3.3. Вопрос о психологизме

Между прочим, в негативном отношении к психологизму социологи школы Фриче вновь «сошлись» с формалистами, хотя и на совершенно другом основании.

Отрицательное отношение к психологическому анализу в литературе у Фриче и его последователей было связано с подозрением к «герою» как явно «буржуазному» ее элементу. В статье «В защиту рационалистического изображения человека» Фриче писал: «Изображая доподлинного человека индустриальной поры и, в частности, доподлинного пролетария и тем более сознательного партийца, писатель не может не трактовать их психику иначе как «рационалистически». Вся культура индустриализма, равно как и его высшей формы, социализма, насквозь рационалистична. Техника, организация, партийный коллектив, научное устремление – все эти черты социалистической культуры рационализируют жизнь, рационализируют вместе с тем психику, организуют неорганизованное, преодолевают «природу», подчиняют сознанию и сводят к минимуму стихию внесознательную, стихию подсознательную»³.

Отрицание психологизма в некоторой степени было связано с отрицанием теорий Перевала и рапповской концепции «живого человека», но, безусловно, коренилось и в самой вульгарно-социоло­гиче­ской методологии.

А формалистское и вульгарно-социологи­ческое отрицание психологизма пересеклись и «сошлись», как в одной точке, в лефовской теории «литературы факта», которая была плодом эклектического соединения обеих методологий (об этом ниже). В своем «теоретическом одичании» (так назвал лефовскую теорию один из противников Лефа в 20-е гг. рапповец Н.Берковский¹), лефовцы требовали «давать не людей, а дело, описывать не людей, а дело, заинтересовывать не людьми, а делами»². Вместо романа, в котором «центральным стержнем всего мироздания является романный герой, весь мир воспринимается через него» и, больше того, «весь мир есть по существу набор его собственных деталей»³, ЛЕФ призывал давать «биографию вещи» по образцу произведений Пьера Ампа. Даже в выборе образца вкусы лефовцев и сторонников Фриче совпали.

А. Фадеев, сам будучи сторонником теории «живого человека», в 1928 г. в докладе на Первом Всесоюзном съезде пролетарских писателей с полным основанием соотносил статьи Фриче с лефовскими нападками на «психоложество»⁴.

Тогда разгорелась даже характерная дискуссия в журналах «На литературном посту» и «Октябрь» вокруг статьи А.Курелла «Против психологизма»⁵. В этой статье А.Курелла вслед за Фриче и лефовцами выступил против психологизма, считая этот способ изображения «опасным» и объявил задачей литературы овладение методом «объективного реализма», выдвигая в качестве образца все те же «производственные романы» П.Ампа.

4. Литературный процесс и его законы. Категории стиля и жанра в теории литературной эволюции

Как и в теории Переверзева, в теории Фриче литература распадается на автономные островки разных классовых стилей. Мы уже говорили выше, что Фриче и Переверзев не случайно «сошлись» в отрицании жанра как межстилевой категории; это произошло потому, что в основе их концепций лежит одинаковое игнорирование общих законов литературного развития и соответственно тех форм, в которых больше всего выражается историческая преемственность в развитии литературы. Отрицание существенного научного значения «традиционных» жанровых понятий (таких, как роман, повесть, поэма, драма и т.п.) и подмена их внутристилевыми категориями, замыкание жанров в границы стиля и отказ видеть какую-либо преемственную или причинную связь между жанровыми формами разных стилей было следствием и ярким свидетельством "недостаточности" вульгарно-социо­ло­гической методологии в построении истории литературы и в изучении общих закономерностей развития литературного процесса.

Как выглядит динамика литературного развития, процесс смены стилей и жанров в социологической концепции В.Фриче? Он попытался сформулировать не более не менее как «вечные»законы, которым подчиняется развитие любого стиля и жанра в любую эпоху, с момента их возникновения и до полного исчезновения. Под один найденный раз навсегда закон развития «жанрово-стилевых формаций» подгоняется живой историко-литературный процесс прошлого, настоящего и будущего. Здесь опять неизбежно возникает параллель с формалистскими «вечными» законами литературной эволюции. Обе противостоявшие друг другу в 20-е годы теории и методологии обнаруживали одинаково сильные тенденции к априоризму, нормативности, к установлению «вечных» и «вневременных» законов литературного развития. Социологи ставили перед собой следующие основные вопросы: «Как формируется литературный жанр? Какие социальные предпосылки вызывают его к жизни? Как протекает существование литературного жанра, начиная с периода его становления и кончая периодом его полного распада?" (заметим, что это вопросы, которые в свое время формулировал основоположник "эволюционного метода" Фердинанд Брюнетьер – С.С.) – и считали, что найденные ими ответы есть не что иное как «законы, которым подчиняются все поэтические жанры во все исторические эпохи»¹(то же самое относилось и к найденным ими законам развитиястиля– С.С.).

Что же это за законы? Во всех работах литературоведов-социологов речь идет об одних и тех же «общих законах диалектики жанров и стилей», которые были сформулированы В.М.Фриче и названы им законами образования и развития «жанрово-стилевых формаций».

Речь идет о процессах, происходящих в границах одного классового стиля, а точнее, в сфере бытиятого или иного класса. Становление новых стилей и жанров может идти разными путями.

Закон первый: «Новый класс, строящий свою поэзию, заимствует известные стилевые и жанровые образования у того же класса другой страны в настоящем или даже отдаленном прошлом там, где этот класс успел экономически и социально, а следовательно, и культурно, конструироваться»².

В данном случае не следует слишком буквально понимать слово «заимствование» и полагать, что Фриче говорит о прямом влиянии одной литературы на другую. В действительности речь идет не о заимствовании, а о неизбежной тождественностисистем стилей и жанров, возникающихкаждая самостоятельнона складывающейся в разных странах в разное времясходнойэкономической основе. Ведь Фриче не устает повторять, что в диалектике стилей и жанров необходимо видеть лишь «инобытие» классового и экономического развития.

Второйзакон, проявляющийся в процессе становления «жанрово-стилевых формаций», – это закон антитезы. «Класс формирует свои стили и жанры как противоположность, как антитезу стилям и жанрам того класса, который до него был господствующим»¹. Речь идет опять-таки лишь об автоматическом отражении в литературе процессов, которые происходят в экономическом базисе. Вытекающее из основной методологической посылки отрицание специфичности искусства и относительной самостоятельности его развития сказывается в данном случае особенно отчетливо. Ведь Фриче, следуя своей логике, вынужден был даже отрицать действие в сфере литературы незыблемого для марксизма диалектического закона перехода количественных изменений в качественные. В статье «Проблема диалектического развития искусства», говоря о действии «закона антитезы», он писал: «Новое явление растет не из количественных изменений, совершающихся в данной художественной системе, а как противоположность предшествующей или сопутствующей художественной системе. Иначе: развитие и движение художественной надстройки совершается преимущественно антитетично – и только в этом смысле «диалектически», – выражая и отражая в своей области и своими формами борьбу классов»². Но многим ли отличается «закон антитезы», если он применяется догматически к любым литературным явлениям любой эпохи и при этом сочетается с отрицанием межстилевых связей и отношений, от формалистской теории эволюции, происходящей тоже путем «отталкиваний» и «переворотов»? Логика неумолимо ведет Фриче и к тому, что он подвергает сомнению действие третьего закона диалектики – отрицания отрицания. В той же статье Фриче солидаризируется с мнением П.Сакулина о большей целесообразности применения к литературе не «триады», а «диады», закона антитезы. В этом есть глубокий смысл: ведь «диада» предполагает полное отрицание, а в диалектической «триаде» отрицание служит формойсохранениякое-чего из отрицаемого, формойсвязиэтапов исторического развития. Не только гегелевская, но и марксистская диалектика подвергается упрощению и сокращению действующего в ней комплекса закономерностей до одного лишь закона «борьбы противоположностей».

Все это делается ради укрепления основной для теоретической концепции социологов идеи об отсутствии взаимосвязей между классовыми «стилями», откуда и вытекает игнорирование общих, в том числе «межстилевых» закономерностей развития литературы.

Качественные изменения в литературе происходят лишь при сменеодного стиля другим. В пределах жеодного стиляявления и формы обладают однородной качественной определенностью, и, как у Переверзева, отличаются одно от другого лишь большей или меньшей степенью выраженности основных свойств. Это подтверждается той трактовкой, которую дает Фричетретьемуоткрытому им закону – закону «трансформации», т.е. видоизменения стилей и жанров в процессе их исторического развития. В большинстве случаев он склонен видеть в этих процессах чисто количественные изменения. Так, он утверждает, что «переход реализма в натурализм и импрессионизм в конце Х1Х века является лишь количественным, а не качественным изменением стиля» (поскольку это видоизменения одного классового «буржуазного» стиля), и, следовательно, натуралистические и импрессионистические жанрово-стилевые элементы качественно не отличаются от реалистических.

Но все литературные законы не имеют никакой степени «самостоятельности». Формы развития литературы – «эволюционные» или «революционные» – автоматически повторяют соответствующие процессы в экономике и обществе: «Развитие поэтических форм идет скачками в тех случаях, когда в производстве происходят резкие сдвиги, или когда на смену одного класса идет другой… Развитие поэтических форм идет, напротив, путем частичных изменений, «эволюционно», когда в экономическом базисе, в классовой структуре и в психоидеологии класса царит сравнительная устойчивость»¹.

Таковы открытые социологами общие законы, которые действуют в области «всех поэтических жанров во все исторические эпохи». Эта теория по-своему чрезвычайно нормативна и схематична, она является продуктом дедуктивного «законотворчества» по «методу паука» (вспомним классификацию научных методов Бэкона²). В применении этих «общих законов» к конкретному историческому исследованию литературных фактов социологи, как и формалисты, не слишком считались с фактами, укладывая в прокрустово ложе абстрактных схем живое многообразие литературных явлений. Но в свои законы они свято верили и, подобно тем же формалистам, опираясь на свои эволюционные схемы, довольно охотно занимались литературным прогнозированием.