283Ства, выразившихся в ограничительных записях Василия Шуйског

королевича Владислава и царя Михаила Федоровича. По мнени

С.Ф. Платонова, опричная политика Ивана IV окончательно подо]

вала экономическое и политическое могущество аристократа]

"в таких условиях нельзя и представить себе возможности боярски

ограничений". Исследователь трактовал эти "условия" лишь ка

формальные "обещания не злоупотреблять властью"⁶⁶. Расхожде

ния носили принципиальный характер, ибо В.О. Ключевский и ег

ученики связывали с ограничительными записями начало демокра

тического движения в России. Напротив, С.Ф. Платонов полагав

что одним из последствий Смутного времени было значительно!

расширение социальной основы самодержавия. Все это давал<

П.Н. Милюкову повод причислять своего оппонента к "правым

приверженцам "традиционно патриотических взглядов" и заклю

чать, что "социологическая школа, присущая Москве, осталась чуж

да Платонову"⁶⁷.

Большинство исследователей сходятся во мнении о том, чтс С.Ф. Платонов не создал оригинальной трактовки событий Смут­ного времени, а лишь детализировал и уточнил концепции: В.О. Ключевского⁶⁸. В подобном подходе нельзя не видеть некото­рой абсолютизации вклада В.О. Ключевского в анализ данной про­блемы и преуменьшения роли современной историографической традиции. B.C. Иконников писал в этой связи: "Несомненно, что выводы и постановка отдельных вопросов в современной ученой литературе, посвященной настоящей эпохе, сказались в основных положениях автора; но общая группировка фактов, освещение их, процесс самого исследования идут у него независимым, намечен­ным им путем..."⁶⁹ Расхождения с В.О. Ключевским в трактовке отдельных принципиальных вопросов отечественной истории кон­ца XVI - начала XVII в. дают веские основания говорить о разра­ботке С.Ф. Платоновым самостоятельной концепции Смуты, при­ведшей к существенному пересмотру им последующих событий (B.C. Брачев)™.

С.Ф. Платонов придавал большое значение влиянию последст­вий Смутного времени на генезис общественных отношений Мос­ковского царства. В предисловии ко второму изданию "Очерков..." ученый подчеркнул, что решение им проблемы "победившего со­словия" являлось предпосылкой к обоснованию вывода СМ. Со­ловьева о XVII в. как рубеже между средневековой и новой истори­ей России. "Эта формула, - писал он, - обладая большою определен­ностью с точки зрения школы Соловьева, не давала, однако, наше­му поколению никаких реальных представлений. Нам предстояла задача вложить в нее конкретное содержание и на фактах показать, как погибал в Смуте старый порядок и в каких формах возникал но­вый - тот новый порядок, в условиях которого создавалось наше со­временное государство"⁷¹. По мнению автора "Очерков...", в XVII в.

284

на смену вотчинной монархии пришло государство "в собственном смысле"; «создалось понятие "всей земли", которою государь пра­вил не как собственник; сложились общественные классы...; нача­лось деятельное сближение с культурным Западом; словом, подго­товилась почва для реформы Петра Великого, европеизировавшей Россию»⁷². Социальная база самодержавия была расширена за счет поддержки "военно-служилого" и "торгово-промышленного сосло­вий", пришедших на смену дискредитировавшего себя боярства. От­носительная самостоятельность царской власти от "сословных вли­яний" была достигнута посредством ликвидации Земских соборов. Причем, если В.О. Ключевский падение их роли связывал с обостре­нием "вражды классов", то С.Ф. Платонов видел в этом закономер­ное следствие укрепления самодержавия и становления приказно-бюрократической системы.

История петровских преобразований и XVIII столетия изложена С.Ф. Платоновым под определяющим воздействием "Курса..." В.О. Ключевского⁷³. Петр I не имел реальной программы действий. Их последовательность всецело определялась фискальными задача­ми государства, вытекавшими, в свою очередь, из нужд военного времени. Реформы не представляли собой качественного переворо­та "главнейших оснований государственного строя", и революцион­ными их можно считать только с точки зрения "бесчеловеческих" методов проведения. "Финансовые интересы страны прямо противо­речили экономическим интересам населения", что привело к резко­му падению его жизненного уровня, упрочению крепостного состо­яния⁷⁴. Признавая за Петром I безусловные таланты государствен­ного деятеля и военачальника, С.Ф. Платонов в то же время указы­вал на его жестокость, моральную распущенность и т.д. При этом ученый предостерегал от встречавшихся, например, в сочинениях П.Н. Милюкова крайностей в оценках личности и деятельности им­ператора.

При Петре I в целом сохранялось "равноправие сословий", обу­словленное их "общественными повинностями". Однако при его преемниках правительство проводило целенаправленную политику на одностороннее "раскрепощение" дворянства, превращение его в привилегированное сословие. В то же время крестьянство "теря­ло свои права и перед государством, и перед помещиком". С.Ф. Пла­тонов так комментировал указ о вольности дворянской 1762 г.: "Теперь снята дворянская обязанность, следует снять и крестьян­скую. Но крестьяне видели, что правительство, разрешив дворян­ский вопрос, не замечает связанного с ним вопроса крестьянского. Поэтому начались крестьянские волнения"⁷⁵. "Либеральные мечта­ния" Екатерины II встретили резкое противодействие "окружаю­щей среды"; в силу этого сразу после роспуска Уложенной комис­сии императрица встала на путь "защиты интересов одного дворян­ского класса". :тлтьь «■-.«^мцо.^^лын^м-ляв

285V

Творческий пик С.Ф. Платонова пришелся на конец XIX в. От­носящиеся к 1900-1910-м годам сочинения преимущественно посвя­щены уточнению прежних выводов, полемике с оппонентами и не вносили принципиально новых элементов в его концепцию. Эволю­ция воззрений ученого на отечественный исторический процесс про­текала в общем контексте развития науки его времени. Вслед за А.Е. Пресняковым, С.Ф. Платонов признал факт существования крупной земельной собственности в доудельный период и определя­ющую роль княжеской власти в социальной и политической жизни страны. Причины упадка Киевской Руси исследователь теперь скло­нен был видеть в глубоком экономическом кризисе, а не механиче­ском "отплыве населения на северо-восток". С.Ф. Платонов пере­смотрел свои прежние взгляды о влиянии монголо-татарского заво­евания на генезис социально-экономических отношений у восточ­ных славян: отрыв от Европы, изменение направления колонизаци­онных потоков, ускорение процесса государственной централиза­ции, "возвышение" Москвы и др.⁷⁶

Проведение некоторых аналогий между вотчинными порядками на Руси и феодальными в Западной Европе было традиционно в оте­чественной историографии второй половины XIX в. Однако, в отли­чие от большинства своих современников из лагеря академической науки, С.Ф. Платонов гораздо дальше продвинулся в сторону под­держки концепции Н.П. Павлова-Сильванского и А.Е. Преснякова. В работах начала XX в. он указывал на существование основных элементов феодальной системы в удельный период: крупная вотчи­на, слияние владельческой, политической и судебной властей, вас­сальные отношения удельных князей к Москве, закладничество.

В развитие выводов статьи В.О. Ключевского "Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря" С.Ф. Платоновым была на­писана работа "Прошлое русского Севера. Очерки по истории коло­низации Поморья" (1923). Конкретизируя свои ранние высказыва­ния, автор проследил направления, движущие силы монастырской, боярской, княжеской, крестьянской колонизации с XIV в. В исследо­вании "Москва и Запад в XVI-XVH веках" (1925) С.Ф. Платонов пришел к выводу, что "связь Московской Руси с европейским Запа­дом завязалась ранее и была крепче, чем обычно принято думать". Тесные торговые, экономические, дипломатические, культурные контакты с соседями привели к "военно-техническому и торгово-промышленному перевороту" в России во второй половине XVII в. Зарождавшаяся в России с конца XIX в. марксистская историо­графия вплоть до начала 1920-х годов практически не оказывала ка­кого-либо заметного воздействия на ход отечественного научного процесса. Поэтому С.Ф. Платонов, как и большинство профессио­нальных историков, в дореволюционный период своего отношения

9 ЯА

к ней не определил. Победа радикального крыла российской социал-демократии в октябре 1917 г. была для него полной неожиданно­стью, а цензурная политика большевистского правительства исклю­чала открытую полемику с научными и политическими оппонента­ми. Так что "возможность" высказать свое отношение к основопо­лагающим принципам марксизма С.Ф. Платонов получил только в ходе следствия по "академическому делу".

В экономическом материализме ученый видел одно из направ­лений исследовательского поиска в европейской и отечественной историографии и не связывал его исключительно с марксистской наукой. "Я очень сблизился с направлением экономического мате­риализма последних лет XIX в., но не потому, что стал марксистом, а потому, что в нашей науке естественный ход изучения древнерус­ской жизни поставил на очередь темы и материалы экономического порядка"⁷⁷, - писал он. Интерес С.Ф. Платонова к экономической проблематике, истории классовой борьбы Н.А. Рожков, М.Н. Пок­ровский в дореволюционный период склонны были объяснять влия­нием на него марксистских идей. В этой связи А.Е. Пресняков вспо­минал: «Платонова тоже кто-то пытался изобразить, ссылаясь на его труд о Смуте, неосознавшим себя марксистом, и что оный не-осознавший себя "марксист", в ответ на это воскликнул: "Неужели, граждане, я такой несознательный, что до сих пор не мог осознать свои позиции!"»⁷⁸ Необоснованным для него явилось противопоста­вление диалектического материализма "прежним эволюционным теориям" и абсолютизация роли классовой борьбы как фактора ис­торического прогресса. Ученый полагал, что поступательное дви­жение общества возможно без "обострения антагонизмов", и проти­вопоставлял "классовому равенству" государства диктатуры про­летариата христианское всечеловеческое равенство правового об­щества⁷⁹.

На следствии С.Ф. Платонов указывал, что монополизация мар­ксистами научного знания замедлила развитие отечественной исто­рической мысли. Ученый не видел в господствовавшей идеологии каких-либо исследовательских перспектив и предрекал ее скорое падение: "Считаю, что ... научный марксизм наука изживет. Считаю, что Покровский и Деборин являются последними историками-марк­систами..."⁸⁰ Активное идейное противостояние "школе Покровско­го" явилось одной из причин его ареста.

В то же время в работах С.Ф. Платонова 1920-х годов нельзя не отметить и некоторой эволюции в сторону марксистской историо­графии, усвоения им "классовой" терминологии. Трудно сказать, были эти шаги искренними или обусловливались конъюнктурными соображениями. В соответствии с давними пожеланиями В.О. Клю­чевского, С.Ф. Платонов классифицирует источники Смуты по "партийной принадлежности" их авторов. Основным содержанием Смуты на всех ее этапах теперь провозглашается "классовая борьба

287общественных низов против землевладельческого высшего слоя бояр". При этом из изложения выпадают прежние рассуждения об освободительном характере борьбы с польско-шведскими интер­вентами и роли православной церкви в национальной консолидации русского народа⁸¹. В очерках "Борис Годунов" (1921), "Иван Гроз­ный" (1924), "Петр Великий" (1926) С.Ф. Платонов поднимает про­блему оправдания насилия в истории. Ученый призывал к "мораль­ной реставрации" правительственной деятельности Бориса Годуно­ва, установлению "точного равновесия между крайностями субъек­тивных оценок" личности Ивана IV. Защищая Петра I от обвинений А.Н. Толстого и Б. Пильняка в чрезмерной жестокости, С.Ф. Пла­тонов писал: "Таков был тот жестокий век ... казнь была самым обычным делом тогдашнего правосудия"⁸².

Каких-либо принципиально новых методологических и концеп­туальных решений при освещении событий российской истории С.Ф. Платонов не предложил, шагов к формулированию собствен­ной схемы исторического развития России он не предпринимал. Его самостоятельные научные разыскания ограничивались пробле­мами XVI-XVII вв. Однако и здесь они не выпадали из общего хода развития отечественной либеральной историографии конца XIX -начала XX в.

С 1871 г. параллельно с С.Ф. Платоновым двухгодичный курс русской истории в университете читал Е.Е. Замысловский. Ориги­нальной концепции русской истории он не сформулировал. Его ма­гистерская диссертация "Царствование Федора Алексеевича" (1871) носила, по наблюдению С.Н. Валка, "библиографический и крити­ческий характер", а докторская представляла собой "энциклопеди­ческую сводку разнообразных сведений для исторической геогра­фии"⁸³. Е.Е. Замысловский выражал несогласие с родовой теорией С.М. Соловьева и федеративной Н.И. Костомарова. К разряду ори­гинальных следует отнести идею ученого о новгородском происхо- ! ждении российской государственности, занесенной варягами-завое­вателями в землю кривичей. Эта гипотеза будет подхвачена и разви- ! та в "Княжом праве..." А.Е. Преснякова. Удельная система характе­ризовалась им как борьба вечевого (Новгород), княжеского (Севе­ро-Восток), дружинного (Галицкое княжество) начал. Вопросы вот­чинной централизации рассмотрены Е.Е. Замысловским в традици­ях современной ему историографии. Вслед за С.М. Соловьевым основное содержание отечественной истории XV-XVI вв. Е.Е. За­мысловский видел в противостоянии царской власти и боярства. Признавая прогрессивный характер эволюции государственности в сторону абсолютизма ученый оправдывал жестокости Ивана IV в борьбе с крамолой. События XVII в. в целом рассматривались им

288

в русле концепции С.Ф. Платонова (Смута, роль "совещательного начала" и др.). С А.С. Лаппо-Данилевским его роднит взгляд на XVII в. как время максимального развития "самобытных народных

начал"⁸⁴.

В 1885 г. при университете был оставлен ученик К.Н. Бестуже­ва-Рюмина — Н.Д. Чечулин. Его, написанная на основе анализа пис­цовых книг магистерская диссертация - "Города Московского госу­дарства в XVI веке" - заслужила положительный отзыв В.О. Клю­чевского. Посвященная же проблемам внешней политики России в период царствования Екатерины II докторская диссертация (1895) вызвала много нареканий москвичей. "Физический недостаток про­изношения слов" (С.Ф. Платонов) препятствовал его педагогиче­ской деятельности. Подобно К.Н. Бестужеву-Рюмину, в окружении С.Ф. Платонова доценты Е.Е. Замысловский и Н.Д. Чечулин счита­лись "правыми". В силу этого, а также по причине "разбросанности" научной деятельности учеников после себя они не оставили. Кроме вышеназванных на кафедре С.Ф. Платонова состояли приват-доцен­тами А.С. Лаппо-Данилевский, Е.Ф. Шмурло, И.П. Сенигов.

А.С. Лаппо-Данилевский

I

Направления исследовательских поисков А.С. Лаппо-Данилев-ского всецело определялись его взглядами на состояние и задачи ис­торической науки второй половины XIX - начала XX в., чем и объ­яснялось пристальное внимание ученого к проблемам современной ему историографии⁸⁵.

По его мнению, вплоть до начала 1870-х годов в русской науке практически безраздельно господствовала "индивидуалистическая ' историческая школа", ведущим представителем которой выступал западник С.М. Соловьев ("наука соловьевского периода"). "Эпоха великих реформ и социального переустройства", полемика со славя­нофилами требовали от ученых этого направления выработки цель­ного взгляда на российский исторический процесс. Этим задачам со­ответствовала предложенная Г. Гегелем схема всемирно-историче­ского развития, которая и была приложена к объяснению отечест­венного прошлого. Опираясь на гегельянские принципы всеобщно­сти, органичности и внутренней обусловленности генезиса общест­венных отношений, СМ. Соловьеву удалось выстроить во многом отвечавшую запросам современников схему отечественного про­шлого. "История России с древнейших времен" положила основы русской науки. Отдельные конкретно-исторические обобщения С.М. Соловьева не утратили своей актуальности вплоть до начала XX в. В этой связи А.С. Лаппо-Данилевский особенно подчеркивал значимость унаследованного С.М. Соловьевым от Г. Бокля заклю-

289чения о большой роли "духовных сил" в историческом процессе. Непреходящими в творчестве СМ. Соловьева А.С. Лаппо-Данилев­ский считал выводы о длительном бытовании пережитков родовых отношений, исключительной роли "природы страны", колонизаци­онных процессов и фактора внешней опасности в русской истории. Из трудов СМ. Соловьева в концепции В.О. Ключевского и самого А.С Лаппо-Данилевского перешли: вывод о вотчинном происхож­дении русского государства, теория закрепощения и раскрепощения сословий, характеристики княжеской династии, объяснение причин возвышения Москвы и др.

Однако с начала 1870-х годов широкие обобщения СМ. Соловь­ева и его единомышленников, построенные не на базе "частных" ис­следований, а априорно заимствованные из историософии, переста­ли удовлетворять научную общественность. На смену немецкому идеализму пришла социологическая (позитивистская) методоло­гия⁸⁶. А.С. Лаппо-Данилевский связывал начало нового этапа рос­сийской науки, к представителям которого он относил и себя, с име­нем В.О. Ключевского. В речи на магистерском диспуте 1890 г. А.С. Лаппо-Данилевский так определял его задачи: "...История в на­ше время... следит, главным образом, за развитием того взаимоотно­шения, в каком находились между собою явления духовные, хозяй­ственные и правовые в пределах разнородных социальных групп (народов), а также и на то положительное или отрицательное влия­ние, какое эти группы (народы) оказывают друг на друга при таком развитии"⁸⁷.

Если монист СМ. Соловьев понимал исторический процесс пре­имущественно как генезис государственных отношений, то В.О. Ключевский видел его смысл во взаимодействии политических, социальных, экономических факторов. На смену "внешней" (поли­тической) истории пришло изучение массовых социально-экономи­ческих процессов с использованием "количественных рассужде­ний" - методов математического анализа и статистики⁸⁸. "...Русские историки перешли к микроскопическим наблюдениям над явления­ми народной жизни, чаще всего переповторяющимися и, при совре­менном уровне наших знаний, всего более доступными точному изу­чению, а такими свойствами, казалось, и отличались явления эконо­мические"⁸⁹, - писал А.С. Лаппо-Данилевский. В схему русской ис­тории параллельно с идеей государства вошло понятие народности. Приоритет в практической постановке этой проблемы А.С. Лаппо-Данилевский отдавал И.Е. Забелину⁹⁰. Новое поколение ученых в своих построениях шло не от общей, априорно принятой схемы к ее детализации, а от решения частных проблем к построению общей теории исторического процесса.

А.С. Лаппо-Данилевский особо выделял тезис о том, что В.О. Ключевский не абсолютизировал сравнительно-исторический метод исследования и оставил за Россией большие черты своеобра-

290

зия в рамках проявления общих законов развития. Так, если при из­ложении истории Киевской Руси СМ. Соловьев исходил из господ­ства в тогдашнем обществе характерных для всех европейских наро­дов родовых отношений, то у В.О. Ключевского на первом плане "местные" условия ("торговый характер"). Еще менее СМ. Соловь­ева его наследник на кафедре подчеркивал аналогию удельных по­рядков в России и европейского феодализма.

А.С. Лаппо-Данилевский отмечал большой вклад В.О. Ключев­ского в постановку и разработку проблем народного представитель­ства в России (Боярская дума, Земские соборы). Принципиальный характер имел его вывод о крепостном праве как "частной зависи­мости владельческого крестьянина от землевладельца, ...обуслов­ленной экономическими отношениями". Изложенная в "Курсе..." концепция русской истории XVIII в. была с небольшими вариациями принята представителями всех направлений в отечественной исто­риографии рубежа XIX-XX вв. В целом В.О. Ключевский предло­жил много смелых, порой противоречивых гипотез, которые замет­но оживили российскую историческую мысль.

Однако в начале 1900-х годов изложенная в "Курсе..." В.О. Ключевского концепция русской истории нуждалась в суще­ственных коррективах и дополнениях. А.С. Лаппо-Данилевский признавал обусловленность политических форм уровнем социаль­но-экономического развития. Однако к числу недостатков концеп­ции В.О. Ключевского его оппонент относил абсолютизацию роли "материальных факторов" (природа страны, колонизация) в исто­рическом процессе. В его схеме совершенно не нашлось места вли- ■ янию "идей" (духовная и политическая культура, особенности на­ционального характера и самосознания) на генезис общественных отношений. Предложенная В.О. Ключевским тематика исследова­ний нуждалась в детальной разработке, для чего необходимо было расширение документальной базы исследований и выработка методики работы с вводимыми в научный оборот новыми видами источников.

Неудовлетворенность состоянием науки рубежа XIX-XX вв. и побудила А.С. Лаппо-Данилевского обратиться к философии исто­рии, поиску новых тем и подходов в трактовке событий отечествен­ного прошлого, проблемам архивного дела и археографии.

II

Со студенческих лет А.С. Лаппо-Данилевский проявлял живой интерес к теоретическим вопросам науки, увлекался позитивист­ской социологией Дж. Милля, О. Конта, Г. Спенсера, самостоятель­но штудировал труды философов древности, средневековья и ново­го времени. Поэтому не случайно, что в 1894 г. молодой приват-до­цент объявил в Петербургском университете семинарий по "фило-

291софии наук". Работа этого семинария продолжалась вплоть до 1917 г. Его тематика была слабо привязана собственно к методоло­гии истории и затрагивала преимущественно проблемы "природы социального явления"⁹¹, чрезвычайно трудной для юношеского вос­приятия. Среди специализировавшихся на кафедре С.Ф. Платонова студентов семинарии особой популярностью не пользовались. В сред­нем на них записывалось до десяти человек в год, да и то в основном учащихся философского факультета⁹². Н.В. Болдырев в этой связи отмечал: "...Никого нет среди философов молодых поколений в Пе­тербурге, кто не прошел бы через его школу". Параллельно с семи­нарием с 1906 г. А.С. Лаппо-Данилевский читал курс "Теоретиче­ской методологии истории". "Совокупность этих занятий, - отмечал А.Е. Пресняков, - создавала в университете особую школу по философии общественных наук, значительную и влиятельную по ее воздействию на молодые поколения, выходившую при том за пределы историко-филологического факультета"⁹³.

В начале научной деятельности А.С. Лаппо-Данилевский нахо­дился под влиянием позитивизма. Положения этой доктрины (отно­сительность познания, единообразие человеческой природы, взаи­модействие материальных и духовных факторов как основа челове­ческого существования) составили основу миросозерцания ученого. С 1890-х годов его научные взгляды эволюционировали в сторону неокантианства. В программной статье "Основные принципы социо­логической доктрины О. Конта" (1902)⁹⁴ он указал на недостаточ­ность эмпирического изучения фактического материала и склонял­ся в сторону психологического истолкования исторических явле­ний⁹⁵. С этих позиций на основе материалов курса и семинария бы­ла написана его "Методология истории", два выпуска которой уви­дели свет уже после смерти ученого в 1923 г.⁹⁶

Под методологией науки вообще А.С. Лаппо-Данилевский пони­мал совокупность понятий и обусловливаемых ими методов мышле­ния, которые приводят содержание предмета в систематический по­рядок. Методология истории находится в связи с общей теорией по­знания, ибо "лишь с известной гносеологической точки зрения мож­но конструировать целостное учение, которое принципиально уста­новило бы, в чем именно состоит ее задача и последовательно наме­тило бы тот путь, который ведет к ее разрешению". Первостепен­ными задачами методологии истории являются построение теории исторического знания, включающей в себя выработку системы по­нятий, в неразрывном единстве охватывающих ее объективное со­держание, и выявление соотношения между принципами и методами исторического изучения. Теория исторического знания не может быть выработана на базе конкретных исследований, служащих для нее лишь подготовительным материалом. Она есть результат слия­ния общей теории познания с задачами конкретной исследователь­ской работы⁹⁷.

292

Социальная эволюция представлялась А.С. Лаппо-Данилевско-му непрерывным целесообразным (законосообразным) совершенст­вованием в направлении улучшения материальных условий сущест­вования, максимального раскрытия интеллектуальных и нравствен­ных потенций личности и общества. Ученый допускал возможность регресса общества и индивидуума, однако придавал ему лишь част­ное значение. В подобном подходе А.Е. Пресняков видел отголосок гегельянской философии истории, а Н.И. Кареев влияние позити­визма О. Конта. Человеческий интеллект способен прогнозировать ближайшую и конечную цели развития социально-экономических процессов. Он выступает основным источником прогресса, а следо­вательно, развитие не беспредельно, как не беспредельны интелле­ктуальные возможности личности. Единообразие человеческой природы и среды обитания предопределяют всеобщий характер про­гресса, взаимосвязь периодов в истории и историй отдельных наций в рамках всемирной, несмотря на неравномерность развития отдель­ных народов. Основную тенденцию общественного развития А.С. Лаппо-Данилевский видел в "нарастании единения человечест­ва", т.е. в стирании экономических, культурных и других различий между народами.

А.С. Лаппо-Данилевский полагал, что, в отличие от непрелож­ных законов природы, человеческое сообщество предоставляет ши­рокий простор индивидуальному творчеству. В этой связи для него оказались неприемлемыми гегельянская, контианская и марксист­ская абсолютизация фактора закономерности общественного разви­тия в ущерб роли личности в историческом процессе. "...Через их посредство осуществляется превращение потенциальной энергии общества в кинематическую"⁹⁸, - писал ученый.

А.С. Лаппо-Данилевский выражал согласие с основополагаю­щим тезисом философской системы О. Конта об относительности человеческих знаний об окружающем мире: они черпаются из опы­та, который, будучи результатом ощущений, субъективен. В связи с этим невозможно познание всеобщих законов мироздания: "Дости­жение полного систематического единства всех данных нашего опы­та сопряжено... с величайшими затруднениями: ведь если бы челове­ческому сознанию и удалось сформулировать единый закон, но ко­торому мир существует, нельзя было бы вывести из этого закона са­мый факт его существования"⁹⁹.

Ученый констатировал факт воздействия учения О. Конта на развитие научных исследований, в целом разделял его теорию о трех стадиях интеллектуального развития человечества, классифи­кацию наук по степени уменьшения их абстрактности, однако счи­тал, что не все положения социологической доктрины французско­го философа в достаточной мере обоснованы. О. Конт догматизиро­вал относительность человеческого познания, не определил степень взаимодействия принципов единообразия человеческой природы и

293физической среды (географический фактор, физиологические осо-■ бенности человека). Им преувеличена роль последней на генезис об-! щественных отношений, что привело к механическому перенесению законов естественных наук на изучение духовной жизни человека. '-' Указав на самостоятельность психологического фактора в истории, О. Конт в то же время недооценил уровень воздействия интеллекта на "степень интенсивности социальных явлений", определение це-'••' лей и путей общественного развития. По мнению А.С. Лаппо-Дани-' левского, человеческое сознание не только не является прямым производным среды, но стоит над ней и может подчинять ее своей воле. О. Конт апеллировал лишь средними величинами, "пренебре­гал особенностями индивидуумов". В целом, абсолютизировав со­циологический принцип обобщения, О. Конт умалил значение исто- j рии и близкой ей по предмету исследования психологии. Их функции он видел в иллюстрировании выводов социологии. Тем самым ока­зался размыт собственно предмет исторической науки: ее обобщаю­щий теоретический раздел рассматривался как отрасль социологии, а индивидуализирующий - психологии, эстетики и др.¹⁰⁰ Развитие позитивистской методологии истории после О. Конта шло по пути "исправления" его ошибок: признание активности человеческого со­знания, влияния факторов среды на общественное развитие (Г. Спенсер), объединение обобщающей точки зрения на историю с индивидуализирующей (В. Бунд), разработка сравнительно-истори­ческого метода исследования (Ф. Савиньи, Б. Нибур), перенесение центра тяжести исследований на изучение народного быта как час­ти истории культуры (А. Риль, И.Е. Забелин) и др.

Вслед за О. Контом ученый представлял окружающий мир как взаимосвязанную систему. Тот же системный характер носят и наши знания о нем. Однако сложность законов мироздания привела к раз­делению наук на группы, отличающиеся объектом изучения. В рам­ках общей методологии каждая из них имеет свои "производные принципы". К числу главнейших общественных наук ("наук о духе") А.С. Лаппо-Данилевский относил социологию, историю и психоло­гию. Как в пределах этой группы, так и применительно к отдельно взятой науке существуют два взаимосвязанных направления их раз­вития: обобщающее номотетическое (социологическое) и индивиду­ализирующее идиографическое. Они отличаются по задачам и ме­тодам изучения.

Исследовательский поиск в рамках номотетического направле­ния идет по пути широкого обобщения фактов для выявления осно­вополагающих закономерностей развития общества, "социальной эволюции в преемстве человеческих поколений", построения тео­рии исторического процесса. Социология отвергает индивидуаль­ные наблюдения, так как ее выводы не могут быть проверены на опыте конкретного индивида. Она сосредоточивает внимание на об­щих законах: условий существования, единообразия человеческой

294

природы и познавательной способности лЭДей, социального взаимо­действия, дифференциации и интеграции, эволюции, консенсуса эле­ментов социальной системы и др. Номэтетическое исследование осуществляется с привлечением выводов и методов естественных наук (в том числе эволюционной теории Ч. Дарвина), математиче­ского анализа. Так, социологический постулат о законосообразно­сти развития базируется на естественнонаучном принципе единооб­разия человеческой природы и условий с/Ществования.

Идиографическое направление изучает процесс реализации этих общих закономерностей "в данном пункте пространства и в данный момент времени"'»¹. При этом ночная мысль сосредоточи­вается не на формулировке законов исторического развития, а на описании (но не описательности) общественных процессов, выявле- • нии их индивидуальных особенностей. Историческое явление рас­сматривается с точки зрения причин, еп> породивших, эволюции и связи с современными ему явлениями. Исследователь руководству­ется принципами причинно-следственносги, единообразия психофи­зической природы человека, эволюции и взаимосвязи элементов исторического целого. Если в социологическом направлении науки акцент делается на количественные, тс в идиографическом - на качественные характеристики объекта, индивидуальные понятия "об историческом значении данного факта, о единичном историче­ском целом и отношении к нему его частей"¹⁰². Социология на осно­ве изучения "устойчивых состояний" формулирует законы социаль­ного взаимодействия,_история изучает процессы, которые привели к их возникновению(_В_качестве примера номотетического исследова­ния А.С. Лаппо-Данилевский приводил "Боярскую думу Древней Руси" В.О. Ключевского, а идиографич^ского'оз - его портретные характеристики политических деятелей средневековой Руси.

Развитие обобщающей научной мысли второй половины XIX -начала XX в. шло в двух направлениях, которые сложились под воз­действием материализма и психологизм?- А.С. Лаппо-Данилевский дал детальный анализ источников и содержания номотетической доктрины исторического материализма £• Маркса, Ф. Энгельса и их продолжателей. Его основоположники дополнили механический ма­териализм предшественников теорией Г- Гегеля о мировом процес­се развития и его диалектическим методом. Основное содержание исторического материализма виделось А-С. Лаппо-Данилевскому в выводе об абсолютной обусловленности сознания, социальной исто­рии материей, а духовной жизни - экономическим бытием и произ­водственными отношениями. Влияние личности на ход историческо­го процесса при этом сведено к минимуму, она выступает лишь в ро­ли носителя "классовых интересов и отношений". История предста­влялась К. Марксу как механический процесс смены производствен­ных отношений путем собственного "отрицания". Источником про­гресса выступал у него антагонизм и борьба классов, а его содержа-