1 Сти) так характеризовал идейное содержание профессорских чте­ний: "Любавский знакомил с внешней историей с точки зрения исто-

■ рико-юридической школы... Все курсы Любавского были очень бо­гато насыщены конкретным материалом, а дальше описания Лю­бавский не шел, какой бы то ни было синтез был недоступен Любав-скому. Вопросы экономические, как это полагается всем представи­телям историко-юридической школы, блестяще им игнорирова­ло

лись"⁴⁸. По вполне понятным причинам оставлять М.К. Любавского на своей кафедре у В.О. Ключевского особого желания не было.

Научная специализация М.М. Богословского определилась на третьем курсе. В 1888 г. он принялся за написание конкурсной рабо­ты "Писцовые книги, их происхождение, состав и значение в ряду источников истории Московского государства XV, XVI и XVII вв." Свой интерес к новому виду источников студент связывал с общей переориентацией отечественной историографии от политической истории к изучению социально-экономических отношений и народ­ных масс. "Писцовая книга, — отмечал он, - подводила читателя к общественным низам, к тем могучим таинственным силам, которые слагают основы исторического процесса... направляемого затем деятельностью героев. Она изображает не события, а быт народа. Она рисует ту обстановку, в которой протекала жизнь и деятель­ность бесчисленных тружеников, создававших своею скромною, тя­желою работой обширное строение Московского государства"⁴⁹. Источниковедческий характер тематики и отсутствие публикаций писцовых книг обусловили обращение к материалам Московского архива Министерства юстиции. Используя метод статистической выборки материала, М.М. Богословский проследил динамику чис­ленности, состава, движения населения, изменения форм землевла­дения, повинностей и др. В 1890 г. В.О. Ключевский, который не по­могал молодому автору даже консультациями, удостоил студенче­ское сочинение высшего балла ("весьма удовлетворительно"), золо­той медали, рекомендовал его к публикации. Исследование М.М. Богословского претендовало на первенство в ряду работ по данной тематике. Однако дальше обещаний профессора дело не по­шло, а после выхода в свет монографий Н.Д. Чечулина, А.С. Лаппо-Данилевского, П.Н. Милюкова надобность в публикации и вовсе от­пала. М.М. Богословский до конца жизни сохранил обиду на своего учителя⁵⁰.

В.О. Ключевский не проявлял инициативы к оставлению при университете П.Н. Милюкова, Н.А. Рожкова, М.М. Богословского, Ю.В. Готье. При выборе темы диссертаций и написании их магист­рантам приходилось рассчитывать только на свои силы. "Мне, по крайней мере, пришлось работать совершенно самостоятельно"⁵¹, -вспоминал П.Н. Милюков. Не удержался от упрека профессору и М.М. Богословский: "Ни разу за все многолетнее наше знакомство, за многие годы, пока я писал две диссертации, он о них не спросил ни слова и совершенно не знал, о чем я пишу. Я думаю, что и книги моих товарищей, когда они ему с подобающими надписями подноси­лись, бывали для него такими же сюрпризами"⁵². Ю.В. Готье писал: ^! «Василий Осипович сердился и негодовал на молодых людей, им же самим оставленных при университете, когда они слишком докучали ему своими вопросами, не желая или не умея "доходить сами" до дна исторических первоисточников...»⁵³ Это зачастую приводило к то-му, что темы кандидатских сочинений и магистерских диссертаций не согласовались. Не ориентируясь в литературе и источниках про­блемы исследования, аспиранты непроизводительно теряли время. Лишь А.А. Кизеветтер в отказе профессора от контроля за научной работой своих питомцев видел глубоко продуманный преподава­тельский прием: "Учиться быть ученым значило, по мнению Клю­чевского, не ходить на помочах или костылях постоянных советов учителя, а уметь самостоятельно подметить в работе учителя и вос-приять для себя то, что составляет зерно и душу настоящего учено­го творчества"⁵⁴.

Окончательные суждения о работах своих аспирантов профес­сор приберегал к магистерским диспутам. М.К. Любавский вспоми­нал в этой связи: "К диспутам Василий Осипович готовился необык­новенно тщательно, входил в существо вопроса, пересматривал ис­точники. Всякий диспут для него был серьезною ученою работою... Приходил на диспут не только с замечаниями формального, методо­логического характера, но сплошь и рядом с существенными допол­нениями и разъяснениями"⁵⁵.

Недостаток методической работы В.О. Ключевского с аспиран­тами в какой-то мере компенсировался длившимися порой запол-ночь "беседами" на многочисленных вечеринках, "кружках" и соб­раниях. "Обмен взглядов по специальным вопросам, споры, переда­ча накопленного долгим временем опыта - все это при общении с учителем, пути влияния, сумму которого нельзя точно измерить и выразить..." - вспоминал М.М. Богословский. "Час такой беседы стоил многих недель работы"⁵⁶, - вторил ему Ю.В. Готье.

К невниманию В.О. Ключевского к творческим исканиям, пре­подавательской деятельности своих аспирантов нужно еще присово­купить и особенности его характера. Даже влюбленный в своего учителя и более, чем кто-либо другой, следовавший его заветам А.А. Кизеветтер отмечал: "Он был недоверчив до мнительности. Малейшая детонация в отношениях, какое-нибудь случайно сорвав­шееся не совсем удачное слово мгновенно коробили его, и он съежи­вался и уходил в себя"⁵⁷. В 1884 г. С.Ф. Платонов информировал В.Г. Дружинина: «К Ключевскому безо всякого внешнего повода лучше не ходить, если нет рекомендации: он милый, но очень осто­рожный человек, и дело может выйти так, что при его очень любез­ном приеме все-таки уйдешь "не солоно хлебавши", как говорится, и вынесешь впечатление неудовлетворительности»⁵⁸. В письме от 29 июля 1890 г. П.Н. Милюков объяснял С.Ф. Платонову причины нервозности, вспыльчивости, болезненной мнительности и усили­вавшейся с годами замкнутости В.О. Ключевского угасанием его творческих потенций: "Ему должно быть очень тяжело и скучно жить на свете. Славы, - большей, чем он достиг, он получить не мо­жет, и напротив: после речи об Онегине, которая была кульминаци­онной точкой в его популярности и в проявлении к нему поклонения

162

публики, разные мелкие признаки, несомненно еще раздуваемые са­молюбием, должны показать ему, что поклонение ему имеет грани­цы. Жить любовию к науке - вряд ли он может при его скептициз­ме: он работал больше всех нас когда-то; но тогда он был одинок и непризнан; тогда вокруг него была ученая публика или мешавшая ему выйти на свою дорогу, как Соловьев.., или такого сорта, что не в ученое общество приходилось с ней входить, а хорошенько пря­тать от нее свое добро; при всем этом - уроки, уроки. Теперь он при­знан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе - и уже потому, нет школы и учеников"⁵⁹. Даже с учетом видимой предвзятости автора процитированных строк, известная доля правды в них есть.

\( Едва ли можно согласиться с мнением, что В.О. Ключевский "не был удовлетворен трудами своих ближайших учеников"⁶⁰. Достаточ-

НЫХ ПОВОДОВ ДЛЯ ЭТОГО у НеГО Не бЫЛО. Оттняк-n нртткчя не ттритнятЬ-

что oн_ядffiLJIeдoлцeJЩiajI_cjвoJK_мшшai^IQgJ^gj^ самостоятельных и оригинальных исследователей. П.Н. Милюков вспоминал, что на ма­гистерском диспуте В.О. Ключ^вокийЗвьтгмр.ивял^стятистические ^анные^которыми затем сам пользовался". В 1890-х го^*аТшГужё"ксь" тировался в Петербурге как состоявшийся ученый, а в Москве В.О. Ключевский все еще держал его в приват-доцентах. В 1901 г. на докторской защите М.К. Любавского В.О. Ключевский сделал "несколько едких замечаний", что на фоне развернувшейся полеми­ки с М.В. Донавр-Запольским выглядело не совсем корректно. Н.А. Рожков на магистерском диспуте выдержал сущую "головомой­ку" (А.А. Кизеветтер) от профессора. На сданном М.Н. Покровским магистерском экзамене произошло столкновение с В.О. Ключев­ским (подробности которого его ученики не знали), следствием чего был отказ аспиранта от чтения пробных лекций. В последующие го­ды М.Й. Покровский "от университета сторонился" (А.А. Кизевет­тер). О Н.А. Рожкове, М.Н. Покровском при анализе русской исто­риографии второй половины XIX - начала XX в. В.О. Ключевский даже не упоминал⁶¹. Доброе отношение профессора к А.А. Кизевет-теру не помешало, однако, ему "за глаза" в 1903 г. сопоставить сти­листику работ своего воспитанника с сочинениями Ф.В. Ростопчина ("исфразился") и назвать его "ученым Петрушкой"⁶². В таких усло­виях ни о какой душевной близости, открытости в отношениях уче­ников со своим наставником говорить не приходится.

Личные и творческие отношения П.Н. Милюкова и В.О. Клю­чевского - предмет особого интереса. Их понимание чрезвычайно важно не только для изучения жизни и профессиональной деятель­ности обоих ученых, но и в плане выявления общих тенденций раз­вития научной и политической мысли в России рубежа XIX-XX вв.

П.Н. Милюков поступил в Московский университет в 1877 г. Он был единственным из учеников В.О. Ключевского, который

б* 163прослушал университетский курс СМ. Соловьева. Много позднее ученый вспоминал о своих впечатлениях: «Профессор импровизи­ровал, очень обобщая факты. Он говорил утомленным голосом о "жидком элементе" в русской истории... Но "жидкие элементы" проходили отвлеченными призраками и внимания слушателей не задерживали»⁶³. Разочарование в курсах СМ. Соловьева и насле­довавшего его кафедру Н.А. Попова определило специализацию студента по всеобщей истории. Поэтому неудивительно, что в лек­циях и "Боярской думе Древней Руси" В.О. Ключевского П.Н. Ми­люкова заинтересовала прежде всего их антисоловьевская направ­ленность - "глубина перестройки всего схематизма русской исто­рии"⁶⁴.

В то же время В.О. Ключевский не только не проявил, но даже воспротивился оставлению своего единомышленника при универси­тете. Официальным предлогом была поздняя специализация студен­та: он определился с выбором только на четвертом курсе, отдав ка­федре русской истории предпочтение перед всеобщей. (Определен­ную роль в этом шаге П.Н. Милюкова сыграли и практические сооб­ражения. Будучи материально мало обеспеченным, он вряд ли нашел бы средства для занятий в заграничных архивах). Однако, как во мно­гом справедливо отмечал П.Н. Милюков в воспоминаниях, не эта причина определяла позицию профессора: "Сопротивление могло идти только от В.О. Ключевского. Возможно, он был недоволен мо­им политическим направлением или моим малым вниманием к его предмету... В дальнейшем... открылись и наши различия во взглядах, как частных, так и общих, на русскую историю и на способы ее изу­чения. Возможно, что они чувствовались уже тогда, и Васи­лий] О[сипович] не доверял моим стремлениям к самостоятельности, предпочитая более надежного в этом отношении М.К. Любавско-го"⁶⁵. Только благодаря давлению со стороны В.И. Герье и П.Г. Ви­ноградова ученый вынужден был уступить. Официальное представ­ление факультета было подписано В.О. Ключевским и Н.А. Попо­вым 9 февраля 1883 г., после чего кандидатура П.Н. Милюкова была единогласно утверждена советом. П.Н. Милюков был оставлен при университете на два года не для приготовления к профессорскому званию, а лишь для сдачи магистерских экзаменов; при этом аспи­рантская стипендия ему не предусматривалась⁶⁶.

По окончании университета П.Н. Милюков не мыслил своей дальнейшей творческой деятельности вне "новых взглядов на зада­чи исторической науки", почерпнутых на семинарии П.Г. Виногра­дова. "Эта наука... - писал он, - ставит на очередь изучение матери­альной стороны исторического процесса, изучение истории эконо­мической и финансовой, истории социальной, истории учрежде­ний..."⁶⁷ Поэтому предложение В.О. Ключевского разработать в ка­честве магистерского сочинения "грамоты какого-либо из северных монастырей" его оскорбило: "Я готовил вклад в науку, открывал но-

164 ■<<;

вые пути — и вдруг, вместо того, мне предлагают ворох монастыр­ских грамот и тощую книжонку в результате!"⁶⁸ Тематику своей исследовательской работы П.Н. Милюкову пришлось выбирать самостоятельно. По мнению начинающего ученого, она должна бы­ла отвечать следующим условиям: относиться к области "матери­альной культуры", быть основанной на неразработанных архивных материалах, к которым мог быть применен статистический метод исследования. Последний фактор определял и выбор хронологиче­ских рамок труда: достаточные для глубокой статистической обра­ботки материалы появились в России только к началу XVIII в., в свя­зи с введением "регулярного делопроизводства". В период подготов­ки магистерской диссертации отношения учителя и ученика носили характер скрытой конфронтации⁶⁹. П.Н. Милюков перестал бывать * в доме В.О. Ключевского, консультироваться у него в университете и работал над темой самостоятельно.

20 ноября 1885 г. П.Н. Милюков сдал магистерские экзамены по русской и всеобщей истории и с весны следующего года начал хло­потать об утверждении его в должности приват-доцента. Она не га­рантировала прибавки к жалованью, а обязательное при этом чте­ние спецкурсов отнимало время для подготовки диссертации. Веро­ятно, настойчивость П.Н. Милюкова объяснялась как желанием упрочить свой статус на кафедре, так и бедственным материальным положением. Jj^ марта 1886 г. факультет утвердил темы пробных лекций: "Юридическая школа в русской историографии" ("по назна­чению"), 'Древнейшие разрядные книги" ("по собственному выбо­ру"). Чтения П.Н. Милюкова были признаны "весьма удовлетвори- _;. тельными" и в июле 1886 г. он стал приват-доцентом⁷⁰.

П.Н. Милюков чрезвычайно торопился с подготовкой диссерта- / ции и ради ее скорейшего завершения даже переносил спецкурсы -* в университете. В конце 1880-х годов, во время одной из своих вака­ционных поездок в Петербург для занятия в архивах, была достигну­та договоренность с С.Ф. Платоновым об апробации сочинения на страницах редактируемого им "Журнала Министерства народного просвещения". С.Ф. Платонов не отказался от публикации, несмот­ря на большую правку П.Н. Милюкова в корректуре и частые за­держки текста. Позднее он пустил в ход весь свой редакторский ав­торитет, чтобы по настоятельной просьбе П.Н. Милюкова издать книгу к январю 1892 г. Такая "податливость" уже всероссийски при­знанного ученого в отношении своего младшего коллеги в значи­тельной степени объяснялась поддержкой "оппозиционного" П.Н. Милюкова в его научной конфронтации с критически относив­шимся к успехам столичной науки В.О. Ключевским. Издание маги­стерской диссертации обычно осуществлялось на средства аспиран­та. При отсутствии у него таковых (порядка 500 руб.) по ходатайст­ву научного руководителя совет университета обычно принимал ре­шение о выделении денег из министерских сумм. Зная о материаль-