153Лектуальном развитии... В значительной мере отсутствовавшие в "Курсе" Ключевского»26.

"Живучесть" концепции В.О. Ключевского помимо всего проче­го объяснялась и внутренними процессами развития науки. По спра­ведливому замечанию М.В. Нечкиной, в 1880-е годы «тип ученого такого широкого охвата, профессионально ориентировавшегося не только в отечественном прошлом на всем его протяжении, но и в ис­тории Западной Европы, уже уходил в то время из отечественной на­уки, заменяясь другим типом профессора, более "отечественным" и более склонным к узкой тематике "своих" эпох»²⁷. Во избежание односторонности, обращаясь к изучению сравнительно узких проб­лем, исследователь постоянно должен был сообразоваться в своих заключениях с какой-либо общей историософской конструкцией. А.А. Кизеветтер писал в этой связи в статье "В.О. Ключевский как ученый-историк России": "Новейшие исследователи, в громадном большинстве — ученики Ключевского, не во всем соглашаются с по­строениями Василия Осиповича. Иначе и не может быть, ибо отсут­ствие контроверзов означало бы смерть научной мысли. Но и наибо­лее рьяные оппоненты Ключевского из числа новейших историков, без всякого сомнения, все будут согласны с тем, что самые их возра­жения возрастают на почве тех именно общих принципов историче­ского изучения, которые были указаны, выдвинуты и практически применены на конкретных исследованиях самим Ключевским". "Со­перничать с ним - нечего было и думать, - дополнял он. - Но можно было попытаться углубить отдельные части этой широко набросан­ной картины"²⁸. Этот взгляд разделял и П.Н. Милюков: "Через Клю­чевского мы впервые поняли русскую историю. И те из нас, кто по­том спорил с этим пониманием, все-таки из него же исходили"²⁹.

II

"В деле научного образования огромное значение имеет первое руководство, которое дается при самом приступе к научным заняти­ям"³⁰, - отмечал М.К. Любавский, и к его мнению могло бы присое­диниться абсолютное большинство ученых. Такой формой приоб­щения учащихся к самостоятельной исследовательской работе в университете были спецкурсы, посвященные углубленному изуче­нию какой-либо проблемы, и практические занятия с источниками (семинарии). С начала 1880-х годов В.О. Ключевский проводил для студентов спецкурсы по истории сословий (1886/1887 учебный год), Русской Правде и Псковской судной грамоте (1887/1888), отечест­венной историографии (1888/1889), а также источниковедческие се­минарии (чаще всего по анализу текстов Русской Правды и Псков­ской судной грамоты).

Однако в отношении к организации и проведению семинарских занятий В.О. Ключевский "далеко уступал" своим коллегам по фа-

1 е- а

культету (М.М. Богословский). Профессор выступал с готовыми выводами, комментируя тексты памятников, но не вводил слушате­лей в лабораторию своей научной работы. Семинарий В.О. Ключев­ского "был, в сущности, также лекциями, но только лекциями спе­циальными", слово в слово повторяли П.Н. Милюков, М.М. Бого­словский, Ю.В. Готье, В.И. Пичета. "Проницательность его была изумительна, но источник ее был не всем доступен... Идти по следам профессора мы не могли... Собственной научной работе в этом се­минарии научиться было нельзя: оставалось записывать за профес­сором его личный комментарий"³¹, - вспоминал П.Н. Милюков. К этому нужно добавить, что ученый часто манкировал занятия или вовсе не вносил семинарии в педагогический план. "Студенты следу­ющих за моим выпусков не слушали уже ни одного из тех специаль­ных курсов, какие удалось прослушать мне, и должны были оканчи- -вать университет, в глаза не видавши ни одного памятника по рус­ской истории"³², - отмечал М.М. Богословский. Он же вспомнил от­носившийся к 1890 г. случай, когда группа студентов историко-фи­лологического факультета во главе с М.Н. Покровским ходила к В.О. Ключевскому на квартиру уговаривать профессора вести семи­нарий³³. Мало внимания уделял В.О. Ключевский и самостоятель­ной работе учащихся; их рефераты и кандидатские работы зачастую не подвергались анализу на занятиях³⁴. "Его пример показывал, что русская история также может являться предметом научного иссле­дования; однако дверь, ведущая в эту систему, осталась для нас за­крытой... С Ключевским работать было невозможно... Ключевский, как руководитель, нам не помог"³⁵, - констатировал П.Н. Милюков.

III

В системе исторического образования России второй половины XIX в. кафедры всеобщей истории занимали особое место. Они, с одной стороны, являлись посредниками между отечественной и ев­ропейской наукой, а с другой - были укомплектованы высококласс- ' ными специалистами (учеными и педагогами), способными не толь­ко привить учащимся любовь к предмету, но и сформировать у них -отвечающие мировым стандартам методологические и методиче­ские навыки. К этой плеяде ученых относились и профессора все­общей истории Московского университета П.Г. Виноградов и

В.И. Герье.

По многочисленным свидетельствам, как лектор П.Г. Виногра­дов уступал разве что В.О. Ключевскому. Содержательность его чтений удачно соединялась с четкостью формулировок и ясностью изложения. П.Г. Виноградов вводил слушателей в круг современных историко-философских проблем, знакомил с новинками европей­ской историографии. Полученная на лекциях П.Г. Виноградова спе- ■ циальная и теоретическая подготовка стала для начинающих уче-

755ных "необходимой пропедевтикой для лучшего понимания русских исторических процессов". Аудитория видела в своем профессоре представителя современной европейской науки с "новым взглядом на историю и новым историческим методом"³⁶.

П.Г. Виноградов подогревал интерес слушателей к теоретиче­ским проблемам науки. От него студенты "усвоили смысл нового ис­торического направления" - позитивизма³⁷. В студенческой среде 1870-х годов наблюдалось поголовное увлечение трудами Г. Спен­сера, О. Конта. Неприятие их учения ведущими профессорами Московского университета (B.C. Соловьевым, Н.А. Поповым, П.Д. Юркевичем и др.) еще более разжигало этот интерес. Внима­ние молодежи к этому философскому учению было обусловлено его тесной связью с "запросами жизни", направленностью на установле­ние единства теоретического и конкретно-исторического знания ("социология" по О. Конту соответствовала гегельянскому понятию "философия истории"), признанием зависимости политической ор­ганизации от экономических отношений и ориентированностью на изучение социальной структуры общества и взаимодействия его ча­стей. Критика П.Г. Виноградовым с позитивистских позиций по­строенных на метафизической философии истории Г. Гегеля теорий общественного развития за подход к материалу с запасом готовых схем позднее была использована его учениками-русистами при ана­лизе научного наследия представителей "юридической школы" в отечественной историографии. Широчайшая научная эрудиция профессора позволяла ему воссоздать целостную картину всемирно-исторического развития, основные направления которого он видел в генезисе капиталистических отношений и развитии политических институтов в сторону формирования правовых государств. Введение отечественной истории в контекст всемирного процесса при одно­временном учете специфических черт в исторической жизни каждо­го народа существенно облегчало постановку проблемы "русского феодализма" и способствовало кардинальному пересмотру вопроса о судьбах крестьянской общины.

Как представитель тогда еще только нарождавшегося в России социально-экономического направления в науке, в своей исследова­тельской практике П.Г. Виноградов делал акцент не на "внешней ис­тории", а на изучении "внутреннего строя" - народного хозяйства, отношений сословий с государством и др. В экономическую плос­кость было переведено и рассмотрение им проблемы европейского феодализма. Признавая определяющую роль экономики в истори­ческом развитии, П.Г. Виноградов в журнальной полемике 1890-х годов в то же время осуждал крайности "культурного" и "экономи­ческого" подходов. Он выступал приверженцем позитивистской тео­рии факторов, рассматривавшей исторический процесс как резуль­тат "равноправного" взаимодействия экономического, политическо­го, географического, психологического и др. составляющих. . ,

156

Подлинным "рассадником ученых историков" стали семинарии П.Г. Виноградова на втором-четвертом курсах по истории древней Греции, древнего мира. Он разбирал со слушателями содержание "Истории" Геродота, недавно обнаруженной и опубликованной "Афинской политии" Аристотеля, "Германии" Тацита, детально объяснял проявление экономических законов в правовых нормах Саллических правд, памятников средневекового законодательства и, самое главное, формировал навыки профессиональной самостоя­тельной работы с источником. В этой связи М.М. Богословский вспоминал: "Мы искренно убеждены, что для историка, которому предстоит работа над древними периодами с их ограниченным коли­чеством памятников, притом памятников искаженных, сохранив­шихся в различных редакциях, словом, для историка, которому предстоит иметь дело с критикой текстов, лучшею школою до сих пор остается интерпретация классических авторов, методы которой так тщательно разработаны и доведены до такой высокой степени совершенства в западной науке"³⁸. Семинарий для четвертого курса о творчестве Фюстеля де Куланжа был посвящен вопросам методо­логии исторической науки.

Простота в общении, доступность студентам сочетались в П.Г. Виноградове с чрезвычайно серьезным, в отличие, например, от В.О. Ключевского, отношением к своей педагогической деятель­ности и требовательностью к слушателям. От "семинариста" требо­вались обязательное знание двух древних и трех новых языков, ак­тивная, контролируемая преподавателем работа с текстами источ­ников. Представляемые студентами обязательные рефераты (как правило, по социально-экономической истории европейского сред­невековья) подвергались всестороннему и придирчивому обсужде­нию. "Только у Виноградова мы поняли, что значит настоящая научная работа и до некоторой степени ей научились... благодаря историческому семинарию которого я имел возможность ознако­миться со взглядами современной западной науки на задачи и прие­мы исторического исследования", - с благодарностью вспоминал П.Н. Милюков обсуждение своего доклада о римской эпиграфике на третьем курсе и занятия на методологическом семинарии на чет­вертом. Вслед за непосредственным научным руководителем своей магистерской диссертации П.Н. Милюков во вступительной речи на диспуте назвал П.Г. Виноградова в числе лиц, "не имевших прямого участия в настоящем исследовании, но тем не менее оказавших на него значительное косвенное влияние". С подобной оценкой согла­шались Ю.В. Готье ("лучшее с методологической стороны, что я вы­нес из университета"), А.А. Кизеветтер ("истинная школа исследо­вательской работы") и другие слушатели³⁹.

Отличившихся учащихся П.Г. Виноградов приглашал для бесед и консультаций на дом, предоставлял возможность пользоваться своей библиотекой. В ноябре 1894 г. П.Г. Виноградов откликнулся

757на просьбу 11 студентов четвертого курса (в том числе и Ю.В. Готье) об организации практических занятий по углубленной программе. Эти необязательные семинарии профессор проводил у себя на квар­тире⁴⁰. Об огромной популярности семинариев П.Г. Виноградова свидетельствует тот факт, что на них порой записывалось до 20 че­ловек, тогда как у других профессоров не более 5-6. "Они давали для самостоятельной работы в области истории подготовку и вы­правку, - вспоминал М.М. Богословский. - Они приучали обращать­ся с источниками и пользоваться ими; они приучали и приемам кри­тики, и приемам конструкции на основании памятников. Эти навыки приобретались и путем упражнения при самостоятельной работе в семинарии, но может быть, главным образом, здесь действовал пример учителя"⁴¹.

Студентам импонировали умеренно-либеральные политиче­ские взгляды профессора, его оппозиционность режиму. П.Г. Вино­градов не проводил резкой грани между жизнью и наукой. В пос­ледней он видел действенное средство выработки политического мировоззрения. Анализ опыта политической истории Западной Европы нового и новейшего времени вселял в ученого уверенность в неизбежности конституционного будущего России, к которому она придет мирным, эволюционным путем. Осуждая участие сту­дентов в политической борьбе, что проявилось в его реакции на брызгаловскую историю 1887 г.⁴², ученый в то же время приветст­вовал их активную работу в разного рода просветительских обще­ствах и организациях.

Наряду с В.О. Ключевским, П.Г. Виноградов прививал своим слушателям те принципы работы, которые определяли отличия московской научной традиции от петербургской. Так, П.Г. Вино­градов указывал на необходимость соразмерного сочетания в ис­следовательской практике приемов анализа и синтеза материала, широкий потенциал для "местной" истории, заложенный в сравни­тельно-историческом методе изучения. На примере творчества Фюстеля де Куланжа П.Г. Виноградов показал утопичность науч­ного аполитизма для достижения объективного знания. Критикуя негативное отношение своего французского коллеги к построению "схем", П.Г. Виноградов писал: "В истории, более чем в какой-ли­бо науке, играют роль гипотезы... При неприменимости количест­венных измерений и экспериментальных методов, при отрывочно­сти материала и чрезвычайной сложности задач, устранить такие гипотезы значило бы отказаться от самого изучения. При всякой характеристике целого, взаимодействия его частей, процесса как взаимного отношения причин и следствий, приходится выставлять такие предварительные гипотезы..."⁴³ Не без влияния П.Г. Вино­градова П.Н. Милюков предпринял в своих "Очерках по истории русской культуры" попытку перейти от хронологического принци­па изложения материала к тематическому. Профессор привил

158

П.Н. Милюкову, Ю.В. Готье интерес к архивной работе, методам статистического анализа массовых источников, которые позво­ляли исследователям выходить на широкие теоретические обоб­щения.

П.Г. Виноградов, несмотря на различия в методологических, по­литических воззрениях его учеников, создал в Московском универ­ситете получившую европейское признание школу специалистов по средневековой истории Англии⁴⁴. Роль же П.Г. Виноградова в фор­мировании научного и общественно-политического миросозерцания московских историков-русистов сопоставима с влиянием на них В.О. Ключевского, поэтому правильнее было бы именовать так на­зываемую "московскую школу" - "школой Ключевского-Виногра­дова". Воздействие П.Г. Виноградова на научную жизнь московско­го студенчества было гораздо шире и глубже, чем В.Г. Васильевско­го - на петербургское: оно не ограничивалось методическими воп­росами, а охватывало весь комплекс проблем формирования буду­щих ученых.

П.Н. Милюков вплоть до последнего курса специализировался по всеобщей истории и, несмотря на то что П.Г. Виноградов не удо­влетворял его как "теоретик", начал заниматься вопросами филосо­фии истории под непосредственным влиянием его курсов. По реко­мендации П.Г. Виноградова П.Н. Милюков еще в студенческие годы познакомился с трудами родоначальников экономического матери­ализма Д. Роджерса и К. Маркса. Учеником В.И. Герье и П.Г. Вино­градова считал себя М.М. Богословский, один из выводов доктор­ской диссертации которого - о роли речной системы в формиро­вании административного деления средневековой Руси - несом­ненно, навеян их творчеством. Лекции П.Г. Виноградова "соблазни­ли" Ю.В. Готье "быть историком"⁴⁵. М.Н. Покровский говорил о П.Г. Виноградове как о своем учителе и всегда в возвышенных тонах.

В один ряд с семинариями П.Г. Виноградова Ю.В. Готье ставил практические занятия на втором-третьем курсах с заслужившим ев­ропейскую известность профессором В.И. Герье по истории Древне­го Рима, Древней Греции, Возрождения, Реформации, Великой французской революции, Западной Европы XVII—XVIII вв. Особен­ной популярностью пользовались семинарии по истории Франции второй половины XVIII в., на которых подробному критическому разбору подвергались труды ведущих европейских специалистов в этой области - Ж. Мишле, А. Токвиля, И. Тэна. В.И. Герье также придавал огромное значение самостоятельной работе студентов с источниками, знакомил их с новейшей литературой по предмету, од­нако центром сплочения научной молодежи его занятия не стали. Помимо возрастного барьера, слушателей отталкивала холодность, несдержанность профессора и, всего более, известная всем "правиз-на" его общественно-политических воззрений. В свое время на этой

159почве у В.И. Герье были даже столкновения с "еретиком" П.Н. Ми­люковым: профессор не одобрял казавшееся ему чрезмерным увле­чение специализировавшегося по всеобщей истории студента эконо­мической проблематикой.

IV

^; Из аспирантов В.О. Ключевского лишь А.А. Кизеветтер мог по­хвастаться его покровительством. С третьего курса (1886/1887 учеб­ный год) он стал специализироваться у В.О. Ключевского, бывать у профессора на дому. Познакомившись с кандидатским сочинением студента по истории служилого землевладения XVI-XVII вв., В.О. Ключевский предложил ему остаться при университете. В 1898 г. А.А. Кизеветтер был утвержден приват-доцентом, а в 1910 г. по представлению и при поддержке маститого ученого он "без сучка и задоринки" стал экстраординарным профессором. А.А. Кизеветтер с особой гордостью называл себя "учеником Клю­чевского" и, по мнению П.Н. Милюкова, глубже других усвоил его '• методологические принципы и методические приемы. В свою оче­редь В.О. Ключевский активно содействовал публикации магистер­ской диссертации А.А. Кизеветтера и высоко оценивал его исследо­вательские, лекторские способности⁴⁶.

Более, чем кто-либо из учеников В.О. Ключевского, под обая­ние концепции "государственной школы" подпал М.К. Любавский. Современные исследователи во многом справедливо называют его "государственником второго поколения"⁴⁷. Ведущая проблематика творчества М.К. Любавского - история Великого княжества Литов­ского, историческая география России - определилась на семинари­ях Н.А. Попова по истории Ливонии и Волынской летописи. Под ру­ководством Н.А. Попова было написано и посвященное анализу со­циального состава, привилегий и расселения служилого класса кан­дидатское сочинение студента - "Дворяне и дети боярские в Москов­ском государстве", удостоенное золотой медали и премии им. Исако­ва. Работа была выполнена "в русле чичеринско-соловьевской госу­дарственной теории" закрепощения сословий. Впоследствии в лек­ционных курсах М.К. Любавского также нашли отражение мысли СМ. Соловьева о демократическом характере московского деспо­тизма и первенствующей роли государства в колонизационных про­цессах. В.И. Пичета (правда, со значительной долей тенденциозно-