295Ние виделось исключительно в росте "производства жизненных средств".

Отдельные замечания К. Маркса о возможности отступления от общеисторических закономерностей, специфике их проявления в каждом отдельном случае и др. шаги в сторону индивидуализирую­щего понимания всемирно-исторического процесса не меняли об­щую картину: "...Маркс едва ли придавал принципиальное значение идиографическим задачам исторической науки..."¹⁰⁴ Его же после­дователи "в еще более резкой форме настаивали на обобщающем характере материалистического построения истории, на естествен­нонаучном понимании ее законов и т.п."'⁰⁵ Марксизм рубежа XIX-XX вв., по мнению А.С. Лаппо-Данилевского, развивался в двух направлениях. Ряд его приверженцев ставили идеологическую над­стройку (мораль, этика, религия) в еще большую зависимость от экономического базиса (К. Каутский, В.И. Ленин, Г.В. Плеханов). Их оппоненты предприняли попытки "примирения" исторического материализма с трансцендентальным идеализмом (Ж. Жорес, П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский), эмпириокритицизмом (А.В. Луначарский, В.В. Лесевич). Имея в виду неудачные опыты Р. Авенариуса, Р.Ю. Виппера и др., А.С. Лаппо-Данилевский конста­тировал, что, несмотря на предпринимавшиеся попытки модерниза-? ции марксизма, создать на его базе стройную теорию исторического ; процесса еще не удалось.

А.С. Лаппо-Данилевский указывал, что исторический материа­лизм мог развиваться и вне рамок социалистического учения. Он признавал значительный вклад К. Маркса и Ф. Энгельса в развитие номотетического направления¹⁰⁶. Однако своих учеников он «серь­езно отговаривал от применения марксистского анализа к архивно­му материалу... указывая, что "догма" погубит исследователя»¹⁰⁷. Ученому было абсолютно чуждо механическое перенесение зако­нов природы на изучение процессов человеческого мышления, абсо­лютизация зависимости морали от физиологии, личности и общест­ва от породившей их внешней среды, пренебрежение явлениями ин­дивидуального сознания.

В рамках идеографической истории и источниковедения (опре­деление источника как "реализованного продукта человеческой психики") материализму А.С. Лаппо-Данилевский противопостав­лял психологизм. При этом "идеи" (психический фактор) рассматри­вались им как первопричина исторического развития, а историче­ский прогресс «как процесс, по существу, психологический, проте­кающий в психической сфере взаимодействия человеческих инди­видуальностей и социальных соединений с их "коллективным созна­нием"»¹⁰⁸.

Развитие номотетической мысли рубежа XIX-XX вв. отразилось на трактовке задач и методов собственно исторической науки: «Она воспринимала понятия о естественной среде и естественной истории

человека, о законосообразности его действий, обнаруживающейся в наблюдениях над достаточно большим числом случаев, о геогра­фических областях и хронологических наслоениях его культуры, об органическом соотношении ее элементов и о ее "ступенях" или периодах и т.д.»¹⁰⁹. Существенную роль в решении конкретных ис­следовательских задач сыграл вывод о "солидарности между состо­янием цивилизации данного общества и соответствующим ему поли­тическим режимом"¹¹⁰.

Однако в целом А.С. Лаппо-Данилевский полагал, что совре­менная ему номотемическая теория исторического знания еще дале­ка от построения. Время формулировки законов исторического раз­вития еще не настало. Поэтому ученому "пришлось смириться с не­постижимостью конечного идеала полноты и цельности знания, по­нимать под наукой исторически данное знание, всецело стремящее­ся к непостижимому идеальному пределу"¹¹¹. "Методология исто­рии" А.С. Лаппо-Данилевского соответствовала уровню и направле­ниям философских исканий своего времени. Однако в советской ис­ториографии идеи этого труда оказались невостребованными, по­этому Б.А. Романов имел основания называть его "мертворожден­ным"¹^.

III

В дореволюционной критике А.С. Лаппо-Данилевский был из­вестен преимущественно как историк, стоявший несколько особня­ком от современной ему научной традиции. Причиной тому было мнение об определяющем влиянии концепции государственной шко­лы (в ее интерпретации А.Д. Градовским, Б.Н. Чичериным) и идей неокантианства на формирование научного миросозерцания учено­го. Концепция государственников в последние десятилетия XIX в. уже повсеместно казалась устаревшей, а поэтому, как полагали кри­тики, сковывала творческую индивидуальность исследователя и обусловила ошибочность ряда его общеисторических заключе­ний¹¹³. Высказанная в 1920 г. А.Е. Пресняковым мысль о том, что интерес к методологии и "технике" науки являлся определяющим в творчестве А.С. Лаппо-Данилевского, а занятия конкретными ис­торическими проблемами служили лишь "экспериментальными этюдами к существенным теориям исторического анализа и постро­ения, или дипломатики, источниковедения", укоренилась в литера­туре предмета¹¹⁴. Во многом благодаря такому подходу собственно исторические взгляды ученого оставались вне пристального внима­ния исследователей.

Будучи приват-доцентом, в университете А.С. Лаппо-Данилев­ский общего курса не вел. В разные годы он читал лекции по темам: "История древнерусского народного хозяйства", "История русского общества XVIII столетия" (1893/1894 учебный год), "История сосло-

297вий в XVIII в." (1890/1891 учебный год), "Русская историография '''" от Нестора до Ключевского" (с 1908). С неоднократными предложе-* ниями студентов о публикации курсов А.С. Лаппо-Данилевский не соглашался, полагая, очевидно, что их содержание в достаточной мере отражено в его печатных трудах. Сохранилась литография первого курса ученого по русской истории со второй половины XV в. до 1880-х годов в Историко-филологическом институте, в ос­нове которого лежали материалы его магистерской диссертации. Преимущественное внимание автор сосредоточивал на социально-экономической проблематике, политическая же история России отодвинута на второй план.

Научные интересы молодого ученого, судя по тематике его пер­вых печатных работ, были достаточно широки. Его занимали проб­лемы русско-европейских торгово-экономических и культурных связей XVII в. и древнейшей истории человечества, в том числе до-славянской истории Восточной Европы. Последней теме посвящен очерк "Скифские древности"¹¹⁵. Автор на достаточно широкой для своего времени базе письменных и археологических источников проследил границы расселения, хозяйство, торговлю, обычаи, "ум­ственное и религиозно-нравственное развитие" скифов. Он указал на смешанный племенной состав кочевых орд Причерноморья, чер­ты сходства древнеславянского и скифского быта. На материале раскопок А.А. Бобринского, Д.Я. Самоквасова им была предприня­та попытка выявления типологии скифских захоронений, составле­на таблица распространения каменных баб и др. "Скифские древно­сти" носили еще во многом компилятивный характер. Последующие же работы А.С. Лаппо-Данилевского по проблемам славянской ар­хеологии были высоко оценены отечественными специалистами¹¹⁶. А.С. Лаппо-Данилевского можно отнести к умеренным норма-нистам. Он доказывал необоснованность выводов Д.И. Иловайского по проблемам этногенеза славян, их догосударственной истории и присоединился к критике в его адрес со стороны В.Г. Васильевского по варяжской, готской, гуннской проблемам¹¹⁷. Вслед за СМ. Со­ловьевым, в основу периодизации отечественной истории А.С. Лап-по-Данилевский положил генезис государственных отношений, не-жолько сместив, правда, хронологические грани этого процесса. На ;мену киевскому периоду с сильными традициями родового права лествичный порядок наследования великокняжеского стола, общая [емельная собственность Рюриковичей и др.) в XII-XIV вв. пришло ютчинное государство, основанное на частном праве. Представлен-гая в лекциях А. С. Лаппо-Данилевского характеристика этого пери-ща также не оригинальна: отдельные ее элементы заимствованы из Истории России с древнейших времен" СМ. Соловьева (противо­поставление истории юго-западных и северо-восточных славянских няжеств, причины усиления Москвы, характеристики ее княже-кой династии) и "Курса..." В.О. Ключевского (оценка роли монго-

298нилевского отвечала общей ориентации современной науки на изу­чение социально-экономических процессов и сочетала широкую по­становку проблемы с необходимостью ее детальной источниковой проработки. Она требовала от диссертанта глубоких познаний в об­ласти истории, государственного, гражданского права, финансов, статистики и др.

Столь емкая тема исследования и недостаточное ее освещение в современной историографии потребовали от магистранта парал­лельного изучения ряда крупных проблем социально-экономиче­ской и политической истории, "русской государственности в ее отно­шении к общественному строю" Московской Руси XVII в. Так что реальное содержание работы оказалось гораздо шире, нежели заяв­лено в ее названии. А.С. Лаппо-Данилевский проследил процесс со­здания системы административно-территориального деления, орга­низацию и функционирование центральной (приказы) и местной (волости) исполнительной власти, крестьянского и посадского само­управления (община), методику комплектования и материального обеспечения вооруженных сил и др. Книга содержит ценные наблю­дения о категориях крестьянского населения, истории их закрепо­щения, видах и размерах государственных и владельческих повинно­стей, состоянии сельскохозяйственной культуры и ремесленного производства, распространенных на разных территориях государст­ва мерах длины, веса, площади, единицах обложения (в том числе и характеристику сохи). Автору удалось восстановить целостную кар­тину социально-экономической жизни русского города и села XVII в.: внешний вид, социальный, национальный состав населения, количество дворов, их размеры, населенность, хозяйственные стро­ения, инвентарь, занятия жителей (сельское хозяйство, ремесло, торговля), имущественное положение, размер тягла, противостоя­ние посадских и сельских общин, духовная культура (церкви, иконо­пись, рукописные книги). В целом можно говорить, что в диссерта­ции были заложены основы будущей концепции русской истории А.С. Лаппо-Данилевского.

Источниковедческую основу диссертации составили писцовые и переписные книги XVII в. Материалы средневековых переписей были известны исследователям XIX в. Однако к их фронтально­му изучению русская историография обратилась лишь в конце 1880-х годов, что было вызвано общей переориентацией задач нау­ки на изучение социально-экономического развития России. В Пе­тербурге параллельно с А.С. Лаппо-Данилевским проблемой прямо­го налогообложения в древнерусских городах занимался его колле­га по факультету Н.Д. Чечулин, который так охарактеризовал важ­ность этого вида источников: "Писцовым книгам XVI и XVII веков принадлежит, можно сказать без преувеличения, одно из первых по значению мест в ряду источников для внутренней истории Москов­ского государства за это время; только при широком, всестороннем

300

из_уЧе„ии_Ихмож_ДОбуде_;пос_Тро_Тьп о^^^™^ период»™. Опубликованная в Ш9 ^м Р _{хщ в} „ _{вызвала}

Н.Д. Чечулина ^^l^ZZZ^Lmn^, массовых источ-много -Р^екан™;;_аХ™н_а„а ошибочной. При этом А.С. Лаппо-Да-ников в целом была ⁿP^H3HdH _н Д. Чечулиным классифи-

нилевский использовал^211Тосо6яосг« (а не «капиталисто-Ж^^Ж-Г⁰^* налоговое бремя админи­страция возлагала на "лучшие W^- _{у статИ}стическо-

А.С. Лапшь^к-ле^^З^^и предпринял по-го анализа, впервые в отечесл _писцовых переписных, дозор-

пытку комплексного изучения ^™ источников приказного дело-нш.тфшфавоч^книгир^^ис^тков Р _{льства и}

производства для изучения фиска*ьнои по ^ ^ ^^

истории тяглых сословии XV1-XV11вв.1_Р проделанной

_в научный оборот книги сошно-.письма..оP-m^J^ ^ им работы говорит тот факт, что в ^*Р юстиции" зафи-

ментов и бумаг Московского ^^^^^сных и др. книг, ксировано более 3 тыс. ™™^т™^*_я "фондах Московского К э'тому нужно »°^;™_a^PZ™:Z^ L Ими. Публичной главного ^аР^хива_я^_г^И^^Р_р^С_аСищ и частных собраний. В силу не­библиотеки, ряда других хранил ^ "народных переписей , удовлетворительной^^^^„e^^ В первую ученый считал ^^е ^£^есгва населения и размеров зе-очередь это касалось подсчета к _{щий ра3}вития объекта

мель. Поэтому для выявления "«^ _соедних цифр- В ходе подго-иссшедователь^копр.^^Дср^ ^^ _{рад ста}.

товки диссертации А.С лаппсД характеристики отдельных

тей, содержавших источник°ведч«те хар,«т Р _пер£ПИ.

памятников приказного Д^елоПР^^О_а^Д^_о^В_к^а_ладная единица - живущая си 1620-х годов им была открыта новаяо^адгая^Д ^^ ^^

четверть (СБ. ^°^*^£%%^еюы*гФУ**™ поставил под сомнение ее ^быто"^^С_л^У_енной книги Костромской

своего времени. _Лаппо.д_аНилевского придала мощный им-

Диссертация А.С. Лаппо Дан _{вь1Х КН}иг (П.П. Смир-

301риалов "народных переписей" (среди них: недопустимость смешения приемов работы с писцовыми и переписными книгами, ошибочность методики определения средней населенности посадского двора, раз­меров сохи и выти и др.), исключительно высоко оценили исследо­вательское мастерство А.С. Лаппо-Данилевского.

Защита диссертации состоялась 9 мая 1890 г. Официальные_оп-поненты Н.И. Кареев и С.Ф. Платонов" и рецензенты (в их числе и В.О. КлючевскиЙ}_отметили прежде всего новизну исследователь­ской проблематики и "историческую технику" молодого ученого. Н.В. Сторожев охарактеризовал книгу как "серьезное приобрете­ние для русской исторической науки", а П.Н. Милюков назвал ее в числе "замечательных явлений в русской исторической литерату­ре". Общетеоретические же выкладки А.С. Лаппо-Данилевского вызывали неприятие критиков. Ученого упрекали в зависимости его выводов от казавшейся уже повсеместно устаревшей концепции ис-торико-юридической школы. С.Ф. Платонов в речи на диспуте "ха-раТСТёрИ5бвалГвзгляды автора как строгого и чистого государствен­ника, примыкающего в этом отношении к Соловьеву, Чичерину", А.Д. Градовскому. Зависимость от концепции государственников, по мнению критиков, проявилась как в постановке проблемы иссле­дования (финансовая политика правительства, а не "экономическая жизнь русского народа"), так и в абсолютизации особенностей раз­вития России в рамках общеевропейской истории (влияние фактора внешней опасности на формирование "крепкого самодержавия", теория закрепощения и раскрепощения сословий, занижение уровня экономического развития страны и др.). Характер политических расхождений носили осторожные упреки в идеализации автором "надсословного" характера правительственной финансовой полити­ки (П.Н. Милюков) и игнорировании ее антинародной направленно­сти (Н.В. Сторожев). Крайне ревниво отнесся к успеху А.С. Лаппо-Данилевского Н.Д. Чечулин. Его печатное выступление с критикой диссертации своего коллеги по факультету было не совсем тактич­ным и навсегда испортило отношения между этими учеными¹²⁵.

Организацию прямого налогообложения в Московской Руси А.С. Лаппо-Данилевский объяснял спецификой исторического раз­вития восточного славянства и экономическим состоянием тогдаш­него общества. Оно вышло из вотчины великого князя и было са­мым непосредственным образом связано с оседлостью дружины и переходом ее в зависимое положение от верховной власти. В каче­стве основного источника доходов дружины военная добыча уступи­ла место кормлению, которое постепенно эволюционировало в го­сударственный налог. Решающую роль в распространении этой прак­тики на территории всей страны сыграло монголо-татарское иго. Правительство вынуждено было вследствие чрезвычайных условий отказаться от обложения по земельной площади (сохе), как в стра­нах Западной Европы, так как у него не было времени и средств для

302

ее обмеров, и пошло по более простому пути, взяв за единицу обло­жения двор.

Основное содержание диссертации заключается в выводе о ста­новлении репартиционной системы под влиянием задач "государст­венной защиты" ("милитаризма") и укрепления монархии. В начале XVII в. в основном завершился процесс закрепощения сословий к службе и тяглу: "Сильный рост государственных потребностей вы­звал широкое содействие всех общественных сил. Правительство привлекало население к такому содействию и требовало от служи­лых людей и тяглецов жертвы их частных, личных интересов на пользу государства"¹²⁶. Привлечение к "отправлению военных потребностей" всех категорий землевладельцев привело в XVII в. к экономическому и юридическому сближению вотчины с поместь­ем¹²⁷. Общественное положение лица и его сословная принад­лежность определялись характером его обязанностей перед государ­ством.

Под углом зрения организации прямого обложения в Москов­ской Руси А.С. Лаппо-Данилевский подошел к проблеме происхож­дения и развития крепостнических отношений в городе и деревне. Ученый разделял и в своих работах значительно детализировал вы­воды статьи В.О. Ключевского "Подушная подать и отмена холоп­ства в России" (1886) о крестьянской задолженности землевладель­цу как важнейшем источнике крепости¹²⁸. В числе ее причин А.С. Лаппо-Данилевский называл экономическое разорение (осо­бенно в период Смуты), беззащитность мелких хозяйств перед госу­дарственными повинностями, раздачу правительством черносош­ных земель частным вотчинникам, "застарение" в частновладельче­ских имениях¹²⁹.

Однако ограничение крестьянского выхода не сводилось лишь к процессам личного прикрепления к землевладельцу посредством долговых обязательств (закладничество). Государство не в меньшей мере, чем землевладельцы, было заинтересовано в крепости тягло­го населения, ибо его "подвижность" и "охолопливание" нарушали нормальное функционирование основанной на долгосрочных пере­писях финансовой системы и, в конечном итоге, вели к разорению основы вооруженных сил - мелких землевладельцев¹³⁰. Именно по­этому правительственная политика на протяжении всего XVII в. бы­ла ориентирована на слияние крестьян с холопами в одну категорию податного населения, а их бегство от владельца рассматривалось как государственное, а не частноправовое преступление¹³¹. Наряду с мерами по ограничению холопства, правительство целенаправленно проводило курс на лишение черносошных крестьян прав распоря­жаться своими землями. "Государственное прикрепление являлось в некоторой мере противодействием частному, стремлением предот­вратить его вредные для государства последствия, - писал А.С. Лап­по-Данилевский. - Путем прикрепления правительство привлекало

303крестьян к исправлению податных обязанностей, но надзор за их ис­правлением окончательно предоставило землевладельцам, которым таким образом вручило долю административной власти (сбор пода­тей, суд по не важным делам). Эта власть смешивалась с частнохо­зяйственными правами землевладельца на прикрепленных к его зе­мле крестьян и увеличивала эти права. Вотчинник становился госу­дарем, крестьянин опять-таки своего рода холопом"¹³². Не будучи сама по себе источником крепости, "писцовая старина" постепенно превратилась в один из подтверждающих ее документов: писцовые и переписные книги использовались администрацией как основание для возвращения беглых и решения земельных споров.

А.С. Лаппо-Данилевский не разделял гипотезу об указном при­креплении крестьян к земле: на эту меру правительство Бориса Го­дунова не пошло из опасения конфронтации с боярством. Однако все более и более увеличивавшиеся сроки сыска беглых привели к середине XVII в. к завершению процесса государственного и частно­го закрепощения. Уложение 1649 г. законодательно зафиксировало "превращение крепостного быта в крепостное право".

В связи с процессами организации прямого налогообложения и закрепощения смердов А.С. Лаппо-Данилевский затрагивал спор­ные проблемы о роли и месте общины в русской истории, организа­ции местного самоуправления в городе и деревне. Община восточ­ных славян со времен Киевской Руси носила, по его мнению, терри­ториальный характер с "потомственным поземельным владением". Переделы земли и совместное владение ею имели место только в рамках деревни или двора-задруги¹³³. Существование общины до XV в. обусловливалось экстенсивным характером земледелия и ко­лонизационными процессами. По мере складывания государствен­ной системы прямого обложения и развития крепостнических отно­шений функции общин и органов местного самоуправления (волос­тей) были еще более расширены: на них были дополнительно возло­жены фискальные (раскладка и взимание повинностей посредством круговой поруки) и судебно-полицейские обязанности. На пороге нового времени общинные порядки уже сдерживали крестьянскую предприимчивость и торгово-промышленное развитие посада. Их длительное существование объяснялось исключительно заинтересо­ванностью государства и землевладельцев, поставивших общину и волость под свой жесткий контроль¹³⁴. В вопросах о государствен­ной политике в отношении общины нельзя не отметить принципи­ального единства взглядов А.С. Лаппо-Данилевского с Б.Н. Чичери­ным, а в вопросах общинного землевладения - с задружной теорией Ф.И. Леонтовича.

С содержанием магистерской диссертации А.С. Лаппо-Данилев­ского тематически близок его "Очерк истории образования глав­нейших разрядов крестьянского населения в России"¹³⁵, в котором ученый проследил изменения в юридическом и экономическом по-

304

ложении различных категорий российского крестьянства со времен Киевской Руси до середины XVIII в. Автор проанализировал скла­дывание сословий под углом зрения фискальной политики прави­тельства. При этом введение государством подушной подати рассма­тривалось как отправная точка этого процесса - завершение сослов­ного обособления "подлых" и "благородных".

V

После защиты магистерской диссертации А.С. Лаппо-Данилев­ский "стал преимущественно заниматься исследованием обществен­ной жизни XVIII в., материальных, а отчасти духовных, факторов ее культуры и взаимоотношением, какое обнаруживалось между ее проявлениями и правовыми нормами"¹³⁶. Ученым была задумана книга "Лица, общество и государство в России XVIII в.", посвящен­ная проблеме "освобождения личности от гнета государственного". Однако, как и во многих других своих начинаниях, А.С. Лаппо-Дани­левский далеко вышел за рамки поставленной темы и к началу 1900-х годов вчерне подготовил монографию "История обществен­ной мысли и культуры XVII-XVIII вв.", в которой предпринял по­пытку проследить западноевропейское влияние на отечественное правосознание и общественные отношения. Результаты своих мно­голетних исследований автор обнародовать не спешил и вплоть до смерти продолжал работу над текстом¹³⁷.

История государства, трактуемая СМ. Соловьевым только в смысле изучения форм его эволюции, рассматривалась А.С. Лаппо-Данилевским преимущественно в плане взаимоотношений верхов­ной власти и подданных. Вслед за К.Д. Кавелиным А.С. Лаппо-Да­нилевский положил в основу периодизации русского исторического процесса "идею личности".

Европейский феодализм с его ослаблением верховной власти положил начало освобождению личности от государства. Итогом развития западной цивилизации стало создание к концу XIX в. наци­онально-правовых государств на широких демократических принци­пах¹³⁸. Общеевропейские нормы экономической, политической, культурной жизни в силу особенностей национально-государствен­ного существования восточного славянства развивались в России специфическими путями.

По аналогии с западноевропейской историей, в Боярской думе и Земских соборах А.С. Лаппо-Данилевский видел зародыши тех госу­дарственных институтов, которые могли бы впоследствии привести к формированию конституционного строя. По составу представи­тельства (служилое сословие и тяглое население) Земские соборы могли стать основой верхней и нижней палаты российского парла­мента. Несмотря на отсутствие четких функциональных обязан­ностей и структуры, они вплоть до вступления на престол династии

505Романовых обеспечивали "соучастие народных масс во власти", "законодательную инициативу со стороны общества", чем "достига­лось известное гармоничное единство московского государствен­ного строя"¹³⁹.

Однако развитие властных структур в XVI-XVII вв. в силу вели­чины государственной территории и фактора внешней опасности ("борьба с природой и соседями") привело к падению значения орга­нов народного представительства¹⁴⁰. Сыграв свою роль в деле укре­пления самодержавной монархии, Боярская дума и Земские соборы из советов по чрезвычайным вопросам превратились в XVII в. в учреждения по "устроению текущих дел"¹⁴¹. В итоге, в России сформировался не имевший аналогов в Европе "великорусский государственный тип". Основной чертой его являлся "милитаризм", т.е. "крепкая самодержавная власть и централизация"¹⁴².

Выразителем и основной движущей силой общественного про­гресса выступило надсословное самодержавное государство, полно­стью поглотившее развитие "народных сил": "В XVI-XVII вв. ...главным носителем политических идей нужно признать Москов­ское государство. Оно представляло собою Россию, и история поли­тических идей в России вообще складывалась в зависимости от его развития"¹⁴³. А.С. Лаппо-Данилевский полагал, что подобная форма государственности являлась жизненно необходимой для физическо­го и национального выживания восточного славянства, а потому от­вечала народным чаяниям. Европейской идее освобождения лично­сти противостояло закрепощение сословий государством. Со време­ни Смуты в русском обществе возобладала точка зрения, "что и самое право на удобства жизни, на выгоды, получаемые от государ­ства, обусловлено лишь выполнением некоторых обязанностей к что распределение последних по разным группам всего населения вызывает образование классов"¹⁴⁴.

Европейской Реформации и Возрождению соответствовал "за­стой духовной жизни в Московской Руси", вызванный многовеко­вым татаро-монгольским игом. Это было время абсолютного гос­подства провиденционалистского мировоззрения, в основе которого лежали идеи богоустановленности царской власти и беспрекослов­ного повиновения ей подданных. Эта "теория русского православно­го царства" нашла свое конкретное воплощение в годы правления Ивана IV¹⁴⁵. Однако целостного политико-правового учения с пра­вославно-христианской точки зрения выработано не было. Потреб­ность в таковом была осознана в годы Смуты в связи с переориента­цией внешней политики России с Востока на Запад, расширением экономических и культурных связей с Европой, католической и про­тестантской пропагандой, падением авторитета греческой образо­ванности.

Основное содержание духовной жизни русского общества вто­рой половины XVII - начала XVIII в. А.С. Лаппо-Данилевский ви-

506

дел в борьбе "восточников" - приверженцев эллино-греческого христианства - с "западниками", ориентировавшимися на латино-польское влияние. "Восточники" (патриархи Никон, Иоаким, Адри­ан, чудовский инок Евфимий, иерусалимский патриарх Досифей, братья Лихуды и др.) абсолютизировали роль политических и рели­гиозных традиций Московского царства, проповедовали духовный изоляционизм, невозможность соединения православия с началами европейской культурной традиции. Их позиция находила поддерж­ку у основной массы населения, которая в силу своего экономиче­ского и юридического порабощения государством и землевладель­цами была инертна и враждебно воспринимала любые новшества. В этой связи в традиции СМ. Соловьева раскол трактовался уче­ным как консервативная реакция на попытки отдельных деятелей правительства и церкви внести соответствовавшие велениям време­ни изменения в духовную и материальную сферы жизни: "Темная масса народа лишена была возможности теоретически усвоить схе­му христианского вероучения. Без привычки к отвлеченному мыш­лению и образования она не могла воспринять отвлеченные его истины вне обряда... сосредоточила свое внимание на наглядной об­рядовой стороне христианства и придавала ему главенствующее

значение"¹⁴⁶.

В целом же уровень образованности "восточников" был ниже, чем у их оппонентов. Они не сумели сформулировать сколько-ни­будь целостного учения. В противоположность им, "западники" отражали стремление части образованного русского общества к ограниченному усвоению европейской культуры, не разрушавшему традиционное православное мировоззрение.

Россия второй половины XVII в. была не подготовлена к воспри­ятию светской культуры, поэтому знакомство с европейской обра­зованностью проходило через посредство католического учения. Насаждаемая "западниками" схоластика не соответствовала уровню передовой европейской мысли, который А.С. Лаппо-Данилевский всецело связывал с идеями протестантизма. Однако даже подобный шаг в сторону сближения с Европой был для России явлением про­грессивным. В царствование Алексея Михайловича латино-поль-ская образованность начала постепенно вытеснять греческую уче­ность, прививать в России рационалистическое мировоззрение. В эпистолярном наследии и законотворчестве Алексея Михайлови­ча, трактатах С. Полоцкого и С. Медведева ученый усмотрел прин­ципиально новые для русского правосознания идеи "общего госу­дарственного добра", нравственных обязанностей государя в обеспе­чении прав личности и имущества подданных.

Однако в целом во второй половине XVII в. светское мировоз­зрение дало лишь слабые ростки, в его орбиту был вовлечен сравни­тельно узкий круг лиц. А.С. Лаппо-Данилевский не нашел в источ­никах даже попыток осмысления европейского культурного насле-

307дия. Заимствования распространялись преимущественно на дости­жения техники и военное дело. Страна продолжала оставаться на периферии европейской цивилизации, в положении ее ученика. Эти рассуждения шли вразрез с выводом С.Ф. Платонова о XVII в. как начале новой истории России.

В трактовке отечественной истории XVIII в. А.С. Лаппо-Дани-левский в целом следовал концепции В.О. Ключевского. Он подчер­кивал идею об органичности и внутренней обусловленности реформ Петра I: монарх ничего не сделал сверх тех задач, которые были по­ставлены перед страной во второй половине XVII в. В проведении реформ царь опирался на традиции права, верховной власти средне­вековой Руси, лишь несколько модернизировав их на европейский лад. Преобразования были всецело подчинены интересам государст­венного фиска, а не "народного блага". Их темпы и очередность оп­ределялись ходом военных действий со Швецией.

Вступление на российский престол "крайнего западника" Пет­ра I ознаменовало собой окончательное падение влияния "греков" в правительственных сферах и начало качественно нового этапа сближения с Европой. Дальнейший генезис экономических и обще­ственных отношений в России проходил под определяющим влияни­ем европейской цивилизации. Оставаясь "верным сыном православ­ной церкви", царь "освободил" культуру от "церковной опеки", но поставил ее под контроль государства. Через протестантизм в Россию стали проникать идеи естественного права. Их развитие шло по направлению обоснования необходимости ограничения монархии посредством "общественного договора".

В политике Петра I и его соратников идеи естественного права Т. Гоббса и С. Пуффендорфа были трансформированы в соответст­вии с задачами абсолютной монархии в концепцию полицейского го­сударства. В ней, наряду с унаследованными из XVI-XVII вв. поло­жениями о божественном происхождении и неподсудности верхов­ной власти, содержались и ростки нового рационалистического ми­росозерцания, а именно: моральная ответственность монарха перед обществом за свои действия, обязанности государства перед поддан­ными в защите их личных, имущественных прав и обеспечении без­опасности граждан и др. Проанализировав "конституционные про­екты" Д.М. Голицына и В.Н. Татищева, А.С. Лаппо-Данилевский (в отличие от В.О. Ключевского) не нашел в них ничего общего с теориями ограничения самодержавной власти и "народного сувере­нитета" Г. Гроция и Д. Локка. По мнению исследователя, эти доку­менты представляли собой лишь проекты договора о гарантиях са­модержавия по защите личных, имущественных, политических прав олигархии и шляхетства.

Петр I гораздо глубже своих предшественников понял значение достижений европейской цивилизации для преодоления экономиче­ской и политической отсталости России. Однако ни сам преобразо-

308

ватель, ни общество не осознавали связи материального благополу­чия Запада со "свободной общественной самодеятельностью", а "не будучи в состоянии установить тесную связь между теорией и техни­кой, русские люди сосредоточили свое внимание на этой последней, что придавало образованию исключительно утилитарный харак­тер"¹⁴⁷. Реформы Петра I, таким образом, не затронули основ рос­сийского "правительственного строя", основанного на "крепости" населения государству¹⁴⁸. В целом, первую четверть XVIII в. А.С. Лаппо-Данилевский характеризовал как "период неперерабо-танных заимствований", в течение которого были лишь подготовле­ны условия для последовавшего процесса освобождения "образован­ного общества" от опеки государства, оформления сословных инте­ресов¹⁴⁹.

В статьях для "Энциклопедического словаря" Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона А.С. Лаппо-Данилевский крайне негативно охаракте­ризовал государственные способности императриц Анны Леополь­довны и Анны Иоанновны. Придерживаясь реформаторской про­граммы Петра I в области внешней политики, они допустили значи­тельные отступления от его замыслов во внутриполитической дея­тельности. "Существенные изменения в служебном положении" дворянства при одновременном усилении крепостного права и ухуд­шении материального положения "низших классов" привели госу­дарство в крайне "печальное положение".

Во второй половине XVIII в. от механического заимствования плодов европейской цивилизации Россия перешла к более или менее органическому их усвоению. Монополия правительственной дея­тельности сменилась в 1750-1770-х годах "взаимодействием между правительством и обществом". В этот период завершился процесс формирования сословий, зародились общественное мнение и "идея

личности"¹⁵⁰.

Среди русских реформаторов XVIII в. А.С. Лаппо-Данилевский на второе место после Петра I ставил Екатерину II. Ее основанная на рекомендациях "европейских авторитетов" внутренняя политика была направлена на создание в России основ "закономерной (бессо­словной) монархии": налаживание эффективной работы государст­венного аппарата, разделение судебной и исполнительной властей, меры по стиранию сословных барьеров, гуманизации системы нака­заний, признанию прав на "естественные вольности" и др. Однако "просветительные начала внутренней политики" имели место лишь в первый период царствования Екатерины II и носили крайне огра­ниченный характер. В итоге же, вместо реальных шагов к созданию правового государства в России оформилась сословно-дворянская монархия. Неудачи правительственной политики А.С. Лаппо-Дани­левский склонен был объяснять низким уровнем политической и правовой культуры российского общества¹⁵¹.

Со второй половины 1770-х годов императрица и вовсе отказа-

309лась от прежних "либеральных увлечений", а французская револю­ция отозвалась в России "крутым поворотом" во внутренней полити­ке, усилением контроля за умонастроениями подданных¹⁵². Передо­вая часть русского общества, вдохновленная идеями "естественного равенства" и взглядами на государство как "общее благо", вступила в конфронтацию с не пожелавшими идти на уступки "духу времени" правительствами Екатерины II и ее преемников на престоле - -Павла I, Александра I и Николая I. Таким образом, "борьба просве­щенного абсолютизма с революционной критикой полицейского го­сударства" составляла, по мнению А.С. Лаппо-Данилевского, основ­ное содержание общественно-политической жизни России конца XVIII - первой половины XIX в.

А.С. Лаппо-Данилевский представил целостную картину интел­лектуальной жизни России XVII-XVIII вв. Он не признавал самосто­ятельного значения отечественного культурно-исторического про­цесса. Русское самосознание и право являлись продуктами отрывоч­ных, эклектических заимствований европейских начал, а не резуль­татом "оригинального и непрерывного творчества"¹⁵³.

Меры правительства по освобождению дворянства от государст­венной опеки не были подкреплены соответствующими шагами в отношении "низших сословий". С 1730-х годов во внутренней поли­тике возобладала тенденция к превращению права владения кресть­янами в исключительно шляхетскую привилегию. После указа о вольностях дворянских 1762 г. крепостнические отношения оконча­тельно перешли в область частного права, т.е. с точки зрения прави­тельственного курса XVII - первой четверти XVIII в. стали фактиче­ски незаконными¹⁵⁴. А.С. Лаппо-Данилевский отмечал, что на всем протяжении XVIII в. наблюдалось ухудшение положения крестьян "в бытовом и юридическом отношениях", рост государственных и владельческих повинностей, расширение крепостнических отноше­ний на новые категории населения¹⁵⁵. "Противоположность между почти бесправным положением крепостных и привилегиями дворян­ства" явилась основной причиной роста крестьянского движения в стране. Осторожные шаги по "освобождению низших сословий" правительство стало предпринимать с конца XVIII в. не в силу внут­ренней убежденности, а под давлением народного недовольства и интересов государственного фиска¹⁵⁶. Вплоть до отмены крепост­ного права в 1861 г. они не оказывали существенного влияния на улучшение правового и экономического положения российского крестьянства.

VI

Существенное место в творческом наследии А.С. Лаппо-Дани-1евского занимают статьи и рецензии по экономической проблема­тике. Ученый не разделял вывода В.О. Ключевского о торговом ха-

310

рактере Киевской Руси, а также широко распространенного в совре­менной историографии положения об определяклей роли торгово-ремесленной деятельности в экономике Велиого Новгорода. По его мнению, до середины XVII в. хозяйствения жизнь страны носила натуральный характер (обмен товара на овар, "смешение занятий", слабое развитие внутренней торговли). Ърода были пре­имущественно связаны не с ремесленным, а селькохозяйственным троизводством¹⁵⁷. Лишь в XVI в. началось их преращение в торго-зо-промышленные центры и появились первые рстки денежного, капиталистического хозяйства (отделение ремеса от земледелия, жладывание внутреннего рынка). Однако экономческая политика правительства - обремененность купечества "подаъми и службами" вкупе с неопределенностью его юридического сатуса, государст­венные монополии, льготы иностранцам - одерживала рост произ­водства.

Новые задачи внешней политики Руси XVI в., приведшие к столкновению с более развитыми в промышленнм и военном отно­шениях западными соседями, привели к измененю экономической политики правительства. При этом большую раь в преодолении технической отсталости России, знакомстве мосвитян с западной цивилизацией и постепенном изживании недоверя к ней сыграли европейские купцы и специалисты. ПриводимыеА.С. Лаппо-Дани-левским материалы закономерно подталкивали итателя к выводу об экономической обусловленности реформ Пета I¹⁵⁸.

Проблемы капиталистического развития росийской промыш­ленности, "внутренних пружин" правительственна экономической политики, форм организации производства, юриического положе­ния предпринимателей и наемных рабочих XVIIIb. были проанали­зированы А.С. Лаппо-Данилевским в работе "Руские промышлен­ные и торговые компании в первой половине XVII столетия: Исто­рический очерк"¹⁵⁹. Эта тема была новой в отечственной историо­графии и потребовала широкого введения в наушый оборот доку­ментов коллежского делопроизводства. Испольуя уже апробиро­ванный в магистерской диссертации метод средих цифр для выяв­ления эволюции рассматриваемых процессов в времени, ученый отказался от описания материала, а прибег к егопирокому синтезу. В итоге, ему удалось выявить динамику роста кличества предпри­ятий и числа вольнонаемных рабочих, прибылейкапитахистов и др. Едва ли не впервые в русской историографии овещено положение наемных рабочих и приписных крестьян: продожительность рабо­чего дня, размер жалованья, внутренний расорядок, "произвол фабрикантов" и др. Трудности организации мауфактурного про­изводства автор всецело связывал с господстввавшими в стране крепостническими отношениями.

А.С. Лаппо-Данилевский отмечал, что в катаниях вплоть до середины XVIII в. было преимущественно сосрдоточено отечест-

311венное мануфактурное производство. Они возникли естественным путем (объединение капиталов ввиду недостатка средств для орга­низации личного производства), а не были инициированы прави­тельством. Благодаря государственной поддержке компаниям уда­лось существенно потеснить предпринимательство крестьян и поса­дов. Однако к восшествию на престол Екатерины II они практиче­ски исчерпали себя. Во-первых, отпала сама необходимость объеди­нения капиталов мануфактуристами - были накоплены средства, до­статочные для самостоятельного ведения дел. Во-вторых, в погоне за прибылью компании дискредитировали себя в глазах государства и общества (спекуляции, обворовывание казны). Правительство по­степенно стало переориентироваться на поддержку мелкотоварного производства. В проведении этой политики оно нашло опору в дво­рянстве, богатевшем за счет прибылей своих "капиталистых" кре­постных.

В силу слабости торгово-промышленной деятельности, отсутст­вия третьего сословия определяющую роль в деле регулирования экономических процессов играло государство: субсидируя частное предпринимательство, правительство полностью контролировало деятельность компаний. Петр I, опираясь на российский и европей­ский опыт, проводил "здравую экономическую политику, основан­ную на меркантильной системе со значительными оттенками прину­дительности, но без чрезмерного предпочтения казенного мануфак­турного производства частному"¹⁶⁰.

А.С. Лаппо-Данилевский не разделял вывода о "цветущем состо­янии русской промышленности" к исходу петровского царствования. Историк привел свидетельства "плачевного состояния многих фаб­рик", неконкурентоспособности большей части отечественных то­варов. "Тяжелый гнет петровских реформ" истощил материальные ресурсы страны, следствием чего был продолжительный экономи­ческий упадок. Лишь правительству Екатерины II удалось создать условия для "нормального функционирования хозяйственного бы­та". Императрица сделала ставку на поддержку "среднего класса": уничтожение дворянских монополий, меркантилизм, свободное предпринимательство, введение городского самоуправления. Одна­ко ввиду экономической слабости и политической незрелости "про­мышленников" эти меры не привели к формированию третьего сословия.

VII

В конце XIX в. выпукло обозначилась диспропорция между ори­ентированными на изучение социально-экономических отношений задачами науки и археографической практикой. Преодоление одно­стороннего преобладания в историографии "политической истории" могло быть реализовано только на принципиально иной источнико-

312

вой базе. А.С. Лаппо-Данилевский отмечал в этой связи: "Подлин­ная задача историка должна состоять в исследовании взаимодейст­вия государства и общества, государственного строя и общественно­го быта. Изучение общественной жизни во взаимодействии ее про­явлений с правовыми нормами может быть основано на широком использовании актов частного гражданского характера"¹⁶¹. Являясь "остатками", актовый материал лишен субъективизма "преданий", отражает факт непосредственно, что делает его чрезвычайно при­влекательным для исследования общих закономерностей общест­венного развития. "Законосообразность истории лучше всего обна­ружить в развитии явлений хозяйственного, а не духовного поряд­ка"¹⁶², - отмечал А.С. Лаппо-Данилевский. Частные акты возникли на почве обычного права, а поэтому, "по своему назначению и про­исхождению тесно связанные с народною жизнью, ..содержат много ценных сведений о народной жизни: материальной и даже духов­ной"¹⁶³. В них нашли отражение сведения о хозяйственном быте (зе­млевладение, материальное производство, торгово-экономические связи) и духовном складе (социальные отношения, состояние право­сознания, "переживания", особенности литературного стиля) рус­ского народа.

На значение частноправовых актов как исторического источни­ка указывал еще К.Д. Кавелин в своей магистерской диссертации 1841 г. Научный интерес к актам как материалам по изучению "хозяйственного быта", общественных отношений определился с 1860-х годов не без влияния широко распространившихся в Запад­ной Европе идей экономического материализма. Однако русская историография оказалась еще не подготовленной к решению этой задачи. Использование частноправовых актов носило отрывочный характер. В статье о происхождении крепостного права В.О. Клю­чевский привлекал подрядные и ссудные записи. М.А. Дьяконов, СВ. Рождественский, Н.А. Рожков в работах 1890-х годов выбороч­но обращались к изучению отдельных разновидностей частноправо­вых актов. Специфика же источника требовала комплексного под­хода к их выявлению, систематизации, изучению, изданию. Поворот отечественной науки к этой проблеме произошел в конце XIX в., когда одновременно А.С. Лаппо-Данилевский и П.Н. Милюков при­звали к изданию "всех грамот XVII в."¹⁶⁴

Подобная задача была не по силам одному человеку. А.С. Лап­по-Данилевский остро чувствовал потребность в квалифицирован­ных помощниках и единомышленниках: "И все крепло сознание, что один в поле не воин, а вело это сознание к попыткам сорганизовать воинство для коллективной научной работы... путем систематиче­ского воспитания молодых сил в методах исследовательского труда и выработки форм ученого академического сотрудничества на рус­ской почве..."¹⁶⁵ Для решения этих задач как нельзя более подходил его университетский источниковедческий семинарий. . .,. , «.ю,.

313^а- С середины 1890-х годов А.С. Лаппо-Данилевский параллельно с курсами вел практические занятия со студентами по "технике" исследовательской работы. Традиционными объектами изучения были памятники российского законодательства - Русская Правда, Наказ Екатерины II 1767 г., Учреждения о губерниях 1785 г. и др. В 1909/1910 учебном году А.С. Лаппо-Данилевский вел семинарий по теме: "Анализ и интерпретация актов, касающихся истории кре­стьян в Московском государстве"¹⁶⁶. Занятия семинария носили уче­нический характер, но не были формальными. По сложившейся в университете традиции, их отличала, по выражению Б.Д. Грекова, "строжайшая научная выправка". Каждый студент получал тему до­клада, был обязан изучить источники, литературу проблемы и вы­ступить с сообщением. "Нам бывало стыдно, если кто-нибудь позво­лял строить свои заключения, не привлекая всего возможного мате­риала..."¹⁶⁷ - вспоминал С.Н. Валк. На рубеже XIX-XX вв. в качест­ве тем семинарских занятий А.С. Лаппо-Данилевский избрал анализ частноправовых актов, находившихся тогда в центре творческих ин­тересов ученого. Преподаватель знакомил слушателей с предметом дипломатики, давал определение ее задач и места в системе истори­ческих дисциплин, раскрывал понятие исторических "остатков", принципы их классификации. Далее следовало определение акто­вых источников, перечисление их разновидностей. Отдельное заня­тие было посвящено историографии актового источниковедения, анализу публикаций. Основное внимание А.С. Лаппо-Данилевский уделял привитию навыков практической работы: этапы изучения актов (дипломатический, юридический анализ, синтез) и приемы "установления научной ценности источника для построения истори­ческой действительности"¹⁶⁸. В первые годы работы семинария сту­денты знакомились с основными разновидностями частных актов, принципами их клаузуального анализа (расчленение на клаузулы, определение типических клаузул данной группы актов, составление типического формуляра и др.) и классификации. По мере роста на­учной квалификации участников семинария, их работа принимала все более и более исследовательский характер.

С осени 1903 г. параллельно университетскому семинарию функционировал и приватный научный кружок на квартире учено­го. С инициативой его создания выступила группа студентов истори­ко-филологического факультета, изъявивших желание углубленно заниматься дипломатикой. Пожелание студентов было по душе и са­мому А.С. Лаппо-Данилевскому: высокий уровень семинарских док­ладов, видимо, натолкнул его на мысль о привлечении студентов к • своей текущей научной работе. В этот домашний семинарий помимо студентов приходили и недавние выпускники университета.

С 1903 г. основным направлением деятельности семинария и кружка А.С. Лаппо-Данилевского стало составление каталога част­ных актов с целью его последующего издания - "представить прове-

314

ренный, доброкачественный материал для обобщающих историче­ских дисциплин"¹⁶⁹. Работа велась по двум направлениям: выявление публикаций и архивный поиск. К 1915 г. было просмотрены книги более 1400 наименований и 150 периодических изданий, в том числе губернские и епархиальные ведомости. Эта работа по инициативе А.С. Лаппо-Данилевского была частично субсидирована Академией наук. В 1904-1905 гг. были описаны акты Кирилло-Белозерского монастыря из собрания Петербургской духовной академии (В.И. Ве­ретенников, Н.И. Сидоров, А.А. Шилов). Осенью 1913 г. кружковцы приступили к описанию актов из рукописных сборников (№ 530, 532) архива Троице-Сергиевой лавры. В итоге, к 1917 г. в завершенной своей части каталог насчитывал более 2 тыс. записей. В каталожной карточке указывалось: название акта, время и место его составле­ния, контрагенты, сущность сделки, сведения о публикации и др. Карточки систематизировались по разновидностям актов. По мере наполнения каталога на каждую разновидность частноправовых актов составлялись обобщающие таблицы, иллюстрирующие их ко­личественное, хронологическое, географическое распространение, топографические особенности, клаузуальный состав, временные и местные его разновидности, сущность сделки, отношение законода­тельства к ее нормировке, причины временных и местных особенно­стей и др.¹⁷⁰

Материалы каталога легли в основу семинарских занятий А.С. Лаппо-Данилевского, научно-исследовательской работы чле­нов кружка и его руководителя. В 1909-1910 гг. участники семина­рия занимались изучением хозяйственного быта средневековой Ру­си, юридического положения различных разрядов сельского населе­ния; семинарий 1910/1911 учебного года был посвящен комплексно­му анализу духовных грамот князей, митрополитов, служилых, тор­говых людей, крестьян. На основании актового каталога А.С. Лап­по-Данилевский написал статью о служилых кабалах, а его моногра­фия о печатях галичско-владимирских князей положила основание к оформлению сфрагистики в самостоятельную научную дисципли­ну¹⁷¹. Исследователь широко привлекал актовый материал в рабо­тах по истории сословий в России. Члены кружка специализирова­лись как на изучении отдельных разновидностей актов или "разря­дов" сельского населения Московского государства, так и на мето­дологических вопросах актового источниковедения: методика ди­пломатического анализа частноправовых актов и их научного опи­сания (В.И. Веретенников, М.Н. Смирнов), классификация частных актов в отечественной историографии (А.И. Андреев). Итоги рабо­ты являлись предметом обсуждения на заседаниях кружка и после­дующей публикации¹⁷². Б.Д. Греков параллельно с работой в круж­ке продолжил начатое А.С. Лаппо-Данилевским в конце 1880-х го­дов изучение писцовых и переписных книг Московской Руси как ис­точников по истории средневекового хозяйства¹⁷³. '*»-муч •,. .-ч« ■

575Несмотря на тесную связь с университетом и академически­ми учреждениями, кружок и "пятницы" А.С. Лаппо-Данилевского имели частный характер. Научные расхождения с С.Ф. Платоновым определили холодность в отношениях руководителя кафедры к деятельности А.С. Лаппо-Данилевского. Как официальный оп­понент магистерской диссертации (1890) А.С. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонов, отметив новизну проблематики и широкую источни-ковую базу, особо подчеркнул "некоторое увлечение" своего млад­шего коллеги "так называемой школой родового быта": взгляд на XVII в. русской истории лишь с точки зрения усиления "правитель­ственного начала". Обиженный магистрант отказался отмечать _защиту в кружке С..Ф. Платонова. Установившиеся между ними с середины 1880-х годов приязненные личные и профессиональные отношения прекратились¹⁷⁴. С.Ф. Платонов высмеивал своего кол­легу за его склонность к "теориям": "Потребность в цельном, дове­денном до конца познании характерно выражалась, например, в отзыве Александра Сергеевича на мнение [С.Ф. Платонова], что лучше оставить вопрос неразрешенным по недостатку данных, чем заполнять лакуну предположениями: он полагал, что под таким суждением кроется недопустимое равнодушие к законченности изу­чения, непростительный моральный индифферентизм к построе­нию цельного знания"¹⁷⁵. А его оппонент, в свою очередь, упрекал С.Ф. Платонова в некритическом подходе к анализу исторических источников. Да и сами кружковцы не щадили научного самолюбия про-фессора. "Наше отношение к Платонову и его школе было та­кое, что мы относились к ним как к тем, которые не являются стро­го научными исследователями, ибо строгой проработки источников у Платонова не было"¹⁷⁶, - вспоминал А.А. Введенский. Ученики С.Ф. Платонова участвовали в работе семинариев и научных пред­приятиях А.С. Лаппо-Данилевского. Напротив, за редким исключе­нием кружковцы А.С. Лаппо-Данилевского не поддерживали ни, личных, ни научных контактов с учениками С.Ф. Платонова и не по­сещали его источниковедческий семинарий¹⁷⁷. Как приват-доцент, А.С. Лаппо-Данилевский был лишен возможности оставлять своих учеников в магистратуре, а С.Ф. Платонов, со своей стороны, иници­ативы не проявлял. Потепление в отношениях "школ" наметилось только в 1920-х годах на почве противостояния марксистской исто­риографии. Однако неприязнь С.Ф. Платонова была столь велика, что он не только не пришел на торжественное заседание Академии наук, посвященное десятилетию со дня кончины А.С. Лаппо-Дани­левского, но и опубликовал открытое письмо с критикой ученого¹⁷⁸. Усилиями А.С. Лаппо-Данилевского и его учеников в 1910-е го­ды дипломатика оформилась в России в самостоятельную историче­скую дисциплину, а из его кружка выросла целая школа дипломати­ки частных актов. Среди активных членов кружка: А.И. Андреев (с 1909 г.; духовные грамоты великих князей и княгинь, отступные,

316

посильные грамоты, отписи), А.А. Биейк (с 1907 г.; подрядные, ссуд­ные), М.П. Богаевский (с 1907 г.; служилые кабалы), А.И. Боргман (с 1903), И.В. Борсук (с 1903), С.Н. Валк (с 1907 г.; полные и доклад­ные), А.А. Васильев, А.А. Введенский, В.И. Веретенников (с 1903 г.; служилые кабалы), АЛ. Виноградов, А.А. Герке (с 1904), Э.Г. Гинз-берг, Б .Д. Греков (с 1907 г.; полные кабалы), А.А. Дроздецкий (с 191 Гг.; заемные, закладные), СВ. Дубров (с 1903), К.В. Завитаев (с 1911 г.; отпускные), А_Я. Яакс (с 1903), Мих. Ф_3лотников (с 1911 г.; третейские записи, оброчные, кортомные, мировые), НД. Кондратьев, Г.М. Котляров (с 1904 г.; купчие, рядные-сговор-ные записи), А.П. Кулаков, В.Н. Кун (с 1907 г.; двинские духовные XV в., поручные, мирские отписи), И.К. Куник (с 1909 г.; духовные грамоты до XV в., межевые), Т.К. Маркарян (с 1907 г.; подрядные записи), С.Н. Назимов, П.Г. Разумовский (с 1904 г.; меновые), Т.Н. Райнов, Б.А. Романов (с 1907 г.; служилые кабалы), Н.И. Сидр-ров (с 1903)! М.Н. Смирнов (с 1911 г.; договорные), Н.И. Соболев Тс~1903), В.Н. Строев (с 1904), В.В. Стреве (жилые). Е.В. Тарле, В.В. Фурсенко (с 1903), А.А. Шилов (с 1903 г.; поступные записи), И.Ф. Чирцов (с 1905 г.; заемные и закладные). По смерти А.С. Лап­по-Данилевского кружковцы продолжали собираться на частных квартирах (А.И. Андреев, С.Н. Валк, А.А. Введенский, Б.Д. Греков, Н.С. Чаев). Работа над составлением каталога частных актов про­должалась до конца 1920-х годов, несмотря на вызванную бурными событиями революционного времени политическую дифференциа­цию среди его участников. По каким-то причинам один из активных членов кружка - А.И. Андреев'- фактически сумел монополизиро-ватТьгщада на результаты его многолетней работы. В 1917 г. был со­ставлен, а в 1922 г. издан А.И. Андреевым "Терминологический сло­варь древнерусских частных актов". При этом имена А.С. Лаппо-Да­нилевского и лиц, участвовавших в его подготовке, ^издании не бы-ли_удщ,шну.ты. А.И. Андреев, видимо, "откорректировал¹' некото­рые места лекций своего учителя 1918 г. по дипломатике. Так, в них внесено заключение, содержащее не свойственный А.С. Лаппо-Да-нилевскому призыв к участию в "настоящем обновлении нашей со­циальной и политической жизни". В 1923 г. А.И. Андреев издал пер­вый выпуск "Краткой описи грамот, хранящихся в рукописном отде­лении Российской публичной библиотеки", работа над которой око­ло двух лет велась кружковцами в 1910-х годах¹⁷⁹. Каталог частно­правовых актов долгое время невостребованно хранился на частной ленинградской квартире. Лишь три его раздела (874 полные, служи­лые и докладные грамоты), имеющих первостепенное значение для изучения истории холопства, удалось опубликовать¹⁸⁰, основная же часть была безвозвратно утрачена во время блокады.

Вскоре после торжественного собрания Академии наук 1929 г., посвященного 10-летию со дня смерти А.С. Лаппо-Данилевского, его "школа" была официально разгромлена в ходе чистки советских

317учреждений от "социально чуждых элементов". Даже те из его уче­ников, которые уже перешли на позиции марксистской науки, выну­ждены были публично отречься от своего учителя. Именно в это время было положено начало той односторонней историографиче­ской традиции в оценках творчества А.С. Лаппо-Данилевского, ре­цидивы которой встречаются до настоящего времени. Из вполне объяснимого желания остаться в науке (а вероятно, и на свободе) С.Н. Валк и А.А. Введенский противопоставили "реакционные" ме­тодологию и собственно исторические взгляды А.С. Лаппо-Дани­левского его передовой и "безыдейной" методике источниковедче­ского анализа: "Школа Лаппо-Данилевского была такого рода шко лой, которая создалась специально на изучение техники. Эта школ. по роду своей работы не создала цельной историографической тео рии. Она не была и объединена и на основе цельного политическо го мировоззрения... Из тех, кто работал в семинарии по дипломата ке частных актов, почти никто не работал по методологии. Это бы­ли две области, друг от друга совершенно отрезанные... Тот методи­ческий опыт, который был накоплен, несомненно таков, что он мо­жет послужить марксистской историографии"¹⁸¹. Подобный подход нарушал цельность научного мировоззрения А.С. Лаппо-Данилев­ского: в "Методологии истории" он философски обосновал те прие­мы критики, которые с успехом были апробированы в его "Очерке русской дипломатики частных актов". Это прекрасно понимали сту­денты, одновременно записываясь на его "актовый" и методологи­ческий семинарии (В.И. Веретенников, Н.И. Сидоров, А.А. Шилов и др.); занятия по философии истории посещали специализировав­шиеся у С.Ф. Платонова А.Е. Пресняков и его ученик Б.А. Романов. Семинарий А.С. Лаппо-Данилевского ввиду большой требователь­ности преподавателя не был многочисленным: ежегодно на него за­писывались пять-шесть человек. Однако, как отмечал Б.Д. Греков, "почти не было ни одного из членов его семинария, кто бы не оста­вил по себе следа в русской исторической науке"¹⁸².

С 1894 г. А.С. Лаппо-Данилевский состоял членом Археографи­ческой комиссии Академии наук, а в 1899-1919 гг. фактически опре­делял направления ее издательской деятельности. 24 мая 1900 г. ака­демия поручила ученому составить перспективный план издания до­кументов XVI-XVIII вв. Изучив российскую и европейскую архео­графическую практику, А.С. Лаппо-Данилевский предложил в каче­стве первоочередных задач издание серий актовых и законодатель­ных источников позднего средневековья и нового времени.

Еще в конце 1890-х годов А.С. Лаппо-Данилевский приступил к реализации едва ли не самого крупного (после первого издания Пол­ного собрания законов Российской империи) отечественного архео­графического проекта - свода источников по социально-экономи­ческой истории РпгглшХу]-ХУ]]_№ В качестве первого шага в ре­ализации этого начинания им было задумано издание более 15 тыс.

318

частных актов из уптптркттипннпй части фонда Коллегии экономии Московского архива Министерства юстиции (МАМЮ). Большая их часть не только еще не вошла в научный оборот, Но даже не была выявлена и обработана в архиве. Эту работу ученый считал глав­ным делом своей жизни и отдал ей около 20 лет. 21 марта 1900 г. президиум Академии наук принял принципиальное решение по это­му вопросу. Специально созданная комиссия разработала принципы и приемы издания. 14 апреля 1901 г. эти "рабочие" правила были утверждены¹⁸³.

Описание грамот в МАМЮ шло параллельно их подготовке к изданию. К работе были привлечены чиновники Московского глав­ного архива Министерства иностранных дел, Румянцевского музе-ума (СО. Долгов). По заданию А.С. Лаппо-Данилевского непосред­ственную подготовку текстов к изданию осуществляли его ученики: А.И. Андреев, Н.В. Борсук, В.И. Веретенников, Г.М. Котляров, Н.И. Сидоров (сверка текстов, датировка актов, составление заго­ловков, легенд, историко-дипломатических примечаний, сведений о публикации; ими было составлено около 3 тыс. формул их общих определений), а чиновник архива С.А. Шумаков в течение 12 лет за­нимался текстологической подготовкой "грамот" к изданию (на­блюдение за копированием, составление заголовков, археографиче­ское описание). Кружковцы занимались и географической привяз­кой актов, в результате чего были подготовлены: карта уездов Хол-могорско-Важской епархии, каталог личных имен и географических названий. В ходе работы просматривалась периодическая печать (в том числе губернская и уездная пресса). Ее итогом стал каталог печатных грамот поморских уездов, который к 1913 г. включал око-ло 3 тыс. актов. По поручению научного руководителя А.И. Андре­ев написал статью об отступных грамотах Двинского уезда. Печата­ние первого тома началось с 1908 г. и сопровождалось большими финансовыми и организационными трудностями. С 1912 г. парал­лельно с А.С. Лаппо-Данилевским в работу включились чиновники МАМЮ. В 1911 г. началась подготовка третьего тома, в который должны были войти акты Вологодского уезда.

Конкретных результатов реализации своих издательских планов А.С. Лаппо-Данилевскому не суждено было увидеть. С 1919 г. рабо­ту по наблюдению над изданием от Академии наук возглавил С.Ф. Платонов, а непосредственное руководство ею осуществ­лял А.И. Андреев. Из 30 предполагавшихся к изданию томов увиде­ли светл'олько два^⁸⁴. Первый том включал 640 актов Северо-Двин-ского уезда за XV - середину XVII в., второй - 279 грамот Двин­ского, Кольского, Кеврольского, Меденского, Важского уездов XV-XVIII вв.

В 1902 г. А.С. Лаппо-Данилевский представил в Академию наук 1Шан-^еШ1И--^:ЭДама1ники---€тарн«ного_ русского законодательства XVII-XIX вв.". Ученый предлагал переиздать на уровне современ-

319ной методики основные акты российского государства, что создало бы реальную основу для поступательного движения науки. В рамка> реализации этой программы под его наблюдением были переиздань Уложение 1649 г. (М.А. Дьяконов), Наказ Екатерины II (Н.Д. Чечу­лин), Кормчая книга (В.Н. Бенешевич), Новоторговый устаг (О.И. Остроградский), Воеводская инструкция Петра I, Духовны» регламент (П.В. Верховский), Городовое положение Екатерины I] (А.А. Кизеветтер), Учреждение о губерниях 1775 г. Ученый осуще­ствлял наблюдение над изданием первых семи томов "Писем и бумаг Петра Великого", два последующих тома вышли под редакцией егс ученика А.И. Андреева в 1946-1947 гг.

В ходе реализации археографических проектов А.С. Лаппо-Да-нилевского была выработана и апробирована научная методика из­дания исторических памятников (принципы отбора, систематизации передачи текстов, построения научно-справочного аппарата и др.) Тем самым А.С. Лаппо-Данилевский заложил основы российской археографии как самостоятельной научной дисциплины, тесно свя­зал ее задачи с насущными потребностями исторической науки.

VIII

В традициях столичного университета, А.С. Лаппо-Данилевский "от политической жизни стоял всегда очень далеко", дистанциро­вался от корпоративной "кружковщины" и "жил только наукой и для науки". В этом он видел возможность "освобождения мышления от личных и сословных пристрастий и предрассудков"¹⁸⁵. В преди­словии к магистерской диссертации ученый объяснял свою позицию "искренним желанием узнать те или другие явления без всяких пре­дубеждений, стремлением к истине". Однако, как патриот, А.С. Лап­по-Данилевский полагал, что "тяжелое переходное время" налагает на гражданина "известные общественные обязанности". Поэтому в начале. j905_ г. он подписал "Записку 342-х" о нуждах русского про­свещения, в которой в качестве одной из первоочередных ставилась задача предоставления высшим учебшлм-^аведениям автономных гнэавв решении вопросов организации научно-педагогической дея­тельности. От АкадемйГнаук в 1905 г. ученый был назначен в чле­ны Государственного совета, а 21 апреля 1917 г. вошел в состав осо­бого совещания по подготовке проекта положения о выборах в Уч­редительное собрание. В своих выступлениях 1905-1906 гг. он под-держивал идеи левых сил о проведении в стране в .целях ее умиро­творения iu^ojfojH_nojiHTH4ecKOH[^MHHCTHH, расширениизаконода-тельных полномочий Государственной думы, избирательных прав населения и др.¹⁸⁶

Список книг, статей, публикаций и рецензий ученого насчитыва­ет несколько десятков наименований. Однако нельзя сказать, что огромный творческий потенциал А.С. Лаппо-Данилевского оказал-

320

ся в полной мере реализованным. Это объяснялось как широтой его творческих замыслов, так и человеческой индивидуальностью. Современники в этой связи подчеркивали свойственные исследова­телю "внутреннюю раздвоенность", "тяжкие сомнения и настойчи­вые искания". Историк очень трудно работал над своими сочинени­ями, много раз переделывал и редактировал тексты. А.С. Лаппо-Да­нилевский не успел обобщить мысли по определяющим темам сво­его творчества — социально-экономической истории, духовной куль­туре и развитию правосознания в России XVIII-XIX вв. Революцион­ные события 1917 г. окончательно подкосили его здоровье. "Носи­тель глубоких культурных традиций не вынес их трагичной лом­ки"¹⁸⁷, -тактично констатировал современник. Свое неприязненное отношение к советской власти, позорному сепаратному миру с Гер­манией А.С. Лаппо-Данилевский выразил в "Воззвании ученых" Петрограда, опубликованном 28 ноября 1917 г. в кадетском "Гряду­щем дне". Он явился также одним из организаторов Российского со­юза ученых учреждений и высших учебных заведений, оппозицион­но настроенного к новой власти и призывавшего к защите "чисто научных внепартийных интересов", обеспечению автономии учеб­ных заведений и др.¹⁸⁸

А.Е. Пресняков

I

С.Н. Валк, А.Н. Цамутали, СВ. Брачев, СВ. Чирков рассматри­вали творчество А.Е. Преснякова как логическое развитие научных исканий столичной гуманитарной профессуры и связывали с ним за­вершение процесса оформления петербургской школы в отечест­венной историографии, основы которой были заложены в трудах В.Г. Васильевского и СФ. Платонова. В качестве аргументов сто­ронники этой точки зрения приводили рассуждения А.Е. Пресняко­ва на докторском диспуте и указывали на их концептуальную схо­жесть с вводной частью "Лекций..." СФ. Платонова. На наш взгляд, цитированное ими высказывание А.Е. Преснякова является, скорее, данью уважения своим научным наставникам. Сам А.Е. Пресняков относил творческое наследие СФ. Платонова к уже пройденному русской историографией этапу. Отдавая приоритет профессору в разработке проблем отечественного прошлого XVI-XVII вв. (ана­лиз царствования Ивана IV, изучение событий Смутного времени, взгляд на XVII в. как начало новой истории России и др.), А.Е. Прес­няков уже в первом своем университетском курсе отмечал: "Но все эти — очень важные сами по себе — частичные изменения общей кон­струкции едва ли разрушили влияние и даже господство старой схе­мы"¹⁸⁹. Статьи В.Г. Васильевского также оказали влияние на трак­товку А.Е. Пресняковым киевского периода. Однако, признавая ис-