Материалы для наблюдения над общественно-экономической жизнью русского города1

I

Введение и обзор данных, относящихся к численному, половому, возрастному, семейному, национальному составу и составу по , образованию киевского и петербургского населения

Известная статья г.Янсона «Население Петербурга по пе­реписи 1869 года» («Вестник Европы», 1875, октябрь и ноябрь) познакомила русскую публику с важнейшими числовыми данными, относящимися к современной общественной жизни нашей столицы. Не довольствуясь одной только безотноситель­ной разработкой своего предмета, г.Янсон, где и насколько возможно, проводит параллель между общественными явлени­ями Петербурга и некоторых других европейских столиц — Берлина, Лондона, Парижа. Найденные при этом сходства подтверждают то положение, что большая часть современных значительных городов слагается в конечном счете по одному и тому же социальному типу, обязана своим существованием и развитием одним и тем же общественным потребностям. Что касается, наоборот, различий в тех или других общественных явлениях больших городов России и Западной Европы, то различия эти могут отчасти служить указанием на то, до какой степени сложности доросла общественная жизнь города, а в известной степени и целой страны. Но если подобные срав­нения между русской столицей и главными городами других государств представляются столь поучительными и важными, то, быть может, не меньшую роль следует приписывать и проведению параллели между крупными городами самой России. Благодаря принадлежности поселений к одному и тому же Национально-государственному целому точек соприкосновения Между ними, пунктов сходства в различных направлениях и отношениях даже a priori может быть предсказано гораздо больше. Та же причина с тем большим правом позволяет относить те или другие несовпадения в устройстве и размерах отдельных винтов, колес и т.д. общественно-экономической системы к различиям в степени сложности общественного ^сТроения. Иными словами, преобладание, например, в составе

'Публикуется глава I, заглавие которой приведено как подзаголовок. —

журн. "Знание". 1876. № 3.

485

населения одного из подлежащих сравнению городов известной отрасли занятий, известной общественной группы — хозяев, рабочих, одиночек и т.п. — не может в последнем случае объясняться действием каких-либо специальных, качественных причин, свойственных одной культуре и совершенно чуждых другой. Волей-неволей при наблюдении материала, относяще­гося к одной стране, разъяснения подобных явлений прихо­дится искать главным образом, хотя и не исключительно, в различии их роста, фазиса развития.

Произведенная в 1874 г. и недавно опубликованная перепись ^ жителей города Киева с его предместьями дает нам возмож­ность восполнить указанный пробел в разработке русских статистических данных по отношению к одному из наиболее значительных после столиц городов России. Настоящая статья имеет целью представить сравнительную картину важнейших общественно-экономических явлений Киева и Петербурга...] Исходным пунктом исследования мы берем Киев как такой город, статистический материал которого еще почти не извес­тен публике, и станем освещать киевские данные их сравне­нием с петербургскими в такой мере и с таким расчетом, чтобы главная роль принадлежала первым. Нет сомнения, что интерес дела значительно возрос бы в том случае, если бы мы вовлекли в круг сравнений возможно большее число русских городов, но, во-первых, за редкими исключениями, для этого не су­ществует необходимого материала, во-вторых, более широкий материал помешал бы нам глубже сосредоточиться на предмете.

Но прежде чем приступить к сравнительному рассмотрению киевских и петербургских общественных явлений, скажем несколько слов о том плане, который, по нашему мнению, должен бы соблюдаться как при составлении и разработке, так и при самом производстве каждой единовременной переписи. Более частные стороны этого плана выяснятся при самом анализе данных, когда мы обратим внимание также и на то, в какой мере он оказывается соблюденным в киевской и петербургской переписях. Читатель увидит, что способ груп­пировки материала является вещью отнюдь не безразличной как по отношению к стройности и систематичности исследо­вания, так и по отношению к его научному значению.

Если согласиться, что цель столь обширной и сложной работы, как однодневная перепись, состоит в том, чтобы доставить наиболее полный и самым лучшим образом рассор­тированный материал как для выводов науки, так и для практического воздействия на общественные явления, то нельзя не прийти к заключению, что существующие переписи ока­зываются в этом отношении далеко ниже своего призвания. Недостатки наличных переписей состоят не только в том, что они производятся и разрабатываются неодинаково, хотя общая

программа для производства переписей в различных городах и странах и представляет собой одно из самых горячих de­siderata¹ статистиков. Кроме отсутствия единообразия в про­изводстве и составлении, переписи грешат еще запутанностью своих планов и неполнотой данных, в них заключающихся. Эти последние недостатки — такого рода, что даже разработка одной и той же переписи не может приводить к удовлетво­рительным результатам. Как устранить эту запутанность и неполноту, каким наиболее выгодным образом сопоставлять между собою статистические данные в самой переписи — вот в чем заключается главный вопрос. Некоторые держатся того мнения, что все дело составителей переписи состоит просто-напросто в приведении нескольких основных таблиц, из которых потом всякий интересующийся может делать выводы по своим личным надобностям и соображениям. Но, к сожалению, дело далеко не столь просто, как кажется представителям этого мнения. Если бы знать да ведать, что такое основные таблицы и что такое второстепенные, то не о чем было бы и рассуждать. Но как раз тут-то и открывается обыкновенно наиболее широкое поприще для всевозможного произвола. Одному составителю кажется самым важным одно, другому другое, и в результате получается более или менее случайный каталог простых и сложных таблиц, удовлетворяющий одним требованиям и не удовлетворяющий другим. Жалобами на такую неполноту переписей битком набита большая часть специальных статис­тических работ, но пользы от этого все-таки мало.

Существует, однако же, начало, которое при сознательном и последовательном проведении могло бы дать в наше рас­поряжение точный критерий того относительного значения, которое имеют различные статистические данные. Будучи на первый взгляд в состоянии бесконечного хаоса и пестроты, социальные явления в своем происхождении и развитии подчиняются тем не менее одному неизбежному закону, а именно: они представляют собой целый ряд постепенных переходов от простых явлений к сложным. Если бы нам Удалось разобраться в этом материале, узнать, какие социаль­ные явления самые простые, какие затем все более и более сложные, то мы тем самым и разрешили бы задачу составления Плана для производства и разработки данных переписи, и отыскали бы упомянутый критерий их относительного значе­ния. Попробуем же теперь отдать себе посильный отчет в том, Каким образом следует относиться к только что поставленному Вопросу.

В какой бы системе, по какому бы плану ни располагались ^Все последующие явления социальной среды, совершенно

Пожеланий (лат.).

486

487

очевидно, что определение числа жителей страны или города в эпоху наблюдения является первым в их ряду по своей простоте и общности. Совершенно очевидно, что для того, чтобы иметь возможность приступить к более полному и законченному, изучению строения и функций общества, необ­ходимо прежде всего обозначить общее число отдельных индивидуумов, входящих в состав этого общества. Считаем тут же долгом оговориться, что во всем предыдущем, как и в последующем, речь идет исключительно о точном, числовом изучении общественных явлений. Несомненно, что для неточ­ного изучения, для качественного анализа общественной жизни нет никакой надобности не только в цифре народонаселения, но и ни в какой другой цифре, и хотя порядок расположения подвергаемых исследованию явлений имеет в этой области такое же громадное значение, как и в статистической, но ее мы оставляем в настоящее время в стороне.

Возвращаясь к предмету нашего исследования, мы должны еще заметить, что сам вопрос о цифре народонаселения требует некоторых дальнейших пояснений. Так как население нахо­дится в постоянном движении с места на место, то, определяя число жителей страны или города, чрезвычайно важно немед­ленно же уяснить этнографический состав общества, указать, какое число людей родилось на месте, какое прибыло в черту изучаемой территории извне и откуда именно. Допустив на первых же порах подобное осложнение общей цифры жителей, необходимо держаться его строго и принять в основание всех дальнейших числовых комбинаций. Второе после числа жите­лей место в ряду общественных явлений, подлежащих вычис­лению, принадлежит возрастному составу населения. Выясняя число членов данного общества и, далее, их возрасты, мы тем самым как бы снабжаем себя известными рамками, в которые нам предстоит поместить дальнейшие явления. Отвечая на первый вопрос — о цифре населения (местного и пришлого) страны или города, — мы отграничиваем для своих исследо­ваний известную пространственную область, единицу простран­ства. Определяя затем возраст только что перечисленных людей, мы намечаем для себя пределы той эпохи, в которую про­исходят все дальнейшие общественно-экономические явления, мы избираем, так сказать, единицу времени. В таком-то году» скажет нам таблица возрастов, сумма лет, прожитых данным населением, была такой-то, в том числе сумма лет, прожитых каждой отдельной группой возрастов, такой-то, — и в течение этой-то суммы лет осуществляются и развиваются все те явления, о которых будет речь дальше.

Дальнейшее дробление данных в постепенности их услож­нения приводит нас к вопросу о полах населения в связи с возрастами. Тут только мы входим в область общественных

отношений в собственном смысле слова, так как определение полового состава нашего населения — просто и по возрастам — дает нам понятие о первоначальной ячейке каждого общес­тва — паре индивидуумов того и другого пола. Отношения населения по полам должны быть изучены подробнее. Воз­никает необходимость привести в точную известность данные, относящиеся к семейному состоянию отдельных индивидуумов, сначала в самом общем виде, т.е. с подразделением их смотря по тому, состоят ли они в браке или нет, и в последнем случае не вступали ли они в брак вовсе (холостые и незамужние), или же уже вышли из него (вдовцы и вдовы, разведенные мужчины и разведенные женщины). Не ограничиваясь по­добными сведениями, необходимо, далее, определить, какое число ЛИЦ; состоящих в браке, вступило в него в первый, во второй, в третьий раз. При этом должно быть также проведено точное различие между лицами, принадлежащими к каждому полу отдельно, так, чтобы можно было судить, оба ли супруга находятся в супружестве в первый раз, или только один, или оба во второй раз и т.п.

Дальнейшее дробное исследование того же вопроса о полах приводит нас к вопросу о числе семейств в составе населения. Практическое решение этого вопроса представляло до сих пор бездну трудностей, о которых, а равно и о неудовлетворитель­ности до нынешнего выяснения этого первостепенной важ­ности общественного элемента, читатель, между прочим, найдет достаточно сведений и соображений в известных сочинениях Ваппеуса (Wappaus, Bevblkerungs-Statistik) и Горна (Horn, Ве-volkerangs-wissenschaftliche Studien aus Belgien). Как бы то ни было, но если мы знаем в точности число мужей и жен, а равно и комбинации их возрастов, то нам по меньшей мере настолько же необходимо узнать и число матерей и отцов, дочерей и сыновей.

Каким же образом достичь этого? Читатель, без сомнения, поймет, что в настоящем общем очерке не может быть и речи о средствах для устранения тех или других технических за­труднений в выяснении общественных явлений. Цель наша единственно в том, чтобы ясно представить теоретическую сторону дела; что же касается техники, то о ней предстоит заботиться особо в каждом частном случае. Одним из главных обстоятельств, обыкновенно затемняющих вопрос об опреде­лении числа семейств и числа членов, входящих в их состав, было смешение понятий семейного очага, хозяйства и се­мейства. Ясное дело, что под семейным очагом весьма часто, ^а в хозяйстве, особенно больших городов, даже слишком часто Могут ютиться и находить себе приют индивидуумы, не на­ходящиеся между собой и с другими членами очагов и хозяйств ^Ии в малейших родственных отношениях. Таким же образом,

488

489

и наоборот, члены одного и того же семейства живут подчас в различных местностях города или страны, продолжая под­держивать между собою тесные родственные связи.

Нам кажется поэтому, что всего лучше в настоящем случае было бы, оставляя в стороне вопрос о хозяйстве и об очаге как вопрос во всяком случае порядка более сложного, отно­сящийся собственно к формам пользования жилищами (общее пользование), пищей и т.д., ограничиться тем пунктом иссле­дования, о котором говорится в настоящую минуту, — вы­яснением числа отцов, матерей, сыновей и дочерей и, если , возможно, других ближайших родственников, состоящих на­лицо. Нет надобности замечать, что при этом должно быть обращено особенное внимание на то, чтобы одни и те же лица не попадали в перепись по два и по три раза, раз в качестве отца, другой раз — сына и т.д. В той мере, в какой это обстоятельство неизбежно, необходимы при таблицах каждый раз особые оговорки. Одним выяснением семейных отношений всякого рода еще не исчерпывается, однако же, задача про­изводителя и составителя единовременной переписи.

Необходимо еще узнать, к какой возрастной группе при­надлежит каждая семейная^- группа, в частности — группа холостяков и незамужних, группа женатых и замужних, группа вдов и вдовцов, группа отцов, матерей, дочерей и сыновей; необходимо, далее, выяснить, какое число лиц, состоящих в браке, вступило в брак преждевременный, ранний, своевре­менный, поздний, с проведением различия * между лицами обоих полов. Если 'перепись сама не даст материала для подобных осложнений (а как часто она не дает его!), то исследователь навсегда будет лишен возможности добыть его, а следовательно, и судить правильно об отношениях народо­населения, насколько они характеризуются половым его со­ставом. Таковы, если мы не ошибаемся, главнейшие данные, которые должна содержать перепись по этому вопросу.

Разобравшись с половым составом населения, мы переходим к дальнейшему в иерархии возрастающей сложности общес­твенному явлению, а именно к племенному составу населения. В известном смысле национальность представляет собою не что иное как группу родов одного семейства, настолько ха­рактерно отличающуюся по языку, физическому строению и совокупности нравов и обычаев от группы родов другого семейства, что должна рассматриваться как особая ветвь племенного дерева. Входить в разбирательство вопроса о том, что следует считать племенем, а что — национальностью, не дело статистика. Достаточно, если при производстве и состав­лении переписи будут тщательно перечислены представители национальностей и племен в том виде, в каком деление это может считаться общепринятым. Само собою разумеется также,

что точный анализ вопроса о племенах и национальностях должен дать в наше распоряжение не одно только голое перечисление индивидуумов, принадлежащих к их составу, а целый ряд данных о возрастных, половых и семейных отно­шениях каждой национальности и каждого племени. Иными словами, вся совокупность таблиц, которая до настоящего момента представляла те или другие отношения народонасе­ления в его целом, должна быть теперь повторена со скру­пулезной точностью относительно каждой по крайней мере крупной национальности.

Сравнительно меньшей важностью отличаются в настоящее время вопросы о вероисповедном и сословном составе насе­ления. Поэтому комбинации показаний о том и о другом с данными, относящимися к полу, возрасту, семейному состо­янию и т.д., должны быть по возможности просты. Нет, например, ни малейшей надобности знать, какое число про­тестантов или купцов (в смысле сословия) вступает в брак с вдовами вообще, либо в том или другом возрасте в частности. Остается затем еще вопрос о грамотности народонаселения. Как ни важен этот последний, но, кажется, и по отношению к нему нет надобности в слишком подробных осложнениях и комбинациях. Весьма интересно, например, знать, какое число мужчин и женщин грамотно или неграмотно, получило или получает образование низшее, среднее и высшее, какие, далее, возрастные, семейные и национальные группы отлича­ются наибольшим образованием. Но чтобы ответ на вопрос: грамотны или нет жены, вступающие во второй брак, вдовцы и т.п., представлял какое-нибудь научное или практическое значение, — это подлежит некоторому сомнению. Таким образом, данные о грамотности и образовании совершенно достаточно распределять по основным рубрикам всех или только некоторых предыдущих таблиц, оставляя в стороне все второстепенные.

Сведения о, степени образования, примыкающие по своей сложности к сведениям о вероисповедном составе населения, представляют последнее (кроме разве сословий, о которых говорено выше) звено в ряду числовых обобщений так на­зываемой статистики народонаселения, или популянионистики. Приостановимся на этом пункте в изложении плана постро­ения таблиц переписи и мы, предоставляя себе право возвра­титься к нему впоследствии, когда будем рассматривать со­ответствующие дальнейшие отделы киевской и петербургской переписей. Теперь нам предстоит обратиться к изучению фактического материала о народонаселении киевской и пете­рбургской переписей, соответствующего тем рубрикам, о ко­торых мы только что говорили.

Приступая к разработке киевских и петербургских данных, Необходимо сказать несколько слов о способах изучения таб-

490

491

лиц, чтобы заранее знать, каких следует держаться в этом отношении приемов. Давно и прочно установилось в публике мнение, что нет в мире ничего скучнее статистических данных. Если в ученых (в собственном смысле слова) трудах публика цифру до известной степени терпит, потому что редко в них заглядывает, то в журнальной статье обилие цифр, по обще­принятому мнению, почти граничит с преступлением. Нельзя, к сожалению, не сознаться, что такой взгляд на дело имеет некоторые довольно солидные основания. Во-первых, состо­яние числовой разработки общественных явлений до сих пор еще таково, что редкая цифра может быть связана с какой-нибудь привычной ассоциацией, общей идеей и за отсутствием последней оправдывает истину, что «le fait isole n'est qu'un simple anecdote»¹. Во-вторых, и это для нас в настоящую минуту всего важнее, — сами приемы разработки статистических дан­ных отличаются большей частью такой пестротой и случай­ностью, что весьма редкий читатель не откажется с первых же страниц проследить взаимную связь между отдельными частями исследования.

В настоящее время, конечно, никто уже не спорит о том, что только относительные, а не абсолютные цифры могут претендовать на научное значение. Но нельзя не заметить, что в самом вычислении отношений и пропорций между различ­ными статистическими величинами господствует безграничный произвол. Не только один исследователь относит свои данные к одному знаменателю, другой — к другому, но и один и тот же редко держится в этом отношении чего-нибудь система­тического, обязательного если не для всех, то по крайней мере для него самого. Столько-то, например, говорят, из тысячи жителей занимается изготовлением предметов пищи и одежды, а на такое-то число жителей один готовит мебель или напитки. Пример этот, без сомнения, случаен, но он служит достаточно рельефным показателем того, до какой степени злоупотребляют правом подводить итоги и вычислять пропорции. Чтобы читателю узнать, больше или меньше в составе населения людей, готовящих мебель или напитки, нежели готовящих одежду и пищу, необходимо самому вооружиться карандашом и сделать требуемое вычисление. Да еще хорошо, если это возможно. Между тем должны же и в этом деле, как во всяком другом, быть какие-нибудь правила, какая-нибудь обязательная система?

Нам кажется, что система в вычислениях и в разработке может водвориться не раньше чем тогда, когда сам материал переписей и других основных статистических работ будет располагаться и группироваться систематически. До тех же пор

'Отдельный факт — не более чем анекдот (франц.).

можно бы, по-видимому, рекомендовать для статистических выкладок и вычислений следующий простой прием, удовлет­ворительный по крайней мере в том отношении, что отличается единообразием. Прежде всего необходимо разбить весь под­лежащий исследованию материал на небольшое число групп, из которых каждая отличается от других каким-нибудь наибо­лее общим и простым родовым признаком; затем следует выразить отношение каждой группы в отдельности ко всему числу, составной частью которого она является, в сотых, или, лучше, в тысячных долях (pro тШе); переходя затем к анализу каждой отдельной группы, необходимо держаться того же самого приема, т.е. дробить сначала группу на меньшие группы, которые опять-таки выражать потом в сотых или в тысячных долях общего числа, представляемого группой, и т.д. Положим, например, что население данного города состоит из 1500 производителей и 500 непроизводителей. Таковы две самых общих группы, на которые распадается наша исходная цифра 2000. Прежде всего необходимо узнать, сколько лиц, принад­лежащих к той и к другой группе, приходится на тысячу жителей. Оставляя затем непроизводителей на время в стороне, мы узнаем, что в состав другой группы — производителей — входит 500 лиц, занимающихся торговлей и промышленностью, и 700 лиц, посвящающих себя либеральным профессиям. Выяснив эти цифры, мы вычисляем, какое число лиц, зани­мающихся промыслами и торговлей, и какое число тех, которые отдают свои досуги либеральным профессиям, приходится на 1000 всех трудящихся. Затем мы снова оставляем на время без внимания одну из двух групп — либеральные профессии, и стараемся определить, какое число лиц, принадлежащих к промышленной сфере, трудится над изготовлением пищи, одежды, жилища и т.п. и сколько лиц каждой из этих категорий приходится на тысячу лиц, ведущих промьппленную и торговую деятельность. Доведя анализ до возможной степени дробности, мы возвращаемся назад и подбираем брошенные нами на пути исследования группы, к которым применяем тот же прием, и т.д. Нет сомнения, что только что изложенный способ вычисления не представляет сам по себе ничего нового и необыкновенного: единственная вещь, на которую мы указы­ваем в нем, это систематическое и единообразное его при­менение, ради которого и приведен рассмотренный элемен­тарный пример.

Покончив с этим необходимым объяснением, мы обратимся теперь к самому материалу о народонаселении Киева и Петербурга. Так как главный интерес нашего исследования Направлен на отдел о роде занятий и средств к жизни, то ^к изучению народонаселения мы лишь отчасти применили те Приемы, о которых только что говорили.

492

493

...По общей классификации киевская перепись представдоет собою не более чем копию петербургской; аналогично с последней она распадается на 4 больших отдел'а: 1) о/насе­лении; 2) о его занятиях и средствах к жизни; 3) о /домах и 4) о квартирах. Но, к сожалению, на этом почти и кончается сходство той и другой переписи; далее каждая из них пред­ставляет самостоятельную и своеобразную группировку данных. Первая таблица первого отдела киевской переписи дает нам распределение лиц обоего пола по кварталам, частям и пред­местьям города. Требованиям упомянутой нами выше схемы она удовлетворяет вполне. Всех жителей в Киеве оказалось 127 251; в одном же городе без предместий 116 774, т.е. около 918 на 1000. Значительной долей в это число входит, как увидим ниже, войско. Кажется, что итог населения определен приблизительно верно, если не считать, впрочем, известной доли евреев, которая, по слухам, удалилась в день переписи из города. Если принять в расчет, что еще несколько лет назад население Киева оценивалось цифрой приблизительно 60 000 человек, то можно видеть, до какой степени быстро идет рост этого города. Данные о домах, как увидим впоследствии, еще больше подтверждают это положение. Абсолютное население отдельных частей города не соответствует ожиданиям от сравнительной бойкости различных частей: так, тихая Лыбед-ская часть оказывается населенной больше всего, за ней идет Плоская; бойкий же Старый Город и Крещатик занимают только третье место, а торговый Подол — четвертое.

Что касается разделения по полам, то оно в точности воспроизводит явление, свойственное большей части городов России и вообще Восточной Европы: женщин у нас оказы­вается гораздо меньше, чем мужчин; их числится всего только 55 403, между тем как число мужчин достигает 71 848. Женский пол, таким образом, представляет у нас только 435 человек из тысячи, а мужской — 565. Любопытно, что то же самое отношение повторяется и в Петербурге, где на 1000 считается 570 мужчин и 430 женщин. Если вычесть из числа мужчин, пребывающих в Киеве и Петербурге, войско, то оставшийся перевес числа мужчин над женщинами, повторяющийся, как замечено, и во многих других русских городах, служит ярким доказательством преобладания у нас сельских отношений над городскими.

Обратимся теперь к распределению жителей Киева по этнографическим областям, которому, мимоходом заметим, несмотря на всю его важность, мы не находим параллели в петербургской переписи. Материал для этого вопроса дают нам II и III таблицы киевской переписи. Оказывается, что в составе жителей города Киева собственно киевлян замечательно ни­чтожная цифра — всего только 283 человека на тысячу,

остальные же 717 родились вне Киева. При всем том город рекрутируется главным образом из ближайших местностей — уроженцев Юга (Юго-Западный край, Малороссия и Новорос-сия) в нем около 450, а с киевлянами — около 740 человек на 1000. Уроженцев великорусских и белорусских губерний в нем 215, жителей остальных частей России 28, иностранцев 17 на тысячу. В числе иностранцев преобладающая роль, как и следовало ожидать, принадлежит немцам и австрийцам, которых насчитывается 69% от всего числа иностранцев в Киеве. Таким образом, только на три четверти своего насе­ления Киев является городом местного значения (на одну треть он пополняет сам себя); на четверть же он служит интересам отдаленных местностей. Интересен также и тот факт, что, будучи городом правобережной Украины, Киев, однако, за исключением собственно Киевской губернии, из которой он рекрутируется в количестве 26%, тяготеет более к левому берегу Днепра, нежели к местностям Юго-Западного края: так, из числа жителей Киева на Черниговскую губернию приходится 6,5%, на Волынскую же — около 4%, на Подольскую — всего только 3%. Полтавская губерния дает Киеву более жителей, чем Подольская; Полтавская же и Черниговская вместе дают на 40% больше, нежели Подольская и Волынская. Из осталь­ных губерний всего обильнее снабжают Киев своими урожен­цами Орловская, Калужская, Могилевская и Минская — в количестве от 2 до 2,75% каждая, а все вместе в размере 10,23% от всего киевского населения.

Следующая таблица киевской переписи (ГУ) дает нам вполне удовлетворительную группировку населения по полам и воз­растам, начиная от рождения до 1 месяца, потом по месяцам до 1 года, погодично до 5 лет, начиная же от этого возраста по пятилетиям до 115 лет. Жаль только, что разделению по этнографическим областям уже не нашлось места в этой группировке, да и в последующих усложнениях она повторяется случайно, несимметрично. Сравнение данных о возрастах и полах с петербургскими представляется особенно интересным. В Киеве, как и в Петербурге, относительно наибольший процент лиц обоего пола приходится на возраст от 15 до 20 лет (Киев — 102,2, Петербург — 106,7 pro тШе) и от 20 до 30 лет (Киев — 263,0, Петербург — 263,6). Сходство этих величин, почти поразительное, указывает на относительно одинаковую массу пришлого населения в том и в другом городе. Но на этом пункте возраста оно и кончается. Число Детей в Киеве оказывается гораздо более значительным, Нежели в Петербурге, число стариков, напротив, в Киеве Меньше. Так, на возраст до 5 лет в Киеве приходится 97,1, в Петербурге 67,5, от 5 до 10 лет в Киеве 70,6, в Петербурге ^s6,3, на возраст от 10 до 15 лет в Киеве 90,9, в Петербурге

494

495

70,9 pro mille. Наоборот, в возрасте от 50 до 60 лет в Киеве проживают 62,6, в Петербурге 67,2, в возрасте свыше 60/лет в Киеве 39,0, в Петербурге 46,9 pro mille. Значительная разница между Киевом и Петербургом заметна также в возрастах средних: так, на возраст от 30 до 40 лет в Киеве прихЬдится 167,6 человек, в Петербурге же 192,6, на возраст от 40 до 50 лет в Киеве 107,0, в Петербурге 128,6.

Конечно, вопрос о значении в общей системе народной экономии преобладания одних возрастов над другими еще нельзя признать решенным. Большинство статистиков выска­зывается обыкновенно в этом отношении в том смысле, что перевес числа лиц, принадлежащих к младшим возрастам, служит неблагоприятным общественно-экономическим призна­ком, потому что указывает на более значительную тяжесть, возлагаемую на взррслых по содержанию малолетних. Тот же взгляд, понятно, применяется и к лицам, принадлежащим к старческому возрасту. Сколько нам известно, один только Горн восстает против этого мнения, но и он в своих заключениях исходит из таких субтильных и даже эфемерных оснований, что вряд ли можно с ним согласиться. Чем больше, говорит он, содержится малолетних, тем, следовательно, меньше в стране детская смертность, тем богаче и сильнее народ. Не без основания возражает на это Ваппеус, что уменьшение смертности детей совпадает обыкновенно с уменьшением рождаемости; откуда же в таком случае взяться большому числу детей?

Как бы то ни было, нельзя безусловно согласиться и с теми из статистиков, которые полагают возможным измерить числом детей и стариков тяжесть, возлагаемую на взрослые поколения. Во-первых, этот вопрос гораздо сложнее, чем кажется с первого взгляда: для правильного решения его необходимо принять в расчет громадную массу обстоятельств. Укажем только мимо­ходом на различия в степени производительности труда двух стран как на такое обстоятельство, которое одно уже в со­стоянии оказать весьма неодинаковое влияние на степень тяжести содержания взрослыми одинакового числа детей и стариков в той и в другой стране. Другой подобной же причиной различия в этой степени тяжести служат обществен­ные формы производства и потребления: одна из них — например, ремесленная, может способствовать облегчению этой тяжести, другая — например, фабричная, наоборот, может увеличить ее. Во-вторых, некоторые факты, связанные с общераспространенными истинами, явным образом опровер­гают приведенное мнение. Так, например, всем известно, что степень общего благосостояния в Северной Америке гораздо значительнее, нежели в Европе. Между тем нет страны, в которой в такой степени преобладали бы младшие возрасты

над старшими. Таблица, приводимая Ваппеусом, показывает, что на возраст от 0 до 15 лет в Европе приходится 3 179 человек на каждые 10 000 жителей; в Америке же — 4 130. В-третьих, наконец, существуют еще чисто теоретические основания, в силу которых содержание детей взрослыми поколениями представляет собой отнюдь не тяжесть, а просто возвращение долга. Об этих основаниях мы будем еще иметь случай говорить, когда обратимся к вопросу о «несамостоя­тельных членах семейств», которых обыкновенно рассматри­вают в качестве мертвого веса народно-экономического меха­низма.

Возвратимся к фактическому материалу о возрастах. Сопос­тавляя данные о возрастах для 13 европейских государств, Ваппеус приходит к результату, что на возраст до 15 лет приходится около 35,66% европейского населения. Значительно больший процент населения приходится на этот возраст по таблицам Буняковского в России, а именно 38,4%. Та и другая цифры разительно превосходят, однако же, киевскую и пе­тербургскую: в первом из этих городов на возраст до 15 лет приходится всего 25,9% населения, во втором — 19,5%. Отсюда следовало бы заключить, что народно-экономические отноше­ния в обоих названных городах превосходны. Что касается взрослого населения, то на основании тех же источников на возраст от 20 до 60 лет в Европе приходится 48,88% населения, в России 44,3%, между тем как в Киеве 60,0%, в Петербурге 65,2%: опять-таки, чрезвычайно выгодные, по-видимому, от­ношения. Наконец, в старческом возрасте (свыше 60 лет) в Европе проживает 7,7%, в России 5,3%, в Киеве 3,9%, в Петербурге 4,6%. Обращаясь к рассмотрению разницы возрас­тов по полам в том и другом городе, мы видим, что указанное выше преобладание взрослых относится исключительно к мужчинам, процент которых в течение всего возрастного периода от 15 до 60 лет оказывается гораздо значительнее, чем соответствующий процент женщин. Этим подтверждается тот известный факт, что значительное количество мужчин в Русских больших городах принадлежит к population flottante¹. Что же касается младших и старческих возрастов, то число принадлежащих к ним мужчин и женщин мало отступает одно °т другого. Таким образом, как бы ни был велик и случаен Прилив народа извне, ядро городского населения продолжает Восстанавливаться в своем составе по одной и той же половой Норме.

Перейдем теперь к рассмотрению семейных отношений Киевского и петербургского народонаселения. На тысячу Жителей приходится в Киеве 278,3, в Петербурге же 196,2 лиц

Непостоянному народонаселению (франц.).

496

497

обоего пола, состоящих в добрачном возрасте. Далее, число холостых и девиц составляет в Киеве 268,0 pro тЩе, в Петербурге 361,4; число женатых и состоящих в замужестве в Киеве 373,0, в Петербурге 359,8, число вдовцов и вдов, к которым причислены и разведенные супруги, в Киеве /80,7, в Петербурге 82,6. Таким образом, число лиц, состоящих в браке, приблизительно одинаково в том и в другом городе, точно так же как и число состоящих во вдовстве и в разводе. Зато поразительна разница в числе холостых и девиц, которых в Киеве оказывается гораздо меньше, нежели в Петербурге. Что касается разницы в числе лиц добрачного возраста, то на нее мы уже обращали внимание выше. Спрашивается, какой из двух полов входит в каждую из приведенных цифр преобла­дающей составной частью? Оказывается, что в Киеве, как и в Петербурге, отношения полов во всех решительно группах если не совершенно одинаковы, то по крайней мере одно­родны: по всем позициям перевесу числа мужчин в Киеве соответствует перевес числа мужчин в Петербурге, и наоборот. Во всех группах в том и в другом городе, кроме группы вдовцов и вдов, мужчины численно господствуют над женщинами. Особенно громадно это преобладание в двух основных группах: «холостых и незамужних» и «женатых и замужних». В Киеве приходится на первую группу 177,8 мужчин и 90,2 женщин, в Петербурге 222,9 мужчин и 138,5 женщин, на вторую в Киеве 215,5 мужчин и 157,5 женщин, в Петербурге 224,0 мужчин и 135,8 женщин pro mille.

Что число вдов должно превышать число вдовцов — это явление повсеместное. Но мы никак не ожидали, признаться, что в Киеве и в Петербурге эти отношения так сильно превзойдут общераспространенную норму, а именно в пропор­ции 2:1. Между тем в Киеве вдовцов считается 17,1, вдов 63,6, в Петербурге первых 14,9, вторых 67,7, pro шШе, откуда видно, что число вдовцов в том и в другом городе превышает число вдов от 4 до 5 раз. Попытку объяснить это явление тем, что в том и в другом городе значительная часть пожилых мужчин жената на молодых женщинах, почему и остается больше вдов ... мы не можем признать основательной хотя бы и потому уже, что не знаем, точно ли браки совершаются при таких условиях. Число женатых мужчин в пожилых воз­растах, действительно, оказывается больше, чем женщин, но кто поручится, что это не те мужья, которые оставили в деревне жен-ровесниц? Как бы то ни было, но факт обилия вдов представляет значительный интерес и требует специаль­ных изысканий.

Обратимся к изучению семейного состава по возрастам. Мы забыли заметить, что таблицы, дающие материал о семейном составе, одинаково удовлетворительны, в той и в другоЙ

переписи. Столь же удовлетворительны были бы и таблицы, содержащие в себе данные о семейном состоянии по возрастам, если бы этому не помешало то обстоятельство, что при производстве той и другой переписи одинаково усвоен был в применении к известной части населения жалкий и ни в каком случае не заслуживающий подражания способ исчисле­ния по так называемым перечням, или перечневым ведомостям. Способ этот применялся к лицам, живущим большими груп­пами, как-то: к солдатам в казармах, больным в больницах, воспитанникам закрытых учебных заведений, арестантам, и состоял в том, что листки, содержащие показания об этих лицах, давали валовые, суммарные данные: столько-то лиц, такое-то число из них мужчин, такое-то женщин, столько-то из общего числа холостые и девицы, столько-то женатые и замужние, столько-то принадлежит к одной возрастной группе, столько-то к другой и т.д.

Такой сокращенный прием в применении к значительной-массе населения вызвал то явление, что большая часть лиц, перечисленных по перечневым ведомостям, не могла впослед­ствии войти в состав сложных комбинаций и должна была остаться в стороне. Было, например, известно, что столько-то солдат состоит в браке, столько-то не состоит, столько-то находится в возрасте от 30 до 50 лет, столько-то в более высоком возрасте, но не было никакой возможности сочетать эти данные между собой и показать, в каком возрасте были женатые, в каком холостые, потому что в листках подобные сопоставления не обозначались. В применении к тому вопросу, который занимает нас в настоящую минуту, а именно к вопросу о семейном состоянии по возрастам, исчисление по перечневым ведомостям послужило причиной того, что в состав соответствующей таблицы киевской переписи не вошло около 10 000 душ, а петербургской — около 50 000! Обстоятельство это, само собою разумеется, нисколько не мешает нам делать совершенно правильные и достоверные выводы, относящиеся к остальной цифре населения, исчисленной не перечневым, а поименным порядком, но во всяком случае оно оставляет вне сферы весьма любопытных и важных исследований в Киеве около 8%, в Петербурге около 9% всего числа жителей.

Обращаясь к рассмотрению наличного материала, мы видим, что число холостых и незамужних больше всего преобладает ^в возрасте до 20 лет в том и в другом городе (лица добрачного возраста в этот расчет не входят). В Киеве к упомянутому Возрасту этой группы принадлежит 102,2 pro mille всего числа ^состоящих и не состоящих в браке, в Петербурге 126,2. Начиная ^с этого возраста число холостых и незамужних в обоих городах Убывает почти в одинаковой последовательности: на возраст ^0т 20 до 25 лет в Киеве приходится 92,5 незамужних и

498

499

холостых, в Петербурге 105,5, на возраст 25-35 лет в Киеве 84,3, в Петербурге 105,4, на возраст 35-45 в Киеве 34,7, в Петербурге 54,0, на возраст свыше 45 в Киеве 29,8, в Пе­тербурге 44,9 pro mille. Менее значительный процент лиц этой группы по каждому возрасту в Киеве является не более чем последствием менее значительного числа холостых и незамуж­них в Киеве вообще. Интересно, впрочем, что мужчины и женщины принимают в составлении этих итогов отнюдь не одинаковое участие. Так, например, в Киеве число девиц до 20-летнего возраста составляет 59,9, молодых людей, напротив, 42,3 pro mille, и следовательно, общий крупный итог этого возраста обусловливается здесь больше числом женщин. В Петербурге, наоборот, число девиц до 20-летнего возраста составляет 43,4, число молодых людей 82,8, следовательно, сумма зависит больше от числа мужчин. Итак, в Киеве оказывается больше девиц до 20 лет, в Петербурге — молодых людей. Во всех прочих возрастах в том и другом городе, кроме возраста свыше 45 лет в Петербурге, число мужчин значительно (почти вдвое) превосходит число женщин, причем в Киеве эта разница гораздо больше, нежели в Петербурге, — признак, быть может, более быстрого роста Киева и сопряженного с ним прилива извне холостых мужчин.

Что касается возраста, превышающего 45 лет, то замеча­тельно, что в Петербурге оказывается в этом возрасте почти вдвое более старых девушек, нежели холостяков (17,5 — 27,4) наибольшее число женатых и замужних в том и другом городе приходится на возраст 25-35 лет (Киев — 182,1, Петербург — 157,3 pro mille всего числа состоящих и не состоящих в браке), затем на возраст 35-45 (Киев — 146,0, Петербург — 138,2) и на возраст свыше 45 (Киев — 126,8, Петербург — 111,0). Напротив, на возраст до 20 лет в Киеве падает всего 15,6, в Петербурге 4,5; на возраст от 20 до 25 лет в Киеве — 65,4, в Петербурге — 44,2 женатых и замужних из 1000 человек всех состоящих и несостоящих в браке. Во всех решительно возрастах число состоящих в браке лиц в Киеве преобладает сравнительно с Петербургом, но особенно значителен в Киеве перевес ранних браков — до 20 лет.

Обращаясь к изучению брачного состава по полам и по возрастам, мы видим, что только что указанный нами перевес ранних браков в Киеве объясняется более ранним выходом замуж киевских девушек. Действительно, в то время как в Петербурге до 20-летнего возраста состоит в браке всего 3,2 женщин и 1,3 мужчин, в Киеве первых оказывается 12,8, вторых — 2,8 из тысячи. Быть может, этот факт, как равно и некоторые другие из учебной статистики Киева, о которых речь будет ниже, следует приписать влиянию климата, бесспор­но содействующего более раннему достижению совершенно-

детия лицами обоего пола. В последующем возрасте — 20-25 лет — число замужних женщин также превышает число женатых мужчин в Киеве (25,8 мужчин, 39,6 женщин) и не достигает последнего в Петербурге (20,3 женщин, 23,9 мужчин). Во всех остальных возрастах в Киеве, а в Петербурге во всех без исключения, число женатых мужчин значительно превы­шает число замужних женщин — явление в высшей степени интересное, если принять к сведению, что в том и другом городе число мужчин также превышает число женщин. Ока­зывается, таким образрм, что значительная часть пришлого мужского населения жената вне города, что не мешает, впро­чем, как мы видели выше, числу холостых мужчин также превышать число незамужних женщин в подтверждение того факта, что среди пришлого населения достаточно и людей холостых. Интересно также, что в Киеве в возрасте 25-35 лет число состоящих в браке обоего пола лиц уравнивается (92,1 мужчин, 90,0 женщин), в Петербурге же подобного уравнения не видно ни в одном возрасте. ■ Быть может, к этому именно возрасту относится в Киеве наибольшее число оседлых браков, в которых оба супруга состоят налицо.

Вообще говоря, если сбросить со счетов не выделенный нами из-за отсутствия данных пришлый элемент людей, со­стоящих в браке, то заметное неравенство в числе лиц того и другого пола, принадлежащих к отдельным возрастным группам, доказывает, что у нас пользуются значительными правами гражданства браки неравнолетние. Вывод этот имеет тем большее правдоподобие, что рамки возрастных групп взяты нами довольно пространные (одна в 5 лет, две — в 10 лет каждая и две неопределенные — "до 20 лет" и "свыше 45"), и, следовательно, достаточно оказалось места для супругов, возрасты которых не слишком различаются между собою.

Нам остается рассмотреть отношения по возрастам вдовцов и вдов. Наибольшее число тех и других приходится в Киеве на возраст от 35 до 45 лет (77,4 pro тШе всего числа состоящих и не состоящих в браке), в Петербурге — на возраст свыше 45 лет (70,6). До 25 лет процент вдов и вдовцов ничтожен в обоих городах, но в Киеве странным образом он превышает Петербургский (Киев — 3,14, Петербург — 1,5). От 25 до 35 лет он уже значительно больше (14,7 — Киев, 12,53 — Петербург), затем от 35 до 45 лет в Киеве достигает максимума, ^в Петербурге доходит до 24,3, свыше 45 лет в Киеве опускается До 24,8, в Петербурге достигает максимума. Что касается Разницы по отдельным полам, то именно значительное пре­обладание числа вдов и служит причиной киевского и петер­бургского максимумов: в Киеве на возраст от 35 до 45 лет Приходится 62,1 вдов и 15,3 вдовцов, в Петербурге на возраст ^свьгше 45 лет вдов — 58,4 вдовцов — 12,2 на тысячу всего

500

501

состоящего и не состоящего в браке населения. В остальных возрастах число вдов уже менее значительно, хотя во всех без исключения. оно редко превышает число вдовцов. Особенно заметным становится это превышение начиная с 25-летнего возраста. В возрастном интервале от 25 до 35 лет число вдовцов в Киеве — 2,8, в Петербурге — 2,21, вдов же в первом — 11,9, во втором — 10,32; в интервале от 35 до 45 лет в Петербурге число вдовцов — 4,3, вдов — 20,04, в Киеве на этот возраст приходится упомянутый максимум вдов; в период свыше 45 лет число вдовцов в Киеве — 5,1, вдов — 19,7, в Петербурге это — возраст максимума вдов.

Материала о браках преждевременных, ранних, своевремен­ных, поздних, а также о браках первых, вторых, третьих ни в той, ни в другой переписи мы не находим. Что касается, в частности, браков первой из этих двух категорий, то, пожалуй, можно бы сделать относительно них кое-какие вычисления на основании таблиц о семейном составе по полам. Но так как в этих таблицах не говорится ни слова о том, находятся ли в брачных отношениях именно те лица обоего пола, состоящие в браке, возраст которых обозначается, и так как, следова­тельно, всегда есть полная возможность полагать, что муж попал в одну возрастную группу, а жена — в другую, причем неизвестны обе, то лучше и не отваживаться на подобные сопоставления. Нет также в киевских таблицах и материала о числе семейств, вообще об отношениях восходящих и нисходящих родственных линий.

Дальнейшие в порядке возрастающей сложности отношения народонаселения суть отношения племенные, национальные. Мы находим в таблицах довольно удовлетворительные данные об этом предмете, если оставить в стороне то обстоятельство, что в петербургской переписи, чтобы определить число лиц, относящихся к той или другой народности, необходимо пред­варительно перерыть вверх дном чуть ли не тридцать страниц.

...Преобладающая народность — русские — рпять-таки составляет в обоих городах почти одинаковый процент — 80,06 в Киеве и 84,8 в Петербурге. Мужчин русских в обеих местностях несколько больше, нежели женщин, а именно: в Киеве говорящих в домашнем быту на русском языке МУ*" чин — 80,93% от числа всех мужчин, а женщин — 78,92%, в Петербурге же первых — 86,5%, вторых — 83,2%. Остальной процент жителей в Киеве и в Петербурге имеет уже разный состав. В Киеве второе за русскими место принадлежит евреям (10,53% всего населения, 9,96% всех мужчин и 11,27% всех женщин), в Петербурге же — немцам (7,0% всего населения, 5% всех мужчин и 8,5% всех женщин). Таким образом, еврейки в Киеве и немки в Петербурге довольно неожиданно оказы­ваются в большем числе, нежели их мужья, отцы и братья.

Третье место' после русских и евреев принадлежит в Киеве .полякам (6,41% всего населения, 6,14% мужчин и 6,75% женщин), в Петербурге же — разным смешанным, преиму­щественно восточным, народцам и финнам (3,8% всего на­селения, 3,8% мужчин, 3,5% женщин). Остальные народности, кроме еще немцев в Киеве (2,11% всего населения, 1,97% мужчин и 2,27% женщин), представлены в обоих городах очень слабо. Так, польский элемент в Петербурге дает едва 1,6% населения, 1,7% мужчин и 1,5% жешцин; прочие славянские народности в Петербурге составляют 0,1% всего населения и столько же лиц каждого пола в отдельности, в Киеве 0,13% всего населения и почти столько же каждого пола. Далее, еврейская народность в Петербурге составляет всего 1,0% населения и таково же число представителей каждого пола, западноевропейские народности, кроме немцев, — всего 1,7% (1,3% мужчин и 2,1% женщин), в Киеве — 0,54% (столько же каждого пола).

Не довольствуясь обозначением русской народности в целом, составители и производители киевской переписи попытались, сверх того, определить, какое чисто русских говорит по-ма­лороссийски, какое — по-великорусски, какое — по-белорус­ски и какое, наконец, — на смешанном и литературном языке или наречии. Оказалось, что говорящих на смешанном и литературном (общерусском) языке в составе киевского насе­ления больше всего, а именно 49,32% (51,90% мужчин и 45,86% женщин), за ними идут говорящие по-малорусски — 39,26% (в том числе 35,59% мужчин и 44,17% женщин), затем — говорящие по-великорусски (9,91% — 10,97% мужчин и 8,50% жешцин) и, наконец, последнее место принадлежит белорусам (1,51% — 1,35% мужчин и 1,47% женщин). Сомнительно, впрочем, чтобы приведенные данные были верны: не говоря уже о трудностях, общих всякому без исключения цензу народностей, крик местных софистов-патриотов немало спо­собствовал затемнению в глазах киевской публики понятия о родном языке и повлек за собою бесконечные недоразумения при определении различных видов русского языка. Заметим мимоходом, что те же юго-западные Трейчки не постыдились по опубликовании переписи с ученым видом заявить местному отделу реприманд¹ по поводу того, что последний осмелился сосчитать отдельно великорусов, малорусов и белорусов, Живущих в Киеве!

Ни киевская, ни петербургская переписи не представляют, к сожалению, тех комбинаций каждой (хотя бы крупной) Народности с возрастом, семейным составом и тем и другим вместе, о необходимости которых мы говорили выше. Взамен

'От франц. reprimande — выговор.

502

Ч ■ 503?

этого киевская перепись дает нам вряд ли необходимые сочетания языка с вероисповеданием и языка с сословием, а петербургская — те же сочетания языка с вероисповеданием и вместе с тем с грамотностью.

Опуская вероисповедный и сословный составы населения ... обратимся к изучению состава населения по степени гра­мотности. Киевские данные этой последней категории дают возможность определить отношение между грамотными, т.е. умеющими и читать и писать, полуграмотными, т.е. умеющими только читать, и неграмотными, т.е. не умеющими делать ни то, ни другое. Первых оказывается в составе киевского на­селения поразительно ничтожная цифра — 375,1 человек pro mille, вторых — 68,0 человек, третьих — 555,9. Петербургская перепись различает только грамотных и неграмотных, разумея под первыми всех умеющих читать, и дает следующие цифры (извлечь которые из таблиц представляет собой опять-таки довольно сложную и даже головоломную операцию): 555,3 человека оказываются в Петербурге грамотными, 444,7 — неграмотными. Таким образом, не говоря уже о других яв­лениях, Петербург стоит в этом отношении гораздо ближе к европейским городам, нежели Киев; если даже причислить всех полуграмотных жителей Киева к грамотным, на что мы имеем полное право ввиду сравнения с петербургскими данными, то все же число грамотных в Киеве — 375,1 — не достигнет петербургской. Интересно также и следующее явление, бес­спорно указывающее на степень сложности общественной жизни того и другого города: число грамотных женщин в Киеве значительно меньше, чем в Петербурге, а именно: вместе с полуграмотными оно равняется 145,1 человек на тысячу всего населения, в то время как в Петербурге грамотных женщин 204,4; напротив, неграмотных женщин в Киеве 290,5, в Петербурге — всего 230,0. Что касается мужчин, то в Киеве грамотных лиц этого пола (вместе с полуграмотными) считается 297,9, неграмотных — 266,4; в Петербурге же первых — 350,9, вторых — 213,6 на тысячу всего населения. Мы видим, таким образом, что перевес грамотных женщин столицы значитель­нее, чем перевес грамотных ее мужчин.

Из сочетаний грамотных с другими элементами населения киевская перепись дает нам весьма интересное сопоставление грамотности и возрастов с подразделением жителей на киевлян и некиевлян. Ничего подобного мы не находим в петербургской переписи. Что касается распределения грамотности по возрас­там, то первое место по относительному числу лиц грамотных и неграмотных принадлежит возрасту, превышающему 20 лет, — 686 грамотных и 595 неграмотных pro mille всего числа тех и других в отдельности. В возрастах более юных процент грамотности постепенно возрастает по мере приближения к

зрелости: так, в возрасте до 7 лет грамотных оказывается 16 человек, от 7 до 14 — 147, от 14 до 20 — 151 на тысячу всех грамотных. Число неграмотных, напротив, в той же последовательности уменьшается: до 7 лет неграмотных — 218 человек, от 7 до 14 — 95, от 14 до 20 — 92 на тысячу всех неграмотных. В возрасте свыше 20 лет число грамотных мужчин в два с лишним раза больше числа грамотных женщин (472 мужчины и 214 женщин pro mille всего числа грамотных), так что именно к этому возрасту относится главным образом та разница в образовании лиц того и другого пола в Киеве, о которой была речь выше. Во всех прочих, более ранних возрастах число грамотных мужчин также превышает число грамотных женщин, но уже в гораздо меньшей степени. До 7 лет грамотных мужчин — 9, женщин — 7, от 7 до 14 — первых 86, вторых 61, от 14 до 20 лет — первых 87, вторых 64 pro mille всех грамотных. Еще меньше разницы представ­ляют отношения по возрастам неграмотных лиц того и другого пола: до 7 лет неграмотных мужчин — 107, женщин — 111, от 7 до 14 первых — 41, вторых — 54, от 14 до 20 первых — 41, вторых — 51, свыше 20 лет первых — 270, вторых — 325 на тысячу всех неграмотных.

Обращаясь к вопросу о соотношении числа грамотных и неграмотных киевлян и некиевлян, мы видим, что процент грамотных гораздо выше среди некиевлян: в первом из этих двух разрядов 317 грамотных и 687 неграмотных, во втором — 482 грамотных и 518 неграмотных на тысячу. Зато среди коренного киевского населения грамотность распределена ро­внее между лицами того и другого пола: читать и писать или только читать умеют из тысячи киевлян и киевлянок 175 первых и 138 вторых, между тем как на 1000 некиевлян приходится 328 первых и 154 вторых. Напротив, неграмотных киевлян состоит налицо 283, киевлянок — 404 pro rnffle, тогда как некиевлян 251, некиевлянок 267, т.е. равенство неграмот­ности оказывается в пользу женщин и мужчин пришлого населения. Значительный интерес представляет, далее, распре­деление по возрастам отдельно грамотных и неграмотных киевлян и некиевлян.

... Среднее образование численно превосходит у нас низшее. Одно из многих совершенно невероятных и а то же время совершенно достоверных явлений русской жизни! Среди мужчин высшее образование получили 88, среднее — 201, низшее — 187, начальное — 524 человека из тысячи. Среди женщин первый вид образования достался 2, второй — 225, третий — 195, четвертый — 578. Таким образом, по начальному, низшему ^и среднему образованию женщины имеют в Киеве преиму­щество, по высшему — дефицит в сравнении с мужчинами.

Из сочетаний собственно грамотности с другими элементами

505

могло бы представить интерес сопоставление ее с каждой отдельной народностью, для чего имеется и материал в пе­реписях. Но сберегая время и место для наиболее важной части исследования, а именно вопроса о промыслах и занятиях, мы оставляем это сопоставление в стороне. Заметим еще мимо­ходом, что вместо довольно безразличных по своему значению сочетаний грамотности и степени образования с вероиспове­данием и сословием, которым посвятили столько труда и времени составители той и другой переписей, мы не прочь были бы видеть комбинации хотя бы, например, этнического состава населения с возрастными и семейными группами.