169Следований в очень широком масштабе, и такие исследования и могли бы быть предпринимаемы группой молодых ученых под ру­ководством старшего и опытного"91.

Старейшее в империи Общество истории и древностей россий­ских при Московском университете имело крайне ограниченное чис­ло членов, научная общественность на его заседания не допускалась. Оно не могло стать центром, вокруг которого объединились бы на­чинающие исследователи. "Историческая молодежь" в 1890-е годы зачастила на заседания Археографической комиссии при Археоло­гическом обществе (М.М. Богословский, Ю.В. Готье, А.А. Кизевет-тер, Н.А. Рожков). Здесь "читались доклады, не имевшие ничего об­щего с археологией, разгорались оживленные прения, которые не­сколько шокировали степенных членов общества, а председателю его, графине Уваровой, казались недопустимо резкими и даже рево­люционными, особенно если вопрос касался таких тем, как положе­ние крепостных крестьян или разорение массы населения"⁹².

Однако подлинным центром сплочения начинающих москов­ских ученых стал П.Г. Виноградов. У него не было такого возрас­тного барьера со студентами, как у "живого классика" В.О. Ключев­ского. Профессор отличался живым, общительным характером, охотно вступал в личные контакты со слушателями. Но что еще важнее, как отмечал А.А. Кизеветтер, Виноградову был присущ дар группировать вокруг себя преданных учеников. Поэтому не случай­но, что в конце 1880-х - начале 1890-х годов из "семинаристов" П.Г. Виноградова специализировавшихся как по отечественной, так и по всеобщей истории, сформировался научный кружок, членов ко­торого по имени его руководителя и вдохновителя называли "павли-канами". Вступить в него можно было только по приглашению са­мого руководителя. Число участников "домашнего семинария", по свидетельству вошедшего в него в 1891 г. М.М. Богословского, в от­дельные годы доходило до двух десятков. Среди них: П.И. Беляев, М.М. Богословский, М.И. Брун (юрист), Р.Ю. Виппер, Н.Я. Грот, А.Г. Гусаков, "тогда думавший об ученой карьере" А.И. Гучков, В.Ф. Дерюжинский, Иванов, М.С. Карелин, А.А. Кизеветтер, А.А. Кудрявцев, М.К. Любавский, А.А. Мануйлов, П.Н. Милюков, СП. Моравский, Д.М. Петрушевский, М.Н. Покровский, А.Н. Са­нин, Ф.А. Смирнов, В.Н. Сторожев, А.Н. Филиппов, С.Ф. Фортуна­тов, Н.Н. Шамонин. Со всеобщего согласия заместителем председа­теля кружка стал П.Н. Милюков, а секретарем М.М. Богословский. Не реже раза в месяц "виноградовские семинаристы были при­глашаемы на дом к профессору, где они встречались с более стар­шими историками и где велись научные собрания более высокого типа. Там разбирали новинки научно-исторической литературы, там работали над подготовкой диссертаций, делали предварительные со­общения о своих изысканиях, и только что покинувшие студенче­скую скамью неофиты исторической науки сходились с историками

170

яда предшествующих поколений"⁹³. По тематике своих научных зысканий с рефератами выступили П.И. Беляев, А.И. Гучков, к..А. Кудрявцев. Зачастую на заседаниях кружка присутствовали ли делали сообщения ученые из Петербурга, Киева.

Когда на Святки 1892 г. П.Г. Виноградов уехал в заграничную омандировку, заседания "небольшого кружка молодых работников ауки" были перенесены на квартиру временно его замещавшего ЬН-Милюкова. Последний вспоминал: "В дружеском общении на-jero кружка, связанном приятием новых задач и методов, рекомен-ованных университетскими преподавателями (кроме Ключевского, десь необходимо упомянуть также П.Г. Виноградова), вырабатыва-ись общие взгляды на историю как науку и намечались темы, под-одящие для очередных научных работ. Все это вместе взятое и со-бщило впоследствии общий характер московской исторической лколе... Нас объединяло, прежде всего, преклонение перед общим ашим учителем В.О. Ключевским... Его построение русской исто-'Ии сделалось нашей путеводной нитью..."⁹⁴

Скандал вокруг выбора председателя Исторического общества 1895 г. привел к разномыслию среди "павликан" и распаду вино-радовского кружка, члены которого, однако, "сохранили приязнен-[ые отношения и научные связи с его руководителем⁹⁵. Центром плочения и общения "левой" научной "молодежи" стала Комиссия ю организации домашнего чтения (до 1905 г.) с действовавшими [ри ней лекционным бюро и учебным отделом. Активно работал в [сторической секции учебного отдела комиссии М.Н. Покровский. I 1902, г\_СН. Трубецкой основал Студенческое общество при Лосковском университете. После долгих уговоров В.О. Ключев­ский согласился быть его почетным председателем, П.Г. Виногра-1ОВ был избран председателем исторической секции, М.М. Бого-ловский и С.Ф. Фортунатов - его товарищами⁹⁶.

VI

В 1880-е годы для первокурсников В.О. Ключевский доводил из-южение своих лекций до Смутного времени, второкурсников -шлоть до событий новейшей истории России. В следующее десяти-[етие исследовательский и преподавательский интерес В.О. Клю-1евского сосредоточился преимущественно на XVIII в. Системати-1еский курс отечественной истории он читать перестал. Древний пе-шод освещали, как правило, М.К. Любавский, М.М. Богослов-:кий⁹⁷. Последний в отдельные годы вел еще и курсы отечественной 1стории XVIII в. Основное внимание в них уделялось изложению хо-(а подготовки и проведения Петровских реформ (им посвящены 130 из 260 страниц литографированного курса 1907/1908 учебного ода). На новейшей истории страны специализировался А.А. Кизе-seTTep.

171■>■■««) Яркой тематической и концептуальной новизной отличались курсы и спецкурсы М.К. Любавского: "История Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно" (1895/1896 учеб­ный год) , "Литовский статут 1529 г.", "История западных славян" (с 1899 г.). С 1897 г. М.К. Любавский вел в университете курс исто­рической географии России с древнейших времен до конца XIX в. В его рамках ученый читал курс истории славянской колонизации. Собранные материалы впоследствии составили основу его моногра­фии "Образование основной государственной территории велико­русской народности" (1929). "Главным, основным вопросом, на ко­торый ответ должна дать история русской колонизации, - писал М.К. Любавский, - является вопрос о том, как и почему русский на­род разбросался в Восточной Европе и Северной Азии на террито­рии, далеко не соответствующей его численности"⁹⁸. В его рамках исследователь проследил процессы заселения территорий славян­скими племенами, объединения земель вокруг будущего Московско­го царства, размещение, состав населения и др. Внимание автора ча­сто останавливалось на проблеме влияния природных условий на развитие русской гражданственности и культуры. На большой вклад М.К. Любавского в разработку проблем исторической географии и колонизации указывали М.М. Богословский, Ю.В. Готье, Н.И. Каре-ев. М.Н. Тихомиров называл курс профессора "своего рода открове­нием, ввиду полного отсутствия трудов по исторической географии России позднего времени (XVI-XVIII вв.)"⁹⁹. М.К. Любавский вел работу по теме параллельно с П.Н. Милюковым. Их выводы во мно­гом совпали. Однако заключения М.К. Любавского были гораздо более полно аргументированы свидетельствами летописных и акто­вых источников.

В 1887/1888 учебном году П.Н. Милюков прочел первый свой университетский спецкурс по истории колонизации. Тематически близки к нему были спецкурсы по исторической географии 1888/1889, 1891/1892, Г893/1894 учебных годов. В 1880-е годы эта те­матика широко разрабатывалась в научной литературе как состав­ная часть проблемы о роли миграционных процессов в судьбах вос­точного славянства (В. Андриевич, Д.И. Багалей, А.А. Лазарев­ский). Необязательные для посещения студентов специальные кур­сы были единственным источником материальных средств для мо­лодого приват-доцента. Для привлечения слушателей он должен был постоянно обновлять и актуализировать их тематику: русская историография (1886/1887, 1889/1890, 1892/1893 учебные годы -по два часа в неделю; причем в качестве учебного пособия приват-доцент рекомендовал историографические работы СМ. Соловье­ва), "Реформа Петра Великого" (1889/1890 учебный год; по матери­алам магистерской диссертации), "Обзор источников русской исто­рии XVI-XVII вв." (1890/1891, 1893/1894 учебные годы), "Введение в курс русской истории" (зимний семестр 1894/1895 учебного года),

172

историческая география (1888/1889, 1891/1892, 1893/1894 учебные годы)¹⁰⁰. По свидетельству Ю.В. Готье, они удачно дополняли мате­риал чтений В.О. Ключевского. А.А. Кизеветтер вспоминал: "Лек­ции Милюкова производили на тех студентов, которые уже готови­лись посвятить себя русской истории, сильное впечатление именно тем, что перед нами был лектор, вводивший нас в текущую работу своей лаборатории, и кипучесть этой исследовательской работы за­ражала и одушевляла внимательных слушателей..."¹⁰¹

С 1897 г. А.А. Кизеветтер читал студентам курсы и спецкурсы по истории Московской Руси, России XIX в., историографии. В.И. Пичета вспоминал о его спецкурсе по истории крестьянской реформы 1861 г.: "Блестящее внешнее устное изложение, снабжен­ное широкими обобщениями, производило на меня очень сильное впечатление и послужило толчком для моих самостоятельных заня­тий крестьянским вопросом"¹⁰². В феврале-марте 1898 г. М.М. Бо­гословский прочел пробные лекции на звание приват-доцента: "Значение реформы Петра Великого в истории русского дворянст­ва", "Русская Правда как исторический источник". Первый его уни­верситетский спецкурс - "Реформы Петра Великого в русской ис­торической литературе" (1898/1899 учебный год). Н.А. Рожков объявил спецкурс по "русской истории с социологической точки зрения". "Его лекции были для нас, студентов, известным открове­нием, поскольку они были проникнуты единым материалистично-механическим мировоззрением, что бросалось особенно в глаза ввиду преобладания историко-юридической школы и эклекти­ческого историко-философского мировоззрения Ключевского... В 1900 г. они считались марксистскими..."¹⁰³ - отмечал В.И. Пиче­та. В^ 1904/1905 учебном году Н.А. Рожков и А.А. Кизеветтер па­раллельно читали спецкурсы по теме "Отмена крепостного права", причем "первый - в экономическом плане, второй - в либерально-конституционном духе"¹⁰⁴. Объявивший себя "примыкающим к марксизму", М.В. Донавр-Запольский вел спецкурс по "эпохе Але­ксандра I", семинарий по истории народного хозяйства России XVII в.¹⁰⁵

Курс В.О. Ключевского в 1890-1900-е годы принципиальных изменений не претерпел, и студенты могли свободно ознакомиться с ним по литографиям и печатным изданиям. В этой связи нельзя не ' согласиться с заключением В.И. Пичеты, что "в сущности приват-доценты знакомили нас с русской историей"¹⁰⁶.

Традиции виноградовских семинариев в Московском универси­тете продолжали и развивали Д.М. Петрушевский, А.Н. Савин - по всеобщей истории, по русской - М.К. Любавский, П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер, М.М. Богословский, Ю.В. Готье. Семинарии М.К. Любавского по "главным источникам древней русской исто­рии", историографии, привилеям Литовско-Русского государства оказывали большое влияние на немногочисленную аудиторию

173"в отношении метода работы над источником и его использова­ния"¹⁰⁷. Университетский семинарий П.Н. Милюкова (зачастую про­водившийся на квартире преподавателя), "совершенно в виногра-довском стиле", определил научную специализацию Ю.В. Готье. Написанный им в 1894 г. на основании данных летописей и разряд­ных книг реферат - "Оборона южных границ Московского государ­ства в XVI в." - годом позднее был защищен как кандидатское сочи­нение и удостоен высшего балла В.О. Ключевского. С полным на то основанием Ю.В. Готье считал П.Н. Милюкова (наряду с В.О. Клю­чевским) своим учителем¹⁰⁸.

М.М. Богословский проводил семинарии по Русской Правде (1911/1912 учебный год), Псковской судной грамоте, Судебнику 1589 г., сочинениям Ивана Грозного, Г.К. Котошихина, источникам реформаторской деятельности Петра I (1901/1902 учебный год; по теме магистерской диссертации), деятельности Комиссии об Уло­жении 1767 г. (1903/1904 учебный год), "эпохам" Александра I и Николая I, "Освобождение крестьян 19 февраля 1861 г.". На семина­риях по истории первой половины XIX в. разбирались темы: "Север­ное общество и конституция Никиты Муравьева", "П.Д. Киселев и его реформа 1838-1839 гг.". "Педагогический талант профессора] М.М. Богословского, - вспоминал его ученик и слушатель Н.М. Дру- _ jkhhhh, - сильнее всего проявлялся в семинарских занятиях. Пре­красный знаток древнерусских текстов, он умел всесторонне и тон­ко анализировать юридические нормы, привлекая богатую истори­ческую литературу и подводя к важным социологическим выводам. Образцом таких занятий мог служить семинарий 1911-[19]12 гг. по Русской Правде. Первые месяцы М.М. Богословский сам читал и толковал нам тексты Краткой и Пространной правд, раскрывая значение отдельных терминов и статей, сопоставляя имеющиеся комментарии и спорные точки зрения, датируя и обособляя друг от друга наслоения сохранившихся списков. В дальнейшем он предло­жил участникам семинария представить собственные рефераты на выдвинутые темы, которые охватывали важнейшие проблемы ис­точника. Представленная студенческая работа поступала на рассмо­трение желающих оппонентов, дававших развернутую критику ее содержания. Диспут велся под руководством профессора, но сам ру­ководитель не вмешивался в прения и не навязывал студентам соб­ственного понимания текста"¹⁰⁹.

В 1901 г. В.О. Ключевский за выслугой лет был выведен за штат Московского университета. По его рекомендации заведующим ка­федрой русской истории советом был утвержден М.К. Любавский, до этого восемь лет уже преподававший в университете. Хотя пре­старелый профессор и называл своего преемника "близким товари­щем", но (судя по тональности переписки с сыном Борисом) явно его недолюбливал¹¹⁰. В начале 1911 г. в связи с избранием М.К. Любав-ского ректором Московского университета вновь встал вопрос о за-

174

мещении должности главы кафедры русской истории. В.О. Ключев­ский рекомендовал А.А. Кизеветтера: "Два капитальные исследова­ния по русской истории и двадцать один год преподавательской дея­тельности, из коих одиннадцать лет посвящены Московскому уни­верситету, смеем думать, достаточно ручаются за то, что в г-не Ки-зеветтере факультет приобретет испытанного и вполне надежного сотрудника"¹¹¹. Факультет согласился с его мнением, однако канди­датура А.А. Кизеветтера показалась министерству и М.К. Любав- '. скому слишком "левой". Ректор прочил на место заведующего ка- _t федрой М.М. Богословского. J

В ответ на это В.О. Ключевский призывал своих единомышлен- " ников отказаться от избрания М.М. Богословского, а дожидаться его назначения ректором вопреки университетским традициям и ус­таву. В письме к сыну Борису от начала апреля 1911 г. он так оцени­вал ситуацию: "Что же я буду предлагать в факуль[те]те? За канди­датуру Киз[еветте]ра выскажутся двое-трое; в совет ее не внесут. Растолкуют мне, какая цель открытого личного противодействия Б[огословско]му при очевидной неудаче. Принципиальная демонст­рация? Я вижу две формы ее: 1) письменное предложение Кизевет­тера; и 2) заявление официальное или приватное, что ввиду неутвер­ждения предложенного мною кандидата я уклоняюсь от дальнейше­го участия в деле о замещении кафедры и никого не рекомендую"¹¹². Одновременно он просил М.К. Любавского отсрочить факультет­ское заседание до его выздоровления и заверял: "Не разделяю ваше­го опасения насчет министерского назначения на кафедру русской истории. Думаю, что эта опасность не грозит факультету по крайней мере до конца текущего академического года. Притом можно ждать от министерства предварительного запроса факультету"¹¹³. Таково­го, однако, не последовало и М.М. Богословский был утвержден ми-

^нистром. В 1911 г. А.А. Кизеветтер вместе с группой других профес­соров в знак протеста против нарушения Л.А. Кассо университет­ского устава подал в отставку. "В университете остались только кре­атуры министерства и карьеристы"¹¹⁴, - безапелляционно заключал он в том числе и в адрес нового заведующего кафедрой. П.Н. Милю­ков также подписался под резолюцией собрания петербургского ко­митета Партии народной свободы и редакторов ряда органов печа­ти в 1913 г., предусматривавшей, в частности, отказать в праве това­рищеского общения лицам, поддерживавшим курс министерства. Сам же М.М. Бого€яввский£вою позицию в дневнике 1917 г. моти­вировал следующим образом: "В 1911 г. я остался в университете,

"потомучтсГсчитал уход совершенно неправильным, и прямо не мог уйти; я поступил бы, если бы ушел, против совести. Раз я остался, я совершенно правильно поступил, заняв пустую за уходом Кизевет­тера кафедру, и очень хорошо сделал. Если бы я ее не занял, был бы на нее посажен Донавр-Запольский или кто-либо хуже и расплодил бы здесь свою школу. Я же сохранил для московской кафедры тра-