминалистов показали нам, что резкая разница между мужчиной и женщиной объясняется не только биологическими различиями, но и появившимся Ца этой почве Профессиональным различием, вызвавшим гипертрофию «жен­ственности» в женщинах, ограничившим их умственный круто-

'С точки зрения (лат.).

²См.: Сорокин. Система социологии. Т.П. С. 150.

³См.: Veblen. The Theory of leisure Class. 1899.

⁴Cm.: Hoxie. Class conflict in America//Amer. Joum. of sociology. T.13. P.

-781. ,.,„ -,..... . . ;....,-

536

537

зор и т.д.¹ К сходным итогам относительно профессиональной деформации пришли и другие исследователи².

Из сказанного ясно громадное значение профессии в определении психического мира человека. Эти схематические штрихи показывают, что влияние профессии распространяется на всю нашу духовную жизнь, что избавиться от него мы не можем, и тем сильнее сказывается оно, чем ceteris paribus человек дольше остается в пределах одной профессии, в последнем случае однобокость мировоззрения, профессиональ­ный моноидеизм и идиосинкразия, -профессиональная нетер­пимость к представителям далеких профессий суть неизбежные следствия влияния профессии³.

D. Деформация человека как сообщественника, его образа жизни, быта и всего поведения, производимая профессией

Дополню нарисованную картину деформирующей роли профессии еще двумя-тремя «мазками», завершающими ска­занное. После сказанного легко понять, что все поведение человека, его «уровень жизни», его быт, его социальный habitus отмечены печатью профессии.

Профессия человека обусловливает квартал его жительства, характер жилища, обстановку квартиры. И сейчас в городах есть кварталы банкиров и предпринимателей, кварталы рабочих (обычно на окраинах), кварталы учащихся, научной и лите­ратурной богемы (Латинский квартал, у нас сейчас: «дома ученых, литераторов», «дома искусств», «дом советских чинов-

'См.: Thomas. Sex and Society. 1907; Бебель. Женщина и социализм; Stetson. Woman and Economics. 1899; Гернет. Преступление и борьба с ним.

²См., например: Bauer A. Les classes socialcs. 1902. P. 32 и ел.; Schmoller. Grundriss der Volkswirtschaftslehre. T.l. 1901.- S. 391-411; T. 2. 1904. S. 496-557. См.подробнее об этом: Сорокин. Система социологии. Т. 2. С. 149-161, 393-406.

Угурье правильно отмечает на основании статистики германского проле­тариата, что распространение социал-демократической идеологии в среде последнего оказывается связанным с прочностью и длительностью принад­лежности человека к рабочей среде и с его из нее происхождением; члены германской социал-демократической партии рекрутируются главным образом из среды «потомственных и вечных» пролетариев (см.: Лурье. Состав про­летариата. 1918. С. 8-9). Мюнстерберг дает подтверждение этому положению с другой стороны. Указывая на частую перемену профессии американца­ми, он видит в этом факте причину разносторонности, широты кругозора, отсутствия нетерпимости и моноидеизма у американцев. «Можно думать, — пишет он, — что частая перемена профессий дает американцу его про-славленную многосторонность и приспособляемость». В силу этого «у аме­риканца... социальное положение другого никогда не может помешать заДУ" шевному настроению. Вся социальная жизнь здесь пронизана таким настро­ением, как будто всякий с лукавым подмигиванием хочет сказать другому. что всем этим различиям, в сущности, ведь не придается значения» и т-Д-См.: Мюнстерберг. Американцы. Т. 2. С. 205-206, 195, 215. СПб., 19«°-Подробнее — в моей «Системе социологии». Т. 2.

538

ников» и т.п.). Словом, в ряде городов мы находим геогра­фическую локализацию места жительства ряда профессиональ­ных групп. В Средние же века это явление было выражено особенно резко.

Профессия обусловливает характер и обстановку жилища. Солдаты живут в казармах, художники и фотографы должны иметь «светлое ателье», у врачей и присяжных поверенных должна быть прилично обставленная приемная¹, у профессоров мы найдем кабинет с полками книг, у литературной и худо­жественной богемы — мансарду или комнату с «поэтическим беспорядком», швейцары живут в каморке под лестницей, обстановка дворницкой известна, в комнате прислуги вы найдете карточки солдат, «пожарных» и размалеванные открытки по стенам, и т.д.

Профессия обусловливает величину наших доходов и рас­ходов, а через это — обстановку, степень комфорта, характер белья и одежды, характер нашей пищи, посещаемых ресто­ранов, трактиров и харчевен, посещаемых театров, имение или неимение прислуги, выездных лошадей, своей виллы, посеще­ние курортов, короче — все то, что «покупается и продается за деньги».

Каждому известно, что любая профессия имеет свой средний размер доходов. Профессия профессора раньше оплачивалась выше, чем профессия рабочего, доход- министра был выше, чем курьера. Раз так, то отсюда следовала необходимость такого образа жизни, который допускался величиной дохода.

«По профессии протягивай ножки», так можно выразить эту мысль. Этим профессия детерминирует весь образ жизни профессионала. Раз средний доход лиц одной и той же профессии более или менее близок (исключения в счет не идут), то образ жизни «однопрофессионалов» неизбежно ока­зывается во многом сходным. Сходным, помимо предыдущих причин, потому, что, как можно предположить дедуктивно и как эта дедукция подтверждается индуктивной проверкой, сходство имущественного положения лиц во многом предоп­ределяет сходство их «уровней жизни» (standart of life). Ин­дуктивная проверка этого положения в применении к иму­щественным слоям Англии была сделана Д.Этом и Декампом, ^в применении к населению Германии — Шмоллером, и она ^вПолне подтвердила это положение. «Образ жизни» и «уровень. ^е«» у лиц одинакового имущественного положения действитель-

'Я посетил до 20 приемных зубных врачей в Петрограде в 1916 г. и был

^Поражен их однообразием и монотонностью: все они были устроены по одному

* тому же шаблону. Монотонность доходила до того, что во всех них, кроме

*5?^х> на столике валялись почти те же журналы и газеты: «Пробуждение»,

игонек», «Лукоморье», «Сатирикон», «Журнал для хозяек» и т.п. Рекомендую

ому-либо более тщательно заняться таким исследованием.

539

но во многом оказываются сходными¹. Таким образом, про­фессия обусловливает величину доходов, величина доходов — образ и уровень жизни. Отсюда становятся понятными даль­нейшие причины громадного влияния профессии на все поведение индивида. Прямо или косвенно профессия опреде­ляет: 1) бюджет времени человека, часы вставания, часы профессиональной работы, часы еды, часы отдыха и сна; 2) его жилище и обстановку последнего; 3) его одежду; 4) его пищу; 5) его потребности и способы их удовлетворения, 6) характер его развлечений (кабак, ресторан, театр, кино, чтение книг, музыкальные концерты, карты, выпивки для развлечения, «угощение» при заключении сделок и т.д.); 7) его семейное положение; 8) способы «поддержания знакомств» (визиты, выезды, посещения «делового общества») и сам круг знакомых (ученый вращается в кругу ученых, поэт — среди поэтов, рабочий — среди рабочих, студент — среди студентов, чи­новник — среди чиновников своего ведомства, врач — среди врачей и т.д.); 9) способы сообразного с профессией соблю­дения конвенциональных правил и профессиональной этики (ряд профессий требует, чтобы у его - представителей была прислуга, выездные лошади, своя ложа в театре, чтобы по­сещались и устраивались балы — требования «респектабель­ности», чтобы хранились профессиональные тайны — врачеб­ная тайна, тайна исповеди, тайна коммерческих сделок и т.д.).

Если принять профессию за «независимую переменную», то между ней и перечисленными сторонами поведения людей неизбежными окажутся функциональная или коррелятивная связь; последние в известной мере будут функциями про­фессии. А все эти стороны исчерпывают почти все поведение и весь образ жизни индивида.

Все же сказанное о физическом, внешнем, психическом и социальном видах деформации индивида его профессией показывает, насколько громадно влияние профессии на пове­дение людей, на весь их образ жизни, на всю их психическую и физическую структуру, иными словами, как громадна де­формация человека, производимая его профессиональной де­ятельностью, раз он занимается ею длительное время.

Поистине, каждый человек штампуется своей профессией по образу и подобию последней. Избавиться от этого влияния

никому не дано. Ограничиваюсь приведенными штрихами в характеристике профессионального отбора и профессиональной деформации¹.

До сих пор я рассматривал влияние профессии на поведение индивида. Само собой разумеется, этим не исчерпывается ни изучение влияния профессии, ни эффекты последней. Раз профессия оказывает столь громадное влияние на поведение людей, то отсюда следует, что она имеет громадное значение в обусловливании хода социальных процессов, ибо социальные процессы в конечном счете складываются из поступков людей; следовательно, все условия, варьирующие поведение людей, являются тем самым и «факторами» или «детерминаторами» социальных процессов.

Здесь я не собираюсь очерчивать «социальную роль» про­фессий. Я хочу лишь указать на два-три пункта, ближайшим образом связанных с рефлексологией профессиональных групп.

1. Раз профессиональная деятельность преображает человека по своему образу и подобию, то, очевидно, представители одной и той же профессии неизбежно будут сходными между собой во многих отношениях: и по физической структуре, и по внешности, и особенно по психическому складу. У них неизбежно будут во многом сходными: идеология, убеждения, вкусы, симпатии и антипатии, образ и уровень жизни, ин­ тересы и стремления, словом -^ все поведение. И наоборот, представители различных профессий будут резко отличаться друг от друга во всех этих отношениях. Эти теоремы — простой вывод из всего предыдущего. Из них следуют дальнейшие.

2. В силу сходства поведения, стремлений и интересов однопрофессиональных лиц эти последние будут «притягивать­ся» и солидаризироваться друг с другом на почве своего сходства и общих интересов; и наоборот, представители резко различных профессий будут чуждыми друг другу и даже будут антагонизировать в силу своей резкой гетерогенности, а часто и противоположности стремлений и интересов. Они никогда Не смогут адекватно понять друг друга, они будут жителями Разных планет, говорящими на разных языках.

3. Отсюда еще одно следствие: неизбежность профессии

'См.: Aeth D. Present Tendencies of class differentiation//The Sociolog. Review 1910. № 4; Descamps P. La Hierarchie des classes en Anglettere//La Science ^Soc'gy 26-e Annee. Fasc. 26; Schmoller. Was verstehen wir unter dem Mittelstande. l°?y См. подробнее об этом: Сорокин. Система социологии. Т. 2. С 165 I^е > 161-169, 406-420.

'Подчеркивая эту громадную роль профессии, я не хотел бы, чтобы меня ^п°няли неправильно, истолковав mqh положения в том смысле, что все Поведение человека представляет собой функцию одной профессии. Я так не ДУМаю. Кроме профессии, есть ряд других условий, помимо наследственных двойств, не менее властно обусловливающих поведение человека. См. мою **°Рию на этот счет во втором томе моей «Системы социологии», passim, в готовящихся к печати III и IV томах этой работы.

540

541

онального расслоения населения и борьбы резко различных профессиональных групп. Раз представители одной и той же профессии взаимно притягиваются, а разных — взаимно отталкиваются, то в силу такого притяжения и отталкивания со времени появления разных форм профессиональной дея­тельности «человеческие молекулы» должны неизбежно кон­центрироваться в профессиональные группы, а между разными группами должны появиться глубокие трещины расслоения. Так оно и есть. «С незапамятных времен» мы находим в чело­вечестве расслоение населения на профессиональные группы (каста жрецов — браминов, каста воинов — кшатриев, collegia fabrorum, pistorum¹ и т.д. в Риме, средневековые цехи, братства, гильдии, современные профессиональные объединения лиц всех профессий, начиная с профессиональных союзов рабочих, капиталистов, ученых и кончая профессиональными союзами воров, проституток и т.п.). Оно было и есть².

Раз члены далеких друг от друга профессий резко различны, раз их интересы не совпадают, а часто и противоречат друг другу, то антагонизм и борьба между ними становятся неиз­бежными. Так оно было, так оно происходит и до сих пор. Так оно будет происходить и в будущем, если останется длительное прикрепление человека к одной профессии и связанные с этим «моноидеизм» и профессиональная идиосин­кразия. Единственное противоядие против этого — частая перегонка людей из профессии в профессию. Она, согласно сказанному выше, может уменьшить и ослабить этот «моно­идеизм» и следующую отсюда нетерпимость, идиосинкразию и т.п. В известной мере она может быть достигнута, но не вполне, ибо против чересчур частой перегонки встает другой принцип, столь же социально необходимый: принцип специ­ализации.

4. Из принципа профессионального расслоения и профес­сиональной деформации, в свою очередь, следует вывод, гласящий: в сопутствующем человеческой истории факте рас­слоения населения на касты, сословия, классы, «высших и низших», «привилегированных и обделенных», «властителей и подвластных», «аристократов и рабов» играли и продолжают играть свою роль профессиональная деформация, професси­ональное расслоение и профессиональное разделение труда-Профессиональное разделение труда, появившись на почве биологической гетерогенности индивидов, само в дальнейшем было источником социального неравенства и остается им Д°

'Коллегии ремесленников, пекарей (лат.).

²См. подробнее об этом в моей «Системе социологии». Т. 2. Там же и литература.

сих пор¹. Чтобы уничтожить это неравенство, надо помимо других его причин уничтожить деформирующую роль про­фессии. А это радикально выполнимо только путем уничто­жения профессионального разделения труда (что является утопией) или — но только отчасти — путем ускорения пе­регонки индивидов из профессии в профессию, чему опять-таки противоречит необходимость специализации.

До тех же пор, пока будет более или менее длительное прикрепление человека к одной профессии, будут и неравен­ство, и антагонизм разнопрофессиональных групп, хотя и в смягченной форме. Таков дальнейший теоретико-практический вывод из развитой теории профессиональной деформации².

5. Выше неоднократно подчеркивалось, что степень дефор­мации, моноидеизма и идиосинкразии, производимых про­фессией, зависит от продолжительности прикрепления человека к одной профессии. Это обстоятельство побуждает обратить особое внимание на факт «закрытости» или открытости ис­следуемой профессиональной группы, иными словами, на длительность пребывания ее членов в пределах данной про­фессии, на быстроту изменения состава последней, на темп вливания в нее новых членов и выбывания из нее бывших ее абонентов. В применении к разным профессиям эта про­блема может быть названа проблемой циркуляции индивидов данного населения из одной профессиональной группы в другую.

Дедуктивно можно установить такие теоремы. 1. Степень профессиональной деформации, моноидеизма, идиосинкразии

'Я не могу здесь пускаться в изложение теории происхождения неравенства каст, сословий, классов, привилегированных и обделенных, по существу. Скажу только, что все теории, объясняющие все формы неравенства одной причиной: расовым ли фактором (Аммон, Лапуж и др.), или «экономическим фактором» (Маркс и марксисты), или религиозным фактором, или профессиональным разделением труда, неадекватны, однобоки и неверны. Сложный факт появ­ления социального неравенства — функция многих переменных. В основе его лежал и лежит факт биологического несходства людей (разделение их по полу, возрасту, силе, здоровью, способностям, расе), к которому присоединилось влияние многих социальных условий, а одним из них была и остается Деформирующая роль профессии.

²Этот вывод покажется довольно парадоксальным синдикалистам, стремя­щимся профессиональной группировкой заменить все остальные группировки людей (по государству, религии, партии etc.) и чающим в результате осу­ществления такого плана наступление рая на земле, водворение братства, Равенства и свободы. Наивные верующие и бедные мечтатели! — остается сказать мне в ответ на эти чаяния. Если бы действительно люди группи­ровались только по профессиям, и если бы они оставались пожизненными ^абонентами одной профессии, и если бы профессиональный синдикат обслу­живал все нужды индивида, то в результате такой реформы возник бы такой Профессиональный моноидеизм, такая идиосинкразия и такой антагонизм ^еяеду разными профессиональными синдикатами, что поистине «небу стало ^^ы жарко». Ни о каком земном рае и царстве братства, равенства и свободы таких условиях не может быть и речи. См.работы синдикалистов, указанные Моей «Системе социологии», т. II, и критику их революционных конструк-^й в параграфах о профессиональной группировке и перегруппировке.

542

543

и корпоративного духа ceteris paribus будет более резкой в тех профессиональных группах, в которых состав членов обнов­ляется медленнее, где каждый член остается «пожизненным» абонентом этой профессии. В профессиях, состоящих из «потомственных и пожизненных членов», она будет максималь­ной. Примерами таких групп могут служить касты Индии, где профессия потомственна и пожизненна¹, средневековые цехи и гильдии и некоторые профессии Нового времени. В про­фессиях, быстро обновляющих свой состав, степень деформа­ции и корпоративного духа ceteris paribus будет меньшей.

2. В одной и той же профессиональной группе степень профессиональной деформации будет резче выражена ceteris paribus у ее членов, более продолжительное время состоящих абонентами данной профессии, чем у членов-новичков.

3. В обществе,, где ceteris paribus межпрофессиональная циркуляция индивидов более интенсивна, где индивиды чаще меняют свою профессию, средний умственный кругозор на­селения будет менее односторонним, будет меньше моноиде-изма, будет менее острым антагонизм различных профессио­нальных групп и больше взаимного понимания, чем в обществе с ничтожной межпрофессиональной циркуляцией. Сравните с этой точки зрения США, с одной стороны, и кастовую Индию, средневековую Европу и Россию Московского периода — с другой.

Эти положения показывают, с одной стороны, важность изучения явлений межпрофессиональной циркуляции, с дру­гой — являются методологическими гипотезами, полезными при конкретном исследовании тех или иных профессиональных групп. Вот почему этот пункт требует специального внимания исследователя рефлексологии профессиональных коллективов. Без него мы рискуем многого не понять в поведении и характерных свойствах представителей ряда профессий².

§4

Выше я очертил формы, характер и значение, профессио­нального отбора, профессиональной деформации и некоторые социальные эффекты этих явлений. Из сказанного, полагаю, ясна теоретическая и практическая важность этой проблемы. Необходимость более внимательного и более детального изу-

'См. об этом работы Bougie, Ketlar'a, Senart'a, Rislcy, Mazzaiella и другИ* о кастах. Они указаны в моей «Системе социологии» (Т. II. С. 265-268)-

²См. подробнее об этом: Сорокин. Система социологии. Т. II. Глава ° социальных перегруппировках и, в частности, о профессиональных перс группировках. См. также гл. IV, о положении личности в системе социальны" координат (с. 443—463).

чения затронутых мной (а также в интересах краткости про­пущенных в данной статье) явлений диктуется и теоретичес­кими, и неотложными практическими мотивами. Пора при­ступить к такому всестороннему и основательному изучению рефлексологии профессиональных групп.

В виде приложения к данной статье я присоединяю общую с (не детализированную) примерную программу исследования профессиональных групп¹. Она составлена мной для моего -■ социологического семинара при Петроградском университете в целях обучения его участников, начинающих работать над этой проблемой. Она же кладется мной в основу работ ла­боратории по изучению рефлексологии профессиональных групп при 'Институте мозга и психической деятельности. По прочте­нии данной статьи она понятна и в комментариях не нуж­дается.

Хрящева А.И. КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО²

В.ИЛенин в 1921 г. резко и прямо поставил вопрос о проведении решительных мер для улучшения сельскохозяй­ственного (крестьянского) производства, для подъема его производительных сил. Во главу угла он поставил замену продразверстки продналогом, а затем — всякие другие мероп­риятия, клонящиеся к подъему земледелия и скотоводства. Как и всегда, он верно учел момент и правильно поставил диагноз.

Результаты оказались налицо уже осенью 1921 г., когда обнаружилось повсеместное увеличение озимого клина на будущий год; отчеты Губэкосо единогласно подтверждали поворот в сельском хозяйстве от упадка к возрождению; это давало гарантию развития производительных сил в земледелии, а через это — и в промышленности. Оборот между промыш­ленностью и земледелием, связь и взаимодействие между ними — вот что должно было выступить на первый план в процессе подъема производительных сил. В этом, полагал В.ИЛенин, главное значение новой экономической политики. В чем выразились к настоящему моменту влияние новой экономической политики, какие новые отношения создались ^в деревне на ее основе и каково взаимоотношение ЭКОНОМИ-

'См. с. 636 наст, издания.

²Из кн.: Хрящева А.И. Группы и классы в крестьянстве. М., 1926.

544

За*. 1S22

545

18«

ческих групп в процессе подъема хозяйства — вот основные вопросы, которые необходимо разрешить для правильной постановки работы в деревне, для правильной линии воздей­ствия на те или другие слои деревни.

В вопросе о дифференциации деревни при новой эконом-политике существовало и существует много неясного и про­тиворечивого. Объявлялось уже чуть не с момента введения новйй политики (1922), что в деревне происходит сильнейшая дифференциация, что с отменой продразверстки и с легали­зацией торговли в деревне аннулируются все завоевания революции... Возникла необходимость внести ясность в этот вопрос. Мы уже и раньше указывали на то, что влияние новой экономической политики на деревню не может проявиться в старых формах, ибо нет главной базы для эксплуатации бед­ноты — земельной собственности, а следовательно, и всего того круга отношений, который связан с нею.

Исходной базой для развития с 1921 г. являлась сама ситуация хозяйства: громадное большинство хозяйств было мелкими; более или менее значительные слои среднего кресть­янства имелись лишь в районах многоземелья: в Нижнем Поволжье, на Юго-Востоке и в Сибири. Но как раз эти области, особенно первые две, были поражены неурожаем 1921 г. По всем районам, где господствовала залежно-перелож-ная система хозяйства, засуха убила посевы 1921 г. и лишила возможности засеять в 1922 г. площадь, равную предыдущему году. Говорить о дифференциации хозяйства в этих областях не приходилось вплоть до 1923 г.

Что касается районов мелкого хозяйства средней полосы Севера и Северо-Запада, то здесь подъем хозяйства стал заметен уже в 1922 г. и выразился он главным образом в расширении посевных площадей. Другие элементы хозяйства — рабочий и продуктивный скот — могли получить толчок к своему раз­витию лишь на почве расширения зерновых' посевов. Это одно из важных условий, которое также говорит за то, что пока идет подъем хозяйства, рассуждать о дифференциации кресть­янства в широких размерах вряд ли приходится. Можно было рассуждать лишь о подготовке почвы для дифференциации; главный фон для дифференциации раньше давала концентра­ция земли и средств производства. Такой концентрации в период подъема хозяйства ожидать было нельзя, так как неодновременность восстановления всех элементов хозяйства мешала этому. Элементы для экономической дифференциации могли проявиться не в области самого земледелия, а в области, например, торговли, в области арендных отношений внутри крестьянства; при этом арендные отношения также ограни­чивались областью найма рабочего скота и инвентаря теми хозяйствами, которые не имели того и другого. Сдача же земли

546

не могла иметь широких размеров внутри деревни, так как число хозяйств, не обладавших возможностью обрабатывать ее, свелось до минимума. В то же время отлив населения из деревни в промышленность не мог иметь места, ибо промыш­ленность все еще не могла впитать безработных. Отход же отдельных работников, обслуживающих строительную промыш­ленность городов, не мог принести ущерба земледельческому хозяйству, ибо там оставались необходимые рабочие руки.

Таким образом, «оборот между промышленностью и зем­леделием» не мог к 1923 г. осуществиться полностью. Но деревня может дать и сейчас промышленности чуть ли не любое число рабочих рук без ущерба земледелию, но... по-видимому, товарная смычка должна пойти дальше, должна расшириться и углубиться раньше, чем подвинется дело в обороте рабочей силы. Товарный оборот даст толчок промыш­ленности, а это, в свою очередь, привлечет излишек рабочих рук из деревни. Пока этого не было, деревенская беднота держалась и будет держаться за земледелие; она покинет его только тогда, когда промышленность сможет дать лучшие условия существования вновь привлеченным кадрам рабочих.

Пролетаризированное крестьянство могло бы оставаться в земледелии в качестве наемного рабочего, но при настоящих условиях найм батраков в крестьянстве встречается как редкое явление (раньше очагами найма были .помещичьи усадьбы и крупные крестьянские хозяйства). Поэтому тем Более продукты дифференциации должны были бы уходить в промышленность при настоящих условиях, когда найм батраков в земледелии является малораспространенным. Кроме того, процесс диффе­ренциации не ограничивается образованием пролетаризирован­ного крестьянства; он образует и богатое крестьянство — в ничтожном количестве, но образует. И вот этому богатому крестьянству выход из деревни открыт также только отчасти. Раньше деревенская буржуазия (те хозяйства, которые не дробились, а развивались в крупные предприятия) имела два выхода: хозяйство или делалось собственником крупного зе­мельного участка и превращалось в частновладельческое име­ние, или организовывало торговое, промышленное предприятие в городе. В том и другом случае оно также покидало деревню; покидало ту арену, где происходило первоначальное накопле­ние.

Исследуя дифференцирующие процессы, нельзя ни на минуту забывать о процессе подъема хозяйства, который, поскольку он происходит в условиях мелкого товарного хозяйства, яв­ляется и почвой, и регулятором дифференциации.

Основное отличие современной дифференциации от доре-^волюционной заключается в том, что подъем хозяйства, про­исходя в условиях индивидуального хозяйствования, протекает

547

в совершенно других, чем раньше, условиях — общественных политических и экономических.

Положительное моральное значение новой деревенской общественности — в том, что она воспитывает в крестьянской массе привычку к общественному контролю, к гласности, к активному воздействию на жизнь.

Политические условия современной деревни также сущес­твенно отличаются от прежних.

Политика Советской власти вносит в экономические про­цессы и классовые отношения сознательные коррективы значительно изменяющие эти отношения. И коррективы эти в Советской Республике будут всегда в пользу эксплуатируемых и в ущерб эксплуатирующим. В этом — громадное отличие политических условий нашего времени.

Разница экономическая — в области хозяйствования в зем­леделии и в промышленности — между прежним и теперешним моментами также огромна. Главное различие заключается в отсутствии феодального землевладения и частной земельной собственности. Невозможность концентрации земли в одних руках путем покупок лишает мелкого собственника основы концентрации других средств производства (рабочего скота и машин). Отсюда почти полное отсутствие крестьянских хо­зяйств, сеющих свыше 50 десятин, или с 20-30 головами рабочего скота, которых в прежнее время было немало. Индивидуальное хозяйство ограничено в своих перспективах со стороны земельных отношений. Поскольку дело идет о капитализации земледелия, мы должны признать, что база для нее сужена. Само накопление капитала, который может пойти в земледелие, происходит не только в результате товаризации хозяйства (увеличения товарной продукции), но также и в порядке операций торговых и кредитных. Но пока что крупной капитализации земледелия (увеличения в индивидуальных хозяйствах машин и орудий и других улучшений) не проис­ходит. И капитализация вряд ли успеет усилиться, так как процесс обобществления инвентаря (кооперативного пользова­ния и владения), если войдет в жизнь, отрежет путь к этому.

Другие функции капитала в деревне, но уже вне земледе­лия, — кредит и торговля — могут усиливаться только до известных пределов, если капитал в то же время не вклады­вается и в земледелие.

Кроме того, перейдя за известные границы, такой накоп­ленный, но не активный капитал теряет свой raison d'etre¹ в деревне; он должен или уйти из нее и поискать в другом месте арену для своего применения, или преобразовать функции, т.е. обратиться в земледелие или в промышленность, словом —

'Здесь: свою основу (франц.).

он должен стать активным, проявиться в какой-либо форме, ибо в этом вся суть капитала как общественной категории.

Если предприниматель не будет сам оперировать с землей, то он значительно сузит поле эксплуатации своего капитала, он не сможет использовать отработки, испольщину, семенную ссуду и прочие виды эксплуатации. Вот почему мы редко встречаем в деревне хозяйства (торговцев) без земледельческого предприятия.

Таково значение земледелия на одном полюсе — на вер­хушке крестьянства.

Что касается другого полюса, то его положение определяется в настоящих условиях также больше земледелием, чем какими-либо другими условиями. Почему? 1. Потому, что он имеет землю, что само по себе обусловливает его пребывание в деревне. 2. Потому, что городские промыслы (кроме камен­щиков, мостовщиков, маляров и других ремонтно-строительных профессий) пока не могут привлекать новые кадры рабочих; промышленность не может их впитать, и не только потому, что развитие промышленности пока идет не очень быстрым темпом, — это, конечно, также имеет большое значение, а также и потому, что рабочие организации (профессиональные) следят за использованием имеющегося запасного фонда рабо­чей силы (безработных) той или другой профессии. Раньше (до революции) этого не было, и наплыв из деревни рабочих рук благодаря свободе договора сильно способствовал выбра­сыванию из промышленности старых рабочих,' найму новых и понижению зарплаты. Этому обстоятельству обычно не при­дают значения, оценивая отношения сельскохозяйственного населения к промышленности в настоящем. А между тем оно имеет громадное значение в деле вовлечения рабочей силы крестьянства в промышленность. Это „положение — защита профсоюза от наплыва неорганизованных элементов — отно­сится одинаково ко всем областям занятий, а не только к крупной индустрии; оно относится и к прислуге в учреждениях, и к личным услугам разного рода, низшим служащим и вспомогательным профессиям. Нужен такой подъем спроса на лиц данной профессии, какой мы наблюдали, например, в течение лета 1925 г. в Москве на строительных и ремонтных Рабочих, чтобы вызвать рабочие силы этих профессий из Деревни. А такого подъема спроса мы не имеем ни в какой Другой отрасли. Поэтому главный запас рабочих сил деревни Занят в земледелии и от него не оторвется, если не изменятся Условия в промышленности. Из всего этого следует, что Переоценивать развитие промысловых занятий крестьянства в Настоящий момент не приходится.

Главной ареной занятий и для другого полюса — маломощ­ного крестьянства — является поэтому земледелие.

548

549

С первого взгляда кажется как будто абсурдом, что в момент введения новой экономической политики промысловость кресть­янского населения по статистике не только не сделала скачка кверху, но даже в 1922 г. снизилась. Этот «первый взгляд» рассуждает так: новая экономполитика дала толчок промыш­ленности, рынку; крестьянское население должно было ринуть­ся в промыслы и уж во всяком случае в 1922-1923 гг. промысловость населения должна быть выше, чем в 1920 г. При этом забывается, 1) что 1920—1921 гг. являются годами наибольшего сокращения сельскохозяйственного производства и, следовательно, годами наибольшего избытка рабочих сил в деревне; 2) восприятие новой экономполитики сельским хо­зяйством, которое тотчас же реагировало расширением посев­ных площадей, т.е. вовлечением в земледелие большего числа работников, чем до 1922 г.

Первой мыслью крестьянина при осуществлении новой экономполитики было использовать ту землю, которую он имел, но которую не использовал в предыдущие годы. Эта мысль и осуществилась в 1922 г. повсеместно (кроме голо­давших в 1921 г. районов), но осуществилась она, разумеется, не сразу. Посев расширился в 1922 г. в благополучных районах всего лишь на 20% по сравнению с 1920 г. (по данным 10% переписи 1922 г.), ибо на большее не было семян и других ресурсов. 1923 и 1925 г. стали продолжением осуществления первоначальной мысли: посев расширялся, начало расти и скотоводство. Новая экономическая политика все устремления крестьянина направляла на землю, а не на городские промыс­лы, надежда на которые в 1921 и 1922 гг. была к тому же очень проблематичной. Кроме того, переход предприятий на хозрасчет и сокращение штатов сужали потребность городов в притоке новой рабочей силы.

Вот почему как раз в первые годы новой экономической политики промысловость крестьянского населения не могла усилиться и не усилилась. Вот почему факты и цифры о промыслах в 1922—1923 гг. говорят обратное тем субъективным мнениям, которые базируются на недостаточном анализе всех условий момента, на недостаточной оценке всей важности новой экономполитики для крестьянина как земледельца прежде всего. Только после земледельца выступает промышленник ■— не прежде. И там, где подъем сельского хозяйства достиг известных пределов (хотя и не закончился вполне), население начинает ориентироваться и на промыслы. Это и показали цифры о промыслах еще в 1923 г. В 1924-1925 гг. промыс­ловость должна была усилиться и усилилась; но она все еще далека от довоенной.

Закончился ли период устремления крестьянства к земле, период подъема земледелия в его целом? — Нет, он далеко

₆ще не закончился даже в смысле освоения всех земель, хотя бы в порядке экстенсивного хозяйства, т.е. в порядке простого расширения полеводства. Пока существуют недосевы и пус­тующая пашня, мы не можем еще говорить об исчерпании средств к подъему хозяйства вообще, а не только в порядке его интенсификации, т.е. в порядке улучшения полеводства и скотоводства.

Все эти положения и условия вполне отражаются в той действительности, которую мы наблюдаем из года в год в сельском хозяйстве. Именно в силу условий развития произ­водительных сил в земледелии (а это и имела в виду новая экономполитика в первую голову) мы находим падение про­цента беспосевных и малопосевных и возрастание процента средне- и крупнопосевных хозяйств. Вместе с тем отношения в деревне усложняются. Легализация аренды земли, средств производства и найма рабочей силы сделают свое дело. Ближайшие годы дадут усиление дифференциации на почве капитализации земледелия, с одной стороны, и на почве индустриализации населения — с другой.

К характеристике крестьянского хозяйства

Крестьянское хозяйство производит не только продукты продовольствия, сырье для переработки, а иногда и саму переработку, — оно производит само и рабочую силу, и средства производства (скот). Оно является в одно и то же время и организатором производства, и потребителем его продуктов, которые им же распределяются: какая часть пот­ребляется в хозяйстве, какая идет в производство и какая — на рынок. Оно является активнейшим продавцом и покупа­телем на городском рынке, и всякие события на мировом или внутреннем рынке отражаются на нем в первую голову.

И вот здесь, в этом многообразии функций, заключаются трудности для определения хозяйства как общественной ка­тегории при отнесении его к тому или другому слою, к тому или иному классу.

Поскольку мы оперируем с признаками натурального по­рядка, вопрос о теории крестьянского хозяйства, вопрос об определении его сущности как общественной категории не Играет существенной роли. Поэтому определение крестьянского Хозяйства почти отсутствовало у исследователей. А между тем ^это определение имеет для настоящего времени решающее значение при любой конструкции схемы классового строения Крестьянства. При классификации предприятий крупной ин­дустрии вопрос решается просто: техническое строение капи­тала или размер предприятия решают дело, ибо предприятие

550

551

это уже само включает в себя классовый признак. Более сложно обстоит дело с мелкими ремесленными городскими предпри­нимателями, где в работах участвует владелец; но самой сложной задачей является определение и классификация крестьянского хозяйства как такового, т.е. совмещающего в себе все элементы современных производственных.и общественных отношений и функций.

Западноевропейская статистика не знает «крестьянского хозяйства»; она знает земледельческое предприятие, владение, профессию, но не крестьянское хозяйство.

Что такое крестьянское хозяйство? Постановка этого вопро­са у нас совершенно другая, так как крестьянство имеет свою историю, связанную с крепостной эпохой и с общинным строем.

В русской статистической литературе мы найдем некоторые попытки определения крестьянского хозяйства, ибо главным образом статистики наиболее часто стояли перед необходи­мостью этого определения. Что касается экономистов дорево­люционного периода, то мы не найдем у них точного опре­деления крестьянского хозяйства. Большинство наших эконо­мистов — старых и современных — полагает, что крестьянское хозяйство — это само собою разумеющееся понятие, и незачем гоняться за его ясным определением. А между тем для ста­тистика, которому приходится решать важную проблему клас­сификации таких хозяйств, понятие об объекте классификации имеет решающее значение. Ибо сама суть классификации следует из обобщения известных свойств, качеств и особен­ностей. А ведь особенности будут различными, если существо объекта различно.

Ф.Щербина в 1897 г. так определял крестьянское хозяйство: «Под именем хозяйства в переписях всегда и всюду разумелась простейшая форма общежития, которая предполагает, с одной стороны, семейный союз, а с другой — общность экономи­ческих интересов этого союза». «Под хозяйством принято понимать семейно-экономический союз» (Сводный сборник по 12 уездам Воронежской губернии. 1897. С. 12-15).

В дальнейшем статистики уточнили определение крестьян­ского хозяйства. Пензенские статистики определяют хозяйство (всякое) так: «Совокупность владений и предприятий, входящих в состав экономического союза лиц, связанных общностью бюджета, представляет собою хозяйство», с оговоркой, что «под предприятием в данном случае разумелось сочетание труда, земли и капитала, направленное к определенной производ­ственной цели»¹. Тульские статистики: «Под крестьянские

хозяйством разумеется совокупность членов одной или двух семей, объединенных одним общим бюджетом с целью полу­чения средств для продовольствия и ведения земледельческого хозяйства»¹.

Хотя пензенское определение относилось к хозяйству во­обще, но имело в виду главным образом крестьянское хозяй­ство. Тульское определение имело в виду исключительно кресть­янское хозяйство. В обоих определениях есть, как мы уже сказали, нечто общее: оно следует из необходимости оттенить то главное, что конструирует хозяйство.

Что является объединяющим в деятельности хозяйства и работе всех членов семьи? Общий бюджет — производственный и потребительский. Можно ли отделить первый от второго? Нельзя, ибо хозяйство внутри себя производит и сырье, и средства производства, и рабочую силу. Как бы ни была разнообразна деятельность его членов, они связаны с ними экономически. Только тот из членов семьи отделяется от нее совершенно, кто порывает во всех отраслях с бюджетом, — фабричный рабочий, забравший семью в город, не берущий и не дающий ничего в бюджет хозяйства, или выделившаяся семейная ячейка, образующая свой собственный бюджет.

Когда речь идет о классовой квалификации лица, то это сделать легко: владелец предприятия, извлекающего прибыль из труда наемных рабочих, является предпринимателем, пред­ставителем класса мелкой или крупной буржуазии. Наемный городской рабочий также легко получает классовую квалифи­кацию.

В крестьянском хозяйстве мы находим совмещение всех классовых черт в одном и том же хозяйстве: здесь и пред­приниматель, поскольку имеется использование наемного труда, здесь и самостоятельный производитель (земледелец, плотник, кузнец без наемных рабочих), здесь, наконец, часто имеются члены семьи, нанимающиеся на работы или в чужом хозяйстве, или на фабрике или мастерской в городе. А между тем относить к тому или иному классу приходится именно хозяйство, совмещающее в лице членов своей семьи самые противоре­чивые общественные функции.

Но что же отличает крестьянское хозяйство от рабочей семьи? То, что бюджет крестьянского хозяйства строится на базе сельскохозяйственной деятельности и только впоследст­вии, ввиду постепенно складывающегося соотношения сил внутри земледельческого хозяйства, вводит и другие функции (промыслы) и развивает другие виды доходов, но земледель­ческим оно все же остается. И оно всегда производственно-Потребительское, а не только потребительское, как семья

'Итоги оцен.статистического исследования Пензенской губернии в 1909 1913 гг.

'Инструкция к подворным и урожайным карточкам. Тула, 1911.

552

553

рабочего. Рабочий бюджет — это не хозяйство, ибо ничего не производит для рынка, кроме рабочей силы. А крестьянское хозяйство всегда (при денежно-товарных отношениях) что-либо производит для рынка, как бы слабо они ни было (молоко, хлеб, мелкий скот и проч.). Только те хозяйства, которые перестали быть земледельческими, представляют собою рынок для сбыта, но этого рода хозяйства в большинстве случаев уходят из деревни.

Таким образом, крестьянское хозяйство есть такая семейно-экономическая организация, члены которой, объединенные общим неразделимым производственным и потребительским бюджетом, организуют собственное сельскохозяйственное пред­приятие, .участвуют в нем сами и, смотря по соотношению сил и средств, организуют другие предприятия или занимаются неземледельческими промыслами.

В порядке осуществления всех этих разнообразных функций хозяйство вступает в отношения с другими хозяйствами, с промышленностью, с рынком, что порождает дифференциро-ванность крестьянских хозяйств, их неоднородность и клас­совые отличия.

Но если определение общей сущности крестьянского хозяй­ства представляет большие трудности, то не менее трудно определить его социально-экономические разновидности.

Так как крестьянские хозяйства экономически неоднородны, а следовательно, состоят из различных общественных классов, то приходится принять во внимание те общественные функции, которые выполняет та или другая группа крестьянства, или те отношения, в какие она вступает с другими группами. Вот здесь и проявляются во всей силе те противоречивые общес­твенные функции, которые свойственны крестьянскому хозяй­ству как мелкому производителю, собственнику средств про­изводства. Часто бывает так, что в земледелии хозяйство эксплуататорское (нанимает сроковых рабочих), а в промыс­лах — хозяйство наемного рабочего, если свои работники заняты в качестве наемных рабочих на фабрике.

Противоречия лежат не только в производственной плос­кости, но и в семейных отношениях, в характере развития самой семьи. Эти противоречия (в существе дела, а не в теоретической квалификации) определяют сам строй и саму эволюцию хозяйства. Именно в силу этих противоречий мы находим совершенно различный характер развития двух, по внешнему виду одинаковых хозяйств. В крестьянском хозяйстве иногда все зависит от различий в составе тех или других элементов хозяйства. Укажем пример. Развитие самьи выра­жается в приросте ее молодых членов; но развитие хозяйства, где первыми родились девочки, пойдет совсем иначе, чем там, где первыми родились мальчики. Эволюция хозяйства, где пала

лошадь или ее украли, пойдет иначе, чем в других хозяйствах; пожар, уничтоживший имущество и инвентарь, выбивает из строя все хозяйство, совершенно лишая его почвы для даль­нейшего развития; не вовремя выпавший град, дождь, недо­род — все угрожает нормальному развитию мелкого, разроз­ненного, самостоятельного производителя. Целая гамма все­возможных случаев, стихийных бедствий, естественных условий сопровождает всю жизнь таких хозяйств, ежеминутно грозя поразить его и направить по совершенно новому пути развития. Диапазон колебаний количества и качества причин, влияющих на крестьянское хозяйство, очень широк; он почти всеобъ­емлющ; он широк именно в силу всевозможных противоре­чивых свойств, какие живут в крестьянском хозяйстве и делают его восприимчивым ко всякого рода проявлениям жизни: ме­теорологическим, биологическим, социальным и случайным. Отсюда рождаются услуги одних хозяйств другим, подпадание одних под влияние других, экономический гнет и простая эксплуатация обстоятельств; при этих условиях выживает сильнейший и погибает слабейший.

Данные для выживания черпаются обычно в существе самого хозяйства. Если есть трудоспособный работник или два — они найдут выход для укрепления своего положения в промыслах, в найме на работы. При других условиях положение может сложиться иначе. И здесь, при восстановлении крестьянского хозяйства после какого-либо удара, оно снова должно считаться с тысячами причин и условий, которые непосредственно влияют на него, направляя всю его дальнейшую судьбу. И оно одно несет на себе все последствия — как от воздействия всех этих условий на него, так и от того положения, в какое оно попадает благодаря случаю или угнетению. Именно в силу своей разобщенности мелкое хозяйство не может противостоять воздействию на него стихийных и случайных бедствий. Сама его разобщенность есть результат различий в соотношении составных частей каждого из мелких индивидуальных хозяйств. Каждое различие хозяйства делает его индивидуальным, ра­зобщенным с другим. Разный состав семьи, разный состав скота, инвентаря — все ведет к различиям интересов, к разобщенности, к противоречиям. Общей для крестьянских хозяйств является именно их разобщенность в области про­изводства. И если для старых народников было чрезвьгаайна Умилительно смотреть, как крестьянское общество постанов­ляло в один день, чуть не в один и тот же час, — выезжать, Перекрестясь, пахать, — то это являлось плодом прямой симпатии народников к обычаям, к быту, а не к общественному Производству, ибо каждый из крестьян выезжал отдельно на ^Свою полосу и пахал ее отдельно. Вся общность интересов Кончалась за околицей, когда принимались за работу. Работа

554

555

оставалась разобщенной. Общественные молебны на полях, увы, не заменялись общественной вспашкой и уборкой.

Теперь положение крестьянства уже другое и, может быть, кое-где общественные молебны заменены общественной вспаш­кой; но громадное большинство крестьянства остается при старых навыках и старом быте.

И нам приходится иметь дело пока с индивидуальными, мелкими, разобщенными миллионами крестьянских хозяйств, изучать эволюцию их экономических и социальных разновид­ностей, классов и групп. В этом случае, как и раньше, признаком деления хозяйств на группы является размер хо­зяйства, который для 95% хозяйств определяется размером посева. Разумеется, даже этот признак не может отобрать вполне однородные хозяйства при описанных выше свойствах мелкого разобщенного хозяйства; но он является наиболее общим всем им и определяющим их мощность в данный момент.

Зажиточное крестьянство. Крупная семья и хороший рабо­чий состав — непременное условие существования такого хозяйства в современных условиях; соответственно этому имеются и средства производства: 2—3 лошади, 2—3 коровы, с десяток овец и другого скота и площадь посева значительно выше средней данного района.

Инициативность такого хозяйства не ограничивается стрем­лением к увеличению запашки и средств производства; хоро­шая связь с рынком такого хозяйства толкает его на путь изыскания новых форм связи с ним. Выкорм скота на продажу, разведение товарных культур (ягод, фруктов близ крупных рынков), обработка продуктов скотоводства (маслоделие) для рынка, выработка растительных масел, устройство заведений для обработки продуктов полеводства и животноводства и прочее — вот главные виды связи с рынком такого зажиточного хозяйства. При удачном осуществлении проектов и предпри­ятий хозяйство приобретает черты уже не только высокото­варного, но черты капиталистического типа, нанимая рабочих в земледелии и в промзаведения и становясь эксплуататорским. Но здесь выступают на сцену факторы другого порядка: противоречие между сущностью сложной семьи, стремящейся к образованию новых самостоятельных хозяйств, с одной стороны, и инициативностью хозяйства в его путях к капи­тализации — с другой; стихийная сила — бытие индивиду­альной семьи и закон капиталистического накопления. В условиях крестьянского хозяйства этот последний встречает сильного противника в лице исторически сложившихся земел^ ных отношений в деревне и в условиях нашей неразвитой промышленности. Хозяйство — семья дробится из-за земли, оставаясь на земле, и потому начинания капиталистического

накопления зажиточного хозяйства (как и кулацкого) в случае раздела разлетаются в прах, как только оно раздробится на 2 или на 3 (бывает, что на 4 и на 5) самостоятельных хозяйства, которые начинают проделывать историю снова. В каждый данный момент такой исход грозит по крайней мере '/₃ зажиточных хозяйств; для ¹/₂ — это вопрос времени и только незначительная часть зажиточных путем накопления становятся капиталистическими или кулацкими хозяйствами; часть хо­зяйств теряет позиции и понижает свой уровень, приближаясь к середнякам.

Крупноэксплуататорские хозяйства. Этот тип имеет опре­деленные черты известной социальной формации: хозяйство не только многоземельное и многоскотное, но нанимает сроковых рабочих, имеет промышленные или торговые заведения, арен­дует землю у тех, кому с ней нечего делать, извлекая из этого обстоятельства всяческие выгоды. Оно имеет крупные машины (сеялки, жнейки, молотилки), которые также эксплуатирует путем сдачи их в пользование другим крестьянам, иногда всему обществу. В таком хозяйстве функции капиталистического накопления доходят до максимума, возможного в деревне, и капитал делается активным: извлекаются капиталистические доходы из земли, орудий производства, кредита, промышлен­ных и торговых предприятий. Именно среди этого слоя чаще всего встречается кулачество. Если такое хозяйство, в порядке собственной эволюции, развив функции оборотов капитала до возможных в деревне границ, пойдет дальше, то оно должно будет искать поле применения своих сил в другом месте, вне деревни. Вот почему до войны мы имели довольно высокий процент выселяющихся из деревни, именно из самых богатых слоев деревни.

В группе кулацких хозяйств размер самьи не играет уже той роли, как в остальных слоях. Но если в таком хозяйстве существуют сложные семьи, то им также грозит опасность распада, как и сложным семьям зажиточных и середняков; процент разделившихся в самых высших группах обыкновенно наибольший. Но, подобно тому как часть зажиточных хозяйств становятся капиталистическими, так часть кулацких хозяйств становятся крупнокапиталистическими, перенося свои функции за пределы деревни — в торговые или промышленные опе­рации города или (в дореволюционное время) в земледелие ^вНе деревни — в крупном масштабе.

«Раскрестьяниваются» и принимают черты, не свойственные Крестьянскому хозяйству, лишь крайние группы: 1) пролетар­ские дворы, т.е. не ведущие, своего хозяйства и живущие на Доходы от промыслов, и 2) крупнокапиталистические хозяйства, Извлекающие доходы из сельского хозяйства, которое ведется Чаще наймом, из орудий производства (сдача в аренду), из

556

557

торговых и промышленных предприятий. Это уже окончательно сформировавшийся продукт экономической дифференциации деревни. Но поскольку эти характерные черты сельского пролетариата и кулака развиваются дальше, углубляются, этим продуктам дифференциации приходится уходить из условий деревни, где нет почвы для применения их сил: для продажи всей рабочей силы пролетаризированных дворов и для раз­вертывания широких операций выросшего в деревне капитала.

Обе стороны выталкиваются из деревни в силу дальнейшего развития присущих им функций. Куда? Не забудем, что к моменту окончательного формирования этих двух социальных групп они количественно очень различны, ибо в процессе дифференциации соотношение этих слоев меняется: чем силь­нее откристаллизовываются присущие крайним группам проти­воположные черты, тем большей становится группа пролетари­зированных и тем меньшей — группа эксплуататорских хо­зяйств; чем сильнее концентрация капитала, тем меньше цен­тров его господства, но тем шире эксплуатируемая им среда.

Эксплуатация капиталистическими хозяйствами не ограни­чивается только беднотой. На различных стадиях накопления капитала в деревне он вовлекает в сферу своей эксплуатации все слои деревни в неравной степени. Накопленный капитал только тогда активен, только тогда капитал, когда он усиливает эксплуатацию, увеличивает прибыль. Такова его объективно-историческая роль. Но в отношениях мелкого земледельческого хозяйства чистота капиталистических операций затушевывается тем, что она происходит в среде мелких собственников средств производства и принимает многообразные формы, некоторые из которых не указывают прямо на эксплуатацию капиталис­тического характера. Случайные, кратковременные услуги, с виду носящие невинный характер, но возведенные в систему, приобретают определенный смысл и становятся формой эк­сплуатации. Таких форм в деревне много. Зажиточное кресть­янство всегда имеет возможность оказать услугу бедному или середняцкому: снабдить семенами, дать в пользование лошадь, молотилку, ибо семена будут возвращены (иногда с прибавкой), за лошадь или молотилку будет заплачено деньгами или зерном, а то и работой. В свою очередь, и середняцкое хозяйство отнюдь не чуждо такого рода функций; оно охотно оказывает «услуги» бедноте, обрабатывая ее пашню или давая ей свою лошадь за работу или за деньги. Свобода договора здесь, как и везде, дает все преимущества той стороне, к которой обращаются за услугой, и границы эксплуатации здесь стано­вятся неуловимыми, широта их обнаруживается лишь при грубом нарушении всяких норм. И, конечно, они тем более неуловимы по отношению к бедняку, который чаще всего отдает долг работой.

558

О квалификации групп крестьянства

Чтобы установить правильное отношение к тому или дру­гому классу или группе хозяйств, необходимо правильно уяснить себе экономическую сущность и роль в общественных отно­шениях этих классов и групп. Понять середняка как общес­твенную категорию можно только приняв во внимание его положение по отношению к остальным группам — как эко­номическое, так и идеологическое.

Все зависит от условий, от среды. Поэтому рассматривать середняка или зажиточного нужно не отдельно взятого, а в совокупности тех условий, где он живет, со всеми теми отношениями, в какие он вступает с другими группами и классами населения. Значит, чтобы определить сущность се­редняка и свое к нему отношение, необходимо определить сущность и других групп и свое к ним отношение.

Для этого мы и делим все крестьянство на экономические и социальные группы, изучаем характер и свойства группы отдельно, а не все крестьянство вместе взятое. Но недостаточно еще взять и характеризовать группу в тот или другой момент. Необходимо исследовать свойства эволюции групп, быстроту этой эволюции, ее направление и характер, насколько устой­чивы и неизменны отдельные элементы хозяйств группы и насколько подвижна во времени та или другая группа.

Середняк как общественная категория есть такое хозяйство, которое лишено определенности функций крайних групп (бед­ных и богатых), лишено определенности экономических при­знаков и таит в себе элементы всех возможностей в будущем. Все, что нетипично для крайних групп, что противоречиво в сопоставлении друг с другом, — все это имеется в так называемых средних хозяйствах. Отсюда следует их неустой­чивость, неопределенность; нельзя знать, куда они подвинутся: книзу или кверху. В них часто имеются налицо и элементы эксплуатации чужого труда и капиталами элементы для того, чтобы лишиться последних ресурсов к производству. Серед­няк — это то неустойчивое, что всегда стремится выйти из Данного положения; вся психология середняка направлена на ^то, чтобы стать зажиточным, чтобы умножить избытки, рас­ширить производство, стать более товарным, а затем — эк­сплуататорским. В этом есть своя здоровая логика; здоровая, Потому что неизбежная для мелкого производителя.

На эволюции середняка более, чем где бы то ни было, мы

^°Жем проверить правильность эволюционной формулы пре-

Ращения явлений в свою собственную противоположность.

То ^акова сущность мелкого земледельческого хозяйства при

^ ^варно -капиталистических отношениях. Какова она теперь?

Твет на этот вопрос возможен только после обозрения, хотя

559

бы в самых общих чертах, того пути, которым шло к насто­ ящему крестьянство, и тех условий, которые изменились/под влиянием октябрьской революции. /

Еще в 1923 г. мы писали, что отдельные классы крестьянства восприняли влияние войны совершенно различно. Одни вы­мирали, эмигрировали, пролетаризировались или кое-как под­держивали хозяйство; другие — путем аренды и эксплуатации земель отсутствующих и бедноты — расширяли производство, сбывая его продукты по спекулятивным ценам, так как рынок — армия — был почти неограниченным.

Именно во время войны создалась концентрация земель и средств производства в деревне, углубившая классовые про­тиворечия, что вылилось в формы особенно острой классовой борьбы в 1918-1919 гг.

Лозунгом революции была борьба за землю, и земля была завоевана. Почему же не расцвело сельское хозяйство, а пошло на убыль?

Право на землю всех желающих на ней работать и унич­тожение земельной собственности привели к раскрепощению крестьян, к распределению земли среди крестьянства по едокам и рабочим силам. Хозяйства в громадной массе стали более мелкими, чем были до революции. Могли ли все 18 миллионов мелких хозяйств, если бы даже не существовало продразверсток и существовал рынок, освоить полученную ими землю пол­ностью? Никоим образом. Почему? Средства производства концентрировались раньше в крупных хозяйствах и обслужи­вали площади несостоятельных в этом отношении хозяйств в порядке найма живого и мертвого инвентаря (за деньги, за отработки, за землю); с уничтожением земельной собственнос­ти уничтожились и условия найма и аренды. Распределения средств производства (скота и инвентаря), равномерного в той же мере, как это было с землей, быть не могло. Не мог быть скот и инвентарь распределен по душам или по работникам везде равномерно и неизменно. Наоборот, средства производ­ства во многих местах распределялись даже не в принуди­тельном порядком, а скорее в порядке ликвидации их круп­ными хозяйствами путем продажи и обмена. И хотя распре­деление инвентаря и скота имело место, но законодательного акта, санкционирующего его, не было.

Значит ли это, что наличного инвентаря и скота 1917 г. не хватило бы на обработку всей пашни 1918 г.? Вовсе нет. Налицо был не абсолютный их недостаток, а относительный! сложившийся вследствие неравномерного распределения средств производства при наличии равномерного распределения земли.

Таким образом, несоответствие между средствами производ­ства и полученной землей не могло быть устранено сразу. Это обстоятельство наряду с другими условиями и лишило возмо*'

нбсти многих землепользователей обработать в первые же годы после революции всю пашню. Образовались недосевы уже в 1918 г., и они увеличивались все больше до 1920 г., под влиянием уже продразверсток и упразднения рынка.

Революционному законодательству пришлось регулировать землепользование миллионов мелких индивидуальных хозяйств. Урегулировав землепользвание, оно не могло пойти дальше и регулировать средства производства, ибо это значило бы посягнуть на саму природу мелких производителей. Создав условия для развития коллективных форм земледельческого производства, революционное законодательство не могло сразу изменить природу крестьянского земледельческого хозяйства. Поэтвму и приходится считаться со всеми несовершенствами этого последнего.

Комбеды 1919 г. сделали много для того, чтобы привести средства производства в большее соответствие с землепользо­ванием. Однако и они не могли вполне справиться с этой задачей.

Но если в первый момент после революции распределение средств производства не могло осуществиться наравне с зем­лепользованием, что явилось отчасти причиной невозможности освоения всей площади пашни, то в последующие годы не это стало причиной недосевов. Фактическое исчезновение правильного рынка отняло у массы крестьянства стимулы к производству излишков. Производили их лишь те хозяева, у которых была возможность не только обработать поля и собрать хлеб, но и претворить его в товар даже при отсутствии правильного рынка (сбыт мешочникам, самогонка и т.п.). Излишки, таким образом, шли в распределение только в порядке мешочничества и составляли лишь ничтожную часть того хлеба-товара, который обычно обращался на рынке.

Уже одно отсутствие правильного рынка должно было сократить сельскохозяйственное производство, находящееся в руках мелких собственников, зависящих от рынка, ибо хозяй­ство их — экстенсивное, и рынок получал хлеб лишь в результате расширения культурной площади. Нет рынка —- нет площади, его обслуживающей.

А ведь кроме того, продразвестка, без компенсации ее продуктами промышленности, также не поощряла индивиду­альное хозяйство к расширению производства; другие внешние Условия за время гражданской войны и блокады тоже не способствовали этому.

Не в силу злой воли, но в силу мелкого хозяйства как общественной категории крестьянское хозяйство реагировало Па условия 1918—1921 гг. сокращением производства. Злая воля есть субъективный фактор. Не он движет жизнь — жизнь Управляется объективными условиями и причинами. Перечис-

560

561

ленные выше объективные условия и явились причиной име#но такой логики вещей, а не другой.

При условии мировой революции нивелировка крестьянских хозяйств способствовала бы обобществлению производства в сильнейшей степени. Применение высокотехнических приемов обработки и уборки земли сделало бы очевидным для массы уравненных экономически крестьянских хозяйств выгоду обоб­ществленного производства. При условии экономической неоднородности крестьянства дело обобществления будет на­тыкаться на неравенство условий. Поэтому в процессе соци­альной революции нивелировка крестьянства была необходи­мым звеном в цепи развивающихся событий.

При отсутствии мирового охвата революции дело ограни­чилось раскулачиванием, нивелировкой, не сопровождаемой обобществлением производства. Война усилила пролетаризацию беднейших слоев деревни, их эмиграцию, с одной стороны, и укрепление кулацких элементов деревни — с другой; это привело к углублению классовых противоречий в деревне. Революция, наоборот, уничтожила кулацкие элементы, сокра­тила слои пролетаризированного крестьянства, ослабив, таким образом, классовые противоречия деревни. Война усилила богатых, революция дала выгоды беднейшим, отняв привилегии у богатых.

Но несмотря на все это, сущность крестьянского хозяйства осталась той же, и как только вновь появились рыночные отношения, его свойства сказались прежде всего в расширении производства для рынка. Конструкция группировки хозяйств по посеву и по рабочему скоту изменилась в сторону увели­чения средних слоев, а позднее и кругшопосевных. В процессе подъема сельского хозяйства создавались условия для диффе­ренциации крестьянства. Мы в свое время указывали, на какой почве может развиваться дифференциация и каковы новые условия, задерживающие процесс дифференциации, — условия, созданные революцией и новым законодательством.

Условия, созданные революцией: 1) общественный (партий­ный, профсоюзный, комсомольский, прессы) контроль; 2) отсутствие собственности на землю; 3) содействие кооперации и общественным формам пользования средствами производ­ства, — все это условия, тормозящие процесс дифференциации в новой деревне. Здесь уже немыслим старый ростовщик, закабаляющий отдельные хозяйства вплоть до их экономичес­кой гибели, что в прежних условиях не только имело место, но было общераспространенным явлением. Если один такой кулак сидел даже не в каждом селении, а один на округ, то он был достаточно силен для того, чтобы разорить при благосклонном содействии земских начальников и местных помещиков не один десяток крестьянских хозяйств округа.

562

разумеется, тут дело не только в ростовщичестве, которое являлось лишь средством уловления жертв в свои сети. Главные выгоды кулак получал от той хронической ему задолженности, в которой находился бедняк; она-то и давала первому воз­можность извлекать все выгоды из кредитора, который и работал даром, и был в полной зависимости от кулака. По­литические условия были таковы, что бедному хозяйству неоткуда было ждать помощи, тогда как эксплуатирующему его кулаку был отовсюду почет, уважение и полное одобрение всех его действий по отношению к беднейшему населению.

Все эти условия революция совершенно изменила. Власть находится в руках рабочих и крестьян. Отношение ее к бедным слоям населения совсем иное, как иное оно к богатому крестьянству, и особенно — к хозяйствам кулацкого типа, если бы таковые были и могли проявить свои функции.

При новых условиях прежняя откровенная форма эксплу­атации бедноты на началах ее закабаления невозможна. Поэтому нового типа эксплуататорские хозяйства могли проявиться в подавляющем своем большинстве только как капиталистичес­кие хозяйства; эксплуатация проявлялась в форме найма рабочих для производства, в форме эксплуатации капитала в средствах производства, в форме мелкой торговли, которая в деревне, по-видимому, до сих пор успешно конкурирует с кооператив­ными предприятиями; наконец, в форме эксплуатации капи­тала в промышленных мелких заведениях, кооперирование которых идет слабо. Сфера арендных отношений не может развернуть прежние масштабы эксплуатации, потому что: 1) арендные отношения развертываются почти исключительно внутри самого земельного общества и 2) исключены прежние кабальные формы аренды у помещиков.

Арендные отношения внутри общества, несомненно, все же создают некоторую почву для эксплуатации бедноты; но эксплуатация эта имеет совершенно другие формы и проис­ходит совсем в других масштабах, чем до войны.

При рассмотрении отношений между группами крестьянства необходимо чрезвычайно осторожно относиться к терминоло­гии. Особенно здесь страдает неопределенностью термин «кулацкое хозяйство»¹. А между тем отношение к нему на­селения вполне определенно.

Существует смешение или синонимизация слов «эксплуа­таторские», «кулацкие» и «богатые» хозяйства. Термин «кулак» выражает не общее понятие класса, а только частное; он соответствует известному моральному состоянию лица, анало­гично тому как существует квалификация «негодяй», «плут» и

'Именно из неопределенности самого термина следовала безуспешность Поисков кулака в период 1923-1924 гг., а не из факта его отсутствия.

563

т.п. Классом являются эксплуататорские хозяйства или эксплу­атируемые, и их классовое положение связано с их производ­ственными отношениями, с теми общественными функциями которые на них возлагаются положением в производстве. Класс капиталистов в городе употребляет узаконенные формы эксплу­атации наемных рабочих; в деревне эта форма редко встре­чается в чистом виде; чаще она осложняется эксплуатацией в других формах: эксплуатация на почве задолженности хлебом (отработки и т.п.), или на почве торгового капитала (кредит товаром), или на почве частного кредита, или на почве отношений аренды земли, скота и машин. Эти формы пере­плетаются между собою и часто выдаются за соседские и родственные услуги, причем затушевывается факт наличия эксплуатации одного слоя другим. Но тем не менее и при этих запутанных отношениях можно выделить хозяйства явно эксплуататорского типа. Что такое эксплуататорское хозяйство как общественная категория? Это хозяйство прежде всего зажиточное, товарное, т.е. имеет много земли, средств про­изводства и нередко развивает операции торговые или про­мышленные. «Размеры хозяйства превышают здесь в большин­стве случаев рабочие силы семьи, и потому образование контингента сельских батраков, а еще более поденщиков есть необходимое условие существования зажиточного крестьянства» (В.И.Ленин, «Развитие капитализма в России»).

Так как в настоящих условиях хозяйство не может иметь собственной земли, оно ее арендует и тем самым увеличивает размер земледельческого предприятия. На почве этого расши­рения предприятия оно неизбежно встает в известные отно­шения к другим хозяйствам; оно использует положение бед­няка, арендуя у него землю на выгодных для себя условиях; оно использует рабочую силу беднейшего населения в моменты острой нужды в ней; оно встает в отношение кредитора, ссужая хлеб и деньги неимущим. Все эти функции связаны с капи­талистической формой производства в мелком земледельческом хозяйстве и, следовательно, вытекают из самой его сущности. Именно превышение средств производства и размеров произ­водства над рабочими силами семьи есть уже показатель того, что хозяйство вступило на почву капиталистического произ­водства, и дальнейшее его развитие логически должно пойти по пути дальнейшей его капитализации. Это эксплуататорское хозяйство.

Всякое ли зажиточное хозяйство является эксплуататорским. Далеко нет. Там, где рабочие силы семьи не превышают размера производства или соответствуют ему, функции капи­талистической эксплуатации не могут быть развиты так же интенсивно, как в том хозяйстве, где размер производства перерос свои рабочие силы. Но элементы и условия ДО¹⁵¹

капиталистической эксплуатации могут и здесь зародиться в каждую минуту, ибо зажиточность предполагает товарность, а товарность требует все нового и нового увеличения товарного продукта. Отсюда один шаг до эксплуататорских функций хозяйства. И средние по размеру хозяйства не чуждаются операций «эксплуататорских». Если в хозяйстве имеется 1 лошадь, то размер производства средний. Но в данном селении имеются безлошадные, мелкие хозяйства, которые в силу своей маломощности вступают в известные отношения со средними хозяйствами, нанимая их лошадь или плуг, иногда вместе с рабочей силой. В этих отношениях выгода положения на стороне среднего хозяйства, которое ставит условия сделки, будучи собственником средств производства, причем элементы эксплуатации положения маломощного играют главную роль. Значит, эксплуататорские функции проявляются и в среднего размера хозяйствах, а не только в зажиточных. Но в среднего размера хозяйствах они не характерны для самостоятельного хозяйства и не являются еще системой ведения своего хозяй­ства на началах эксплуатации чужого. Это только показывает, что при известных условиях элементы капиталистической эксплуатации присущи каждому крестьянскому хозяйству как собственнику средств производства и как самостоятельному производителю. Если эти элементы находят почву для своего развития, то эксплуатация превращается в систему, определяя тем самым тип хозяйства.

Все ли эксплуататорские хозяйства являются кулацкими? Далеко нет. Функции кулачества лежат в области главным образом ростовщичества, посреднических и скупческих опера­ций (до войны они проявлялись также и в спекуляции землей). Именно эти области в настоящее время могли бы дать простор произволу при извлечении прибыли из торгового капитала. В правильной торговле, даже мелочной деревенской, имеет место конкуренция если не кооперативов, то других лавок и город­ской торговли. В операциях же частной ссуды и скупщичества владелец капитала волен сам назначать процент прибыли. Вот Почему эти операции могут носить грабительский характер, а сами операторы могут быть названы кулаками.

В области эксплуатации наемного труда наниматель не Может всецело диктовать свои условия. Труд нормируется законом и профсоюзом, не говоря уже об общественном и Партийном контроле. Договорная аренда лишает возможности Применить произвольные условия. Значит, сфера кулачества значительно сужена и в настоящих условиях «кулаков» дей­ствительно надо искать и искать, тогда как зажиточные, Полукапиталистические и чисто" капиталистические (эксплуата-^т°рские) хозяйства мы найдем, вероятно, в каждой деревне.

Но даже и в указанных областях кулачества тайные (тайные,

564

565

ввиду грабительских процентов и цен на скупаемые товары) операции вряд ли смогут ускользнуть от внимания обществен­ного контроля.

Эксплуатация наемного труда как не противоречащая за­конам должна квалифицироваться одинаково как в городе, так и в деревне. Элементы «кулачества» здесь имеются пос­тольку, поскольку наниматель плутует, надувает и не считается с нормами закона. Вот почему нельзя эпитет «кулаческий» придавать каждому зажиточному или даже эксплуататорскому хозяйству¹.

В.ИЛенин, как и Маркс, рассматривал ростовщический и торговый капитал в мелком земледелии как фактор, задержи­вающий расслоение крестьянства на почве самого производ­ства. «Чем сильнее развит торговый и ростовщический капитал, тем слабее развитие промышленного капитала, и наоборот». В нашем случае область эксплуатации ростовщического капи­тала препятствовала бы расширению земледельческого произ­водства и его улучшению, ибо чем больше будет вкладываться капитал в земледелие, тем меньше будут операции ростовщи-

' ческого капитала.

«Зажиточные крестьяне вкладывают, следовательно, капитал

^! и в земледелие (покупка земли, аренда, найм рабочих, улуч­шение орудий и проч.), и в промышленные заведения, и в торговлю, и в ростовщичество: торговый и предприниматель­ский капитал находятся в тесной связи, и от окружающих условий зависит, какая из этих форм капитала получает преобладание». В условиях настоящего момента, т.е. с разви­тием товарно-денежных отношений, капитал должен развер­нуть свои операции в деревне, и он их развернет. Неизбеж­ность этого обусловливается самим характером мелкого зем­ледельческого хозяйства, которое в качестве товарного разви­вается лишь при наличии рынка и развитой промышленности. Возможность эксплуатации развертывается на почве аренды земли, эксплуатации собственных машин и живого инвентаря, торговли, обработки продуктов и кредита.

Торговый и промышленный капитал, каждый в своей области, могут многое сделать в деревне; но они должны быть

> соединены с земледельческим предприятием в своих же ин­тересах. Деятельность торгового капитала в деревне тесно связана с кредитными операциями: приходится отпускать в

'Образчиком разнообразия субъективных понятий о кулаке, которые су­ществуют в деревне, является брошюра «Деревня при нэпе — кого считать кулаком, кого тружеником» (Изд. «Красная Новь», 1924). В этой книжке приведено 38 очень интересных писем умных мужиков, а также деревенской интеллигенции (учителя, землеустроителя и красноармейцев) о кулаке. Искали признаки кулачества в одном случае на политической почве, в другом — ^на моральной, в третьем — на экономической или производственной.

долг, а иногда ссужать семена или другие товары для про­изводства; ссуда возвращается чаще натурой; значит, торговец, имеющий при торговле и свое земледельческое предприятие, выигрывает больше, чем тот торговец, который земледелием не занимается.

Промышленный капитал в деревне также тесно связан с земледелием самого предпринимателя (обработка продуктов сельского хозяйства: крупорушка, крахмалка и т.п.); обороты его идут лучше, если при этом имеется свое земледельческое предприятие. Поэтому в общем и целом владельцев промыш­ленных предприятий всегда больше в группах крупнопосевщи-ков, чем в группах малопосевных. Словом, торговый и про­мышленный капитал в деревне дает большую прибыль и имеет более широкие операции в соединении с земледельческим предприятием, чем без него.

Мы лишены возможности иллюстрировать цифрами объем и формы эксплуатации торгового и промышленного капитала в деревне. Чтобы судить о действительных размерах эксплу­атации, необходимо было бы зарегистрировать все случаи тех отношений, какие устанавливаются между населением и тор­говым капиталом, кроме его функций непосредственной тор­говли, т.е. случаи кредитования товаром, деньгами и условий уплаты. Только таким путем можно установить размеры эк­сплуатации. Единичные случаи дачи лавочниками в долг денег не характеризуют капитал как ростовщический. Только воз­веденное в систему кредитование из процентов можно считать ростовщичеством.

Что касается отношений в области эксплуатации на почве использования машин и рабочего скота, то в этой области эксплуатация следует опять-таки из самой сущности кресть­янского хозяйства как собственника средств производства. И пока эта сущность остается таковой, останутся и все послед­ствия, из нее вытекающие, сколько бы ни перераспределяли средства производства, т.е. сколько бы ни передавали инвен­тарь или скот из одних рук в другие. Те функции общественных отношений, которые обусловлены владением средствами про­изводства, одинаково хорошо будет выполнять любой из крестьян.

... В вопросе о расслоении крестьянства необходима ясность относительно принципиальной позиции исследователя. Только тогда он избежит затемнений и осложнений вопроса, по ^сУЩеству своему несложного. Значение и масштаб хозяйства, Которое квалифицируется как представитель того или другого класса, различен у разных исследователей и наблюдателей; ³Десь неизбежен тот субъективизм, который выражается в Гениях, складывающихся под впечатлением бесед с кресть­янами. Субъективизм неизбежен даже при определении классов

566

567

варищества бывало и раньше (товарищество по закупке семян или инвентаря), и перемена состава членов в тот или другой сезон не мешает кооперации.

То же самое относится к уборочным машинам и к дви­гателям. Некоторые затруднения создает лошадь при общес­твенном ею пользовании, на что мы уже указывали выше. В этом отношении рабочая лошадь — синоним индивидуального хозяйства. Общественное производство en grand¹ должно пе­рейти к другому двигателю. Но и из этого положения можно найти выход. Работают же в коммунальном хозяйстве лошади.

Что касается общественного пользования паровым или электрическим двигателем, то здесь вопрос сложнее, и на сцену выходит выгодность применения их вообще на данной ступени земледелия, если оставлять крестьянское хозяйство индивиду­альным, как оно есть сейчас. Мы хотим только сказать, что общее временное пользование сельскохозяйственным инвента­рем или общественная покупка его в собственность данного союза маломощных хозяев являются сейчас единственным и ближайшим выходом, облегчающим положение маломощных и увеличивающим производство их, ибо обзаведение каждого из них инвентарем и скотом нерационально, не нужно и не вызывается производственным положением, поскольку оно разобщено, индивидуально. Маломощное население часто направляет инициативу в этом вопросе в другую сторону, в сторону перераспределения инвентаря и скота, т.е. отобрания у "богатых". Такое "распределение" просто изменяет только имена собственников средств производства, но не касается сути .вопроса, не разрешает проблемы производства, в котором вся суть. Способ производства определяет способ распределения, а не наоборот.

Кроме того, передача лошади от хозяйства с 10 членами семьи и с 10 десятинами запашки "хозяйству с 2—3 членами и с 2—3 десятинами запашки с точки зрения экономики ничем не оправдывается; такое "распределение" дает целых три от­рицательных результата.

1. Дезорганизует хозяйство крупносемейного. Многоземель­ное — крупносемейное хозяйство еще не значит — кулацкое. Например, имеются 2 хозяйства:

10 человек семьи по 1,5 десятины на душу — 15 десятин

2 человека семьи по 1,5 десятины на душу — 3 десятины-

Оба хозяйства наделены, на равных правах, но первое должно иметь по крайней мере 2 лошади; второе может не иметь ни одной. Отобрание лошади, если общее количество лошадей не превышает количества работы в хозяйстве, устраняет возмож­ность для него удержать запашку и вообще производство на

•В большом масштабе (франц.).

прежнем уровне; от этого приходят в несоответствие другие элементы хозяйства — его производительные силы неизбежно падают.

2. Если лошадь передана малоземельному, то пока он остается малоземельным, лошадь явится бременем для хозяйства. Присутствие лощади в каждом мелком хозяйстве нерациональ­но и ведет к упадку производительных сил, а не к их подъему. Положительный результат от присутствия лошади наступит в этом хозяйстве лишь при возможности расширения запашки (что ставит хозяйство уже в ряды середняков) или использо­вания лошади в промыслах, т.е. в этом случае она утратит свое сельскохозяйственное назначение.

3. Такой способ распределения укрепляет ложные представ­ления о системе улучшения хозяйства и превращает наше развитие производительных сил в сизифову работу, ибо такое решение вопроса только отвлекает внимание крестьянства от обобществления средств производства путем общественной закупки, аренды и пользования. А главное — оно создает иллюзию борьбы с кулаками. Такая "борьба" может только перемещать кулачество из одного хозяйства в другое, не вредя нисколько его сущности. Кулачество исчезнет лишь в порядке изменения форм производства.

...Раз остается собственность на средства производства, раз производство остается индивидуальным; — кулачество как общественная категория неизбежно. Удар этой категории можно нанести, только переходя к новым формам производства. Уже одно общее (товарищеское, кооперативное) пользование ин­вентарем вырывает из рук зажиточного крестьянства целую область эксплуатации — область сдачи в аренду машин и орудий. Выбейте из-под ног зажиточного крестьянства сначала эту почву, только эту, — и вы будете иметь целый ряд положительных результатов: 1) производительные силы, подъем которых сейчас нам так нужен, не потерпят от этого сколько-нибудь существенного урона; 2) психология мелких пользова­телей получает почву для воспитания идеи перехода к общес­твенному производству, которым определяется и сам способ распределения; 3) в мелких хозяйствах улучшается произво­дительность уже сейчас, тотчас по введении общественного Пользования. Таким образом, только одна область, касающаяся Пока лишь порядка общего пользования инвентарем, уже дает Ряд существенных результатов и послужит почвой для даль­нейшей коллективизации производства. Она откроет путь Перехода к общественному производству и в других областях. Это не подлежит никакому сомнению.

Нужно только помнить, что в процессе воссоздания про­изводительных сил общества революция должна направить ^сВою энергию на созидающие процессы; разрушительные

570

571

функции она развивает лишь в случае необходимости удаления условий, мешающих этому созиданию. Разрушительное дейст­вие революции было необходимо в период завоевания условий перехода к другим формам производства; этот период мы уже пережили. И условия для этого перехода у нас есть: власть в руках рабочих и крестьян, а следовательно, есть моральные и материальные средства для организационного воздействия на производство в направлении поднятия производительности мелких хозяйств путем их постепенной коллективизации. И надо особенно помнить, что "капитализм есть зло по отно­шению к социализму. Капитализм есть благо по отношению к средневековью, по отношению к мелкому производству, по отношению к связанному с распыленностью мелких произво­дителей бюрократизму. Поскольку мы еще не в силах осущес­твить непосредственный переход от мелкого производства к социализму, постольку капитализм неизбежен в известной мере, как стихийный продукт мелкого производства и обмена, и поскольку мы должны использовать капитализм (в особеннос­ти, направляя его в русло государственного капитализма) как посредствующее звено между мелким производством и соци­ализмом, как средство, путь, прием, способ повышения про­изводительных сил" (В.ИЛенин, "О продовольственном на­логе").

■>'' Русов А-А.

О СТАТИСТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПРОГРАММЕ Н.И. ЗИБЕРА¹

Нынешнее поколение провинциальных, или земских, и го­родских статистиков-практиков, т.е. статистиков, добывающих основной материал, а затем и разрабатывающих его, незнакомо с теми теоретическими научными сочинениями, которыми предшественники их пользовались в старину для составления программ исследования селений, местностей, отдельных явле­ний экономической жизни, производств и т.п. Одним из главных источников при составлении практических программ нарождавшейся в 70-х и 80-х годах, прошлого столетия земской

'Доклад А.Русова, заслушанный на заседании статистической комиссии при III отделе И.В.Э.Общества 9 декабря 1903 г. и текст программы Н.И.Зибера опубликованы в "Трудах Вольного Экономического общества" (1903. Кн. *>)■

статистики была программа профессора Киевского универси­тета Н.И.Зибера — "для собирания статистико-экономических сведений" всякого рода.

Отпечатана она была, сколько мне помнится, два раза — в 1873 и 1875 гг. и разослана была во все городские и губернские земские управы, а также разным учреждениям и лицам, например, представителям съездов мировых посредни­ков, съездов мировых судей и т.п., издавшим ее Юго-Западным отделом Императорского Русского Географического Общества. Вновь возникавшие тогда общественные учреждения не ощу­щали еще большой потребности в постоянном статистическом учете предметов и явлений, входивших в круг их ведения. Теперь же, когда не только общественные, но и многие частные учреждения вводят в круг занятий своих канцелярий статистические работы, повторяемые из года в год по одной и той же программе, методологические ошибки составленной ими на первых порах программы дают себя чувствовать впос­ледствии, причем автору такой программы приходится раска­иваться в своей непредусмотрительности при составлении ее. В последние годы мне приходилось не раз получать запросы от статистиков, производящих в настоящее время работы, о том, где можно бы достать "Опыт программы для собирания статистико-экономических сведений", составленный когда-то членом Юго-Западного отдела Императорского Русского Ге­ографического Общества Н.И.Зибером. Один стдтистик, сде­лавший такой запрос, предлагал немедленно выслать мне 3 рубля на переписку этой программы, если ее нельзя приобрести в печатном виде. Поэтому я считаю нелишним познакомить членов статистической комиссии Императорского Вольного Экономического Общества во всех подробностях с программой Н.И.Зибера, чтобы в его журналах осталась в печатном виде та схема, которая по предложению автора применена была при разработке сведений, собранных при однодневной переписи 2 марта 1874 г. в Киеве и впоследствии имела большое значение при составлении программ и для изучения сельской жизни.

Для суждения об экономическом положении данного об­щества, говорит во введении к этой программе Н.И.Зибер, необходимо изучение двух процессов в их взаимодействии — производства и потребления. Нужно узнать, во-первых, те общественные формы, в которые облекается производство и Потребление; во-вторых, в каком количестве расходуется труд На производство предметов для существования и в каком Количестве они потребляются. Поэтому и программа составлена Им так, чтобы отвечать этим "требованиям.

Сначала им предпосылаются 42 вопроса, имеющих целью Знакомиться с объемом предмета исследования. Озаглавлен этот первый отдел программы так:

572

573

I. Общие отношения народонаселения

и состоит из следующих подотделов и пунктов:

А. Численный состав

1. Сколько жителей (а) в селе, местечке, городе, уезде занято (б) данной отраслью промышленности, данным предприятием в течение данного года?

В. Половой состав

2. Сколько мужчин, сколько женщин?

C. Возрастной состав

3. Сколько мужчин и сколько женщин в возрасте от 15 лет, от 15 до 60, свыше 60 лет?

D. Семейный состав

4. Сколько мужчин и сколько женщин состоит и не состоит в браке?

5. Сколько мужчин состоит в браке в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

6. Сколько женщин состоит в браке в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

7. Из несостоящих в браке мужчин — сколько холостых и сколько вдовцов (старше 18-летнего возраста) в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

8. Из несостоящих в браке женщин — сколько девиц и сколько вдов (старше 16-летнего возраста) в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

Е. Национальный состав

9. Сколько мужчин и сколько женщин той или другой национальности? „

10. Сколько мужчин и сколько женщин той или ДРУ™*? национальности в возрасте до 15 лет, от 15 до 60, свыше W

лет? _й

И. Сколько мужчин и сколько женщин той или другой национальности состоит и не состоит в браке?

12. Сколько мужчин той или другой национальности состоит в браке в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет^

13. Сколько женщин той или другой национальности с -стоит в браке в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свьгш 45 лет?

14. Из несостоящих в браке мужчин той или другой на­циональности (старше 18-летнего возраста) сколько холост ^ и сколько вдовцов в возрасте от 18 до 30, от 30 до 35, евьи" 45 лет? г»й

15. Из несостоящих в браке женщин той или ДРУ¹"

574

национальности (старше 16-летнего возраста) сколько девиц и сколько вдов в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45

лет?

F. Сословный состав

16. Сколько мужчин и сколько женщин принадлежит к привилегированным и непривилегированным сословиям (с различением, во-первых, дворянства, духовенства и купцов, во-вторых — сельских и городских сословий)?

17. Сколько мужчин и сколько женщин принадлежит к привилегированным и непривилегированным сословиям (вооб­ще, оставляя в стороне отдельные виды того и другого со­словия) в возрасте до 15 лет, от 15 до 60, свыше 60 лет?

18. Сколько мужчин и сколько женщин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям, состо­ит в браке?

19. Сколько мужчин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям, состоит в браке в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

20. Сколько женщин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям, состоит в браке в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

21. Из несостоящих в браке мужчин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям (стар­ше 18-летнего возраста), сколько холостых и сколько вдовцов в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

22. Из несостоящих в браке женщин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям (стар­ше 16-летнего возраста), сколько девиц и сколько вдов в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

23. Сколько мужчин и сколько женщин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям, вхо­дит в состав той или другой национальности?

24. Сколько мужчин и сколько женщин, прш*адлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям, вхо­дит в состав той или другой национальности в возрасте до 16, от 16 до 45, свыше 45 лет?

25. Сколько мужчин и сколько женщин, принадлежащих к Привилегированным и непривилегированным сословиям и Ходящих в состав той или другой национальности, состоит И не состоит в браке?

26. Сколько мужчин, принадлежащих к привилегированным ¹¹ Непривилегированным сословиям и входящих в состав той ¹¹Ли другой национальности, состоит в браке в возрасте от 18 ^fl0 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

27. Сколько женщин, принадлежащих к привилегированным Непривилегированным сословиям и входящих в состав той

575

или другой национальности, состоит в браке в возрасте от 16 до 30, от '30 до 45, свыше 45 лет?

28. Из несостоящих в браке мужчин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям и входящих в состав той или другой национальности (старше 18-летнего возраста), сколько холостых и сколько вдовцов в возрасте от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

29. Из несостоящих в браке женщин, принадлежащих к привилегированным и непривилегированным сословиям и входящих в состав той или другой национальности (старше 16-летнего возраста), сколько девиц и сколько вдов в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

G. Состав населения по образованию

30. Сколько мужчин и сколько женщин получило и получает низшее, среднее и высшее образование (дома или в школе) и сколько не получило и не получает никакого?

31. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование каждой из трех упомянутых категорий состоит в возрасте до 15, от 15 до 60, свыше 60 лет?

32. Сколько мужчин и сколько женщин из получавших, получающих и неполучающих образование каждой из трех упомянутых категорий состоит и не состоит в браке?

33. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование каждой из трех упомянутых категорий состоит в браке в возрасте от 16 до 30 (женщины), от 18 до 30 (мужчины), от 30 до 45, свыше 45 лет?

34. Из несостоящих в браке мужчин из числа получавших, получающих и неполучающих образование каждой из трех упомянутых категорий сколько холостых и сколько вдовцов (в возрасте старше 18 лет) от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

35. Из несостоящих в браке женщин из числа получавших, получающих и неполучающих образование каждой из трех категорий сколько девиц и сколько вдов (в возрасте старше 16 лет) от 16 до 30, от 30 до 45 и свыше 45 лет?

36. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование трех категорий принадлежит к той или к другой национальности?

37. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование трех категорий и принадлежащих к той или другой национальности состоит в возрасте до 15, от 15 до 60, свыше 60 лет?

38. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование трех категорий

и принадлежащих к той или другой национальности состоит и не состоит в браке?

39. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование трех категорий и принадлежащих к той или другой национальности состоит в браке в возрасте от 16 до 30 лет (женщины), от 18 до 30 лет (мужчины), от 30 до 45, свыше 45 лет?

40. Из несостоящих в браке мужчин из числа получавших, получающих и неполучающих образование трех категорий и принадлежащих к той или другой национальности сколько холостых и сколько вдовцов (в возрасте старше 18 лет) от 18 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

4 Г. Из несостоящих в браке женщин из числа получавших, получающих и неполучающих образование трех категорий и принадлежащих к той или другой национальности сколько девиц и сколько вдов (в возрасте старше 16 лет) от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

42. Сколько мужчин и сколько женщин из числа получав­ших, получающих и неполучающих образование трех категорий принадлежит к привилегированным и непривилегированным сословиям с обозначением отдельно: а) дворянства, духовенства и купечества и б) сельских и городских сословий?

Я с намерением без всякого предисловия привел текст этих 42 вопросов вступительного отдела, чтобы познакомить членов Статистической комиссии с конструкцией вопросов программы Н.И.Зибера, относящихся к численности, возрастам, полам, семейному состоянию, национальности, сословиям и образо­ванию. Вопросы эти расположены в порядке возрастающей сложности и убывающей общности: вопрос о числе населения предшествует вопросу о полах, последний — вопросу о воз­растах, семейном составе и т.д. Затем, так как всякое более сложное явление заключает в себе все предыдущие, более простые, то каждый последующий вопрос программы содержит в себе по возможности и все предшествующие. Ответами на более сложные вопросы систематически выясняются самые разнообразные комбинации различных особенностей изучаемо­го предмета с численным, возрастным, половым, семейным составом и т.д. Деление населения по возрастам у Зибера отличается от западноевропейского (непроизводительный воз­раст — до 15 лет, время подготовки к производительности — от 15 до 20 и производительный возраст — от 20 до 60); оно несколько изменено для мужчин и женщин и послужило затем лишь с некоторыми изменениями схемой для группировки населения по возрастам во многих губерниях, где начаты были работы по изучению состава сельского населения. Те или Другие требования могут, конечно, повлиять на изменение

576

19 3at. 1822

577

возрастных периодов; но установка порядка более или Менее общих вопросов относительно состава населения составляет основное достоинство программы Зибера, как то и подтвердила практика провинциальных статистиков.

Пригодность схематической программы Зибера для разных целей составляет второе ее достоинство. Как видно из первого пункта программы, она может применяться к изучению и отдельной местности (села, города, волости, уезда), и отдельной отрасли промышленности в той или другой местности, и отдельного промышленного предприятия, будет ли то фабрика, завод, коммерческое учреждение, лавка, ремесленное заведение и т.п. Программа эта, рассылавшаяся Юго-Западным отделом Императорского Русского Географического Общества частным лицам, средства которых не позволяют им ставить себе широкие задачи исследования, оставляла в стороне более сложные и специальные виды труда (например, артиста, музыканта, судьи и т.п.), изучение которых может производиться лишь на больших пространствах. Поэтому каждому пользующемуся программой предоставлялось выбирать из нее пригодные для его цели вопросы, опускать другие, видоизменять третьи, смотря по тому, какие единицы представляются в данном случае типи­чными, преобладающими и потому средними для изучаемого предмета.

В соответствии с тем, к изучению какого предмета или явления приступает исследователь, ему предоставлялось уста­новить для себя единицу пространства и единицу времени и стараться, чтобы все его наблюдения относились к одной определенной единице того и другого порядка. Все вопросы редактированы так, что имеют в виду только статику данного явления; поэтому все динамические вопросы о прогрессе или упадке того или другого проявления человеческой жизни из нее совершенно устранены. Наконец, пользующемуся програм­мой рекомендовалось, приступая к исследованию, составлять по каждому вопросу особую таблицу, в которой перечислялись бы порознь те элементы и явления, о которых говорится в вопросе относительно возраста, сословия, семейного состояния и т.д. Если бы при этом сложность вопросов затрудняла наблюдение, то предоставлялось отбросить детальные иссле­дования и ограничиться ответами на главнейшие вопросы программы, конкретизируя их содержание изменением их редакции, но оставляя связь и зависимость всех вопросов, какая определена общей целью программы.

Сделав эти пояснительные замечания, продолжаю изложение программы. Второй ее отдел, посвященный изучению произ­водства и потребления (косвенных и прямых) и подразделен­ный на два подотдела, носит общее заглавие: .,

II. Общественно-экономические отношения народонаселения

В первом подотделе рассматривается социальный, а во втором — индустриальный состав явления.

А. Социальный состав

43. Сколько мужчин и сколько женщин занято трудом простым (мускульным), сложным (смешанным из мускульного и умственного труда при предварительном обучении, например, труду инженера, механика и т.п.), самым сложным (умствен­ным, например, трудом учителя, судьи), сколько не занято никаким?

44. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих того и другого пола в возрасте до 15, от 15 до 60, свыше 60 лет?

45. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих того и другого пола состоит и не состоит в браке?

46. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих того и другого пола состоит в браке в возрасте от 16 до 30 (женщины), от 18 до 30 (мужчины), от 30 до 45, свыше 45 лет?

47. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих мужчин из несостоящих й "браке .— холостых и вдовцов — в возрасте от 18 до 30 лет, от 30 до 45, свыше 45 лет?

48. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих женщин из несостоящих в браке — девиц и вдов — в возрасте от 16 до 30, от 30 до 45, свыше 45 лет?

49. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих того и другого пола принадлежит к той или другой национальности?

50. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих того и другого пола принадлежит к привилегиро­ванным и непривилегированным сословиям?

51. Сколько простых, сложных, сложнейших рабочих и нерабочих принадлежит к числу получивших низшее, среднее или высшее образование дома или в школе?

В. Индустриальный состав и индустриальные отношения !

а. Формы производства, транспорта и потребления

52. Как исполняются те или другие работы (вся их сово­ купность или отдельные главные виды работ в данной мес­ тности, в данной отрасли промышленности, на данном пред­ приятии), направленные на производство различного рода орудий и материалов для добывания пищи, одежды, жилья и

578

а

19«

579

других предметов важнейших потребностей: в одиночку, семьей, обществом (хозяин и рабочие, артель, сельская община), а если не в одиночку, то каким приблизительно числом людей и какие главные виды работ, принимая при этом насколько возможно в расчет пол, возраст, семейное положение, национальность и сословность трудящихся лиц?

53. Каким образом потребляются главнейшие виды названных орудий и материалов (плуги, лопаты, стандартные и слесарные инструменты, хозяйственные строения, рабочий скот и т.п.): в одиночку, семьей или обществом (хозяин и рабочие, артель, сельская община), а если не в одиночку, то каким приблизи­ тельно числом людей и какие употребляются орудия и матери­ алы, принимая по возможности в расчет пол, возраст, семейное положение, национальность и сословность потребителей?

54. Как исполняются те или другие земледельческие (лу­говые, разнообразные полевые, лесные и т.п.), промышленные и транспортные (перевозка, торговля) работы (вся их совокуп­ность или отдельные главные виды работ в данной местности, в данной отрасли промышленности, на данном предприятии), направленные на непосредственное производство предметов пищи, одежды, жилища: в одиночку, семьей или обществом (хозяин и рабочие, артель, сельская община, ярмарка), а если не в одиночку, то каким приблизительно числом людей и какие главные виды работ, принимая при этом насколько возможно в расчет пол, возраст, семейное положение, национальность и сословность трудящихся?

55. Каким образом потребляются главнейшие виды назван­ных предметов пищи, одежды, жилища и т.п.: в одиночку, семьей или обществом (хозяин и рабочие, артель, сельская община), а если не в одиночку, то каким приблизительно числом людей и какие употребляются предметы, принимая, если возможно, в расчет пол, возраст, семейное положение, национальность и сословность потребителей?

56. Как распределяются отдельные виды труда (все равно, непосредственного или опосредованного) между одними и теми же и различными группами рабочих в известной последователь­ности (например, времен года, месяцев, недель, часов дня) или между различными группами рабочих, которые трудятся однов­ременно, и какие именно операции каким вьшолняются числом рабочих, какого пола, возраста, национальности, сословия?

Примеры. I. Приготовление пашни на ферме А. ведется таким-то числом рабочих, малолетних, совершеннолетних, обоего пола, такой-то национальности, такого-то сословия. Посев поручается такому-то числу (тех же самых или других) рабочих, малолетних и совершеннолетних, обоего пола, такой-то национальности, такого-то сословия. Жатву исполняет такое-то число (тех же самых или других) рабочих, малолетних И

совершеннолетних обоего пола, такой-то национальности, такого-то сословия.

П. В столярном промышленном заведении такая-то группа малолетних и совершеннолетних рабочих обоего пола, такой-то национальности готовит столы, другая — диваны, третья — стулья.

III. На такой-то железной дороге столько-то начальников станций, столько-то и такого-то рабочего персонала — мало­летних и совершеннолетних, обоего пола, такой-то националь­ности, такого-то сословия.

57. Как распределяются отдельные виды потребления (пря­ мого — пищи, одежды, жилища и т.п., косвенного — различного рода орудий и материалов с обозначением, чего именно) между одними и теми же группами рабочих и нерабочих в известной последовательности (например, времен года, месяцев, недель, будней и праздников, часов дня) или же между различными группами рабочих, которые трудятся одновременно, принимая во внимание их пол, возраст, национальность, сословие.

Примеры. I. Как видоизменяются пища, одежда, жилье, орудия и материалы работы и передвижения такого-то числа, таких-то рабочих или нерабочих селения В., такого-то пола, возраста, национальности, сословия — по временам года, праздникам и будням, по часам дня?

II. Как различается потребление- всех названных предметов в том же селении В. в одно и то же время у лиц различного пола, возраста, национальности, сословия?

58. Какие существуют формы пользования землей различ­ного рода (каким количеством луговой, лесной, полевой и т.д. земли), усадьбами, промышленными и торговыми заведениями, разного рода орудиями и инструментами, судами, дорогами, лошадьми и другим рабочим скотом, - повозками, упряжью, хозяйственными строениями и прочими предметами (право собственности, аренда, сервитут и т.п.) — индивидуальная, семейная или общинная, и не существует ли в этом отношении каких-нибудь особенностей или различий в зависимости от того или другого пола, возраста, национальности, сословия?

59. Если данная хозяйственная единица дает место земле­дельческому труду, то какие существуют или господствуют здесь системы земледельческого хозяйства — переложная, подсечная, трехпольная, плодопеременная? Какими более частными чер­тами отличаются эти системы в данном случае?

60. Если данная хозяйственная единица дает место промыш­ленному труду, то какие существуют или господствуют здесь системы промышленного хозяйства — ремесленная, мануфак­турная (значительное число рабочих, трудящихся в одной Мастерской без помощи машин, с одними только ручными орудиями) или же фабричная"!

580

581

61. Если данная хозяйственная единица дает место тран­спортному и торговому трудам, то какие господствуют или существуют здесь виды торговли: мелочная (из лавок, разносная, развозная), магазинная или оптовая (в последнем случае: какими путями и способами образуются большие партии товаров?), и виды путей сообщения транспорта: грунтовые ли дороги, шоссе или железные дороги, волы, лошади и т.п., лодки, суда, пароходы?

Таковы 10 вопросов первого отделения программы, каса­ющихся индустриального состава и индустриальных отношений в данном общественно-экономическом явлении. Это отделение посвящено выяснению форм производства, т.е. той стороне дела, которая впоследствии для земледельческого производства очень подробно изучалась в разных губерниях земскими ста­тистиками, видоизменяясь сообразно с бытовыми отличиями той или другой полосы Европейской России. Понятно, что пока неизвестны те общественные формы, в какие выливаются производство и потребление, вопросы количественного харак­тера даже не могут быть поставлены с необходимой степенью ясности и определенности. Внесение в сферу производства также и транспорта автор, по его признанию, сделал потому, что перевозочная промышленность, подобно всякой иной, сводится, с одной стороны, к расходованию человеческой силы, а с другой — представляет собою процесс такого же унич­тожения или потребления (косвенного, как он определяет) орудий перевозки, каким является и потребление хозяйствен­ных строений, машин и всяких других ремесленных, земле­дельческих или фабричных орудий.

Так как те или другие общественные формы производства и потребления относятся, во-первых, к инструментам и ору­диям производства, а во-вторых, к самим предметам, служащим для удовлетворения потребностей, то и программа имеет в виду два разряда вопросов о производстве и потреблении: произ­водства косвенного и прямого и потребления косвенного и прямого. То же подразделение предметов производства и потребления выдерживается и в следующем отделении програм­мы, посвященном количественному учету размеров производ­ства и потребления, причем вопросы, относящиеся к косвен­ным производству и потреблению, составляют первый отдел, а относящиеся к прямым производству и потреблению — второй. Вопросов для изучения и производства, и потребления того и другого вида поставлено по пять, причем относящиеся к производству обозначены литерой "а" (а, а¹, а², а³, а⁴), а относящиеся к потреблению — литерой "б" (б, б¹, б², б³, б⁴)-За исключением одного, всего их получается 19, с подразде­лением каждого еще на два более частных вопроса, а именно:

б. Размеры производства, транспорта и потребления