Best_D_Voyna_i_pravo_posle_1945_g_2010

Глава 4 ЖЕНЕВСКИЕ

КОНВЕНЦИИ 1949 г.

В те же месяцы и годы, когда судебные процессы о военных преступлениях продвигались к своему завершению, параллельно и незаметно происходил систематический пересмотр женевской части корпуса права. Результатом этого процесса стали четыре Женевские конвенции, принятые летом 1949 г. Обдуманно направляемый Международным Комитетом Красного Креста и заключенный в разумные с точки зрения этой организации рамки пересмотр настолько затянулся и был, собственно говоря, настолько лишен какого-либо драматизма, что практически не привлек к себе какого-либо внимания широкой публики. Тем не менее некоторые из дискуссий и достижений в рамках этого процесса немало заинтересовали бы наиболее вдумчивых представителей общественности. «Нюрнбергская» и «токийская» истории вызвали с самого начала большую известность и до сих пор занимают внимание историков. Что касается «женевской» истории, то она, хотя и связана содержательно с двумя другими и, как и они, входит составной частью в общую историю права войны, до сих пор практически не рассказана, разве что одними юристами другим юристам по причинам профессионального интереса и их профессиональных соображений1. Эту историю

1Заметное исключение составляет работа: Paul de La Pradelle, La conférence diplomatique et les nouvelles conventions de Genève du 12 aôut 1949 (Paris, 1951). Ее автор — представитель выдающейся династии юристов-международников (одному из более ранних членов которой, Альберу Жуффре де Лапраделю [sic], мы обязаны великолепной историей Гаагской конференции: Albert Geouffre de Lapradell, Сonférence de la paix, La Haye (Paris, 1990)), был профессором в университете Экс-ан-Прованса и делегатом от Монако на Дипломатической конференции. Он, несомненно, писал не только для своих коллег, но и для более широкой аудитории.

133

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

можно рассказать подробнее (и она безусловно этого заслуживает) и в более историческом ключе.

На подступе к Дипломатической конференции

Официальным началом процесса выработки ЖК послужило письмо, направленное 15 февраля 1945 г. президентом МККК правительствам и национальным обществам Красного Креста, в котором излагалась предварительная программа действий и содержалась просьба о помощи в сборе документации. Реакция правительств различалась в соответствии с их пониманием приоритетов — в конце концов, почти для всех война еще продолжалась! — а также их восприятием Женевы. Письмо Макса Хубера, например, совершенно не было неожиданностью для Вашингтона. Обычное для должностных лиц американского Красного Креста тесное сотрудничество с администрацией уже предусматривало подготовку пересмотра программы. В Вашингтоне инициатива Женевы была воспринята как совершенно естественная. На Уайтхолле, с другой стороны, она показалась странной и вызвала раздражение. Еще раньше, осенью, канадский Верховный комиссар в Лондоне, знавший о планах МККК и явно одобрявший их, обнаружил, что «господин Робертс, глава отдела МИД по делам военнопленных» неожиданно резко отозвался о мнении, что Великобритания могла бы, или ей следовало бы, найти время для этих планов «во всяком случае в течение пяти лет»2. Не все британские чиновники были столь негативно настроены по поводу сотрудничества. В последние месяцы 1945 г. сотрудники Уайтхолла большей частью проявили достаточную готовность добавить к числу своих забот еще и эту, и среди тех, кто действительно «делал конвенции» (как они обычно выражались), было достаточно понимания той степени, до которой было возможно их усовершенствование. Но был ли МККК подходящей структурой для управления процессом, и если да, то на каких условиях Великобритания должна признать его и взаимодействовать с ним, — вот вопросы, которые заставляли Уайтхолл нервничать в гораздо большей степени,

2CAN 619-400 c. Letter signed S. Morley Scott to Ministry of External Affairs, 15 Sept. 1944.

134

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

чем аналогичные ведомства в других столицах, доступ к официальным документам которых я смог получить. Великобритании потребовалось немало времени, чтобы принять решение присоединиться к остальным3.

Существо этого общего предприятия несколько прояснилось с появлением письма Хубера «Большой пятерке» (США, СССР, Великобритания, Франция и Китай) 5 сентября 1945 г., в котором официально предлагается при первом же удобном случае созвать совещание «правительственных экспертов». СССР в конце концов отказался участвовать под предлогом, что «предварительное изучение вопроса» еще продолжается. Остальные четыре государства, кто раньше, кто позже, ответили положительно, но тянули слишком долго, чтобы «эксперты» могли собраться так быстро, как надеялся МККК4. Конференция правительственных экспертов, посвященная изучению конвенций о защите жертв войны, исключительно важная для взятия на себя правительствами определенной меры ответственности за процесс, была созвана только в апреле 1947 г.

Вэтом месте удобно было бы обрисовать некоторые политические и психологические аспекты этой истории, без которых ряд событий невозможно будет понять, а именно установки, «умонастроения», если так можно выразиться, наиболее важных действующих лиц, которые по необходимости были государствами, за исключением самого МККК. Было совершенно очевидно, что государства будут подходить к делу, имея в виду хотя бы отчасти политические цели. Гораздо менее очевидным было то, что в этом была политика и с точки зрения Красного Креста.

Вэтой книге не преследуется цель внести вклад в исследование внутренней истории движения Международного Красного Креста, но без упоминания одного аспекта этой истории нельзя обойтись: речь идет об отношениях между двумя международ-

3 Я обрисовал настроения британских чиновников в своей статье «Making the Geneva Conventions of 1949: The View from Whitehall» in: Jean Pictet, Festschrift (ed. C. Swinarsky, Geneva and The Hague, 1984), 5—15.

4Эти события в Великобритании занесены в хронику и характерным образом отретушированы: FO369/3592, K. 17349, 17350,

17355—17356 and 17358.

135

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

ными структурами, МККК и Лиги обществ Красного Креста. Проблемы, вносившие разделение между ними, носили операционный, финансовый и институциональный характер. Каждая из структур стремилась поощрять международную деятельность движения и распространять деятельность Красного Креста на новые сферы, приобретшие значение в послевоенное

имирное время; для этого они стремились снискать сочувствие и получить в свое распоряжение некоторую часть ресурсов национальных обществ Красного Креста. Каким образом следовало распределить функции и кто должен был стать главным? С точки зрения МККК Лига слишком легко могла войти в роль нахальной американизированной кукушки в гнезде Красного Креста. Однако национальные общества находили ее в некоторых отношениях привлекательной. Лига понимала их стремление расширять работу в мирное время и будучи, несмотря на заметное засилье американцев, международной организацией, созданной по модели Лиги Наций, она лучше учитывала национальные чувства и предлагала больше возможностей для влияния на руководство, чем МККК, управляемый исключительно швейцарцами и кооптирующий кадры по своему усмотрению, не говоря уже о том, что она давала больше возможностей для получения реальной власти, в чем некоторые общества и лица были сильно заинтересованы.

Устав Международного движения Красного Креста сильно усложнился в результате последовательных поправок, принятых с целью консолидации его действий. Трудности были достаточно успешно преодолены во время войны благодаря переезду штаб-квартиры Лиги из Парижа в Женеву и образованию «смешанной комиссии», в рамках которой Лига

иМККК распределяли между собой деятельность, которая по уставу не относилась к исключительной компетенции последнего. Когда военные действия закончились, смешанная комиссия постепенно была ликвидирована, и политическая ситуация в движении Красного Креста вернулась к тому состоянию, в котором она находилась в 1939 г. с той лишь разницей, что война привела к появлению в ряде национальных обществ некоторых идей по поводу того, как они видят развитие движения в целом, а также к тому, что некоторые из этих обществ привыкли работать в таком тесном сотрудничестве со своими правительствами, что направляли представителей

136

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

вофициальные делегации от своих государств, а в ходе дебатов выступали скорее на их стороне, чем на стороне МККК.

Усамого МККК, конечно, была обширная программа совершенствования конвенций, связанных с Красным Крестом и с военнопленными, сделать эти конвенции более действенными во время тотальной войны. Бóльшая часть этих вопросов была понятна и с сочувствием воспринималась государствами, у которых перечни необходимых мер включали более или менее то же самое. Не возникало никаких принципиальных возражений и в отношении заключения новой конвенции о гражданском населении — на этом давно настаивало движение Красного Креста. Смысл дискуссий на эту тему, инициированных государствами, состоял в том, чтобы убрать некоторые детали первоначальной концепции МККК, которые были сочтены несовместимыми с жизненно важными военными интересами и соображениями безопасности, однако даже с учетом этих возражений оставалось более чем достаточно, чтобы будущие военные оккупанты задались вопросом,

ане слишком ли много уступок они сделали. Гораздо более разочаровывающей для МККК и его сторонников оказалась судьба попытки расширить содержание конвенций, добавив к четко очерченной международной сфере применения еще и гражданские войны. МККК знал с самого начала, что этот шаг вызовет намного больше споров, чем могли представить себе рядовые энтузиасты Красного Креста. И действительно, этот вопрос стал причиной многих жарчайших споров на конференциях. Окончательный результат этой попытки (общая статья 3) оказался намного менее расширительным, чем на то надеялись ее инициаторы.

Все эти действия МККК сделали его предметом подозрений

в«построении империи». Особенно активно эти подозрения распространились среди национальных обществ, более склонных выступать в институциональном соперничестве на стороне Лиги, а не на стороне МККК; но и государства, даже те, которые обычно были склонны поддерживать МККК, вполне могли сделать опрометчивый вывод о том, что эта расположенная в Женеве организация берет на себя слишком много. Это было несправедливо, хотя и неизбежно. МККК оказался во время всех этих событий — и очень часто оказывался после них — в положении, которое само по себе порождало недоразумения. Не будучи «государством» или чем-то

137

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

в этом роде, он должен был играть квазиполитическую роль и иметь дело с дипломатами, взаимодействуя с ними в специфически дипломатическом ключе. Юридически отделенный от публичной власти в собственной стране, Комитет, тем не менее, должен был тесно сотрудничать с ней по всем делам, связанным с дипломатической конференцией, на которой должен был завершиться процесс пересмотра и должна была быть сформулирована окончательная форма всех документов, поскольку только государство могло позволить себе провести такую конференцию, и в соответствии с установившейся практикой Швейцария выступает хранителем ратификационных грамот и документов о присоединении к договорам. Подозрения, что МККК в Женеве и федеральное министерство иностранных дел в Берне работают в тесном сотрудничестве ради взаимной выгоды, несомненно имели под собой почву, но дело в том, что они вряд ли могли бы этого избежать, если исходить из того, что ЖК должны были стать такими, какими их хотело бы видеть международное сообщество. Если в результате этого МККК твердо вступил на путь кажущегося бесконечным расширения своих функций и повышения международного политического значения, то лишь потому, что государства мира могли воспользоваться этим, и этого требовало положение дел в мире, а вовсе не из жажды все большего могущества. Ложе, которое он позволил приготовить для себя, было широким, но в некоторых отношениях это было ложе, утыканное гвоздями.

СССР был государством, глубоко враждебным МККК, хотя и не самым опасным противником. Его антагонизм был настолько велик, что он вообще отказывался поддерживать коммуникацию. Будучи идеологически и, возможно, по темпераменту приверженным принципу «кто не с нами, тот против нас», советский режим в 1939 г. пришел к выводу, что попытка МККК практиковать непредвзятый гуманитарный подход во время гражданской войны в Испании означала снисходительное отношение Комитета к фашизму — точно так же, как различные действия Красного Креста, направленные на то, чтобы облегчить страдания, вызванные послереволюционной гражданской войной, окрасили чувства большевиков по отношению к Красному Кресту подозрением, что национальные общества из «буржуазных» стран чрезмерно обеспокоены страданиями врагов революции. Невозмож-

138

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

но отрицать тот факт, что Красный Крест в целом состоял из представителей «буржуазных» или (что было еще хуже с точки зрения Советов) аристократических слоев. Это был социологический факт жизни, но члены Красного Креста в «буржуазных» государствах, обоснованно или нет, отказывались верить, что он мешает им выполнять свои обязательства быть непредвзятыми и нейтральными в своей гуманитарной практике. Советские коммунисты, находившиеся в состоянии постоянной войны с враждебным окружением, вероятно, смотрели на вещи по-другому.

Однако, как рассказывал в частной беседе женевский ветеран высокопоставленному члену французской делегации на переговорах, отношения между МККК и Москвой не были плохими до 1939 г. Он характеризовал их как «полностью нормальные и корректные». На самом деле СССР

вносил в фонд МККК вдвое бóльшую сумму, чем выделили США, и эта ежегодная субсидия продолжала поступать даже после 1 сентября 1939 г. Но когда в момент начала зимней войны между СССР и Финляндией МККК предложил свои услуги в обычной форме, ответа не последовало5. С тех пор дела шли все хуже и хуже. Подозрения уступили место убежденности в том, что МККК снисходительно относится к фашизму — фашизму, который во Вторую мировую войну чуть не уничтожил СССР. В фашистских государствах продолжали действовать национальные общества Красного Креста, которые эти государства склоняли к тому, чтобы использовать в своих целях. МККК, утверждали СССР и его союзники, должен был исключить общества, имеющие связи с фашистами. Комитет даже выказал готовность в апреле 1943 г. провести по просьбе германского Красного Креста расследование обстоятельств массовых расстрелов в Катыни и отказался от этого только тогда, когда стало ясно, что с советской стороны сотрудничества не предвидится. Кроме того, была проблема советских военнопленных. С лицемерием, степень которого, наверное, невозможно превзойти, СССР принялся обвинять МККК в том, что Комитет ничего не делал во время войны, чтобы защитить тех самых советских военноплен-

5Записи, сделанные Ламарлем (Lamarle) в ходе беседы с Жаком Шеневьером (Jacques Cheneviere) в: FR: Directions des Unions Internationales, Inv. 84—40

139

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

ных, оказавшихся в руках Германии, от тяжелой участи которых Москва в то время по сути дела полностью дистанцировалась. Не успели закончиться военные действия, как СССР

предъявил еще одну претензию. МККК в сговоре с «буржуазными» государствами и соответствующими национальными обществами Красного Креста теперь был обвинен в том, что он оказался настолько заинтересован в бедственном положении жертв войны, что поощрял советских граждан, находившихся в плену, а также в лагерях интернированных и «перемещенных лиц», к тому, чтобы они стали лелеять безнравственные мысли о том, чтобы вообще не возвращаться в Россию, несмотря на тот теплый прием, который Родина-мать собиралась им оказать. Таким образом, Москва не намеревалась больше вести какие-либо дела с Женевой сверх необходимого минимума. Представители советского общества Красного Креста и Красного Полумесяца иногда присутствовали на конференциях Красного Креста, проводимых при содействии Лиги. На совещании Совета управляющих Лиги, состоявшемся в июле 1946 г. в Оксфорде, они присутствовали с целью создавать всевозможные помехи МККК, что впервые открыто проявилось именно в тот раз. Они могли иногда присутствовать на таких региональных конференциях, как та, что проходила в Белграде в 1947 г. Они не собирались присутствовать на мероприятиях, организованных МККК, и никогда прямо не отвечали в те годы на обращения, которые адресовали им «монархо-фашисты», засевшие в МККК6.

Москва едва ли питала более теплые чувства и по отношению к Берну. Дипломатические отношения между странами, давно прерванные, были с трудом восстановлены в марте 1946 г. Оскорбленные чувства Советов по поводу приема, оказанного русским экспатриантам, добровольным или принудительным, распространялись также и на швейцарцев. В середине 1945 г. СССР даже на некоторое время задержал нескольких швейцарских граждан, по-видимому в качестве заложников, пока не убедился, что советским военно-

6Словечко «монархо-фашисты» приводится по докладу принца Фредерика де Мерода (Prince Frédéric de Mérodе) на Стокгольмской конференции; см.: Mieux Vivre, Sept. 1948 (это издание — ежемесячный журнал бельгийского Общества Красного Креста).

140