Best_D_Voyna_i_pravo_posle_1945_g_2010

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

Блокирование шагов Советского блока осложнялось и вызывало нервозность из-за опасения, что если это будет делаться слишком прямо и открыто, то СССР найдет подходящий предлог, чтобы выйти из переговорного процесса. Никто этого не хотел. Поэтому западные делегации, несмотря на трудности, продолжали работу вплоть до начала июля. На совещании Комитета III 15 июня фронт наступления расширился. Британская делегация отмечала, что глава французской делегации пробился сквозь туман словесной войны, попросив советского делегата «четко сказать, какие методы уничтожения гражданского населения она имеет в виду... Дама, представляющая румынскую делегацию, впервые объяснила, что советская поправка на самом деле предназначена для применения не только к оккупированной территории, но и ко всему гражданскому населению... По ее мнению, конференция была созвана не для того, чтобы защитить законы войны, а для того, чтобы защитить гражданское население... Русский делегат не сказала ничего нового, помимо обычных пропагандистских заявлений, с которыми мы постоянно сталкиваемся, о том, что Великобритания и США всегда выступают против благородных и гуманистических целей СССР. На вопросы, заданные французским делегатом и сэром Робертом Крейги, ответов не последовало55.

Занавес над последним актом этой политической драмы поднялся 6 июля, и даже после стольких недель предупреждающих знаков форма, которую приняла эта драма, стала полной неожиданностью. Во все штаб-квартиры по телеграфным проводам полетело поспешно отправленное ошеломляющее сообщение. СССР, в нарушение всех согласованных процедурных норм и всех правил поведения на конференции, выложил на стол переговоров в Комитете III проект резолюции о запрещении атомного оружия. Что можно было с этим сделать? Как и все прежние затеи советского блока, предпринятые в этом направлении, проект ставил англо-американских союзников в заведомо проигрышное положение, когда возражать против него можно было только ценой выставления себя воинственными и безжалостными в глазах всех тех, кто

55UK: FO 369/4154 K. 5952, приложено к 8-му сообщению Крейги от 21 июня. Обмен репликами, о котором идет речь, опубликован в: Final Records IIA, 716—719.

181

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

хотел видеть дело именно так. Лондон довольно быстро пришел в себя и настроился воспринимать ситуацию спокойно. Как написал в своем отчете отличавшийся решительным характером посол Австралии: «Британские, швейцарские

ифранцузские делегаты до самого конца считали необходимым из соображений пропаганды и влияния на общественное мнение представить и утвердить на конференции встречную резолюцию»56. Вашингтон долго колебался, но в конце концов высказался громовым голосом. Не время было проявлять мягкость. Примирительная резолюция сэра Роберта, если бы она прошла, «создала бы досадный прецедент...

она могла бы открыть русским дорогу к тому, чтобы проталкивать свою политику в отношении атомной энергии в международных организациях, помимо КАЭ ООН». Если бы Великобритания продолжала настаивать, американская делегация воздержалась бы или даже выступила против57. Лондон повиновался, утешая себя соображением, что русские одержали уже целую серию видимых моральных побед, так что еще одна ничего не изменит58. Оттава с самого начала стремилась проводить жесткую линию59. Канберра была готова следовать ей. Поэтому неудивительно, что, когда жесткая линия была согласована, полковник Ходжсон, благодаря огромному опыту противостояния Советскому Союзу в Совете Безопасности

иГенеральной Ассамблее ООН, неизбежно стал публичным выразителем взглядов этих делегаций. Его речь на 34-м пленарном заседании 9 августа представлялась его сторонникам

«весьма результативной»60. Их устроило бы, если бы на этом была поставлена точка. Но последнее слово осталось за СССР.

Советский блок выступил с девятью речами, более или менее одинаковыми, а «Правда» отметила, что «советский представитель Морозов разоблачил Ходжсона (sic!) как адвоката

56AUST: А. 1838, IС 1481/1 pt. 3, para. 11.

57UK: FO 369/7425, телеграмма в Министерство иностранных дел из британского посольства в Вашингтоне.

58Ibid., инструкции, полученные Крейги из Министерства иностранных дел.

59CAN: 7949-AK-40, vol. 1; подборка писем и др. документов за период с 7 июля по12 августа.

60Так оценивала ее канадская делегация в своем сообщении в Оттаву 12 августа. Ibid.

182

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

англо-американцев, которые... предпочли остаться в тени»61. По крайней мере в этом утверждении Москва была права.

Все это представление завершилось отклонением предложенного Советским Союзом проекта резолюции как «неприемлемого» 35 голосами против 9 при 5 воздержавшихся. Одним из воздержавшихся был полковник Рао из Индии, немедленно выразивший чувства, которые, без сомнения, разделяли многие из тех, кто голосовал с большинством. ООН, сказал он, теперь стала самым подходящим местом для обсуждения проблемы оружия массового поражения. Поэтому Индия могла не голосовать за резолюцию СССР. Но точно так же она не могла занять такую «бесплодную позицию», как голосование против нее. Резолюция «указала на проблему, которую следовало решать позитивно и конструктивно»62. Дальнейшее подтверждение трагической двойственности отношения большинства делегаций содержалось в речи главы делегации Швейцарии господина Плинио Болла, речи, метко охарактеризованной де ла Праделем как „une intervention nuancée“*, 63. Отмечая, что его правительству придется голосовать против советской резолюции (поскольку она выходила за рамки задач конференции), он выразил уверенность, что подобного рода голосование не будет воспринято как безразличие к насущной

ивсе более нарастающей необходимости предотвращения войн

ипоиска решения конкретного вопроса, связанного с ведением войны, чего СССР требует от них. ООН и КАЭ в настоящий момент стремятся найти это решение:

«Не нам судить о деятельности этих организаций и тем более давать им советы, но мы могли бы выразить желание

инадежду, что эти международные организации добьются успеха в решении взятой на себя задачи во благо всех народов. Желание маленькой страны, у которой нет материальной мощи, как мы все прекрасно осознаем, имеет мало значения,

61Сообщение ТАСС из Женевы, опубликованное в «Правде» от 12 августа под заголовком «В защиту высочайших принципов гуманизма»; полный перевод в: CAN: 619-B-40, vol. 5.

62Final Records IIB, 508.

* Проникновение в детали (фр.). — Ред.

63La Pradelle, La conference diplomatique, 40.

183

Глава 5 ВЫРАБОТКА

ЖЕНЕВСКИХ КОНВЕНЦИЙ

Защита гражданского населения

Это был многолетний проект Красного Креста, которому опыт 1939—1945 гг. придал новую актуальность и направленность. К концу Второй мировой войны идея защиты гражданского населения выросла в важнейший вопрос международного масштаба. Не было и нет ничего важнее для МГП, чем разграничение комбатантов и некомбатантов, что примерно соответствует, в переводе на обыденный язык, разнице между военными и гражданским населением. Гуманитарное сообщество, решив по возможности не принимать во внимание свойственные современному миру всевозможные тенденции к тому, чтобы затушевать или даже уничтожить эту разницу, упорно стремится утвердить мысль о том, что мирных людей следует щадить настолько, насколько позволяет реальность современной войны. Огромные страдания, которые люди испытали в период между 1939 и 1945 г., были связаны с одной из трех основных ситуаций: а) гражданские лица, проживавшие в другой стране или путешествовавшие по ней в тот момент, когда эта страна становилась официально вражеской для их собственного государства, и поэтому их как враждебных иностранцев заключали под стражу или подвергали жестокому обращению в какой-либо другой форме; б) гражданские лица страны, которую противник подверг военной оккупации; в) гражданские лица воюющих государств, страдающие от атак противника, которые могут быть направлены непосредственно против гражданского населения либо поражать его случайно, как это особенно часто бывало вследствие воздушных бомбардировок.

185

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

С общегуманитарной точки зрения ни об одной из этих трех категорий страданий гражданского населения нельзя сказать, что она нуждается в большем или меньшем внимании, чем остальные. Однако политические обстоятельства диктовали, чтобы защита, согласно новой конвенции, должна была в основном предоставляться только пострадавшим

впервых двух случаях, т.е. когда они являлись «враждебными иностранцами» и «гражданским населением под вражеской военной оккупацией». Причем большинство европейских государств на конференциях 1947—1949 гг., занимавшихся выработкой нового законодательства о защите гражданского населения, ощущали себя в первую очередь представителями людей, пострадавших именно от вражеской военной оккупации. Наиболее сильно пострадавшие от бомбежек Германия и Япония не могли заявить и отстаивать свою позицию,

вто время как у «специалистов по бомбежкам», США и Великобритании, была масса причин не допускать, чтобы такая позиция была представлена. Как мы уже видели, вопрос об этом был поднят СССР и его союзниками в той малой степени, в которой это допускалось компетенцией и процедурными правилами; но мотивы для этого были смесью политических и гуманитарных устремлений, которые представлялось возможным разделить, но в любом случае наличие политической составляющей было настолько очевидно, что давало возможность «бомбометателям» дискредитировать эту инициативу и настроить большинство (среди которого могли присутствовать самые разные настроения) против тех, кто ее выдвинул.

МККК придерживался другого подхода к этой проблеме, который наверняка трудно было морально дискредитировать, но против которого возникло столько возражений, касающихся его военной реализуемости, что из него фактически тоже ничего не вышло. Этот подход состоял в создании хорошо известных «женевских зон», т.е. четко обозначенных территорий, исключенных из военных операций и принадлежащих к сфере интересов Красного Креста, так что воюющие стороны могли бы договориться избегать этих территорий и уважать их границы. МККК лелеял эту идею в течение многих лет и предложил ее в 1947 г. для рассмотрения на Конференции правительственных экспертов. Разочарованный, но не обескураженный отказом участников принять более обязывающее заключение, нежели сугубо рекомендательное, Комитет пред-

186

Глава 5. Выработка Женевских конвенций

ставил идею в Стокгольме в более императивной форме: «Уже

вмирное время [стороны] прилагают усилия, чтобы установить...» Стокгольмская конференция, конечно, согласилась

сэтим в отношении «госпитальных зон, а также зон и пунктов безопасности» (для раненых, больных и других категорий особо уязвимых лиц) и добавила проект статьи рекомендательного характера, касающейся более широкой идеи «нейтральных зон», организуемых в военное время в качестве убежищ для гражданского населения в целом1. Обе статьи вошли

вокончательный текст 1949 г., но первая снова была переведена в категорию рекомендательных. Министерство внутренних дел Великобритании 30 мая 1949 г. отправило телеграмму в Женеву своему высокопоставленному сотруднику,

вкоторой была передана точка зрения британского Комитета начальников штабов (она более или менее совпадала с точкой зрения американского и канадского КНШ): «Они никогда не согласятся с оперативной точки зрения принять на себя обязательство объявить [заранее] какие бы то ни было территории зонами безопасности или вынужденно признать таковыми объявленные врагом. [Компромиссное предложение, внесенное Нидерландами, неизбежно приведет к] серьезным практическим трудностям. С оперативной точки зрения приемлем только такой вариант, при котором нам будет гарантировано, что в случае если придется решать, можем мы признать такую зону или нет, решающими окажутся оперативные потребности2.

Точно так же Великобритания была не склонна заранее обнародовать географию своих планов эвакуации гражданских лиц из «уязвимых» в «безопасные» районы (по крайней мере тех планов, которые у нее были)3. Как сообща-

1Предложения появились как Статьи 12 и 12 (b) стокгольмского

текста.

2UK: FO 369/4151 K. 5299.

3Приведенная выше телеграмма сопровождалась другой, «секретной и срочной», от одного сотрудника Министерства внутренних дел другому по поводу планов эвакуации гражданского населения в случае чрезвычайной ситуации и того, насколько слабо эти планы соотносятся с предложением о госпитальных зонах и зонах безопасности. Но как бы то ни было, говорилось в ней, «мы не хотим, чтобы наши планы обсуждались на публике, и должны полагаться на уже представленный аргумент о том, что в маленькой

187

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

ла делегация США в тревожной телеграмме в Вашингтон, «англо-саксонским делегациям» было вдвойне трудно приводить такие аргументы в ответ на предложение, обладавшее значительной «эмоциональной привлекательностью», потому, что они кажутся относящимися к сфере планов на случай войны, — и СССР не преминет указать на это их происхождение4. В конце, однако, все это вылилось в один из многочисленных споров, которые разрешаются только в процессе взаимных уступок. В Конвенции о защите гражданского населения во время войны были оставлены факультативные нормы о двух разновидностях «женевских зон» и несколько статей, применяющихся ко всему гражданскому населению в военное время в любом месте, т.е. к гражданским лицам tout court*. Потом, когда все закончилось, у канадцев возникли смешанные чувства по этому поводу. Во всем этом аспект прав человека не имел силы аргумента по крайней мере для некоторых из них.

«В Конвенции о защите гражданского населения есть одна очень интересная и очень спорная часть, которая не ограничивает сферу своего применения покровительствуемыми лицами, а применяется ко всему населению стран, находящихся в конфликте. Эта часть касается бережного отношения к больницам и их защиты; особых гарантий в отношении детей, особенно разлученных с семьями; возможности поставки санитарных материалов для населения вражеского государства через установленную блокаду; права отправлять и получить сведения о семье. Эта часть конвенции вызвала в Женеве больше споров, чем любая другая. Она была очень привлекательна для тех делегатов, чьи основные интересы лежали в сфере теоретических гуманитарных идей. Другие делегаты, в том числе канадские, были склонны сомневаться в разумности или необходимости введения в международный договор правил поведения правительства в отношении собственных граждан в соб-

стране, такой как Великобритания, будет неэкономично организовывать зоны безопасности на предложенной основе. Даже если наши районы приема подпадают под определение зон безопасности, мы не хотим быть обязанными раскрывать их местоположение другим странам в мирное время».

4US:514.1 Geneva/6-749, 7 June 1949, радиограмма Харрисона в Государственный департамент.

* Просто (фр.). — Прим. перев.

188

Глава 5. Выработка Женевских конвенций

ственной стране. Да, существуют прецеденты, когда международный документ имеет дело с обязанностями правительства по отношению к собственному населению: яркими примерами этого служат конвенции Международной организации труда, Конвенция о геноциде, Всеобщая декларация прав человека и проект Международного пакта о правах человека. Тем не менее можно обоснованно утверждать, что Конвенция о защите гражданского населения будет гораздо лучше, если ограничится защитой подданных иностранных государств и не будет пытаться указывать правительствам, как им относиться к собственным госпиталям, больным и раненым5.

Часть Конвенции о защите гражданского населения, которая имеет дело с гражданскими лицами в целом, сравнительно невелика. Основную часть конвенции занимает то, что относится к ее главной задаче — защите гражданских лиц, попавших в руки врага. Речь идет об ограничениях на действия государств и их вооруженных сил в отношении гражданских лиц противника, которых они захватили. Длина той части документа, которая отведена правилам обращения с интернированными (часть III содержит 57 из 159 статей конвенции), говорит сама за себя. Ее цель — обязать государства предоставлять задержанным гражданским лицам противника режим достойного существования, в целом соответствующий mutatis mutandis существующему режиму для военнопленных. Любое обзорное описание последнего в равной степени подходит и тому и другому. Для нашего исследования важнее те ограничения и обязательства, которые государства, подписавшие конвенцию, берут на себя в отношении обращения с враждебным гражданским населением, не подвергшимся заключению, т.е с большей частью населения оккупированной территории.

5CAN: п. 15 Меморандума от 10 сентября 1949 г. старшего из двух представителей Министерства национальной обороны на конференции, полковника Джона Кроуфорда (Col. John Crawford) из Управления медицинской службы (ротапринт). Господин Дэйкр Коул (Dacre Cole) из Исторического отдела Министерства иностранных дел очень помог мне во время моего визита в Оттаву в начале 1985 г., но не сумел найти в тот момент никаких официальных отчетов его страны о конференциях 1947—1949 гг. Позднее он обнаружил данный документ и любезно переслал его мне. Его источник не установлен.

189

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

Разработка этих разделов конвенции вызвала намного больше споров и оказалась более хлопотной, чем ожидали участники, для которых этот вопрос был наиболее острым — аккредитованные представители населения тех стран, которые недавно столь сильно пострадали от вражеской военной оккупации, а также гуманитарно настроенные деятели со всех концов света, которые им сочувствовали. Тот факт, что немцы, японцы, их союзники и/или сателлиты всячески выворачивали, извращали или просто игнорировали правовые нормы, регулирующие оккупацию вражеской территории, никто не отрицал. Такие эксцессы необходимо предавать позору, наказывать и предотвращать. Послевоенные трибуналы по военным преступлениям уже к середине 1949 г. подвергли наказанию многих отдельных лиц и многие группы лиц, виновных в преступлениях (в частности, немецкие организации SD и SS). Теперь же, в процессе расширения «женевского права», настало время обеспечить меры предупреждения таких преступлений. Это оказалось не так просто, как могли ожидать сторонние наблюдатели, из-за значительного расхождения во взглядах участников процесса. Выдающийся представитель США Альберт Клаттенберг несколько раз говорит об этом в своем докладе 1947 г.

«Вышеописанное умонастроение делегатов освобожденных стран привело прежде всего к появлению абсолютно нереалистичных предложений, как если бы они верили, будто законодательство может сделать жизнь завоеванных народов

идругих жертв войны приятной... как сказал, по слухам, прошлым летом делегат китайского Красного Креста, все проблемы Китая были бы решены, если бы страны подписали новые конвенции, составленные в таком духе, после чего оставалось бы только убедить какую-нибудь крупную державу оккупировать Китай целиком»6.

Сдругой стороны, необходимо отметить, как бы странно

инеприятно это ни прозвучало, что не все жесткие и жестокие меры, предпринятые Германией для сохранения своей власти как военного оккупанта, были противозаконными. Более того, приходится добавить, что ни один закон о военной оккупации не может быть разумным и действенным, если он не легитимизирует мероприятия, предполагающие ту или иную степень

6См. документ, процитированный выше в прим. 13 гл. 4 (p. 4).

190