237Николая I, его царствование не может быть охарактеризовано как эпоха реформ.

А.А. Кизеветтер полагал, что для экономического подъема рус­ского города нужно было "объединить общество на почве... само­управления, раздвинуть рамки муниципальной автономии и вдох­нуть в ее формы жизненную энергию". Вместо этого в стране шла дальнейшая централизация управления и усиление в нем роли вер­ховной власти. "Зародыши местного самоуправления" - земства, го­родские думы, органы дворянского представительства - были пре­вращены в придатки "мелкотравчатой бюрократии" и фактически лишены прав контроля над хозяйственной жизнью. Городское само­управление в отступление от положения 1785 г. было возвращено к принципу сословности.

Неудачи в проведении реформ привели Николая I к заключе­нию о "непригодности русского чиновничества для серьезного госу­дарственного дела. Не мудрено, что его политическим идеалом ста­ла в конце концов застывшая неподвижность народной жизни"³⁴⁵. Испуг перед революционными событиями 1848 г. в Западной Евро­пе вынудил императора отказаться от каких-либо реформаторских начинаний и объявить подлинную "войну свободомыслию".

Экономическое состояние страны первой половины XIX в. А.А. Кизеветтер характеризовал как кризисное. В большинстве своем землевладельцы не сумели приспособиться к капиталистиче­ским отношениям. Ориентированные же на рынок поместья резко сократили крестьянскую запашку, лишив производителя средств к существованию. Собственное крестьянское хозяйство из-за мало­земелья и отсутствия капиталов для расширения производства ока­залось практически не затронуто рыночными отношениями. Все это вызывало рост крестьянского недовольства: "Можно сказать, что XIX в. готовил новое, дополненное издание пугачевщины XVIII в."³⁴⁶. Отсутствие капиталов, внутреннего рынка, свободных рабочих рук сдерживали развитие промышленности, которая (кро­ме экспортных сырьевых отраслей) не выдерживала конкуренции с Европой и не могла существовать без правительственной под­держки. Следствиями глубокого кризиса сельского хозяйства и промышленности явились плачевное финансовое положение стра­ны, дефицит государственного бюджета, огромный внутренний долг³⁴⁷. В итоге, крепостное хозяйствование стало невыгодно не только для производителей, но и для землевладельцев и властей. Поэтому А.А. Кизеветтер полагал, что состояние "хозяйства", а не "общество" подтолкнуло страну к реформам. Борьба "партий" шла не "за" или "против" изменения общественных отношений, а за конкретное их содержание. П.Н. Милюков же при характеристике причин отмены крепостного права гораздо больше внимания уде­лял "нравственным соображениям" и проблеме государственной безопасности.

П.Н. Милюков и солидаризовавшийся с ним А.А. Кизеветтер указывали, что по "внешним проявлениям общественности" Россия 1860-х годов отстала на полвека даже от раздробленной Германии. Поэтому основную задачу вставшего на путь преобразований пра­вительства они видели в проведении политического "раскрепоще­ния" страны, а уж потом социально-экономических реформ. Оба историка признавали преждевременность введения в России кон­ституционного правления, которое при политической и экономиче­ской неразвитости третьего сословия неизбежно привело бы к уста­новлению господства олигархии. "Приступом к раскрепощению России", по мнению А.А. Кизеветтера, призвана была стать рефор­ма местного самоуправления. Ее основные принципы проанализи­рованы ученым на примерах петербургского городового положе­ния 1846 г. и земского положения 1864 г. Это - широкие полномо­чия отделенного от администрации местного самоуправления, унич­тожение сословной организации общества, "сотрудничество между выборными городскими органами и представителями коронной ад­министрации' ^>348.

Несмотря на "уступки многочисленным врагам реформ", с 1860-х годов начались экономическое возрождение и перестройка государственного здания России на началах "правового строя". "Из страны архаического натурального хозяйства в страну растуще­го безостановочного капитализма прямым путем вело Россию к не­избежному переходу от патриархального самодержавия к буржуаз­ной конституции", - констатировал А.А. Кизеветтер. Полное едино­душие с ним высказывал М.М. Богословский³⁴⁹, а П.Н. Милюков в "Очерках..." отмечал, что со второй половины XIX в. Россия "сра­зу двигается с такой быстротой, которой нет ничего подобного

в прошлом".

А.А. Кизеветтер в восторженных тонах писал о намеченных М.Т. Лорис-Меликовым реформах при одновременном подавлении правого и левого радикализма, но с 1881 г. правительство стало на путь стагнации режима, усиления контроля за деятельностью земств и городских дум, поддержки дворянскому землевладению в ущерб "экономическому устройству крестьянства", что поставило деревню на грань экономического кризиса³⁵⁰. Шанс "объединения всех сосло­вий на поприще местного самоуправления" был упущен верховной властью, что закономерно предрешило ее падение в 1917 г.

XIII

Характерной чертой московской историографической традиции 1890-1900-х годов являлся интерес к истории российской интелли­генции и в ее рамках - демократического движения в стране. Наибо­лее ярко эта тематика была представлена в сочинениях политически ангажированных П.Н. Милюкова и А.А. Кизеветтера, хотя ее по-

239становки не чуждались М.К. Любавский и М.М. Богословский. Столь пристальное внимание к этой, считавшейся в академических кругах ненаучной, проблематике объяснялось как пониманием уче­ными роли интеллигенции в общественном прогрессе, так и стрем­лением проанализировать истоки современной им расстановки по­литических сил, попытками подвести ретроспективное обоснование тактики и стратегии отечественного либерализма. В этой связи А.А. Кизеветтер третью часть своих "Исторических откликов", куда вошли статьи о А.И. Герцене (1912), Т.Н. Грановском (1913), и В.О. Ключевском (1911), озаглавил "Учителя". П.Н. Милюков, подчеркивая преемственность и непрерывность русской демократи­ческой традиции, писал: «Индивидуальные сотрудники Петра, това­рищи по школе при дворе Елизаветы, оппозиционеры-масоны и ра­дикалы Екатерининского времени, потом военные заговорщики, чи­татели и поклонники Белинского, единомышленники Чернышев­ского, учащаяся молодежь, "третий элемент", профессиональные "союзы", политические партии - все это постепенно расширяющие­ся, концентрические круги»³⁵¹. В "Очерках по истории русской куль­туры" он определил основные этапы демократического движения в стране: дворянский (1730-1825), разночинский (до 1860-х), народ­нический (1870-е), "идеологическое междуцарствие" (1880-е), поли­тической дифференциации и оформления программ ведущих поли­тических партий (1890 - начало 1900-х); в рамках последнего этапа особо выделялся процесс "нового порабощения очередным загра­ничным веянием" — марксизмом³⁵². П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер проследили развитие либеральной доктрины со времен Екатерины I до 1930-х годов.

А.А. Кизеветтер характеризовал либерализм как общественно-политическое течение, основанное на признании неотъемлемого права частной собственности, хозяйственной инициативы, полити­ческой и экономической свободы личности, участии народа в управ­лении государством³⁵³. Носителем либеральных ценностей у всех без исключения народов выступает интеллигенция. "Разрыв интел­лигенции с традиционными верованиями массы есть постоянный за­кон для всякой интеллигенции, если только интеллигенция действи­тельно является передовой частью нации, выполняющей принадле­жащие ей функции критики и интеллектуальной инициативы"³⁵⁴, -подчеркивал П.Н. Милюков. В России вследствие низкого уровня интеллектуального развития массы столкновение интеллигентской мысли с народной традицией проявлялось в гораздо более резкой степени, нежели в странах Западной Европы. П.Н. Милюков считал, что интеллигенция безрелигиозна, безнациональна, безгосударст­венна и космополитична, ибо не существует неизменных религиоз­ных, национальных символов, государственных форм. С подобной характеристикой выражали резкое несогласие М.К. Любавский и М.М.Богословский. . - ,.,„;»>.,., ...

240

В отличие от П.Н. Милюкова, А.А. Кизеветтер полагал, что ни в Московской Руси, построенной на закрепощении сословий, ни в ус­ловиях петровского полицейского государства не было почвы для развития либерального "умоначертания"³⁵⁵. Однако по мере превра­щения дворянства в экономически господствующее сословие, оно начинает высказывать притязания и на расширение роли в полити­ческой жизни страны. Идеологическое обоснование своим сослов­ным притязаниям тогдашняя интеллигенция находила в трудах та­ких европейских авторов, как Т. Гоббс, Г. Гроций, С. Пуффендорф с их идеями естественного права, ограничения государственного вмешательства в частную жизнь.

Первые элементы "общественного движения" (А.А. Кизевет­тер) обнаружились сразу по смерти Петра Великого. Оно началось как столкновение придворных "партий" - потомков родовой аристо­кратии и "демократической струи" дворянства, пришедшей в поли- " тическую жизнь благодаря покровительству императора - из-за вы­бора претендента на трон. "Это брожение, - продолжал А.А. Кизе­веттер, - в каких-нибудь пять лет выросло в крупное политическое движение, захватившее широкие круги рядового провинциального дворянства и сводившееся уже к требованиям коренной реформы политического устройства России"³⁵⁶. "Дебютом нарождавшегося русского либерализма" стали конституционные проекты 1730 г.

В статье "Верховники и шляхетство" (1894) П.Н. Милюков раз­венчал господствовавшее в историографии мнение о событиях 1730 г. только как попытке олигархического переворота. Проанализировав "пункты" Д.М. Голицына, ученый пришел к выводу, что их основное содержание состояло не в охране личных и имущественных прав членов Верховного тайного совета. Они включали в себя план госу­дарственной реформы, значительно более широкой, нежели изло­женный в кондициях: ограничение власти императрицы в пользу аристократического Верховного тайного совета, создание палаты из шляхетства для охраны прав сословия, палаты городских представи­телей и др. В ряду безусловных источников "пунктов" П.Н. Милю­ков называл "форму правления" (конституцию) Швеции конца XVII в. и "королевскую присягу" Фридриха I (1720) об участии Госу­дарственного совета в верховной власти. Сформулированная в ходе событий программа "кружка" В.Н. Татищева предусматривала рас­ширение участия дворянства в управлении государством. Несмотря на уступки верховников "конституционной партии", "эгоистические притязания" родовой аристократии не были поддержаны большин­ством шляхетства. Расходясь в частностях, П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер трактовали события 1730 г. как начало "процесса глубокой переработки государственно-общественного строя", его превращения в орудие политического господства дворянства³⁵⁷. Влияние пробудившегося сословного сознания шляхты П.Н. Милю­ков отмечал уже в законодательстве императрицы Анны Иоаннов-