241Ны. Полное единодушие с выводами своего коллеги высказывал в "Курсе русской истории XVIII в." м.К. Любавский358.

Дворянский либерализм второй половины XVIII - начала XIX в., идеологами которого выступали М.М. Щербатов, Ф.В. Ростопчин, носил характер "сословного эгоизма" (П.Н. Милюков), не во всем совпадавшего с общенациональными интересами. Его чертами П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер называли монархизм (П.Н. Ми­люков объяснял его "политическою неподготовленностью тогдаш­ней московской интеллигенции"), "дворянские привилегии на осно­ве крепостного труда", возможность "прямого воздействия на зако­нодательство через представительные учреждения". В рамках этой идеологии "крепостников-конституционалистов" А.А. Кизеветтер выделял особенности политического мировоззрения М.М. Щербато­ва, предугадавшего процесс превращения сословных привилегий шляхетства в "правовой гражданский порядок далекого туманного будущего". "Дворянская привилегия, - отмечал историк, - действи­тельно являлась у нас временным переходным звеном от закрепо­щенного режима, завещанного старым Московским царством, к ус­тановлению общегражданских прав, легших в основу современного нам порядка. Те самые преимущества, которые в XVIII столетии бы­ли провозглашены в качестве сословных привилегий дворянского класса, превратились в течение XIX столетия в общегражданские права..."³⁵⁹ Если политическая программа М.М. Щербатова еще опи­ралась на конкретные российские реалии, то ее пропаганда в сочи­нениях Ф.В. Ростопчина рассматривалась А.А. Кизеветтером как отражение политической реакции Александровского царствования. Источник охранительного, националистического мировоззрения Ф.В. Ростопчина А.А. Кизеветтер видел в паническом страхе крепо­стников перед идеологией и практикой Великой французской рево­люции: "...В перспективе войны с Наполеоном русское дворянство в первую очередь страшилось не французов, а собственных крепост­ных крестьян и дворовых"³⁶⁰.

"История интеллигентского общественного мнения", независи­мого от верховной власти, берет начало в царствование Екатери­ны II. Если императрица воспринимала вольтерианство отвлеченно и не связывала его с конкретными шагами в своей политической де­ятельности, то часть образованного общества идеи философа транс­формировало в программу борьбы с государственной религией и перешло на позиции атеизма. Однако в России того времени отсут­ствовала почва для политического и религиозного радикализма, по­этому в своих духовных исканиях интеллигенция остановилась на масонстве, характеризовавшемся как неприятием "старой церкви", так и вольтерианства. В конце царствования Екатерины II под вли­янием французской просветительской литературы наблюдался пе­реход части интеллигенции от вопросов религиозных и политиче­ских к социально-экономическим. Первый почувствовал пропасть

между "идеалами века" и российской действительностью А.Н. Ради­щев. Его адресованное верховной власти "Путешествие из Петер­бурга в Москву" обосновывало необходимость отмены крепостного права сверху под угрозой "аграрной революции", освобождения лич­ности от сословной и национальной дискриминации, привлечения народных представителей к управлению государством³⁶¹. П.Н. Ми­люков подчеркивал умеренность политической программы А.Н. Ра­дищева: апелляция к мудрому монарху, постепенность преобразова­ний. Несмотря на это, напуганная "французской заразой" императ­рица разгромила немногочисленную оппозицию "русских либералов радищевской формации" и противопоставила космополитической демократической идеологии концепцию государственного национа­лизма. Ее содержание П.Н. Милюков видел в защите незыблемости существовавшего строя посредством пропаганды "этнографиче­ского народолюбия", противопоставления исторического развития России и Европы при одновременном отрицании факта экономиче­ского и политического отставания России, курсе панславизма во

внешней политике.

Отказ от предложенной М.М. Сперанским программы мер по выходу страны из глубокого политического кризиса привел к "са­мопарализации" (А.А. Кизеветтер) внутренней жизни³⁶², а полити­ка стеснения общественной самодеятельности поставила широкие круги интеллигенции в оппозицию правительству. Радикализм пос­ледней П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер трактовали как прямое следствие нежелания властей вести диалог: "Резкий разрыв настро­ения правительства и общества повел к тому, что деятельность ли­беральных общественных кругов стала развиваться в форме тай­ных политических организаций..."³⁶³ П.Н. Милюков особо подчер­кивал, что тактика революционного переворота не согласовалась с проповедуемыми самими же декабристами принципами эволюци­онного развития общества. Подробно изложивший в своем курсе содержание конституционных проектов П.И. Пестеля, Н.М. Му­равьева, А.А. Кизеветтер видел в идеологии декабризма не только неотъемлемую составляющую общеевропейского демократическо­го процесса, но и прямое порождение российской действительности, как то: "либеральные начинания первых лет Александровского царствования", пробудившая народное самосознание патриотиче­ская борьба с Наполеоном, "глубокое расстройство всех сторон го­сударственной жизни"³⁶⁴. При всем том движение было обречено на поражение, как вследствие того, что его идеи "не просочились в глубь народных недр", так и по причине малого внимания к орга­низационно-техническим вопросам подготовки переворота. "Они много размышляли над вопросами государственного устройства, но гораздо меньше внимания обращали на свою практическую подго­товку... для осуществления своих идеалов"³⁶⁵, - заключал А.А. Ки­зеветтер.

243После разгрома декабристского движения центр "духовных исканий" российской интеллигенции переносится из Петербурга в Москву. Предтечами русского либерализма рубежа XIX-XX вв. П.Н. Милюков считал не декабристов, а обосновавшихся в перво­престольной "идеалистов тридцатых годов". Основанным на идее "автономии личности" И. Фихте идеалом "лучшей части" тогдашне­го общества были возвышающиеся над "пошлой толпой" и окру­жавшей действительностью "избранные личности". Их характери­зовала углубленность в собственное "я" ("жизнь духа") и полная от­решенность от "материи". Подобное миросозерцание было "чуждо Пестелям и Рылеевым".

Новый этап в духовной жизни российской интеллигенции от­крыл "реализм" В.Г. Белинского. Остро ощущавший в аристократи­ческом кружке Н.В. Станкевича свое плебейское происхождение, он осознал несоответствие идеальной теории и жизненных реалий. Средство освобождения "из плена фихтианства" юноша нашел в "философии действительности" Г. Гегеля. Преодолев увлечение славянофильством, В.Г. Белинский приступил к выработке "соци­ального мировоззрения", однако он не смог держаться золотой сере­дины и впал в противоположную крайность — "социализм"³⁶⁶. В 1840-1850-е годы социалистические идеалы В.Г. Белинского и его немногочисленных единомышленников носили "кабинетный" хара­ктер. Так, А.А. Кизеветтер характеризовал петрашевцев как "не­винную организацию, не задававшуюся никакими практическими планами"³⁶⁷. Продолжателями дела В.Г. Белинского П.Н. Милюков считал А.И. Герцена и Н.П. Огарева, которые, минуя увлечение ме­тафизикой, выступили на политическую арену как "открытые бор­цы с окружающей действительностью" за воплощение своих соци­альных идеалов. Характерно, что П.Н. Милюков, в отличие, напри­мер, от А.А. Кизеветтера, в спорах А.И. Герцена со славянофилом А.С. Хомяковым и либералом Т.Н. Грановским выступал на сторо­не революционного демократа. Духовный кризис А.И. Герцена кон­ца 1860-х - начала 1870-х годов П.Н. Милюков объяснял его невос­приимчивостью к изменившейся общественно-политической ситуа­ции в стране. При этом ученый предостерегал от односторонних оценок А.И. Герцена только как борца с "гнилым" Западом: его критика российской действительности не утратила значения и для последующего поколения борцов с самодержавием. Политическая деятельность А.И. Герцена являлась переходным звеном от радика­лов-декабристов к социалистам-народникам³⁶⁸.

В результате идейного размежевания к середине 1840-х годов определились два основных направления отечественной "интелли­гентской мысли": построенное на философской системе Ф. Шеллин­га славянофильство ("националистическое направление"), с его ве­рой в самобытность русского исторического процесса, и западниче­ство, в основе которого лежал гегельянский тезис о существовании

244

всеобщих законов исторического развития. Внутри западничества П.Н. Милюков выделял радикальное и либеральное течения.

Истоки славянофильства П.Н. Милюков находил в так называе­мом "русском направлении" второй половины царствования Алек­сандра I (СТ. Аксаков, А.С. Шишков). "Политической подкладкой" отказа его представителей от внешнего подражательства Западу был страх перед возможностью проникновения в Россию тамошне­го "вольнодумства и якобинства". "Основатели теоретического славянофильства" (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, К.С. Аксаков) восприняли и развили идеи своих предшественников. От неприятия "отцов" современной им европейской культуры "дети" пришли к от­рицанию всего петербургского периода русской истории и связали свои идеалы с общественно-политическими формами допетровско­го общества, противопоставив индивидуализму Запада общинность и православную соборность Востока. Исходя из взгляда на историю как последовательное воплощение всемирного духа в том или ином народе, "философия национализма" отводила славянству роль пос­леднего этапа в этом процессе³⁶⁹.

Поражение в Восточной войне, выявившее гнилость николаев­ского режима, дало мощный толчок росту общественной самодея­тельности. Независимо от власти на политическую арену "сплочен­ными корпорациями" выступили западники и славянофилы. Их бы­лые философские споры отошли на второй план, обнаружив общие подходы в решении "практических задач гражданского служения". Либеральную тактику второй половины 1850-х - начала 1860-х го­дов. А.А. Кизеветтер характеризовал как попытку помощи и под­талкивания правительственных реформ: "При нормальном господ­стве правового государственного порядка тесное взаимодействие и сотрудничество правительства и общества служит обычной принад­лежностью, необходимой предпосылкой государственной жизни". Идеалом "общественного борца в мундире чиновника" ученый вы­ставлял Н.А. Милютина - разработчика крестьянской реформы в России и Царстве Польском. Благодаря общественному подъему рамки реформы были раздвинуты гораздо шире, чем это планиро­валось в Петербурге. Однако бюрократия вскоре оттолкнула от се­бя либеральных реформаторов. Их преобразовательные планы ока­зались невостребованными: "Исторические условия русской жизни вырыли целую пропасть между этими двумя элементами нашего об­щественного строя..." С середины 1860-х годов "государство" и "об­щество" превратились в два "враждебных стана": "всякий предста­витель передовой интеллигенции есть прежде всего мятежный отри­цатель всего того, что несет с собою для страны правящая бюро­кратия"³⁷⁰.

"В непосредственной связи с разработкой крестьянской рефор­мы совершилась ликвидация старых общественных партий и возни­кли зародыши новых общественных направлений"³⁷¹, - отмечал

245-А. Кизеветтер. В изменившихся условиях "метафизическая осно-1 »" (П.Н. Милюков) западничества и славянофильства 1840-1850-х ь )дов подверглась коррозии. В пореформенное десятилетие они, Лившись, стали идейной основой народнического (социалистиче-ого), либерального и консервативного (националистического) те­рний отечественной общественно-политической жизни. П.Н. Ми-оков писал в этой связи: «Из западнической идеи государственно-и сделано было консервативное употребление, тогда как западни-ская же идея прогресса в общеевропейском смысле воспринята чла либеральным течением. Славянофильская доктрина "нацио-^нльного духа", выразившаяся в известной вероисповедной и госу-Дрственной форме, послужила консерваторам, а славянофильская идея земщины - либерализму»³⁷². В свою очередь народническая Ьграмма (крестьянский социализм) позаимствовала славянофиль-ie идеи общинности и православного изоляционизма, которые ^]ли приспособлены к "совершенно иной социально-политической ^пЬграмме" (А.А. Кизеветтер). Характерными чертами народниче-^ск>го мировоззрения П.Н. Милюков называл догматизм, невнима-- к личной свободе. Сам же себя он относил к либералам-"семиде-^сяникам".

Неудачи "лавристов" в организации "хождения в народ" обусло-

^вии победу террористической тактики и политической изоляции

^наЬдников в интеллигентской среде³⁷³. Разгром социалистического

^наЬдничества к середине 1880-х годов и во многом спровоцирован-

^на5его действиями правительственная реакция вызвали к жизни ха-

Р^а1герный для переходного этапа российского общественного дви-

^же ия тип ''восьмидесятника". «Это были, - вспоминал П.Н. Милю-

koi _ "непротивленцы" по Толстому, устроители культурных "ски-

^тов>, проповедники "малых дел", дезертиры политики, укрывшиеся

^подзнаменем аполитизма, вернувшиеся к проповеди религии и лич-

^ноиморали»³⁷4.

Исключительные обстоятельства создали почву для "гальвани-^ши трупа" славянофильства (националистического направления), р^ОТ\рое стало играть заметную роль в политической жизни страны. ^гогенезис в пореформенный период П.Н. Милюков связывал пре-*™Уцественно с именами Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, • 'Соловьева. Опираясь на теоретическое наследие своих идеоло-^гичежих предшественников, Н.Я. Данилевский противопоставил ге-^гельшской идее всемирно-исторического (параллельного) процесса ^TeoftiK> постадийного развития народов, в ходе которого каждый ре-^ализ/ет свой "никому неведомый мировой план". По Н.Я. Данилев­ском^ современная Европа уже выполнила свои общеисторические зада¹_{:и и П}р_Извана уступить место России на пути выполнения задач всем]ф_Н0__ИСТОр_{Ического} р_{азвития} человечества. В своих построени-^ях₍₁ 'Я. Данилевский остановился на полпути от научной социологии ^и Р^еализма" (позитивизма). Из метафизики в его труды перешел

246

взгляд на всемирную историю как реализацию некоей мировой идеи. При этом Н.Я. Данилевский в рамках культурно-историческо­го типа не отрицал возможности развития славянства. В целом же П.Н. Милюков трактовал философию истории Н.Я. Данилевского как средство для обоснования практических задач создания всесла­вянской федерации, организации хозяйственной и политической жизни на общинных началах.

К.Н. Леонтьев сосредоточил внимание на учении Н.Я. Данилев­ского о возрастах национальностей. Новейшая история Европы представлялась ему периодом умирания. Однако русский народ, за исключением сельского мира, еще не оформился в культурно-исто­рический тип. Отсюда необходимо ограничить Россию от разлагаю­щего влияния приемлемых исключительно для западной цивилиза­ции либеральных ценностей. По мнению П.Н. Милюкова, в творче­стве К.Н. Леонтьева национальная идея дореформенного славяно- • фильства выродилась в реакционную политическую доктрину "за­мораживания" России, оправдания насильственных мер правитель­ства по борьбе с либерализмом и демократическими элементами в ее государственном организме, т.е. "приостановки жизни".

"Левая фракция" пореформенного славянофильства, представ­ленная B.C. Соловьевым и его единомышленниками, пыталась пре­одолеть национальный эгоизм К.Н. Леонтьева посредством реани­мации славянофильской идеи о всемирно-исторической миссии сла­вянства. В сочинениях авторов националистического направления понятие общинности утратило метафизическое основание и было переведено в практическую плоскость поиска форм социальной ор­ганизации народа (славянская федерация, например). B.C. Соловьев же традиционно подходил к общинности как к проявлению христи­анской любви и предложил в качестве основы возрождения челове­чества не социальные, а религиозные начала. Отсюда проистекал его взгляд на прогресс как реализацию христианских идей в общест­венной и политической жизни. Раз для спасения мира от хаоса необ­ходимо полное слияние с Богом, то Церковь должна стать выше го­сударства и пропитать общественные отношения христианскими на­чалами. Средоточием Всемирной церкви признано стать папство. Реализация этой программы потребует национально-религиозного самоотречения русского народа, в чем, по мнению B.C. Соловьева, и состоит его всемирно-историческое предначертание. П.Н. Милю­ков отмечал, что развитие цивилизации в течение последних четы­рех веков шло вразрез с идеалами Богочеловечества. Это вынужда­ло B.C. Соловьева встать на путь отрицания ряда достижений чело­вечества, идущих вразрез с его теократическими взглядами.

Таким образом, итогом развития "интеллигентской" национали­стической теории к концу XIX в. стало ее внутреннее раздвоение ме­жду мессианской (всемирной теократии) и национальной идеями. Лишившись метафизической основы, национализм "старых славя-

247нофилов" в изменившихся общественно-политических условиях се­бя изжил. Источник его кризиса состоял во взгляде на националь­ность как неизменяемое во времени явление, современная же учено­му наука трактовала ее "следствием бесконечной суммы отдельных исторических явлений, доступной всяким новым влияниям". Изобра­женные неославянофилами "ужасы европейской цивилизации" бы­ли, по мнению П.Н. Милюкова, только "призраками расстроенного метафизикой воображения". При всем том, толкование B.C. Со­ловьевым христианской религии как развивавшегося вместе с обще­ством института продолжало гуманистические тенденции "старых славянофилов" и сближало философа с либералами. Если национа­листическое направление полностью исчерпало свой творческий ре­сурс, то теократическое учение B.C. Соловьева представляло собой дальнейшее развитие славянофильской доктрины.

"Рецидивами славянофильства", вызванными настроениями упадничества и политической реакции, называл П.Н. Милюков и по­литические программы авторов сборников "Проблемы идеализма" (1902), "Вехи" (1909). «Мораль и эстетика были выдвинуты против права, этика - против науки, национализм - против космополитиз­ма, традиция - против революции, личное самоусовершенствова­ние - против усовершенствования учреждений, "общение с Богом" -против общественного служения, конец мира - против бесконечно­го прогресса, предание "Москвы - третьего Рима" - против Петров­ской европеизации...»³⁷⁵ - отмечал ученый. Его единомышленник А.А. Кизеветтер в острополемической статье "Союзники старого порядка" связывал подобные капитулянтские настроения с круше­нием наивных представлений части российской интеллигенции о том, что процесс политического обновления России - "сплошной лу­чезарный и радостный праздник". Указав, что страной правит ото­рванная от жизненных реалий антинародная бюрократия, А.А. Ки­зеветтер призывал демократические силы отказаться от иллюзий возможного плодотворного сотрудничества с ней. Конституцион­ные свободы, ответственные перед Думой министерства не придут сами по себе, за них нужно долго и последовательно бороться³⁷⁶.

XIV

Г. Эммонс подразделял учеников и последователей В.О. Клю­чевского на оставленных для подготовки к профессорскому званию (6), защитивших магистерские (6) и докторские (1) диссертации при официальном оппонировании профессора (П.Н. Милюков, М.К. Любавский, Н.А. Рожков, М.М. Богословский, А.А. Кизевет­тер, Ю.В. Готье)³⁷⁷, а также на тех, кто считал себя таковыми (СВ. Бахрушин, С.К. Богоявленский, Г.В. Вернадский, М.М. Карпо­вич, М.Н. Покровский, В.А. Рязановский, В.Н. Сторожев, А.И. Юш­ков, А.И. Яковлев). Этот список далеко не исчерпывающий. С пол-

248

ным правом сюда можно отнести и воспитанников аспирантов В.О. Ключевского. Так, по прослушании пробной лекции А.А. Но­восельского в Московском университете о дворянском землевладе­нии 25 февраля 1919 г. Ю.В. Готье записал в дневнике: "Это первый из молодого поколения историков, которого мы выводим на свою смену. Я думаю, что этот будет хорошим _пр^эдолжатетем щк_ол,ь1. Ключевского"³⁷⁸. Столь же высокой оценки М.К. Любавского и Ю.В. Готье (официальные оппоненты) было удостоено магистер­ское сочинение В.И. Пичеты³⁷⁹. Подводя определенный итог изуче­нию "экономической" проблематики допетровской Руси, "Замо-сковный край..." Ю.В. Готье придал сильный импульс исследовани­ям 1920-1930-х годов по социально-экономической истории вотчин­ного хозяйства (А.А. Новосельский), дворянского землевладения (В.Н. Седашев), обложения (СБ. Веселовский), отечественной исто­рии XVI-XVII вв. (Г.М. Белозерский, A.M. Гнеушев, Е. Сташев-ский). Учениками М.М. Богословского называли себя Н.А. Бакла­нов, Н.М. Дружинин, Б.Б. Кафенгауз, А.А. Новосельский, В.К. Яцунский³⁸⁰; М.К. Любавского - В.И. Пичета, Н.Г. Бережков (в 1911 г. оставлен при университете для подготовки к профессор­скому званию), В.А. Панов, В.К. Никольский. К^адсгштанникам "мо­сковской исторической школы" третьего поколения следует отне­сти К.В. Базилевича, Е.И. Заозерскую, Н.И. Кошелева, И.С. Мака- ; рова, И.И. Полосина, К.В. Сивкова, А.Н. Сперанского, Л.В. Череп- ^:

нина, В.И. Шункова.

Наиболее полное отражение научные и педагогические тради­ции В.О. Ключевского нашли в творчестве и профессиональной де­ятельности его учеников "первой волны". Их сплачивало единое по­нимание задач, методов исследований, тематическая ориентация, конкретно-исторические взгляды. Они считали себя представителя­ми одного - "научно-реалистического", "социологического" (П.Н. Милюков), ^экономического" (М.К. Любавский) - направле­ния в историографии. В рамках позитивистской методологии их объединяло отрицание монизма (как в форме экономического, так и исторического материализма), признание влияния на ход общест­венного прогресса экономических, социальных, политических, гео­графических, демографических и др. факторов. Науку, которая "об­нимает все стороны внутренней истории" (экономическое развитие, социальные отношения, эволюция государственных институтов, ду­ховная, религиозная жизнь, просвещение и др.), они именовали "культурной историей". Первую попытку ее написания предпринял П.Н. Милюков в "Очерках по истории русской культуры".

Ярко выраженное стремление учеников В.О. Ключевского к широким тематическим и хронологическим обобщениям³⁸¹ во мно­гом объяснялось как зародившимися еще в творчестве Т.Н. Гранов­ского, СМ. Соловьева традициями московской профессуры, так и четким осознанием задач современной им науки, среди которых в

249⁹ Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 39-40; Милк. ков П.Н. В.О. Ключевский. С. 188-189.

¹⁰ Киэеветтер А.А. В.О. Ключевский как преподаватель. С. 175.

¹¹ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 192.

¹² Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 29-30.

¹³ Там же. С. 28, 31, 37-39; Кизеветтер А.А. В.О. Ключевский как препо даватель. С. 171; Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 140.

¹⁴ Любавский М.К. Соловьев и Ключевский. С. 12.

¹⁵ Готье Ю.В. [Рецензия] // Голос минувшего. 1913. № 9. С. 282-284. Рец. т кн.: Ключевский В.О. Курс русской истории.

¹⁶ Федотов Г.П. Россия Ключевского. С. 352-355. См. также: Богослов ский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 39, 41.

¹⁷ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 141; Он же. В.О. Ключевский С. 200, 203.

¹⁸ Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 33; Кизевет­тер А.А. В.О. Ключевский как преподаватель. С. 165-166; Он же. На рубеже двух столетий... С. 49-50.

^Любавский М.К. Соловьев и Ключевский. С. 54, а также 45, 49-51. ²⁰ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 56; Пичета В.И. Исто­рические взгляды и методологические приемы В.О. КлючйскотоТГИзвестия Общества славянской культуры. 1912. Т. 1. Кн. 1.

^ ²¹ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 200, 203; Он же. Воспоминания. Т. 1. С. 147. См. также: В.ВТТРецензия] ?/ТЗё1;ыГ79О1эГ№ 2. С. 75. Рец. на кн.: Ключев­ский В.О. Курс русской истории. Ч. 2. М., 1906.

²² Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 156, 171; Он же. В.О. Ключевский. * С. 186, 193-195; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 53.

²³ Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому. М., 1909. С. П-Ш.

& ²⁴ Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра 1 до Ека-

терины II. Т. 1. М., 1913. С. 3.

²⁵ Эммонс Т. Указ. соч. С. 49.

²⁶ Там же.

²⁷ Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. М., 1974. С. 195.

²⁸ Милюков П.Н. Два русских историка... С. 315.

²⁹ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 187.

³⁰ Любавский М.К. Соловьев и Ключевский. С. 45.

³¹ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 115-116. См. также: Он же. В.О. Ключевский. С. 195; Богословский М.М. [Ключевский - педагог] // Бого­словский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. М., 1987. С. 38; Готье Ю.В. Университет // Московский университет в воспоминаниях совре­менников (1755-1917). М., 1989. С. 566; Пичета В.И. Воспоминания о Москов­ском университете (1897-1901 гг.) // ТаШкёПГ^5Г"

³² Богословский М.М. [Ключевский - педагог]. С. 40.

³³ Черепнин Л.В. Академик Михаил Михайлович Богословский // Истори­ческие записки. Т. 93. М., 1974. С. 230.

³⁴ Темы кандидатских..сочинений: Милюков П.Н. О землевладении в Мос> _ковскс*Ггосударстве XVI в.; Лю^мскии'М.К'ГСл^жилые люди Московского го-"сударства -городовые люди и дётиЗоярские (1882); Кизеветтер А.А. История ^слщжил.ого землевладения. XVI-XVII столетий. ........

³⁵ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 195. См. также: Пичета В.И. Вос­поминания о Московском университете // Московский университет в воспоми­наниях современников. С. 585.

,-, ■ ³⁶ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 106, 114; Макушин А.В. П.Н. Ми-

252

люков: Путь в исторической науке и переход к политической деятельности (ко­нец 1870-х - начало 1900-х годов). Дис.... канд. ист. наук. Воронеж, 1998. С. 55.

³⁷ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 147.

³⁸ Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 30-31.

³⁹ Готье Ю.В. Университет // Московский университет в воспоминаниях со­временников. С. 562; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 70.

⁴⁰ Богоявленский С.К. Академик Юрий Владимирович Готье. С. ПО.

⁴¹ Богословский М.М. [П.Г. Виноградов] // Богословский М.М. Историо­графия, мемуаристика, эпистолярия. С. 81.

⁴² Там же. С. 78.

⁴³ Виноградов П.Г. Фюстель де Куланж. Итоги и приемы его ученой рабо­ты // Русская мысль. 1890. № 1. 2-я паг. С. 93.

⁴⁴ С этой точкой зрения не согласен Г.П. Мягков (Мягков Г.П. Научное со­общество в исторической науке: Опыт "русской исторической школы". Казань,

2000. С. 105).

⁴⁵ Макушин А.В. Указ. соч. С. 56.

⁴⁶ Ключевский В.О. Письма. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 457-458; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 182-184,

²¹ Vv

^^Жегтярев А.Я., Иванов Ю.Ф., Карев Д.В. Академик М.К. Любавский и ,, , егб наследие // Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древней- ' ших времен и до XX века. М., 1996. С. 9-10, 14, 16-18.

⁴⁸ Пичета В.И. Воспоминания о Московском университете. С. 585-586. См. также: Дегтярев А.Я., Иванов Ю.Ф., Карев Д.В. Указ. соч. С. 21.

⁴⁹ Богословский М.М. [Ключевский - педагог]. С. 43.

⁵⁰ Анализ сочинения М.М. Богословского по архивной рукописи см.: Че­репнин Л.В. Академик Михаил Михайлович Богословский. С. 232.

⁵¹ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 147; Он же. В.О. Ключевский. С. 195; Макушин А.В. Указ. соч. С. 44-45.

⁵² Богословский М.М. [Ключевский - педагог]. С. 52.

⁵³ Готье Ю.В. В.О. Ключевский как руководитель начинающих ученых // В.О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. С. 180.

⁵⁴ Кизеветтер А.А. В.О. Ключевский как преподаватель // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. М., 1915. С. 388-389.

⁵⁵ Любавский М.К. Соловьев и Ключевский. С. 19.

⁵⁶ Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый. С. 32; Готье Ю.В. '^ч В.О. Ключевский как руководитель начинающих ученых. С. 181. См. также: Кизеветтер А.А. В.О. Ключевский как преподаватель. С. 168.

⁵⁷ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 62.

⁵⁸ Письма С.Ф. Платонова Я.Л. Барскову и С.А. Белокурову / Подг. текста В.Г. Бухерт // Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 386.

⁵⁹ Цит. по кн.: Колобов В.А. С.Ф. Платонов и В.О. Ключевский // Ключев­ский. Сборник материалов. ЕыпТТГ Пенза, 1995. С. 140-141. "Эту точку зрения разделяли и многие представители либерального лагеря, намеренно противопо­ставляя "ретрограда" В.О. Ключевского острее почувствовавшей новые веяния в науке "молодежи", что, конечно, никак не могло нравиться старому профес­сору. Так, П.Б. Струве писал об "Очерках по истории русской культуры": "Ес­ли г. Милюков в оригинальности суждений и художественной силе изображения уступает г. Ключевскому, то, бесспорно, он превосходит его и своим солидным общим образованием и тем, что мы назвали бы дисциплиной научного ума. Г. Ключевский, к тому же, за последнее время решительно регрессировал, тог-

как г. Милюков шел вперед, развивая и укрепляя свои значительные дарова-

253ния" (Думова Н.Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. (Исторический портрет П.Н. Милюкова). М., 1993. С. 167).

⁶⁰ Ср.: Киреева Р.А. В.О. Ключевский как историк русской исторической науки. С. 216. М.М. Богословский с гордостью вспоминал слова профессо­ра о том, что "и книга Н.А. Рожкова и моя (магистерская диссертация. -А.Ш.) заставляют его пересматривать страницы "Курса". Это было открытое и весьма лестное признание нашей научной деятельности" (Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. С. 56. См. также: Истори­ческий вестник. 1903. № 1. С. 383). В.О. Ключевский в 1902 г. дал положи­тельный отзыв на "Очерки по истории русской культуры" П.Н. Милюко­ва (Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 185-186). В 1903 г. для журнала "Научное слово" он готовил статью "Задачи научной популяризации", в которой указывал, что в связи с усложнением обществен­ной жизни только популяризация знания поможет в формировании цельно­го мировоззрения. Аналогичные цели преследовал и П.Н. Милюков в своих "Очерках..." (Умов Н.А. От "Научного слова" // В.О. Ключевский. С. 1-2).

⁶¹ Киреева Р.А. Указ. соч. С. 217.

⁶² Там же. С. 216.

⁶³ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 105. Характерно, что именно эти "жидкие элементы" П.Н. Милюков включил позднее в свои "Очерки по исто­рии русской культуры".

⁶⁴ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 106.

⁶⁵ Там же. С. 116-117.

⁶⁶ Макушин А .В. Указ. соч. С. 44.

, ⁶⁷ Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. 2-е изд. СПб., 1905. С. XI-XII.

⁶⁸ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 159.

⁶⁹ Думова Н.Г. Указ. соч. С. 104.

⁷⁰ ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 406. Д. 201. Л. 2.

⁷¹ Официальный отзыв В.О. Ключевского см.: ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 746. Д. 323. Л. 11-14. Автограф.

⁷² Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 160.

⁷³ Цит. по кн.: Корзун В.П. Образы исторической науки на рубеже XIX-XX вв. Екатеринбург; Омск, 2000. С. 177. В 1894 г. при поддержке В.О. Ключевского магистерские диссертации М.К. Любавского_и Р.Ю. Виппера также были удостоены дрктррск0Й..стедедщ, что, естественно, не способствова­ло нормализации отношений П.Н. Милюкова со своим учителем.

⁷⁴ Думова Н.Г. Указ. соч. С. 120; Киреева Р.А. В.О. Ключевский как исто­рик русской исторической науки. С. 215.

⁷⁵ Думова Н.Г. Указ. соч. С. 119.

⁷⁶ Ключевский В.О. Соч. Т. 9. М., 1990. С. 412. На наш взгляд, этот отзыв относился не к многократно переизданным "Очеркам по истории русской куль­туры" П.Н. Милюкова, а именно к его магистерской диссертации.

⁷⁷ Думова Н.Г. Указ. соч. С. 129-130.

• ⁷⁸ Кизеветтер А.А. [Рецензия] // Образование. 1896. №11. Рец. на кн.: Ми-

люков П.Н. Государственное хозяйство... С. 52.

⁷⁹ Последний выступил в "Вестнике Европы" под псевдонимом "Д". П.Н. Милюков долгое время ошибочно полагал, что рецензия принадлежала перу В.Г. Васильевского.

⁸⁰ См.: Безобразов П.В. [Рецензия] // Русское обозрение. 1892. № 4; Д. Но­вый труд о Петровской реформе... // Вестник Европы. 1892. № 8. С. 824.

254

⁸¹ Милюков П.Н. Ответ рецензенту "Вестника Европы" // Русская мысль. 1892. № 9. С. 208. См. также: Он же. Воспоминания. Т. 1. С. 160.

⁸² Корзун В.П. Указ. соч. С. 176.

⁸³ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 184.

⁸⁴ Корзун В.П. Указ. соч. С. 175, 177. S5 Там же. С. 177.

⁸⁶ Думова Н.Г. Указ. соч. С. Ш.

⁸⁷ В 1887 г. за спецкурсы П.Н. Милюкову было выплачено всего 377 руб. (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 56. Д. 237. Л. 1, 38, 54).

⁸⁸ Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 174; Корзун В.П. Указ.'соч. С. 178; Думова Н.Г. Указ. соч. С. 104.

⁸⁹ Думова Н.Г. Указ. соч. С. 150-152.

⁹⁰ Слонимский А.Г. Основание Исторического общества при Петербург­ском университете // Ученые записки исторического факультета Таджикского государственного университета. Вып. 1. Душанбе, 1973. С. 36.

⁹¹ Богословский М.М. [Ключевский - педагог]. С. 50.

⁹² Богоявленский С.К. Указ. соч. С. 111.

⁹³ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 60, 254.

⁹⁴ Милюков П.Н. Два русских историка... С. 323. Об этом же свидетельст­вовал и В.И. Пичета: "Для московских историков, вышедших из школы Клю­чевского, за исключением М.Н. Покровского, Ключевский был богом, к кото­рому нельзя было подходить с нечистыми помыслами" (Пичета В.И. Воспоми­нания о Московском университете. С. 584).

⁹⁵ Слонимский А.Г. Указ. соч. С. 36.

⁹⁶ Богословский М.М. [Ключевский - педагог]. С. 54.

⁹⁷ В 1913 г. М.М. Богословский опубликовал пособие "Древняя русская ис­тория"; в архиве ученого сохранилась рукопись и материалы к курсу 1919/1920 учебного года - "XVI век. Эпоха Грозного" (Халина Т.И. В науке приятно быть и простым чернорабочим: Михаил Михайлович Богословский // Историки России XVIII-XX века. М., 1996. С. 673).

⁹⁸ Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. Курс, читанный в Московском университете в 1908/1909 академическом году.

Литография. М., 1909. С. 7.

⁹⁹ Цит. по кн.: Дегтярев А.Я., Иванов Ю.Ф., Карев Д.В. Указ. соч. С. 13.

¹⁰⁰ ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 64. Д. 211. Л. 87; Д. 212. Л. 18; Оп. 406. Д. 201. Л. 4.

¹⁰¹ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 86-87. См. также: Ми­люков П.Н. Три поколения // Записки Русского исторического общества в Пра­ге. Вып. 3. Прага, 1931. С. 14.

102 Пичета В.И. Воспоминания о Московском университете. С. 586.

¹⁰³ Там же. С. 587.

¹⁰⁴ Дружинин Н.М. Воспоминания и мысли историка // Московский универ­ситет в воспоминаниях современников (1755-1917). С. 601.

¹⁰⁵ Пичета В.И. Воспоминания о Московском университете. С. 587. '06 Там же. С. 585.

¹⁰⁷ Там же.

¹⁰⁸ Готъе Ю.В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 157; Он же. Университет // Московский университет в воспоминаниях современников.

С. 567.

¹⁰⁹ Дружинин Н.М. Воспоминания и мысли историка. С. 611. См. также: Че-

репнин Л.В. Академик Михаил Михайлович Богословский. С. 253.

¹¹⁰ Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 213; Нечкина М.В. Указ. соч. С. 393.

255¹¹¹ Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории, С. 213.

¹¹² Там же. С. 216. См. также: Нечкина М.В. Указ. соч. С. 566.

¹¹³ Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об исторю С. 216.

¹¹⁴ Цит. по кн.: Милюков П.Н. Два русских историка... С. 334.

¹¹⁵ Цит. по кн.: ЧерепнинЛ.В. Указ. соч. С. 244-245.

^п6 См.: Любавский М.К. История царствования Екатерины И. Курс, чи­танный в Имп. Московском университете весной 1911 г. Литография М., 1913.

¹¹⁷ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий.. С. 281; Богословский ММ [Ключевский - педагог]. С. 55.

¹¹⁸ Готъе Ю.В. История областного управления... Т. 1. С. 17.

¹¹⁹ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 467-468.

¹²⁰ Кизеветтер А.А. Московский университет и его традиции // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. С. 322.

¹²¹ Мягков Г.П. Указ. соч. С. 73-75, 124, 129, 130-131, 152-156; Пет ров Ф.А. Либеральные профессора Московского университета в годы второгс демократического подъема // Вестник Московского государственного универ-

, ситета. Сер. 9. История. 1975. № 1. С. 70.

¹²² Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 212-213; Кизеветтер А.А. На ру­беже двух столетий... С. 50-51.

¹²³ Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 197.

¹²⁴ Там же. С. 201-202.

¹²⁵ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 215; Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 215.

¹²⁶ Кизеветтер А.А. В.О. Ключевский как преподаватель // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. С. 389-390.

¹²⁷ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 285.

¹²⁸ Там же. С. 282-283.

¹²⁹ ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 64. Д. 39. Л. 9; Оп. 226. Д. 23. Л. 4-4 об.

¹³⁰ Карпович М.М. П.Н. Милюков как историк // Новый журнал. 1943. № 6. С. 363.

¹³¹ Перегудова З.И. Департамент полиции и П.Н. Милюков // П.Н. Милю­ков: историк, политик, дипломат. М., 2000. С. 415-423. В том же сборнике опуб­ликованы относящиеся к политической деятельности П.Н. Милюкова материа­лы фонда департамента полиции Министерства внутренних дел (с. 537-556).

¹³² Милюков П.Н. Два русских историка... С. 325.

¹³³ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 280; ЧерепнинЛ.В. Ака­демик Михаил Михайлович Богословский. С. 245-247.

¹³⁴ Готъе Ю.В. Мои заметки//Вопросы истории. 1991. № 11. С. 161.

¹³⁵ Цит. по кн.: Вандалковская М.Г. Вечный россиянин: Александр Алек­сандрович Кизеветтер // Историки России XVIII - начала XX века. С. 631.

¹³⁶ Готъе Ю.В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 160.

¹³⁷ Дегтярев А.Я., Иванов Ю.Ф., Карев Д.В. Указ. соч. С. 17; Готъе Ю.В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 156, 158-159, 162, 165-166; № 7-8. С. 168; № 9-10. С. 168-170; № 11. С. 163-164.

138 ц_{ит по кн} ■ Алексеева Г.Д. Октябрьская революция и историческая на­ука в России (1917-1923 гг.). М., 1968. С. 7.

¹³⁹ Готъе Ю.В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 7-8. С. 177; № 11. С. 155. .... . ,......................

256

¹⁴⁰ Кизеветтер А.А. Московский университет и его традиции. Прага, 1927. С. 14. См. также: Он же. Исторические отклики. С. 345-346, 351; Донавр-За-полъский М.В. Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855) // Донавр-Заполь-ский М.В. Из истории общественных течений в России. Киев, 1910. С. 283; Ки-реева Р.А. В.О. Ключевский как историк русской исторической науки.

С. 196-197.

¹⁴⁾ Корзун В.П. Указ. соч. С. 180.

¹⁴² Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 265.

¹⁴³ Бицилли П.М. Философия русской истории в трудах П.Н. Милюкова // П.Н. Милюков: Сб. материалов по чествованию его семидесятилетия. 1859-1929. Париж, 1930. С. 81. См. также¹: Онже. [Рецензия] //Числа. 1930. № 1. С. 220-221; 1933. № 7/8. С. 260-263. Рец. на кн.: Милюков П.Н. Очерки по исто­рии русской культуры. Т. 2. Ч. 2; Т. 3. Париж, 1930-1931; Он же. Историогра­фия Милюкова // Там же. 1931. № 5. С. 175-182.

¹⁴⁴ Милюков П.Н. Три поколения. С. 15.

¹⁴⁵ В.П. Корзун полагала, что около 1905 г. П.Н. Милюков фактически от­казался от прежнего вывода об автономности научного знания {Корзун В.П. , Указ. соч. С. 162). ,

¹⁴⁶ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 173.

¹⁴⁷ Маклаков В.А. Отрывки из воспоминаний // Московский университет , 1755-1930. Париж, 1930. С. 306-307.

¹⁴⁸ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 190-191, 268.

¹⁴⁹ Цит. по кн.: Халина Т.И. В науке приятно быть и простым чернорабо­чим... С. 674. ------

¹⁵⁰Любавский М.К. Древняя русская история. Курс лекций. 1910/1911 учеб- ,,_; ного года. Ч. 1. М., 1911. С. 5 (НИОР РГБ. Ф. 172. К. 521. Московская духовная академия. Ед. хр. 17-18. Литография).

¹⁵¹ Мы не ставим перед собой задачи их детального освещения и касаемся лишь вопросов, имеющих непосредственное отношение к задачам настоящей

работы.

¹⁵² Цит. по кн.: Пустарников В.Ф. Социологическая концепция П.Н. Ми­люкова - антитеза метафизической философии истории // П.Н. Милюков: ис­торик, политик, дипломат. С. 11. Смысл своих расхождений с Н.Я. Данилев­ским П.Н. Милюков сформулировал следующим образом: "Научная социоло­гия стремится к открытию законов эволюции человеческого общества, а для Данилевского интересно только обнаружение в обществе искони заложенной в него неподвижной идеи. Прикладная социология измеряет прогресс степе­нью сознательности, с каковою организуется в обществе достижение общего блага; а Данилевский, наблюдая внутри отдельного общества только стихий­ный процесс органической эволюции, ищет прогресса лишь в смене историче­ских наций и идеалов. Что же может быть общего между обществом, как жи­вым развивающимся явлением, и национальностью, как вывеской неизменной идеи, - между сознательным стремлением к сознательной организации обще­ственной жизни и бессознательным выполнением никому неведомого мирово­го плана?" (Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. СПб., 1903. С. 274). -

¹⁵³ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 112. '*

¹⁵⁴ Там же. С. 77.

¹⁵⁵ Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. С. 273.

¹⁵⁶ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 107.

¹⁵⁷ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 178. П.Н. Милюков писал: "Вну­треннее единство и закономерность в эволюции каждой отдельной стороны

257лучше всего открывается при систематическом изложении" (Он же. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. М., 1993. С. 58).

¹⁵⁸ Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 2.

¹⁵⁹ Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и поли­тика. М., 1992. С. 155-156.

■60 Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. С. 213.

¹⁶¹ А.Н. Медушевский высказал гипотезу об эволюции мировоззрения П.Н. Милюкова в сторону неокантианства.

¹⁶² Готье Ю.В. Смутное время. Очерк истории революционных движений начала XVII столетия. М., 1921. С. 4-5.

¹⁶³ ЧерепнинЛ.В. Указ. соч. С. 229-231.

¹⁶⁴ Любавский М.К. Рец. на кн.: Донавр-Запольский М.В. Государственное хозяйство... СПб., 1904. Отд. отт. С. 33.

¹⁶⁵ Любавский М.К. Древняя русская история. Ч. 1. С. 5-6.

¹⁶⁶ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 38; Т. 2. Ч. 1. С. 12.

¹⁶⁷ П.Б. Струве относил П.Н. Милюкова к школе экономического матери­ализма только с точки зрения критики им метафизических теорий. В целом же он считал, что ученый лишь декларировал материалистические принципы, но не проводил их в конкретном анализе. В.И. Ленин причислял П.Н. Милюкова в области методологии науки к числу "вполне материалистов" (Пустарни-ков В.Ф. Указ. соч. С. 13-14).

¹⁶⁸ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 114.

¹⁶⁹ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. С. 11. . ,у ¹⁷° Там же. Т. 3. С. 29.

_ш. ¹⁷¹ Там же. Т. 3. С. 24; Думова Н.Г. Указ. соч. С. 163.

;,, ¹⁷² Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 37-38.

_к3! ^|73 Там же. Т. 2. Ч. 1. С. 11.

¹⁷⁴ Кизеветтер А. А. Новый труд Г.В. Плеханова по русской истории // Го­лос минувшего. 1916. № 1. Рец. на кн.: Плеханов Г.В. История русской общест­венной мысли. Т. 1. М., 1915. С. 325, 334.

¹⁷⁵ Кизеветтер А.А. Русская историография в оценке советских истори-i. ков // Современные записки. 1931. № 46. С. 519; Он же. [Рецензия] // Русская

мысль. 1910. № 5. 3-я паг. С. 131-133. Рец. на кн.: Покровский М.Н. Русская ис­тория с древнейших времен. Т. 1. М., 1910.

¹⁷⁶ Кизеветтер А.А. Русская историография в оценке советских истори­ков. С. 520.

¹⁷⁷ Там же. С. 518.

¹⁷⁸ Готье Ю.В. Мои заметки // Вопросы истории. 1991. № 9-10. С. 170.

¹⁷⁹ То же // Вопросы истории. 1993. № 2. С. 143.

¹⁸⁰ То же // Вопросы истории. 1991. № 9-10. С. 169; № 11. С. 152.

181 ц_{ит по кн :} Халина Т.И. Указ. соч. С. 658.

182 ц_{ит по кн} . if_ep_enHUH jj в Указ. соч. С. 252.

¹⁸³ См.: Павлов-Сильванский Н.П. Теория контраста Милюкова //Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в Древней Руси. СПб., 1907. С. 19-25. Подробно эта тема рассмотрена М.Г. Вандалковской (Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А. А. Кизеветтер: История и политика. С. 185-210).

¹⁸⁴ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. С. 14-15, 18; Ч. 2. С. 132, 182, 209, 222, 468.

¹⁸⁵ Там же. Т. 2. Ч. 1. С. 181.

¹⁸⁶ Там же. С. 47.

¹⁸⁷ Там же. Т. 2. Ч. 1. С. 54, а также 468-469.

188 там же. Т. 2. Ч. 1. С. 99. .«^Э...,Йь-( >ш

189 Там же. Т. 2. Ч. 2. С. 471; а также: Т. 2. Ч. 1. С. 172; Т. 3. С. 169.

190 Там же. Т. 2. Ч. 2. С. 478. ' * I

191 Там же. Т. 1. С. 61-62.

¹⁹² Милюков П.Н. "Исконные начала" и "требования жизни" в русском го­сударственном строе. Ростов-на-Дону, 1905. С. 3-4.

¹⁹³ Кизеветтер А .А. Новый труд Г.В. Плеханова по русской истории. С. 328.

¹⁹⁴ Кизеветтер А.А. История России в XIX веке. Курс, читанный в Мос­ковском университете в 1908/1909 академическом году. Ч. 1. М., 1909. С. 5-6; Он же. Новый труд Г.В. Плеханова по русской истории. С. 327, 329-331. /

¹⁹5 ЧерепнинЛ.В. Указ. соч. С. 229-230.

¹⁹⁶ Халина Т.И. В науке приятно быть и простым чернорабочим... С. 664-

665.

¹⁹⁷ Готъе Ю.В. В.О. Ключевский как руководитель начинающих ученых.

С. 181.

¹⁹⁸ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 148; Он же. Официальные и ча­стные редакции древнейшей разрядной книги // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1887. Кн. 2. Отд. 4; Он же. К вопросу о составлении разрядных книг // Журнал Министерства народного просвещения. 1889. № 5. Отд. 2; Он же. Древнейшая разрядная книга официальной редакции (по 1565 г.). М., 1901. См. также: Буганов В.И. Разрядные книги последней четвер­ти XV - начала XVII в. М., 1962; Анхимюк Ю.В. Частные разрядные книги с за­писями за последнюю четверть XV - начало XVII в. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1998.

¹⁹⁹ Милюков П.Н. [Речь перед диспутом в Московском университете 17 мая 1892 г.] // Русская мысль. 1892. № 7. Отд. 2. С. 65.

200 Макушин А.В. Указ. соч. С. 43.

²⁰¹ Корзун В.П. Указ. соч. С. 181. П.Н. Милюков ошибочно полагал, что его кандидатуру предложил К.Н. Бестужев-Рюмин, с которым он познакомил­ся летом 1886 г. Этим, вероятно, объясняется тот факт, что, несмотря на расхо­ждения во взглядах на задачи науки, П.Н. Милюков в дальнейшем не допускал резких выпадов в адрес петербургского историка.

²⁰² Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 3, 12-13. В то же время П.Н. Милюков выступил против отождествления живущей четверти и подвор­ной раскладки; по его мнению, живущая четверть не заменила сошное письмо, а существовала параллельно с ним.

²⁰³ См.: Носов Н.Е. Академик Борис Дмитриевич Греков - исследователь-источниковед//Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. 15. Л., 1983. С. 4.

²⁰⁴ Параллельно с подготовкой отзыва в 1890-1892 гг. ученый вел перепи­ску с П.Г. Виноградовым и С.Ф. Платоновым о желании защитить его в Петер­бурге в качестве докторской диссертации. В этой связи В.П. Корзун полагала, что уверения в мемуарах П.Н. Милюкова о нежелании после скандала на маги­стерском диспуте защищать докторскую диссертацию не верны.

²⁰⁵ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 282-283.

²⁰⁶ Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. Опыт исследования по ис­тории экономического быта Московской Руси. 2-е изд. М., 1937. С. 37-38. Ср.: Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. 3. СПб., 1908. С. 482-484.

²⁰⁷ Пичета В.И. Воспоминания... С. 595.

²⁰⁸ Готье Ю.В. Замосковный край... С. 76-77.

²⁰⁹ Веселовский СБ. [Рецензия] // Журнал Министерства народного просве­щения. 1908. № 2. С. 414. Рец. на кн.: Готье Ю.В. Замосковный край...

9* 259^2Ш Готье Ю.В. Замосковный край... С. 99. 1

²¹¹ Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого: Провинция 1719-1727 гг. М., 1902. С. VII.

²¹² С 1897 г. Ю.В. Готье принимал участие в работе Имп. Московского ар­хеологического общества. В начале XX в. он участвовал в раскопках курганов в Московской и Харьковской губ. Его отчеты об их результатах считались для того времени образцовыми. В 1902 г. от Румянцевского музеума Ю.В. Готье был командирован на XII Археологический съезд в Харьков (см.: Мандате МВ. К бирграфад IQjB^ Готье // Университетские петербургские чтения. Петербург [ГМосква. Две столицы'России в XVIfr^fiCiScax! С1Ж, 200ТГС. "гТ$)Т—~™

²¹³ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 118. По­нятие "месторазвитие" как совокупность природно-географических условий среды обитания ученый позаимствовал из трудов евразийцев.

²¹⁴ Там же. Т. 1. С. 139.

²¹⁵ Там же. Т. 1. С. 40, 291, 334.

²¹⁶ Там же. Т. 1. С. 374.

²¹⁷ Любавский М.К. Русская история XVII в. и первой четверти XVIII в. Лекции, читанные на Московских высших женских курсах в 1913/1914 учебном году. Ч. 1. М., 1913. Литография. С. 3-6. Эту точку зрения вслед за Б.Н. Чиче­риным и В.И. Сергеевичем не разделяли А.А. Кизеветтер, М.М. Богословский.

²¹⁸ Любавский М.К. Древняя русская история. Курс лекций 1910/1911 учеб­ного года. Ч. 1. М., 1911. С. 3.

²¹⁹ Там же. С. 61-62.

²²⁰ Любавский М.К. Программа курса по древней русской истории. М., 1909. С. 3; Богословский М.М. Древняя русская история. М., 1913. Литография. Ч. 1.С. 33, 51.

²²¹ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI ве­ка. 2-е изд. М., 1916. С. 81.

²²²Любавский М.К. Русская история XVII в. и первой четверти XVIII в. Ч. 1. С. 7-11.

²²³ Богословский М.М. Древняя русская история. Литография. Ч. 1. М., 1913. С. 91.

²²⁴ Там же. С. 98-101.

²²⁵ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории... С. 98-100; Бого­словский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 112,179; Готье Ю.В. Очерк ис­тории землевладения в России. М., 1915. С. 8-13.

²²⁶ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории... С. 100.

²²⁷ Там же. С. 111.

²²⁸ Там же. С. 113; Любавский М.К. Русская история XVII и первой четвер­ти XVIII в. Ч. 1.С. 7-11.

²²⁹ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории... С. 153; Он же. Русская история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1. С. 11-13; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 20; Кизеветтер А.А. Русское об­щество в восемнадцатом столетии. 2-е изд. Ростов-на-Дону, 1905. С. 39; Он же. Местное самоуправление в России IX-XIX столетий. 2-е изд. Пг., 1917. С. 26; Го­тье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 136; Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 180.

²³⁰ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории... С. 173.

²³¹ Там же. С. 153.

²³² Там же. С. 181. См. также: Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1.С. 180, 191.

²³³ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 122.

260

²³⁴ Любавский М.К. Образование основной государственной территории еликорусской народности. Заселение и объединение центра. Л., 1929. С. 54, 81; ~)н же. Русская история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1. С. 24.

²³⁵ Любавский М.К. Русская история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1.

:. 20.

²³⁶ Любавский М.К. Образование основной государственной территории [еликорусской народности. С. 39.

²³⁷ Карев Д.В. Академик М.К. Любавский как историк феодальной России, ^.втореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1983. С. 18-21.

²³⁸ Любавский М.К. Русская,история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1. Z. 22; Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 229-240.

²³⁹ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 33.

²⁴⁰ Кизеветтер А.А. Местное самоуправление в России... С. 10.

²⁴¹ Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 222-226.

²⁴² Любавский М.К. Программа курса. С. 6-7.

²⁴³ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 77,

377.

²⁴⁴ Там же. С. 367.

²⁴⁵ Богословский М.М. [Рецензия] // Критическое обозрение. 1908. № 3(8). С. 40-41. Рец. на кн.: Павлов-Силъванский Н.П. Феодализм в Древней Руси.

СПб., 1907.

²⁴⁶ Б.Н. Чичерин, в частности, в фактах временного характера боярской службы князю (договоры) видел кардинальное отличие удельной и феодальной

систем.

²⁴⁷ Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. М., 1915. С. 17-18.

²⁴⁸ Любавский М.К. Программа курса. С. 7.

²⁴⁹ Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 39.

²⁵⁰ Полемике с Н.П. Павловым-Сильванским по этой проблематике посвя­щена статья П.Н. Милюкова "Феодализм в России (в Северо-Восточной Руси)" для энциклопедического словаря Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона.

²⁵¹ Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 207, 214; Он же. [Рецензия] // Критическое обозрение. 1908. № 3(8). С. 41^2; Кизеветтер А.А. Местное самоуправление в России... С. 27; Вандалковская М.Г. Вечный россия­нин: Александр Александрович Кизеветтер // Историки России XVIII - начала

XX века. С. 640.

²⁵² Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 180-181. См. также: Богословский М.М. Древняя русская история. Ч. 1. С. 210-211; Милю­ков П.Н. "Исконные начала" и "требования жизни" в русском государственном

строе. С. 5.

²³³ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 175-176.

²⁵⁴ Любавский М.К. Русская история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1.

С. 19-20.

²⁵⁵ Там же. С. 20.

²⁵⁶Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. Курс, читанный в Московском университете в 1908/1909 академическом году. Литография. М., 1909. С. 11-12.

²⁵⁷ Кизеветтер А.А. Местное самоуправление в России... С. 44, 50.

²⁵⁸ Кизеветтер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 7.

²⁵⁹ Кизеветтер А.А. Политическая тенденция древнерусского Домост­роя // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 26; Он же. Крестьянство в рус­ской научно-исторической литературе // Крестьянская Россия: Сб. статей. Ч. 5-6. Прага, 1923. С. 7; Он же. Русское общество в восемнадцатом столетии.

261С. 4-6; Он же. На рубеже двух столетий. С. 224—225; Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 67-68.

²⁶⁰ Кизеветтер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 6.

²⁶¹ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 258. См. также: Там же. С. 263; Он же. Программа курса. С. 13.

²⁶² Кизеветтер А.А. Иван Грозный и его оппоненты. Рец. на статью: Ми­хайловский Н.К. Иван Грозный в русской литературе. С. 66; Вандалков­ская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. С. 185; Любав­ский М.К. Русская история XVII и первой четверти XVIII в. Ч. 1. С. 25-29; Го-

. тье Ю.В. Очерки истории землевладения в России. С. 67-68.

²⁶³ Любавский М.К. Лекции по древней русской истории. С. 290.

²⁶⁴ Любавский М.К. Начало закрепощения крестьян // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Т. 1. М., 1911. С. 1-13; Он же. Программа курса. С. 12; Готье Ю.В. Очерк истории землевла­дения в России. С. 72-74; Кизеветтер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 27.

²⁶⁵ Милюков П.Н. Крестьяне в России // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 32. СПб., 1895. С. 681. См. также: Кизевет­тер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 29.

²⁶⁶ Милюков П.Н. Крестьяне в России С. 682.

²⁶⁷ См., например: Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 45-76.

²⁶⁸ Готье Ю.В. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова. М., 1913. С. 3; Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 87-88.

²⁶⁹ Ср.: Готье Ю.В. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова, С. 4; Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 72, 86-87.

²⁷⁰ Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 110-113. См. также: Го­тье Ю.В. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова. С. 3-4, 18.

²⁷¹ Ср.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 79.

²⁷² Готье Ю.В. Замосковный край... С. 363-364.

²⁷³ Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 83.

²⁷⁴ Готье Ю.В. Замосковный край... С. 128.

²⁷⁵ Богословский М.М. Земское самоуправление на русском севере XVII в. Т. 2. М., 1912. С. 34.

²¹⁶Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 118; а также 151, 153,155, 169.

²⁷⁷ Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 76.

²⁷⁸ Богословский М.М. [Рецензия] // Критическое обозрение. 1908. № 3(8).

²⁷⁹ Готье Ю.В. Очерк истории землевладения в России. С. 107.

²⁸⁰ Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 133; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 68, 82.

²⁸¹ Любавский М.К. Русская история. Ч. 1. С. 204; а также 151-153, 202.

²⁸² Там же. Ч. 2. С. 33, 48,51.

²⁸³ Там же. С. 6-8, 52, 63, 71.

²⁸⁴ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 148.

²⁸5 Там же. С. 229. ²⁸⁶Тамже. С. 151.

²⁸⁷ Там же. С. 143.

²⁸⁸ Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 123.

²⁸⁹ Там же. С. 217.

²⁹⁰ Там же. С. 534-535, а также 542.

²⁹¹ Там же. С. 437, а также 101,404, 454, 542-543, 545.

²⁹² Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 163.

²⁹³ Макушин А.В. П.Н. Милюков: Путь в исторической науке... С. 53.

262

²⁹⁴ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 158.

²⁹⁵ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 166.

²⁹⁶ Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и поли­тика. С. 216-217.

²⁹⁷ Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 546.

²⁹⁸ Там же. С. 3.

²⁹⁹ Д. Новый труд о Петровской реформе // Вестник Европы. 1892. № 8. С. 820. Рец. на кн.: Милюков П.Н. Государственное хозяйство...

300 Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 420-421. См. также: Ки­зеветтер А.А. Местное самоуправление в России... С. 84—86.

³⁰¹ Цамутали А.Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма: Историографические очерки. Л., 1986. С. 195.

³⁰² Любавский М.К. Русская история. Ч. 2. С. 104, 112; Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого: Провинция. 1719-1729 гг. М., 1902.

С. 27-29.

³⁰³ Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912. С. 270. См. также: Он же. [Рец. на кн.: Милюков П.Н. Государственное хозяйство...] С. 53; Он же. Местное самоуправление в России... С. 74; Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. С. 219, 223; Цамутали А.Н. Указ. соч.

С. 173.

³⁰⁴ Кизеветтер А.А. Историческое значение царствования Екатерины Ве­ликой // Образование. 1896. № 11. С. 11; Он же. Реформа Петра Великого в со­знании русского общества // Русское богатство. 1896. № 10. С. 23; Он же. Мест­ное самоуправление в России... С. 76-77.

³⁰⁵ Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого. С. 324, 382, 394; Он же. Исследования по истории местного управления при Петре Вели­ком // Журнал Министерства народного просвещения. 1903. Xs 9.

³⁰⁶ Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого. С. 62,411-412.

³⁰⁷ А.Е. Пресняков в рецензии на "Очерки..." П.Н. Милюкова выразил пре­тензии петербургской профессуры к этому труду, кстати, в основных моментах принципиально сходные с замечаниями его московских коллег. Отметив ориги­нальность постановки темы, ее соответствие стоящей перед отечественными учеными проблеме "обобщения основных явлений русской истории", критик не преминул указать, что сочинение П.Н. Милюкова произвело на него двойствен­ное впечатление: "...Глубоко задуманная задача, богатый материал для ее ис­полнения, литературный талант поистине блестящий, - и рядом с этим много произвольного, много лишнего (в главе о Петре), а иной раз пробелы - не сов­сем понятные". В концептуальном плане резкие возражения встретила "оценка основных явлений Смутного времени у Милюкова - резко отличавшаяся от воз­зрений на эту эпоху профессоров] Платонова и Ключевского": пассивная роль, отсутствие политической программы у северных черных волостей и посадов, трактовка крестоцеловальной записи Василия Шуйского и др. Неприятие ре­цензента вызывали "мелочные придирки" в характеристике личности и госу­дарственной деятельности Петра I, "чересчур строгое суждение о сотрудниках" царя. По его мнению, П.Н. Милюков недооценил степень готовности общества к реформам, их "народного" характера, а о попытках видеть социальную опору царя исключительно в гвардии писал: "Получается как нельзя более далекая от действительности картина военного деспотизма, опирающегося на силу прето­рианцев" (Пресняков А.Е. Первый опыт истории русского сознания // Известия отделения русского языка и словесности Академии наук. 1903. Т. 3. С. 309-310, 314-315, 317. Рец. на кн.: Милюков П.Н. Очерки из истории русской культуры. Ч.З. Вып. 1. СПб., 1901). ,

263³⁰⁸ Богословский ММ. Историография, мемуаристика, эпистолярия. С. 94; Пинета В.И. Воспоминания... С. 587; Халина Т.И. В науке приятно быть и про­стым чернорабочим... С. 663.

³⁰⁹ Богословский ММ. Областная реформа Петра Великого. С. 3-4, 13-14, 24, 444-445.

ЗЮ Там же. С. 36, 66, 94, 452, 521.

³¹¹ Богословский ММ. Фабрично-заводская промышленность при Пет­ре Великом // Журнал для всех. 1904. № 9. С. 564-567; № 10. С. 624-627; Вандал-ковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. С. 224.

³¹² Вандалковская М.Г. Вечный россиянин: Александр Александрович Ки­зеветтер. С. 635.

³¹³ Богословский ММ. Областная реформа Петра Великого. С. 339-342, 413, 415; Готъе Ю.В. История областного управления в России. Т. 1. С. 10-12; Кизеветтер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 9, 11; Он же. Курс лекций. Ч. 1. С. 7, 10; Любавский М.К. Русская история. Ч. 2. С. 220; Ми­люков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 147; Он же. Государ­ственное хозяйство... С. 545.

³¹⁴ Богословский ММ. Областная реформа Петра Великого. С. 512-515.

³¹⁵ Любавский М.К. Русская история XVIII в. Ч. 1. М, 1913. С. 97-98.

³¹⁶ Милюков П.Н. Государственное хозяйство... С. 436, 480; Любав­ский М.К. Русская история XVIII в. Ч. 1. С. 4, 9, 15.

³¹⁷ Любавский М.К. Русская история XVIII в. Ч. 1. С. 14.

³¹⁸ Там же. С. 49, 53, 77, 81; Готье Ю.В. История областного управления в России. Т. 1. С. 10-12.

³¹⁹Любавский М.К. История царствования Екатерины II. Курс, читанный i Имп. Московском университете весной 1911 г. Литография. М., 1913. С. 3, 157, ,_ Он же. Русская история XVIII в. Ч. 2. С. 3.

³²⁰ Кизеветтер А .А. Историческое значение царствования Екатерины Ве­ликой // Образование. 1896. № 11. С. 15, 25; Любавский М.К. История царство­вания Екатерины И. С. 3, 29, 34; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. М., 1995. С. 212, 377.

³²¹ Милюков П.Н. Два русских историка... С. 332; Кизеветтер А.А. Первое пятилетие правления Екатерины II // Сборник статей, посвященных Павлу Ни­колаевичу Милюкову. Прага, 1929. С. 325; Любавский М.К. История царствова­ния Екатерины II. С. 52.

³²² Любавский М.К. История царствования Екатерины II. С. 222.

³²³ М.К. Любавский писал в этой связи: «Препятствием к раскрепощению крестьян была незначительность населения. На вольнонаемном труде нельзя было построить ни частного, ни казенного хозяйства, и поэтому правительство поневоле "приписывало" крестьян, а помещики укрепляли их за собой... Русская действительность показывала ей (императрице. - А.Ш.), что было немыслимо поднимать вопрос об освобождении крестьян, можно было думать только об ог­раждении их от произвола... Положив предел дальнейшему закрепощению, Екатерина не сделала ничего, чтобы освободить крестьян... Сделала она мень­ше по сравнению даже с тем, что указало ей общество в лице депутатов Комис­сии 1767 г. Примирилась с крепостным правом, а отсюда не далеко и до защи­ты его» (Любавский М.К. История царствования Екатерины II. С. 47, 122, 153, 155, 159).

³²⁴ Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 219.

³²⁵ Кизеветтер А.А. Происхождение городских депутатских наказов в Екатерининскую комиссию 1767 г. // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 210, 213.

264

³²⁶ Кизеветтер А.А. Императрица Екатерина II как законодательница: Речь перед докторским диспутом // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 276.

³²⁷ Кизеветтер А.А. Первое пятилетие правления Екатерины II // Сборник статей, посвященных Павлу Николаевичу Милюкову. 1859-1929. Прага, 1929. С. 316.

³²⁸ Там же. С. 324.

³²⁹ Кизеветтер А.А. Историческое значение царствования Екатерины Ве­ликой. С. 25.

³³⁰ Кизеветтер А.А. Новизна'и старина в России XVIII столетия: Речь пе­ред магистерским диспутом // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 269, 272; Он же. На рубеже двух столетий... С. 276-277.

³³¹ Кизеветтер А.А. Местное самоуправление в России. С. 97.

³³² Кизеветтер А.А. Русское общество в восемнадцатом столетии. С. 48. См. также: Он же. Городовое положение Екатерины II 1785 г. Опыт историче­ского комментария. М., 1909. С. 455.

³³³ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 282.

³³⁴ Кизеветтер А.А. Один из реформаторов русской школы. Рец. на кн.: Майков П.Н. Иван Иванович Бецкой. Опыт его биографии. СПб., 1904; Школь­ные вопросы нашего времени в документах XVIII века // Кизеветтер А.А. Ис­торические очерки. С. 132.

³³⁵ Кизеветтер А.А. Крестьянство в русской научно-исторической ли­тературе. С. 10; Любавский М.К. История царствования Екатерины II. С. 156. .

³³⁶ Любавский М.К. Русская история XVIII в. Ч. 2. С. 56-57.

³³⁷ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. С. 317.

³³⁸ Кизеветтер А.А. История России в XIX веке... Ч. 1. С. 7.

³³⁹ Там же. С. 16,42.

³⁴⁰ Там же. С. 69.

³⁴¹ Кизеветтер А.А. Император Александр I и Аракчеев // Кизевет­тер А.А. Исторические очерки. С. 289.

³⁴² Кизеветтер А.А. Внутренняя политика в царствование императора Ни­колая Павловича // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 421.

³⁴³ Там же. С. 425.

³⁴⁴ Там же. С. 419.

³⁴⁵ Кизеветтер А.А. Николай I как конституционный монарх // Кизевет­тер А.А. Исторические очерки. С. 408.

³⁴⁶ Богословский ММ. Обозрение русской истории XIX в. Лекции на Мос­ковских высших женских курсах. М., б.г. С. 34.

³⁴⁷ Там же. С. 67.

³⁴⁸ Кизеветтер А.А. Николай Александрович Милютин // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. С. 248, 254.

³⁴⁹ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 231; Богословский ММ. Обозрение русской истории XIX в. Лекции на Московских высших женских кур­сах. Литография. М., 1917. С. 1.

³⁵⁰ Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий... С. 139; Он же. Борьба за земство при его возникновении // Кизеветтер А.А. Исторические отклики. С. 274, 313-314. См. также: Богословский ММ. Обозрение русской истории XIX в. С. 35, 83.

³⁵¹ Милюков П.Н. Интеллигенция и историческая традиция // Вопросы фи­лософии. 1991. № 1. С. 107.

³⁵² Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. С. 320.

265•!•. ³⁵³ Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 60-61, 68, 170.

³⁵⁴ Милюков 77. Я. Интеллигенция и историческая традиция. С. 121.

³⁵⁵ Кизеветтер АЛ. Исторические очерки. С. 59. ³5бТамже. С. 61,65.

³⁵⁷ Кизеветтер АЛ. Крестьянство в русской научно-исторической литера­туре. С. 8.

³⁵⁸ Любавский М.К. Русская история XVIII в. Ч. 1. С. 19, 22, 27, 41, 48.

³⁵⁹ Кизеветтер А.А. Русская утопия XVIII столетия // Кизеветтер А.А. Ис­торические очерки. С. 54, а также 51, 141.

³⁶⁰ Кизеветтер А.А. Ф.В. Растопчин // Кизеветтер А.А. Исторические от­клики. С. 149, а также 46, 84, 102-103.

³⁶¹ Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 56.

³⁶² Ее последствия прослежены А.А. Кизеветтером на примере истории об­разования и просвещения первой половины XIX в. См.: Кизеветтер А.А. Ду­ховная цензура в России. М, 1915. Рец. на кн.: Котович Ал. Духовная цензура в России 1799-1855 гг. СПб., 1909; Он же. Из истории борьбы с просвещением // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912. Рец. на кн.: Загоскин Н.П. История Императорского Казанского университета за первые сто лет его суще­ствования. Т. 1-3.

³⁶³ Кизеветтер А.А. Русская история в XIX веке. Ч. 1. С. 88, а также 10.

³⁶⁴ Кизеветтер А.А. Внутренняя политика в царствование императора Ни­колая Павловича // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. С. 423.

³⁶⁵ Кизеветтер А.А. Русская история в XIX веке. Ч. 1. С. 111.

³⁶⁶ См.: Милюков П.Н. Любовь у "идеалистов тридцатых годов" (1895-1896); По поводу переписки В.Г. Белинского с невестой (1896); Надеждин и первые кри­тические статьи Белинского (1901).

³⁶⁷ Кизеветтер А.А. Русское общество и реформа 1861 г. // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. С. 189-190.

³⁶⁸ См.: Милюков П.Н. Памяти А.И. Герцена (1900); см. также: Вандалков-ская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. С. 259.

³⁶⁹ Генезис славянофильской идеологии и практики П.Н. Милюков изло­жил в статьях: Сергей Тимофеевич Аксаков (1891); Разложение славянофиль­ства. Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев (1893).

³⁷⁰ Кизеветтер А.А. Русское общество и реформа 1861 г. // Кизевет­тер А.А. Исторические отклики. С. 199, 215; Он же. Николай Александро­вич Милютин // Там же. С. 239.

³⁷¹ Кизеветтер А .А .Русское общество и реформа 1861 г. С. 207-208.

³⁷² Милюков П.Н. Источники русской истории и русской историографии // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 55. СПб., 1899. С. 441.

³⁷³ Милюков П.Н. П.Л. Лавров: Некролог//Мир Божий. 1900. № 3. С. 32-35.

³⁷⁴ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 153.

³⁷⁵ Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. С. 39.

³⁷⁶ Кизеветтер А.А. Союзники старого порядка // Русская мысль. 1907. " №1.

³⁷⁷ П.Н. Милюков оставлен при университете 17 мая 1892 г., магистерскую диссертацию "Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформа Петра Великого"_дащитил в 1892 г.; М.К. Любавский оставлен при университете 22 мая 1894 г., магистерскую диссертацию "Областное делениё~й местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания перво­го Литовского статута" защитил в 1894 г., докторскую - "Литовско-Русский сейм" - в 1901 г.; Н.А. Рожков оставлен при университете 19 мая 1900 г.,"мапГ-

266

Терскую диссертацию "Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в." защи-«п в 1900 г • М.М. Богословский оставлен при университете 2 ноября 1902 г., Магистерскою диссертацию "Областная реформа Петра Великого" защитил в £ А А. Кизеветтер оставлен при университете 19 декабря 1903 г маги-.теоскую диссертацию "Посадская община в России XVIII в." защитил в 1903 г.; Ю В Готье оставлен при университете в марте 1900 г., магистерскую диссерта-ц„_ю"3амосковный край в XVII в. Опыт исследования по истории экономиче­ского быта Московской Руси" защитил в 1906 г.

³⁷⁸ Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997. С. 266.

3⁷⁹ Готье Ю.В. Мои заметки JI Вопросы истории. 1991. № 7-8. С. 1/0,

№ 9-10. С. 168-169. _ ,_, ,.₇,

380 Халина Т.Н. В науке приятно быть простым чернорабочим С. Ь ll-b/x ³⁸' Донавр-Заполъский М.В. Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855) //

Донавр-Запольский М.В. Из истории общественных течений в России. Киев,

'^Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 177, а также 109, 112.

³⁸³ Кизеветтер А.А. Историческое значение царствования Екатерины Ве­ликой. С. 25.

³⁸⁴ Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 144.

385 Там же. С. 138, 147, 156; Милюков П.Н. Государственное хозяйство...

Г"¹ ^С1

³⁸6 Любавский М.К. Древняя русская история. Курс лекций 1910/1911 учеб­ного года. Литография. М., 1911. Ч. 1. С. 4.

³⁸⁷ Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997. С. 292.

³⁸⁸ Милюков П.Н. В.О. Ключевский. С. 188-189; Кареев Н.И. Отчет о рус­ской исторической науке за 50 лет... С. 141. „ ^

³⁸⁹ Мягков Г.П. Научное сообщество в исторической науке: Опыт русской исторической школы". Казань, 2000. С. 210.Глава IV

ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА

В ПЕТЕРБУРГСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX -

НАЧАЛЕ XX в.

(f*% тановление Петербургского университета как одного из ве-Ча^ дущих центров исторической науки России второй полови­ны XIX - начала XX в. связано с именем К.Н. Бестужева-Рюмина (1829-1897), в продолжение 20 лет (1865-1884) занимавшего кафед­ру отечественной истории. Его предшественник - Н.Г. Устрялов (1831—1859) — построил преподавание "по Карамзину" и полного курса никогда не читал. Н.И. Костомаров по причине краткосрочно­сти пребывания в должности (1859-1862) также не оставил заметно­го следа в педагогической жизни. Так что, как справедливо отмечал биограф К.Н. Бестужева-Рюмина, «вступая на кафедру, [профессор] нашел ее действительно свободною: не только вакантною, но и сво­бодною от каких-либо традиций; ему не пришлось поэтому считать­ся в той или иной форме с прежними воззрениями; он не должен был ни принимать, ни отвергать их. Ничем не связанный с прошлым, ра­ботая, так сказать, на "пустом месте", он тем свободнее поэтому мог следовать своему взгляду и пропагандировать его среди своих слу­шателей»¹.

К.Н. Бестужев-Рюмин

Существующая разноголосица в определении профессионально­го лица К.Н. Бестужева-Рюмина объясняется, с одной стороны, «бледностью его научного "я"» (Е.Ф. Шмурло), а с другой - эклек­тичностью воззрений на русский исторический процесс (А.С. Лаппо-Данилевский).

Формирование научного миросозерцания К.Н. Бестужева-Рю­мина проходило в стенах Московского университета. Не без влияния К.Д. Кавелина студент перешел на юридический факультет. Он вос­хищался диссертациями СМ. Соловьева и однозначно стоял на сто­роне профессора в будоражившей тогдашние научные умы его по­лемике с М.П. Погодиным. СМ. Соловьев готов был помочь К.Н. Бестужеву-Рюмину с определением при своей кафедре в Мос-

268

ковском университете и торопил с подготовкой магистерской дис­сертации. В 1860-е годы начинающий ученый безоговорочно отно­сил себя к последователям "государственной школы" в отечествен­ной историографии. Значение трудов СМ. Соловьева К.Н. Бесту­жев-Рюмин видел в изложении "общего хода" русской истории, а не в богатстве содержавшихся в них фактов. В теоретическом наследии СМ. Соловьева его особенно привлекали взгляд на историю как на­уку народного самопознания, выводы о закономерном, всеобщем ха­рактере развития цивилизадии, внутренней связи между периодами, роли личности и др. В рецензии на "Обзор исторического развития сельской общины в России" Б.Н. Чичерина молодой исследователь в полной мере поддержал "новое историческое направление"².

Однако уже в диссертации "О составе русских летописей до кон­ца XIV века" (1868), за которую, минуя магистерскую, К.Н. Бесту­жев-Рюмин был удостоен докторской степени, наметились его мето­дологические разногласия с государственниками. В предисловии к первому тому "Русской истории" (1872) они были сформулированы как научное credo: "недоверчивое отношение к теориям вообще"³.\ К.Н. Бестужев-Рюмин с позиций позитивизма критически отзывал­ся об универсальной схеме всемирной истории Г. Гегеля, попытках СМ. Соловьева свести все многообразие исторической жизни к борьбе родовых и государственных отношений: "Мы держимся того мнения, что одного движущего начала не было и что пестрота собы­тий объясняется очень хорошо переплетающимся взаимодействием многих начал, как... и бывает всегда в создающихся обществах"⁴. К.Н. Бестужев-Рюмин выступал против "набрасывания" на отечест­венный исторический процесс готовых "схем", что обусловило мно­гочисленные факты "личного произвола" К.Д. Кавелина и СМ. Со­ловьева в отношении источниковой критики. По его мнению, посту­пательное движение русской науки должно опираться на "предвари­тельные работы над историческим материалом", "очистку источни­ков": "неот общей мысли к факту, а от факта к общей мысли". "ВоспроизведенйюТтротплого, суду над ним и тем более определе--нию общих законов развития должно предшествовать строгое и вни­мательное изучение источников"⁵, - заключал он. Указав на то, что в трудах СМ. Соловьева "не видать жизни и духа народного", К.Н. Бестужев-Рюмин первоочередными задачами науки выставлял изучение истории сословий, "учреждений", религии, литературы, быта восточных славян⁶. Желанием найти противовес довлевшему над академической историографией учению государственников, ве­роятно, объяснялись относящиеся к_1_860:М годам благожелатель-.ные^^отзывы К.Н. Бестужева-Рюмина о федеративной теории

Щ1 Костомарова.

Последовательную с точки зрения понимания первоочередных задач науки позицию занял К.Н. Бестужев-Рюмин и в отношении R лл f>MpTtrimrrv "Истооию государства можно было написать

269(в первой половине XIX в. -А.Ш.); историю народа писать было ра­но, да рано и теперь"⁷, - заключал он (1866). К этому добавились и политические разногласия. К.Н. Бестужев-Рюмин выступил против включения во введение диссертации В.И. Семевского отрывка с критикой реформы 1861 г. В итоге В.И. Семевский не получил мес­та на кафедре в Петербурге ("антирусский дух") и был вынужден за­щищаться в более либеральной Москве.

Однако, выступив с критикой государственной теории, К.Н. Бе­стужев-Рюмин не противопоставил ей какого-либо оригинального "руководящего синтеза": "для него конечный путь научной истори­ческой работы [состоял] в связном и строго фактическом изложе­нии хода исторической жизни на основании тщательного изучения источников и их разработки в специальной ученой литературе", а не в "строительстве системы"⁸. Два тома "Русской истории", доведен­ной до царствования Ивана IV, представляли собой педантичный обзор источников и многообразия взглядов на исторические пробле­мы. В.О. Ключевский справедливо сравнивал этот труд с под-, робным "путеводителем при обзоре осматриваемого города", а П.Н. Милюков называл его "репертуаром фактов в связи с обзо­ром источников"⁹.

Приверженность К.Н. Бестужева-Рюмина к традициям Москов­ского университета времен Т.Н. Грановского, К.Д. Кавелина осо­бенно ярко проявилась во второй половине 1870-х - начале 1880-х годов. Петербургский профессор называл Москву "верховным арео­пагом в деле науки". Несмотря на концептуальную критику, К.Н. Бестужев-Рюмин с гордостью именовал себя учеником СМ. Соловьева и в воспоминаниях о нем иногда "договаривался до слез". С.Ф. Платонов вспоминал в этой связи: "Ученое влияние Со­ловьева на Константина Николаевича было очень глубоко и проч­но; оно росло с годами и перешло впоследствии в крепкую привязан­ность ученика к учителю, силою своею удивлявшую тех, пред кем она обнаруживалась"¹⁰.

Эклектический характер мировоззрения К.Н. Бестужева-Рюми­на во многом обусловил причудливое сочетание в нем элементов разных научных систем. Здесь и стремление к возрождению методи­ки источниковедческого анализа А.Л. Шлецера, и периодизация оте­чественного исторического процесса "по Карамзину", которого он защищал от "антипатриотических" выпадов П.Н. Милюкова¹¹. Не­логичной выглядит и позиция К.Н. Бестужева-Рюмина в отношении "Боярской думы Древней Руси" В.О. Ключевского. С одной сторо­ны, он критиковал своего коллегу за превознесение роли "экономи­ческого элемента", а с другой - за превалирование в его сочинении "внешней" (государственной) истории¹².

П.Н. Милюков называл К.Н. Бестужева-Рюмина "вождем пе­тербургской школы" ("источниковедческого направления" в рос­сийской историографии), вокруг которого сформировался "кружок

270

ученой молодежи". Содержание своих исследований они сводили к предварительному изучению источников "для будущей истории данного периода"¹³. С.Ф. Платонов, напротив, отрицал сам факт су­ществования "школы" К.Н. Бестужева-Рюмина. Свою позицию он мотивировал отсутствием у профессора цельного научного мировоз­зрения, распыленностью его творческих интересов и политически­ми расхождениями "отцов и детей"¹⁴. Разделявший эту точку зрения С.Н. Валк привел относящееся к 1883 г. высказывание К.Н. Бесту­жева-Рюмина о С.Ф. Платонове: "Ученым, конечно, не я его сделал, а частично [он] сам, частично Замысловский. Своего влияния я не вижу"¹⁵. В этом споре П.Н. Милюков, несомненно, прав в одном: "...свою раннюю эмансипацию от вождя петербургской школы С.Ф. Платонов несколько преувеличил. Эмансипация эта проходила постепенно, и главные черты последователя петербургской шко­лы... Платонов сохранил навсегда"¹⁶. Эту "эмансипацию" П.Н. Ми­люков связывал с влиянием московской историографической тради­ции на петербургскую. На наш же взгляд, ее причины определялиа общими тенденциями развития российской науки 1880-1890-х годов

С.Ф. Платонов

С.Ф. Платонов принадлежал к числу ведущих представителей отечественной историографии и педагогики рубежа XIX-XX вв., выступал признанным главой историков Петербурга. Его имя было известно всей образованной России. М.Н. Покровский в 1909 г. на­зывал ученого "одним из наиболее читаемых русских историков". "Лекции по русской истории" С.Ф. Платонова в 1899-1917 гг. выдер­жали десять изданий, а "Учебник русской истории для средней шко­лы" (1909-1910) окончательно вытеснил из гимназического препо­давания морально устаревшие пособия Д.И. Иловайского.

Неоднозначные ответы на вопрос о месте творческого наследия С,Ф. Платонова в отечественной историографии, степени влияния на его сочинения разных научных течений объясняются как тем, что разрозненные высказывания исследователя анализировались без учета его творческой эволюции, так и излишней политизированно­стью оценок оппонентов.

В дореволюционной литературе интерес С.Ф. Платонова к соци­ально-экономической проблематике, "борьбе классов" давал осно­вания ряду критиков (Ю.В. Готье, П.Н. Милюков, Н.А. Рожков, М.Н. Покровский) причислять исследователя к числу приверженцев "историко-социологической школы Ключевского" и даже направле­нию экономического материализма. При всем том указанные авто­ры отмечали, что недостаточный радикализм общественных пози­ций ученого, "наклонность к официальной точке зрения в некото-

271рых вопросах", идеализация взаимоотношений верховной власти и народа сближали его с государственниками. В этой связи ГТ.Б. Стру­ве характеризовал С.Ф. Платонова как "невоинствующего консер­ватора". По мнению П.Н. Милюкова и В.И. Пичеты, в творчестве С.Ф. Платонова произошел продуктивный синтез московской и пе­тербургской исторических школ: характерное для столичного уни­верситета мастерство источниковедческого анализа сочеталось с широкими общеисторическими обобщениями¹⁷.

В советский период научная концепция С.Ф. Платонова рассма­тривалась в рамках так называемой официальной историографии с оговоркой о значительном воздействии на нее со стороны либераль­ной науки. Причины отнесения С.Ф. Платонова в лагерь охраните­лей были обусловлены прежде всего недостаточно левыми полити­ческими взглядами ученого и обвинениями в участии в контррево­люционных организациях¹⁸. С 1980-х годов наметилась тенденция к преодолению абсолютизации научной зависимости С.Ф. Платонова от концепции В.О. Ключевского и прямолинейности в оценках свя­зи политических симпатий профессора с его научным мировоззрени­ем. С некоторыми оговорками его взгляды трактуются современны­ми исследователями "как удачный синтез основных положений госу­дарственной школы с тем новым, что внесло в историческую науку конца XIX - начала XX в. внедрение в нее идей позитивистской фи­лософии и экономического материализма"¹⁹.

II

С.Ф. Платонов называл в числе лиц, сыгравших определяющую роль в становлении его как ученого, В.Г. Васильевского, К.Н. Бес­тужева-Рюмина, В.О. Ключевского и А.Д. Градовского²⁰.

Основы научного мировоззрения студента С.Ф. Платонова были заложены на возглавляемой В.Г. Васильевским кафедре всеобщей , истории. В своих лекциях по европейскому средневековью профес­сор развивал идеи эволюционного развития и внутренней целостно­сти всемирно-исторического процесса. Судя по тематике исследова­ний учеников В.Г. Васильевского - И.М. Гревса, Н.И. Кареева, Е.В. Тарле, немаловажное место в них занимала и социально-эконо­мическая проблематика. Много лет спустя С.Ф. Платонов широко привлекал работы своего университетского профессора по варяж­ской проблеме, роли Византии в русской истории, торговле и коло­низации древних славян. Широкое знакомство на лекциях В.Г. Ва­сильевского с достижениями европейской историографии позволи­ло С.Ф. Платонову на старших курсах быстро сориентироваться сре­ди течений современной ему отечественной науки. Во многом бла­годаря протекции В.Г. Васильевского С.Ф. Платонов был оставлен при Петербургском университете для подготовки к профессорскому званию.

272

Не меньшую роль, чем лекции, имели для начинающего иссле­дователя и семинарии В.Г. Васильевского по истории Византии. Следуя определяющей тенденции в развитии европейской науки третьей четверти XIX в., основатель школы российских византини­стов В.Г. Васильевский и его коллега по факультету, родоначальник русской "эпиграфической школы" Ф.Ф. Соколов, полагали, что время для широких общеисторических обобщений еще не пришло, и поэтому в преподавательской деятельности делали упор на разви­тие у студентов навыков самостоятельной работы с источником.

Аналогичную позицию занимал и профессор отечественной ис­тории К.Н. Бестужев-Рюмин. Студент прослушал его двухгодичный общий курс русской истории и спецкурс по источниковедению, в ко­торых привлекала широта научного кругозора, знакомство с совре­менным состоянием науки, преподавательское мастерство. "...Чело­век широко образованный, свободно вращавшийся во всех сферах гуманитарного знания, великолепно знавший свою науку, умевший поднять нас до высоты отвлеченного умозрения и ввести в тонкости специальной ученой полемики"²¹, - вспоминал С.Ф. Платонов. К.Н. Бестужев-Рюмин обратил внимание на вдумчивого и трудоспо­собного юношу еще в университетские годы, утвердил темы и высо­ко оценил его реферат по истории Боярской думы и кандидатское сочинение "Московские земские соборы XVI-XVII вв." (1882). Не­смотря на симпатии к Е.Ф. Шмурло, К.Н. Бестужев-Рюмин рекомен­довал оставить С.Ф. Платонова на кафедре.

Замысел своей магистерской диссертации С.Ф. Платонов рас­крывал в автобиографии: "Мне хотелось углубить изучение данной переходной эпохи, исследовать всесторонне начало и развитие того общественного движения, которое создало ополчение князя Д.М. Пожарского и в нем образовало устойчивое временное прави­тельство"²². Однако, дабы не быть заподозренным в сочувствии "за­падникам" и "юристам" (прежде всего В.И. Сергеевичу) и не желая обострять отношения с научным руководителем, С.Ф. Платонов придал своему исследованию исключительно источниковедческий характер. Именно на таковой его и ориентировал К.Н. Бестужев-Рюмин в письме из Рима от 1883 г.: "Я вообще того мнения, что ис­следование источников - лучшая тема магистерской и даже доктор­ской [диссертаций]..."²³ В диссертации С.Ф. Платонов вслед за К.Н. Бестужевым-Рюминым повторял: "Издание источников ста­ринной письменности и исследование об их составе, происхождении, взглядах их авторов и т.п. составляют первую основу научных тру­дов по истории"²⁴. Отвечала взглядам профессора на текущие зада­чи науки и постановка темы работы: в событиях Смутного времени К.Н. Бестужев-Рюмин видел своеобразный ключ к пониманию "предшествующего и последующего" хода русской истории. Все это предопределило положительную оценку диссертации С.Ф. Платоно­ва со стоооны К.Н. Бестужева-Рюмина²⁵.

273/

Однако влияния "историко-критического направления", которс ! го придерживалась значительная часть профессуры гуманитарны) факультетов, на С.Ф. Платонова не стоит абсолютизировать С.Ф. Платонов даже в некрологе намекал на шероховатости в отно шениях с К.Н. Бестужевым-Рюминым, а в воспоминаниях без обиня ков писал о его "сложном, замкнутом, уклончивом, в одно и то же время сдержанном и раздражительном" характере. Юношу отталки­вала от К.Н. Бестужева-Рюмина его близость к славянофильски на-: строенным правым кругам, "увлечение националистическими тео­риями Н.Я. Данилевского"²⁶. В свою очередь и сам профессор, высо= ко оценивая источниковедческое мастерство ученика, в личном и политическом планах мало ему симпатизировал. «"Не своим", ос­тался я для него навсегда»²⁷, - констатировал С.Ф. Платонов. Замет­ная переориентация с 1880-х годов тематики исследований молодого поколения петербургских ученых в сторону изучения социально-экономических факторов общественного развития, значение кото­рых К.Н. Бестужев-Рюмин "признавал далеко не безусловно"²⁸, при-/ вело и к научной конфронтации. До открытого разрыва, однако, не⁴ доходило: не будучи согласным со взглядами профессора, С.Ф. Пла­тонов открыто ему не противоречил. "Умный и талантливый, он был в то же время достаточно осторожен, чтобы не порывать со старшими и беречь шансы своей академической карьеры. Это меша­ло ему, даже в частных разговорах, высказываться вполне откро­венно"²⁹, - вспоминал П.Н. Милюков.

Становление ученого проходило в переломный период развития отечественной историографии, когда на смену господствовавшей в академической науке третьей четверти XIX в. концепции "государ­ственной школы" пришла позитивистская интерпретация россий­ского исторического процесса. Под ее влиянием в выступлении на магистерском диспуте 11 сентября 1888 г. С.Ф. Платонов говорил: "Из нашего университета вместе с навыками научной критики я вы­нес и стремление к отвлеченным историческим построениям и веру в то, что плодотворна только та историческая работа, которая идет от широкой исторической идеи и приводит к такой же идее". И мно­го лет спустя ученый повторял, что при разработке "частных начал не забывал общей схемы русской исторической жизни"³⁰. Зарожде­ние нового направления в науке ассоциировалось у современников с "Боярской думой Древней Руси" и широко распространенными в списках курсами лекций В.О. Ключевского. Поэтому нет ничего удивительного, что еще студентом С.Ф. Платонов попал под их воз­действие и даже некоторое время считал себя учеником московско­го профессора. Однако в 1880-е годы в творчестве В.О. Ключевско­го С.Ф. Платонову импонировала его попытка переосмысления рус­ского исторического процесса, а прежде всего научный скепсис к главенствующей историографической традиции. «Меня прельща­ла, - писал он, — не столько наклонность их автора к "экономиче-

274

\

ской точке зрения" в объяснении исторических явлений, сколько разносторонность и широта в их понимании и полная (как мне тогда казалось) независимость от господствовавшей дотоле "системы рус­ской истории" школы СМ. Соловьева и К.Д. Кавелина»³¹.

Юношеский максимализм, подхлестываемый нетерпимостью петербургской профессуры к его московскому кумиру В.О. Ключев­скому, повлиял на тогдашние оценки С.Ф. Платоновым лекций уни­верситетских "юристов" - А.Д. Градовского (история государствен­ного права), В.И. Сергеевича (история русского права). С позиций "историко-социологического направления" он отмечал в их сочине­ниях черты научного формализма, иллюстративность источнико­ведческих приемов, "прямолинейность заключений, пренебрежение исторической перспективой ради ясности схемы и юридических кон­струкций". Указав на "слабость элементов историзма и социологиз­ма" в чтениях В.И. Сергеевича, С.Ф. Платонов писал: "На быт куль­турный и экономический они обращали меньше внимания, чем на внешние формы общественных союзов, так как имели убеждение, что главным содержанием русской исторической жизни была имен­но естественная смена одних законов общежития другими"³². В по­добных оценках нельзя не отметить излишней прямолинейности в противопоставлении "ученых приемов и взглядов" двух поколений отечественной исторической мысли.

В 1890-х годах С.Ф. Платонов откорректировал прежние ниги­листические воззрения на "историческую школу" СМ. Соловьева, К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина и в автобиографии называл их в чис­ле своих учителей. Наиболее выпукло связь концепции С.Ф. Плато­нова с "государственной школой" проявилась в его "Лекциях...": пе­риодизация государственных отношений, объяснение причин свое­образия русского исторического процесса, влияния славянской ко­лонизации и монголо-татарского завоевания на эволюцию общест­венного строя, характеристика отношений внутри княжеского рода, противопоставление киевского и владимиро-суздальского периодов, вотчинная теория происхождения государства, "демократический" характер российского самодержавия, теория закрепощения и рас­крепощения сословий и др. Ученый отмечал, что вывод СМ. Со­ловьева о внутренней обусловленности реформ Петра I привел к пе­ресмотру истории Московской Руси XVII в. и детальной разработке истории XVIII столетия. С.Ф. Платонов не разделял бытовавших в литературе последней четверти XIX в. взглядов на учение государст­венников как механическое приложение выводов немецких авторов на отечественный исторический материал и видел в них "самостоя­тельное научное движение"³³.

Историческая концепция СМ. Соловьева "для своего времени представляла новизну, дав толчок науке". Однако возвращение к ней Д.И. Иловайского в конце 1880-х годов, по мнению С.Ф. Плато­нова, уже не сулило исследовательских перспектив. "Система"

275СМ. Соловьева нуждалась в пересмотре с "экономической точки зрения". Такую попытку и предпринял В.О. Ключевский, но само­стоятельной концепции ему сформулировать не удалось: в основе его взглядов на русский исторической процесс лежало несколько усовершенствованное и дополненное новыми звеньями учение госу­дарственников. В этой связи для С.Ф. Платонова оказался неприем­лем взгляд А.А. Кизеветтера на В.О. Ключевского как основопо­ложника современной российской исторической науки: "В своей схеме Ключевский был счастливым наследником своих талантли­вых учителей и предшественников, до него подготовивших истори­ческий материал и давших образцовые примеры не только исследо­вания этого материала, но и его синтеза. Значение работ Ключев­ского гораздо лучше определяется не совершенством его схемы, а исключительно талантом исследователя и красотою его художе­ственного творчества"³⁴. В целом же, характеризуя воздействие взглядов государственников на отечественную науку второй поло-' вины XIX - начала XX в., С.Ф. Платонов заключал: "...Историко-■; юридическая школа создала такую схему нашего исторического развития, под влиянием которой до сих пор живет русская историо­графия"³⁵.

С.Ф. Платонов признавал лидерство В.О. Ключевского в исто­рической науке последней четверти XIX в., его приоритет в теорети­ческом обосновании нового историографического направления и ис­следовательской разработке отдельных его составляющих. Интере­сы обоих ученых лежали преимущественно в русле разработки со­циальной проблематики. Между ними не было принципиальных ме­тодологических и концептуальных расхождений по основным воп­росам российской истории. Однако С.Ф. Платонов в зрелые годы не относил себя к числу учеников и последователей московского про­фессора: "Не бросился в подражание ему и ничего не желал копиро­вать"³⁶. Со своим коллегой С.Ф. Платонов не поддерживал личных связей и научных контактов (хотя в немногочисленных обменах посланиями стороны всячески подчеркивали свое благорасполо­жение). В апреле 1911 г. В.О. Ключевский писал сыну Борису: "Як[овлев] допущен на кратчайшее время, принес сборник юбилей­ный Платонову. Не разрезывай его; я возвращу его обратно"³⁷. При­чины холодности в отношениях двух ведущих представителей рус­ской историографии конца XIX - начала XX в. следует искать преж­де всего в различном понимании текущих задач современной им на­уки, политической направленности их общественного миросозерца­ния и, наконец, личных амбициях обеих сторон.

С.Ф. Платонов выделял два типа научных работ: "историогра­фические", отличавшиеся широким хронологическим и тематиче­ским охватом материала, преобладанием синтеза над анализом, и "монографические". В соответствии с этим ученые подразделялись им на "исследователей" и "техников", к которым он причислял и се- с

276

бя. По глубокому убеждению С.Ф. Платонова, наука России рубежа веков еще не доросла до создания всеохватывающей ("синтетиче­ской") теории отечественного исторического процесса. Первооче­редная задача исследователей состояла в монографической разра­ботке частных проблем: "Состояние русской историографии до сих пор таково, что иногда налагает на русского историка обязанность просто собирать факты и давать им первоначальную научную обра­ботку. И только там, где факты уже собраны и освещены, мы мо­жем возвыситься до некоторых исторических обобщений, можем подметить общий ход того или другого исторического процесса, можем даже на основании ряда частных обобщений сделать смелую попытку - дать схематическое изображение той последователь­ности, в какой развивались основные факты нашей исторической жизни"³⁸.

Столичных ученых оскорбляло высокомерное отношение моск­вичей к их научной работе. Так, магистерская диссертация С.Ф. Пла­тонова "Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник" (1888), над которой исследо­ватель работал около шести лет и за которую был удостоен Уваров-ской премии Академии наук³⁹, была крайне сдержанно встречена в Москве. "Удачно распутал несколько частных вопросов в историо­графии Смуты или подготовил их разрешение", — заключал В.О. Ключевский. Он же высказал и общее нарекание московских историков к столичным в формальном подходе к источникам -их классификации по хронологии, а не в соответствии с "партийно­стью" автора⁴⁰.

Следуя традиции своего университетского преподавателя К.Н. Бестужева-Рюмина, С.Ф. Платонов полагал, что одним из га­рантов от излишней субъективности выводов должна стать научная непредвзятость. Теории не должны быть навязываемы практике ис­следовательской работы, а являться результатом детального источ­никоведческого анализа. Идеалом современного ученого С.Ф. Пла­тонов представил B.C. Иконникова, труды которого отличала скру­пулезная документированность, осторожность в выводах, демонст­ративный отказ от широких научных обобщений. "Но это равноду­шие к теоретическому построению и личному выводу не было ре­зультатом ни невежества, ни безличия"⁴¹, — заключал он.

Другим гарантом приближения к объективному знанию должна была стать "беспартийность" исследователя. Задача историка состо­ит прежде всего в том, чтобы "дать обществу разумное знание, а приложение этого знания зависит уже не от него"⁴². Поэтому в полном соответствии с академическими традициями, С.Ф. Платонов выступал против превращения учебных заведений в арену политиче­ской борьбы: «Наше поколение университет чтило и щадило, и мы не на словах только, но и на самом деле думали, что "университет -для науки"»⁴³. Даже в некрологе С.Ф. Платонов не удержался от

277/

упрека В.О. Ключевскому за его участие в политической деятельно­сти, а с кадетом П.Н. Милюковым в начале XX в. ученый и вовсе прервал все контакты⁴⁴.

По политическим взглядам С.Ф. Платонов был близок к либера­лам "первой волны". Его миросозерцание можно охарактеризовать как умеренно-консервативное. Ученый не считал самодержавную монархию окончательно изжившей себя формой государственного устройства России и выступал за твердую власть, осуществлявшую постепенные реформы "сверху" в сторону создания национально-правового государства. Студенческая работа начинающего ученого о земских соборах не случайно совпала с попытками введения народ­ного представительства кабинетом М.Т. Лорис-Меликова. Однако с начала XX в. в связи с дискредитацией династии историк полагал, что общей политической ситуации внутри страны более соответст­вует конституционно-демократический строй⁴⁵. В "Автобиографи­ческой записке" С.Ф. Платонов называл себя великорусским патри­отом, но отнюдь не националистом и шовинистом, как его пытались "представить научные и политические оппоненты.

III

В традициях отечественной историографии последней четверти ИХ в. С.Ф. Платонов уделял мало внимания теоретическим вопро-ам науки. В последние годы жизни ученый писал: "Миросозерцание юе, сложившееся к исходу XIX века, имело базой христианскую мо-аль, позитивную философию и научную эволюционную теорию... Гозитивизм, мною рано усвоенный, освободил меня от тех условно-гей метафизики, которые еще владели умами историков - моих чителей (Соловьев, Чичерин, Кавелин и др.), и привил мне методы сследовательской ученой работы, далекие от априорных умозре-ий. Наконец, эволюционная теория легла в основу моих представ-гний о сущности исторического процесса и обусловила весь строй оих университетских курсов"⁴⁶.

Унаследованные от С.М. Соловьева представления об общест-;нном развитии как законосообразном и внутренне обусловленном эоцессе наиболее выпукло проявились у исследователя в резко не-1тивных оценках позиции Д.И. Иловайского, который истоки мутного времени видел преимущественно во внешнеполитической 1триге, а не "корнях московской жизни". Позитивистская "теория акторов" сказалась в творчестве ученого в признании "необыкно-нной сложности и многообразия общественных отношений и олкновений"⁴⁷. По его мнению, на ход исторического развития в зное время и в разной степени оказывают влияние социальные, литические, экономические, географические, этнографические гр. факторы. Их взаимодействие так переплетено, что трудно от-ть предпочтение какому-нибудь из них в отдельности. ^.

278

Взгляды С.Ф. Платонова на роль личности в истории скорее следует отнести к влиянию традиций государственной школы, а не позитивистской философии, как указывал П.Н. Милюков: в рамках проявления общих закономерностей общественного развития и в ус­ловиях конкретного времени и места "личная самодеятельность", по мнению профессора, может существенно замедлить или ускорить объективные процессы. Вывод о "субъективизме исторических дея­телей" распространялся ученым и на "личный субъективизм отно­шения к этим деятелям самого историка"⁴⁸. Следствием этого было утверждение об относительности границ человеческого предвиде­ния. Так, рассуждая о Петре I, он отмечал: "Нет сомнения, что мы находимся в лучшем положении, чем наши предки, и знаем больше, чем они, но наши потомки то же скажут и о нас. Мы откинули мно­го прежних исторических заблуждений, но не имеем право сказать, что знаем прошлое безошибочно - наши потомки будут знать и больше, и лучше нас... Наши ошибки облегчат работу последующим поколениям и помогут им приблизиться к истине..."⁴⁹

В идущей еще от Ф. Шеллинга традиции ученый понимал исто­рию как науку народного самопознания, призванную "помочь по­нять настоящее и объяснить задачи будущего". Функцию "наставни­цы жизни" наука может реализовывать только посредством "по­строения системы местного исторического процесса" путем "рас­крытия постоянных законов и отношений". При этом С.Ф. Плато­нов не смешивал задачи истории, изучающей "конкретные факты в условиях времени и места", и социологии, помогающей "раскрыть общие законы развития общественной жизни вне приложения их к известному месту, времени и народу"⁵⁰.

IV

Несмотря на нелицеприятный характер полемики с Н.И. Косто­маровым и Д.И. Иловайским, С.Ф. Платонов полагал, что противо­стояние "норманнской" и "славянской" школ существенно обогати-чо науку. Однако в "Лекциях..." он не затрагивал вопроса о докиев-:кой истории славян, считая поднятые Д.И. Иловайским и А.А. Шах­матовым проблемы дискуссионными. Высказав сомнения относи­тельно летописной легенды о призвании князей из-за моря, С.Ф. Платонов следовал идущей от С.М. Соловьева, К.Н. Бестуже­ва-Рюмина, В.Г. Васильевского историографической традиции, впо­следствии подкрепленной трудами А.А. Шахматова. Он понимал под русью варяжские дружины, наименование которых впоследствии перешло на туземные племена. Ученый признавал большую роль варягов в политической консолидации разбросанных на обширных пространствах племен, но при этом полагал, что пришельцы "не на­рушили общего порядка общественной жизни" восточных славян⁵¹. Вслед за Б.Н. Чичериным и К.Д. Кавелиным исследователь писал,