
- •Адзинов Магомед На берегах моей печали Исторический роман
- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6.
- •Глава 7
- •Глава 8.
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11.
- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12
- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12
- •Глава 13
- •Глава 14
Глава 7
Худ проснулся позже обычного, сказалась усталость предыдущего дня. Вспомнил состояние Машуко и, беспокоясь, вышел из грота. Небо, затянутое черными тучами, обещало ненастье. С ледников дул холодный ветер. Машуко нигде не было. Худ зябко поежился, но, сбросив сонную вялость, размялся и побежал к речке.
На берегу от неожиданности остановился как вкопанный. Из воды выходил незнакомый, довольно высокий мужчина. Широкие плечи, узкие бедра. Давно не тренированные дрябловатые мышцы указывали, что этот человек когда-то обладал недюжинной силой. Присмотревшись, на гладко выбритом, бледном лице с аккуратными усами, Худ увидел знакомые черты наставника, но еще не совсем уверенный в своей догадке, стоял в замешательстве. Машуко попрыгал, вытряхивая воду из ушей, и улыбнулся Худу.
- Что, не похож на старика? – чуть стесняясь своего вида, смущенно спросил он,- вот решил привести себя в порядок. Я вспомнил, кто я и откуда. Я не так стар, как казалось. Просто, я долго болел, теперь я здоров, благодаря Тха и тебе. Не удивляйся, это длинная и печальная история. Когда-нибудь расскажу.
Пораженный увиденным, Худ стоял, пока Машуко, одевшись, не ушел. Худ вошел в воду, не ощущая холода. Он еще долго качал головой от удивления. Разве можно поверить, что сгорбленный старик, всего лишь выпрямившись и развернув плечи, превратится в зрелого, полного сил мужчину. Не догадываясь, что сам гораздо изменился с тех пор, как его нашел Машуко, Худ не мог понять причину превращения Машуко. Но он видел его и был радостно возбужден, нынешний Машуко ему нравился еще больше.
Когда Худ вернулся к гроту, его ждал горячий чай, заваренный из целебных горных трав.
- Быстренько пей чай. Скоро будет дождь. Нам надо успеть в одно место до того как он начнется, - собирая небольшой мешочек, поторопил его Машуко. Возбуждение Худа еще не прошло и он, обжигаясь, выпил чай.
- Бурку брать? – спросил он.
- Нет, здесь недалеко, - ответил Машуко и, усмехнувшись, спросил, - не обварился? Ты кипяток выпил как холодную воду. Ладно, пошли.
Они спустились к речке и прошли выше своей купальни шагов сто. Здесь Машуко остановился перед сплошным орешником.
- Цира иди, погуляй, за нами не ходи, - умная собака, признавая за Машуко главенство, недовольно сделала несколько шагов в сторону и, что-то заметив, убежала.
- Запомни это место и иди за мной след в след, постарайся не примять ни одной лишней травинки, - предупредил Машуко Худа и ступил в кустарник.
Он осторожно раздвигал стволы и легко проносил свое тело. Худ еле поспевал за ним. Когда, казалось, что уже должны выйти из оврага, прогремел гром, многократно усиленный эхом и тут же сверкнула молния. От неожиданности Худ вздрогнул и прикрыл рукой голову. Отпущенная лещина, больно хлестнула по лицу. Машинально помянул бога Шиблэ, моля о пощаде. Спохватился, посмотрел в широкоплечую спину и покраснел, но Машуко не обратил внимания. Крупные капли дождя застучали по листьям.
- Не бойся, не промокнем, - успокоил Машуко парня, - уже пришли.
Машуко раздвинул куст, росший вплотную к отвесной скале и, пригнувшись, почти приседая, нырнул в темное отверстие. Лаз был в высоту чуть выше пояса юноши. Он подумал, что десятки раз проходил мимо, когда строил конюшню, но ни разу не заподозрил, что здесь может быть пещера.
Внутри было совершенно темно, и Худ остановился, привыкая к темноте. Несколько раз брызнули искры, и сухой мох затлел слабым язычком пламени. Худа всегда удивляло, как быстро Машуко разжигает огонь. Вот и сейчас он вынул из мешочка сухие тонкие щепки, и через минуту маленький костер весело трещал, выхватывая из темноты лица людей. Машуко протянул руку в темноту и в руках у него оказался черенок факела. Некоторое время пламя лизало сухую, смолистую сосну, будто пробуя на вкус, затем, пыхнув копотью, обхватило его, осветив просторное помещение. Машуко с факелом прошел вглубь и зажег второй факел, прикрепленный к стене.
Худ заворожено следил за наставником. Ему чудилось, что он оказался в сказке, и сейчас начнут происходить разные чудеса. Пещера была не очень широкой и примерно такой же высоты. Правильным квадратом она уходила вглубь скалы. Казалось, сказочный великан выложил ее из громадных блоков. Машуко вернулся и воткнул факел в трещину на стене. Теперь, пещера освещалась ровно, во всю длину.
Вдоль стен аккуратно были разложены войлок, бурки, одежда, сбруя. Отдельно лежало оружие: луки, стрелы, копья, шашки и, даже кольчуги. Это действительно было сказочное зрелище. Худ задумался, откуда здесь столько добра и спросил об этом Машуко.
- Кое–что я принес, но большинство было здесь, когда я нашел саму пещеру. Здесь сухо, прохладно и проветривается хорошо, видишь, пламя тянет вверх. В том углу, наверное, есть щель, которая выходит наружу, - объяснил Машуко, - поэтому вещи сохраняются долго. Но вот следов хозяина я так и не нашел. А теперь пришла пора воспользоваться этим добром, и пусть не пропадет его труд даром.
Несколько часов они провели в пещере. Перебрали множество вещей, но одели Худа с ног до головы. На зиму взяли овчинный тулуп и смушковую шапку. Машуко сменил бешмет, вдруг, ставший коротким и тесным. Но не одежда привлекала внимание Худа - и глаза, и сердце запали на оружие. Наконец, Машуко сказал:
- Мы не будем каждый день приходить сюда, поэтому возьмем все необходимое сейчас. Выбери оружие. Сначала то, что тебе нравится, потом посмотрим вместе. Не торопись, думай.
Худ был на седьмом небе от счастья. Глаза разбежались. В голове было пусто. Желание иметь оружие было огромным, но, что именно важно иметь он не знал и растерянно остановился. Повернулся к наставнику:
- Машуко, я хочу научиться владеть любым оружием, но не знаю с чего начать.
- Это не страшно. Возьмем все, что захочешь. Сейчас главное, чтобы было по руке и по силе, - он взял лук, проверил тетиву, передал Худу, - надень тетиву.
Юноша неловко попытался это сделать, но ничего не получилось.
- Ладно, сейчас не мучайся, научишься.
Взяли еще шашку по руке, копье, несколько дротиков, десяток стрел с разными наконечниками и оперением. Навели порядок и, потушив факелы, отправились домой. Дождь прекратился, но тяжелые тучи все еще нависали над долиной.
Следующую неделю с небольшими перерывами шел дождь. В долине стало холодно, но жители пещеры не обращали внимания на погоду. С самого утра и до позднего вечера Машуко учил своего юного воспитанника воинскому искусству, а заодно обновлял свои навыки постоянными тренировками. Он начал с того, что показал Худу как изготавливать стрелы, вырезать из кости наконечники, и выбирать оперения. Худ был старательным учеником. Дождь ему не был помехой. Изготовив первую стрелу, он тут же выскочил на небольшую площадку рядом с пещерой и испробовал ее. Стрела пролетела далеко от цели. Машуко взял стрелу и чуточку подправил оперение. Худ снова натянул тетиву. На этот раз стрела, не совсем точно, но цель поразила. Машуко разобрал стрелу и предложил сделать по этому образцу еще несколько стрел, причем, чтобы размер, форма и вес наконечников были одинаковы. На следующий день стрелы были готовы. Машуко осмотрел их и отложил три из них в сторону, остальные забраковал. И так до тех пор, пока Худ, сам не уловил свою ошибку. Из следующего десятка Машуко отбросил только одну. Когда юноша научился изготавливать совершенно одинаковые стрелы, приступили к тренировкам в стрельбе.
И здесь Худу пришлось спускать пустую тетиву десятки и сотни раз, пока пальцы не научились правильно отпускать ее. Машуко мастерил шашки из кизилового дерева и, прислушиваясь, по звону определял успехи своего ученика. Когда звук стал чистым и ровным, поставил мишень на самое близкое расстояние.
Машуко объяснил юноше основные правила стрельбы. Он особо подчеркнул, чтобы Худ научился, не глядя класть стрелу на лук, определив место упора стрелы в тетиву. Он должен быть точно посередине. Научиться этому можно только упорным трудом. Машуко взял лук и, волнуясь, положил стрелу. Сумеет ли он через столько лет сна поразить цель? На мгновение перед мысленным взором возникли мечущиеся в ужасе горбоносые всадники, и Машуко послал стрелу в цель. Юноша восхищенно охнул, и Машуко облегченно вздохнул; руки не подвели - у них память была крепче, чем у него.
- Надо достичь такого мастерства, чтобы руки сами, без участия глаз определяли эти точки, - поучал он парня, - в бою может не быть возможности примеряться, но это придет со временем, а сейчас будь внимателен, не торопись.
Худ взялся за дело с твердым намерением в ближайшее время достичь поставленной цели и, действительно делал успехи. Через несколько дней он довольно уверенно попадал в цель, и Машуко отодвинул мишень. Когда Худ освоил и это расстояние, Машуко расставил мишени по всей площадке и даже в лесу, на деревьях на разной высоте. Когда шашки были готовы, работы Худу прибавилось. У него был точный глаз, но руки были слабоваты, и Машуко показал ему несколько упражнений, которые развивали кисти рук, чтобы свободно управляться с шашкой.
Постепенно количество разнообразных приемов увеличилось настолько, что весь день был заполнен. Машуко определил очередность и время занятий так, чтобы Худу не прискучило однообразие. С короткими перерывами стрельба из лука сменялась упражнениями с шашкой, затем была очередь метания копья и дротиков. Занимаясь хозяйственными делами, Машуко не упускал из виду успехи и неудачи юноши. Подмечая ошибки, он терпеливо объяснял их, показывал снова и снова, добиваясь виртуозного исполнения.
Наконец, затяжное ненастье закончилось, и ласковое солнце выглянуло из-за скал. Снова птичье щебетание заполнило ущелье. Над всей долиной поднимался пар. Мужчины отложили тренировки и вплотную занялись заготовкой сена. Впрочем, это заняло не так много времени: часть сена уже была скошена. Через несколько дней с помощью кобылы сено было уже у конюшни. Но были и другие заботы.
Заготовка дров заняла больше времени, чем думал Худ. Рубили только сухостой, живые деревья не принято было рубить, тем более на дрова. В сушняке недостатка не было. Совсем недалеко снежная лавина образовала широкую просеку. Уже сухой лес лежал у подножья склона. И здесь пригодилась лошадь.
В хозяйственных заботах прошло лето. Дни стали короче, а ночи холодными. Все чаще моросил холодный пронизывающий дождь, а вершины гор, окружающих долину, покрылись снегом. Тучные стада и отары, за лето нагулявшие бока, отправлялись вниз, по своим селениям. Машуко и Худ оставались хозяевами долины. Каждый день Машуко уходил на охоту, иногда брал с собой и Худа. Учил ходить по горам, ориентироваться и разным хитростям, необходимым для охоты и безопасности.
Однажды Машуко решил пойти на тура. Дело это, сложное, требующее большой сноровки. Собираясь, предупредил, что будет отсутствовать несколько дней. Худ не первый раз оставался один, но Машуко, зная, что юноше не сидится на месте, сказал:
- Без Циры не уходи, если пойдешь в долину, будь осторожен. Сейчас самое опасное время. Можно нарваться на лихих людей, - подумав, добавил, - смени шляпу на овчинную шапку - пора, и не забывай короткую бурку.
Машуко ушел, а Худ направился к лошадям. В последнее время он не упускал случая побыть с жеребенком. Худ назвал его Натох (белолобый) и рад был, когда Машуко одобрил. Натох рос резвым и игривым. Завидев Худа, срывался с места и, сделав круг, молнией подлетал к юноше и осаживал, скользя по сырой траве. Словом, они подружились. Повозившись с Натох, Худ пошел в чинаровую рощу. Семечки чинара уже созрели, он набрал полную сумку и принес домой. Взялся готовить обед, но пришлось сходить за водой. Возвращаясь, увидел, как ворона спикировала на кошму, где лежал приготовленный на обед кусок мяса. Худ взял камень и швырнул, но не добросил. Испуганная птица уронила мясо.
Худ, раздосадованный промахом, подобрал мясо и о чем-то долго размышлял. После обеда взял кусок телячьей кожи и, нарезав ремней, изготовил пращу.
Глухонемой Мыца научил его искусству метания, но после того как Худ метнул увесистый камень в обидевшего его мальчика, отобрал пращу и запретил впредь брать ее в руки. Но теперь уже другое дело. Он вырос, и Машуко учит его обращаться с оружием, а праща в умелых руках, оружие не хуже лука, да и со снарядами проще.
Худ примерил свое изделие к руке, подобрал подходящий камень и метнул. Ремешок был длинноват, укоротил. Снова метнул. Теперь в самый раз. Юноша увлекся новым занятием. С пращой обращаться было проще, чем с луком. Навыки у него были, надо было набить руку. До вечера он бросал камни, но желанной точности достичь не сумел. Он метал скальную щебень, которая по размеру, весу и рисунку, была самая разная.
Утром, окунувшись в воду, он стал высматривать дно ручейка. Но и здесь были в основном плоские обломки и, все же нашел несколько округлых камней. Их оказалось намного легче направлять в цель, и Худ решил немедленно идти в долину. Там дно реки было усыпано галькой, обкатанной и отшлифованной потоком.
Худ взял лук и колчан со стрелами и поднялся на правое нагорье. Из-за скалы, что-то вынюхивая, вышла лиса. Цира гавкнул и кинулся к ней. Лиса бросилась в лощину.
Дул пронизывающий ветер, зато обзор был великолепный. Дух захватывало. Худ залюбовался снежными вершинами. Громада скал удивляла и подавляла. Здесь человек мал и слаб, но все же только он мог покорить эти вершины. Юноша подумал, что где-то среди этих скал поляна из его сновидений, и он ее обязательно найдет. Он позвал собаку, убежавшую в лощину за лисой, и пошел дальше.
Долина открылась внезапно, когда он вышел на край утеса. Она лежала темно-зеленым ковром, отороченным белым кружевом. Вся как на ладони, упираясь в снежное поле на юге и, исчезая в туманной дымке на севере. Прямо против Худа внизу, большое стадо уходило в селение. Животные, за лето раздобревшие на вольных выпасах, с высоты казались не больше овцы. В долине остались еще две, три отары овец и стадо быков.
Худ посмотрел вниз. Высокие сосны вплотную стояли у обрыва. Казалось можно без особого труда дотянуться до верхушек. Зачарованный Худ чуть было не протянул руку, но спохватился и стал высматривать путь, чтобы спуститься к лощине, пересекавшей долину.
Спуск был нелегкий. Кожаные чувяки скользили по крутому склону, даже собака, местами, катилась словно шерстяной клубок. Сосновый лес перешел в смешанный и закончился узкой полосой густого ольшаника. Продираясь сквозь заросли, Худ услышал неясный шум. Остановился, придерживая Циру. Показалось, что спокойным шагом идет лошадь.
Худ, прислушиваясь к звукам, осторожно стал пробираться через подлесок. Остановился, подождал. Теперь ясно был слышен шаг коня. Вот он стал удаляться, и Худ выбрался из зарослей в редкий кизиловый кустарник. Ход лошади был ровный, но всадник ли это, юноша не понял и, чтобы выяснить, взобрался на валун. Некоторое время он слышал только удаляющийся топот, но вот на просвет между кустами выехал всадник на вороном коне в полном, как водится, вооружении. Что-то насторожило парня. Он спустился с камня и пошел своей дорогой, пытаясь понять, что его встревожило.
Кустарником вышел к лощине, по которой весело бежал ручеек от родника. Какой-то незнакомый запах стоял у источника, но вода была чистой и Худ решил напиться. Наклонился и от неожиданности отпрянул. Вода в источнике, пузырясь, кипела. Наблюдая за диковинным кипением воды, обратил внимание на траву вокруг источника. Она была густой и ярко зеленой. Тогда он решил все-таки попробовать воду. Не понравилась, она была солоноватой.
Из головы не выходил всадник, что-то было не так, но что - Худ не мог понять. Он набрал камней столько, сколько мог поднять и, возвращаясь, вдруг остановился. Почему всадник ехал кромкой леса? Ведь есть дорога. Не было сомнений - он скрывался. Почему? И тут же вспомнилось. Человек, топтавший его конем, был тоже на вороном жеребце. От возбуждения юноше кровь ударила в голову, внутри все дрожало. Худ лихорадочно думал. Если это его обидчик, то он вовсе не пастух и не чабан. Он грабитель. Грабить один, он вряд ли будет. Хотя бывают отчаянные головорезы. В прошлый раз он был с компанией. Значит, сейчас он отправился на разведку и к вечеру, в крайнем случае, утром вернется. Жаль, что он не видел лица всадника, тогда бы многое разъяснилось. Худ решил проследить за всадником и прибавил шагу.
Юноша выбрал место на пригорке так, чтобы, оставаясь невидимым, можно было обозревать большую часть долины. В ожидании, он, выбрав мишень, упражнялся в стрельбе. Ему даже удалось подстрелить ворону. Это был первый успех. Из перьев вороны получались прекрасные оперения для стрел.
Стало вечереть, но всадник не возвращался и, на какое-то время Худ засомневался в своем предприятии. Он даже не подумал для чего это нужно. От этих мыслей ему стало стыдно, понимая, что они вызваны томительным ожиданием. Машуко наставлял, что терпение необходимо в любом деле, в охоте особенно. Нетерпеливому охотнику на успех рассчитывать нечего. Юноша отбросил слабовольные мысли, закутался в бурку и привалился к валуну. Цира расположился рядом.
Ночь прошла спокойно. Худ дремал, обняв друга. Пес несколько раз настораживался, но то были лесные звери, а всадника все не было. К восходу солнца он стал уже сомневаться, не проспал ли он его. Собрался домой.
Пес куда-то запропастился, он позвал раз, другой и стал прислушиваться. Показалось, что слышится топот, но из кустов выскочил пес. Тронулись в путь и, вдруг снова послышалось. Худ остановился, дал знак Цире замереть. Ошибки не было, скакала лошадь. Юноша, обняв собаку, притаился.
Скоро показался всадник на вороном коне. Он ехал легкой рысью, поглядывая по сторонам. Худ прикинул, что он проедет достаточно близко и стал опасаться, что конь может учуять собаку, но надо было рискнуть. Он хотел увидеть лицо всадника. Время тянулось томительно долго.
Опасения Худа не оправдались. Всадник выехал из кустов ниже пригорка, где притаились юноша с собакой. Наездник посмотрел наверх, и все внутри юноши заледенело. От переносицы к шее седока тянулся безобразный шрам. Ошибки быть не могло. Это был он, убийца Мыци. Спина бандита подпрыгивала в седле, представляя отличную мишень. Сама собой рука потянулась к луку и только наложив стрелу, Худ спохватился. Стрелять в спину не достойно мужчины, что скажет Машуко, если узнает. Нет, он не мог поступить подло. Подождав, пока всадник отъехал на достаточное расстояние, Худ последовал за ним. Цира уже понял, что надо вести себя тихо и, насторожившись, шел рядом, ожидая команды.
«Кривой», так обозвал всадника Худ, старался не выезжать на открытое пространство, даже там, где людей быть не могло. Юношу это не удивляло. Первое правило вора быть незаметным. Преследование продолжалось до самого вечера. Как долго оно будет длиться, Худ не знал, но был твердо уверен, что отступать нельзя. Он полагал, что вор исчезнет в каком-нибудь ущелье, но он проезжал их один за другим.
Начало смеркаться. Кривой завернул в лес и, наискосок, по известной ему тропе, стал подниматься в гору.
Худ замешкался, размышляя, стоит ли, на ночь, глядя, идти в неизвестность, но отступать не стал. Однако тропу, на которую свернул гнедой, в сумерках обнаружить не смог. Но Цира нырнул в лес и через несколько минут возвратившись, остановился, ожидая, когда хозяин пойдет за ним. Собака уверенно пошла вперед.
Вскоре обозначилась широкая тропа, но спустилась ночь, и в кромешной тьме идти стало трудно. Хотя глаза и привыкли к темноте, но юноша, все же несколько раз споткнулся. Было очень рискованно идти по незнакомой лесной тропе, и он уже решил было остановиться, но в это время взошла луна, и стало возможным различать дорогу. Уже, наверное, за полночь поднялись на гору.
Лес кончился, и Худу показалось, что здесь было совсем светло от лунного света. Но тропа исчезла, а Кривого и след простыл. Что делать? И снова выручил пес. Он шел как заправская ищейка, хотя не был таковым, и юный следопыт нисколько не сомневался, что он идет по верному следу.
Худ не успел сориентироваться, когда почувствовал запах дыма. Цира в нетерпении кружил вокруг хозяина. Юноша сделал знак быть осторожным и пошел дальше. В ближайшем распадке горел огонь. Вокруг костра лежали люди. Худ насчитал пятерых. В отдалении паслись кони, как показалось не расседланные. Пять человек, пять лошадей - запасных не было.
Худ, придерживая своего друга, осматривался в поисках удобного для наблюдения укрытия. Место голое, скальные выступы и другие укрытия располагались далековато от стоянки. Проследить можно, но услышать ничего нельзя. Время шло в поисках решения. Худ не мог придумать ничего достаточно надежного, и, оставив идею приблизиться к грабителям, решил было угнать лошадей. Но по здравому размышлению пришлось отказаться и от этой затеи. Не так просто угнать боевого коня, он слушается только своего хозяина и может поднять тревогу. Не найдя другого выхода, Худ решил дождаться утра и, расположившись ближе к лесу, на всякий случай, приказал Цире сторожить и завернулся в бурку.
Еще не проснувшись в груди Худа засвербела тревога, он слышал людские голоса. «Поймали», - подумал он и вскочил. Но рядом никого, кроме Циры не было, а голоса слышались ясно. В горах это обычное дело. Ветер и эхо так шутят, что человека не видно, а голос слышен, будто он рядом. Кроме голосов ветер принес и запах жареного мяса. Заныло под ложечкой и Худ вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Вынул из сумки вяленого мяса и, поделившись с Цирой, стал сосать его. Голод отступил, и он стал прислушиваться.
Он понимал не все слова, видно они пришли из-за перевала, Машуко говорил, что их наречие несколько отличается, но смысл понять можно. Из всего услышанного Худ понял, что это действительно грабители. Разведчик предложил им подождать здесь. Скоро стадо погонят на равнину и, намного безопаснее перехватить их здесь и завернуть на тайную тропу, чем гнать целый день по долине. Разговоры затихли и Худ понял, что решение принято. Теперь нужно было думать ему.
Он понимал, что пятерых отъявленных головорезов ему не одолеть. Ждать здесь нечего, могут обнаружить. Хорошо бы найти потайную тропу, но и это было слишком опасно и, не долго думая Худ пустился в обратный путь. Машуко, должно быть, уже дома. Он придумает, как быть. Путь к дому всегда легче и быстрее. Стоило только дать команду Цире и он так побежал, что приходилось его останавливать. Он безошибочно нашел лесную тропу, и Худ, при свете дня, прекрасно запоминал дорогу.
Выходя из леса, Худ понял, что это не та тайная тропа, по которой разбойники гонят скот. Не было никаких следов, да и, чтобы выйти на лесную дорогу, надо было прорываться сквозь заросли облепихи. Нет. Выход на потаенную дорогу был в другом месте. Возможно, недалеко отсюда. Худ обошел окрестный склон, но так и не найдя ее, отправился домой.
Машуко еще не вернулся. Худу не терпелось рассказать о том, что обнаружил. Он был уверен, что Машуко немедленно начнет действовать, но постепенно запал угас, а наставник все не возвращался. Юноша поднимался на пригорок, откуда просматривалась долина, и наблюдал за происходящим. Но там никакого движения не было.
В ожидании, Худ метал камни. Играючи он мог попасть в цель с двадцати, тридцати и более шагов. Да так, что в скором времени вороны перестали летать в окрестностях их жилища. Прошелся к ближней осыпающейся скале и подбил пару горных куропаток. Он еще раз сходил в долину за камнями, но вернулся очень быстро, ни на что не отвлекаясь. Ему казалось, что Машуко вернулся и ждет его. Но наставника не было, а над долиной стали сгущаться тучи. Худ и не заметил, как вдруг все потемнело.
Поднялся шквалистый ветер. С каждой минутой вой усиливался, ветер крепчал. Начался дождь, но вскоре превратился в ледопад. Капли дождя не долетая до земли, замерзали, превращаясь в ледяную крупу. Попадая на открытые части тела, они больно царапали, иногда раздирая кожу до крови. Беспокойство охватило Худа. Где застало ненастье Машуко неизвестно, а каково лошадям. Ледяная буря может их напугать.
Худ взял бурку, повязал башлык и, прихватив уздечку, отправился к загону. Цира, без особого желания, поплелся за хозяином. Когда Худ добрался до животных, ноги по щиколотку утопали в ледяной крупе. Лошади и овцы забились под крону дуба, но резкие порывы ветра доставали их и там.
Худ накинул кобыле узду и повел за собой, жеребенок потянулся за матерью, а овец поднял Цира. Кобыла неохотно шла по незнакомой тропе. Худ оглянулся. Вереницей за кобылой шли жеребенок и овцы, все были на месте. Цепочку замыкал Цира.
А буря набирала силу, в ушах стоял сплошной вой. Кобыла, испуганно встала. Тогда юноша вскочил на нее и пришпорил, но лошадь не шелохнулась, пришлось хлестнуть ее. До конюшни добрались в совершенной темноте. Положив сена в ясли, Худ с Цирой пошли домой. С трудом нашли тропу, поднимавшуюся к пещере, но подняться по ней было невозможно. Несколько раз скатившись по ледяной крупе, Худ решил подняться напролом сквозь кустарник и заросли орешника. В широкой бурке было неудобно, но, упираясь в основания стволов, он все же поднимался и даже помогал Цире. Наконец, они были наверху.
Костер почти затух. Худ быстро накрошил хворост, разгреб еле тлеющие угли и, краснея от натуги, раздул огонь. Когда костер, весело потрескивая, разгорелся, юноша приладил к входу, заранее приготовленный плетень и накинул на него кошму. Стало уютнее Порывы ветра уже не проникали в пещеру. Только отогревая руки у костра, Худ понял, как они замерзли. Кончики пальцев пронзали тысячи иголок, причиняя нестерпимую боль. Через силу он заставил себя снова выйти наружу, набрал крупы небесной и растирал пальцы, пока боль не ушла. Согревшись, повесил на огонь медный казанок с куропатками и котелок с душистым чайным сбором из горных трав.
В жилище стало тепло и особенно уютно оттого, что снаружи неистовствовала буря и, все было бы хорошо, если не беспокойство за своего наставника. Неприятные мысли о том, что могло случиться с ним в такую бурю, когда и в хорошую погоду в горах небезопасно, сменяли одна другую. Он порывался предпринять что-нибудь, но что он мог сделать в такую ночь. В конце концов, ничего не придумав, отложил все действия до утра.
Чай стал закипать, когда задремавший было, Цира встрепенулся и, виляя хвостом, кинулся к входу. Снаружи послышался шум. Худ вскочил и отодвинул плетень. В пещеру буквально ввалился обледенелый Машуко. Ледяные сосульки свисали с усов и со смушковой шапки, будто повесили их специально для украшения. Худ радуясь, что все тревоги позади, хихикнул. Машуко скинул ношу в угол и снял бурку. Отряхнул шапку. Сосульки со звоном разлетелись. Снимая сосульки с усов, улыбнулся:
- Что, поймала нас зима? Не беспокойся, это еще не зима, будет еще тепло. Это всего лишь предупреждение. Ну, как у нас дела? Рассказывай, не скучал?
Худ наливая горячий чай, начал рассказывать, но заметил разодранный, окровавленный рукав Машуко и замолчал на полуслове. Машуко проследил его взгляд и небрежно махнул рукой:
- Не обращай внимания. Поцарапал немножко барс, только и всего. Пострашнее было бы остаться в мертвом ущелье. Но, слава всемогущему Тха, удалось выбраться. Как-то там наша скотина?
- Я их перевел в конюшню.
- Молодец, что догадался.
- Я не догадался. Когда началась буря испугался, что скотина пропадет и перевел их. Я тоже только что, пришел и развел огонь.
- Ну, ничего, главное, что все правильно сделал.
Подоспела и дичь. Это было кстати. Машуко несколько дней держался на сушеном мясе. Особого голода не испытывал, но горячая пища была все же необходима, да и приятней.
Промывая руку Машуко остатками чая, Худ заметил, что на шее наставника тоже глубокая рана. Худ понял, что наставник, не желая показать слабость перед ним, терпит и поддерживает разговор, но устал смертельно. Юноша, устыдившись своей невнимательности, предложил отдыхать, рассудив, что рассказать о Кривом можно и завтра. Все равно при такой погоде предпринять что-либо они не смогут. Машуко заснул, не успев опустить голову на лежанку.
Утром Машуко рассказал, что в поисках тура взобрался высоко до ледников. Шел по насту. Следов не было и, видимо, он потерял бдительность. Снежный барс напал на него неожиданно со скалы, под которой он проходил. Вот и разодрал плечо и руку. А буря началась, когда он проходил мимо озера в мертвом ущелье. Это совсем близко. В хорошую погоду не более часа пути. Да Худ и сам знает.
Буря утихала, но порывы ветра были еще сильны. В затишье между порывами пушистые снежинки, кружась в причудливом танце, завораживали взгляд. Надо было обиходить скотину. Худ рассказал, как было трудно подниматься по тропе, и предложил протянуть веревку по над тропой вместо поручня. Связали куски кожаных ремней и волосяных веревок, и Худ привязал их к более крепким стволам.
Машуко собрался идти с ним, но Худ упросил его остаться, он один вполне мог справиться. Лошади и овцы прекрасно перенесли бурю и уже приноравливались к сену. Юноша напоил их и вернулся.
Выслушав рассказ о встрече с Кривым, Машуко посетовал, что его не оказалось на месте, тем более что разбойник, простреливший несколько лет назад ему руку, был именно Кривой. Его приметы он запомнил на всю жизнь. Худ удивился такому совпадению и еще более захотелось поквитаться с обидчиком, но Машуко успокоил. Даже если они не найдут его сейчас, он все равно попадется, потому что он повадился именно сюда. Здесь как бы его охотничье угодье. Наверное, у них есть тайная тропа, о которой никто не знает. При первой же возможности надо будет найти ее.
К вечеру снег перестал, но пасмурная погода держалась еще несколько дней. Худ занимался хозяйственными делами. Машуко чувствовал себя неважно. Схватка с барсом не прошла бесследно. Рана на шее воспалилась и стала гноиться. Юноша накладывал целебную маз и перевязывал рану. Машуко долго крепился, но все-таки слег.
Ему становилось все хуже, у него был сильный жар, иногда он впадал в беспамятство. Однажды среди ночи он стал бредить. Юноша, не зная чем помочь, просидел у его постели до утра, прикладывая мокрую тряпицу ко лбу больного. Когда Машуко проснулся, Худ сказал ему, что он бредил. Машуко заволновался. Он испугался, что снова может потерять память. Пока Худ занимался по хозяйству, Машуко лежал о чем-то размышляя, потом подозвал его.
- Слушай меня, - сказал он, - сейчас накали нож на костре, потом разрежешь опухоль, выдавишь весь гной, что там есть, промоешь вот этим настоем и прижжешь ножом, понял? Сделай так, как я сказал, не жалей, иначе ничего не получится. Сможешь?
Юноша растерянно молчал, но, сообразив, что кроме него это некому сделать, кивнул.
- Если случится, что я потеряю сознание, не останавливайся, - продолжал Машуко, - после того, как прижжешь, смажешь целебной мазью из горшка в самом углу. Ты все понял? – юноша снова кивнул, - хорошо, начинай.
Худ сделал все, как сказал Машуко. Поначалу руки дрожали. Никогда ему не приходилось делать ничего подобного. Когда из надреза потек гной ему стало дурно, но думать о себе было некогда. Он выдавливал гной, пока не потекла кровь. Промыл рану настоем и приступил к самой трудной части лечения. Запах горелого мяса ударил в нос, но Худ был намерен, во что бы то ни стало довести начатое до конца. Машуко, бледный от боли, пытался шутить, подбадривая юношу, пока тот не наложил повязку. Мазь, приготовленная из целебных трав на жиру, приятно холодила рану, смягчая остроту боли. Машуко устало закрыл глаза. Худ облегченно вздохнул и вытер лицо. Он был мокрый с ног до головы.
Эту ночь Машуко спал спокойно, и боль не очень беспокоила, но повязку надо было менять часто, в день по несколько раз. Худ не тяготился этим и с удовольствием ухаживал за наставником. Машуко выздоравливал, но прошло еще недели две, пока рана не зажила.
Через неделю после бури установилась хорошая погода. Даже стало тепло. На солнце снег неуверенно таял, а ночами подмерзало. Внизу, в долине снег сошел, но трава, прибитая во время бури, уже не поднялась. В урочище никого не осталось, кроме двух жителей ущелья. Стало даже немного одиноко. По совету Машуко, юноша выгонял скот пастись. Натох на просторе резвился до изнеможения.
После выздоровления Машуко тоже стал выходить в долину. Он всерьез взялся за обучение Худа владению оружием. Заодно и сам совершенствовал свои навыки. Поход за туром показал ему, что годы бездействия не прошли даром. А может, возраст давал о себе знать, но он не допускал мысли, чтобы дать себе поблажку. Наравне с Худом он бегал за Натох. Они изломали не одну пару деревянных шашек. Юноше не легко давалась наука владения шашкой. Зато в стрельбе из лука или пращи, метании аркана, он скоро стал даже превосходить своего учителя. Если Машуко и попадал также точно в цель, то в быстроте стрельбы он никак не мог сравняться с Худом. Успехам своего воспитанника он был рад больше чем своим. Одно его заботило; надо было научить юношу верховому бою. Для этой цели кобылица не годилась. Жеребенок Натох, умный, резвый, сильный, обещал стать со временем завидным боевым конем, но это произойдет не скоро. До самой весны они были заперты в горах; предпринять что-либо, чтобы обзавестись лошадьми, не могли. Короткие зимние дни и долгие вечера Машуко использовал с наибольшей пользой. Днем тренировки, охота, а вечерами он рассказывал юноше, разные занятные случаи, байки, учил его песням.
Машуко начал знакомить юношу с историей адыгов рассказом о великом князе Редаде. Тогда Худ впервые узнал, что в мире существуют не только адыги и Черкесия, но и множество других народов и государств.
Юноше особенно понравились сказания о нартах, которые Машуко знал и рассказывал прекрасно. Худ запоминал и пересказывал их, а Машуко ревниво следил, чтобы юноша не допускал ошибок. Сегодня Худ заучивал напутственную песню матери нарта Бадыноко:
«С лебединой шеей твой гнедой,
Тонкой, в две ладони шириной;
Выращен, поджарый, под землей,
Вскормлен первой, раннею травой!
Кто с тобой сравниться на земле?
Ты в седле серебряном сидишь,
Шлемом золотым ты осиян,
Стрелами наполнен твой колчан,
Эти стрелы – словно лес густой.
Блеском, остротой прославлен меч, -
Без нужды его не обнажай,
Обнажил – уничтожай врага.
Увеличь стократно свой удар,
Пусть гремит стократно бранный клич,
Будь на поле ратном тверд и смел,
Начал бой – обратно не скачи.
Войско чинтов преврати ты в пыль,
Вожака их захвати ты в плен,
Смельчака их отпусти ты прочь,
Пусть уходит, цел и невредим,
Пусть к своим он вестником придет,
Принесет о пораженье весть.
Наша жизнь и честь – в твоих руках,
Бадыноко, зоркий мой, лети,
Защити нас, отврати беду!
Доброго пути тебе, сынок!»