Best_D_Voyna_i_pravo_posle_1945_g_2010

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

наблюдателя30. Господин Гарднер позже рассказывал, как он пытался (безуспешно) смягчить позицию египтян, заметив, что статус наблюдателя не слишком много значит; в список наблюдателей, например, входят организации бойскаутов и девочекскаутов. Но Израиль вовсе не был молчаливым наблюдателем, подобным этим организациям (и, если уж на то пошло, подобно советской делегации). Он выступил с вызывающе дерзкой речью (выслушанной в гробовой тишине) в защиту своей репутации и намерений в гуманитарной сфере, настаивая на том, что помощь Красного Креста пострадавшим должна оказываться в Израиле евреям точно так же, как и арабам31. К моменту открытия Дипломатической конференции, состоявшегося восемь месяцев спустя, отношения между Израилем и арабскими мусульманскими государствами приняли хорошо известный вид. Сирия незамедлительно поставила под вопрос правомерность присутствия Израиля. Из этого ничего не вышло, но зато много шуму вышло из заявления Израиля о том, что если мусульманские государства не откажутся от использования эмблемы Красного Полумесяца вместо принятого всеми Красного Креста (с которым, если он снова станет единственным, универсальным символом, Израиль, со своей стороны, охотно готов согласиться), то Израиль будет вынужден просить разрешить ему использовать Красную Звезду Давида. Вопрос немедленно принял политическую окраску. Впервые на столь высоких форумах Красного Креста высокая международная политика пустила под откос гуманитарные соображения (пусть и лишь на короткое время). Споры по этому поводу были долгими и накаленными, а накал страстей — огромным. При первом голосовании Израиль потерпел поражение при 21 голосе «против», 10 «за», 8 воздержавшихся и 19 отсутствующих. Поскольку голосование было поименным, последовало столь интенсивное политическое лоббирование, что высокопоставленный представитель австралийской делегации заявил, что оно стало настоящей помехой работе. Удалось достичь соглашения о том, что голосование будет тайным. Так и было сделано, в результате чего Израиль, к его досаде, снова потерпел поражение, на этот раз 22 голосами против 2132.

30UK: FO 369/3969 K. 9522.

31Отчет Гарднера о Стокгольмской конференции; см. прим. 16 выше.

32Final Record IIA, 18 and 91; IIB, 231—232.

161

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

Дипломатическая конференция: что произошло и чего не произошло

Конечно, определяющими для конференции были главным образом три фактора: составленные заранее тексты, вошедшие в повестку дня, соотношение сил делегаций государств, на ней присутствующих, и инструкции, полученные ими от своих правительств (необходимо помнить, что эксперты МККК принимали участие в конференции только как «наблюдатели»). То, что происходило на конференции, отнюдь не было равнообъемным тому, что получилось на выходе. Славные плоды ее работы —четыре новые конвенции — анализируются в следующем разделе. Здесь же я напомню о плодах, которые увяли, не успев даже зацвести. Для тех, кто интересуется историей, политикой и международными отношениями в первую очередь или наряду с правом и правоприменительной практикой, то, что не вошло в конвенции, может оказаться по меньшей мере столь же важным, как и то, что в них вошло.

Степень, до которой поведение делегаций на переговорах определялось контролем из их столиц, часто становилась предметом обсуждений. Очевидно, что для стороны, заинтересованной в сделке или компромиссе, важно знать, способна ли другая сторона выполнить свои обязательства. Давали ли полученные ею инструкции достаточные полномочия, чтобы налагать обязательства на пославшее ее государство? По какому числу вопросов ей нужно было получать дополнительные инструкции из центра? Идет ли речь о фиксированной политике государства или соображения, связанные с перипетиями внутренней политики, могут поменять его позицию? Великобритания и США полагали, что Франция — это как раз последний случай, и подтверждением этого служил тот факт, что номинальный глава французской делегации Робер Бетоло (Robert Betolaud) был не профессиональным дипломатом или юристом, а министром по делам бывших военнослужащих и жертв войны, по роду занятий вовлеченным в одну из сложнейших сфер французской послевоенной политики.

Делегации США и Великобритании, со своей стороны, не сталкивались с подобными затруднениями, но со своими столицами взаимодействовали по-разному. Делегация США пользовалась большей свободой маневра, чем британская,

162

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

и ее общение с Вашингтоном было намного проще. Делегация Великобритании прибыла в Женеву с подробно расписанным заданием и практически не обладая свободой отходить от него без предварительного согласования с руководством. Когда задание оказывалось нереализуемым, британские делегаты должны были добавлять к своей и без того тяжелой работе постоянную переписку с Уайтхоллом, не говоря уже о растущем количестве наносимых и принимаемых визитов — деятельности, которой могли так активно заниматься, конечно, только европейские участники. Три «белые» делегации из Содружества наций получили четкие и полные инструкции, которые давали им право ограничить сношения со столицами случаями нескольких крупных новелл или столь затруднительных дилемм, что они превосходили всяческое воображение.

Тексты по существу были те же, что годом ранее были разработаны в Стокгольме. МККК в ходе промежуточной их обработки по существу мало что изменил. У всех серьезных участников конференции в Женеве были оговорки по поводу того или иного аспекта стокгольмских текстов, но только Великобритания открыто заявляла, что считает их неприемлемыми. Но поскольку Великобритания предпочла остаться в стороне от дискуссий, в ходе которых вырабатывались эти тексты, то с ее стороны едва ли было так уж обоснованным требовать их полной переделки. Однако именно это она и делала, сначала путем уже упоминавшегося циркулярного письма, отправленного в Берн для дальнейшей рассылки в начале 1949 г.; затем путем интенсивного лоббирования в странах — членах Содружества наций и в меньшей степени (очевидно, из осторожности) в США; а также путем выработки делегацией в ходе самой конференции «огромного числа поправок, часть из которых не имели ни малейшего сходства со статьями в оригинальном тексте»33. Некоторые действия британцев позволили им достичь

33Ссылку на циркулярное письмо см. выше в прим. 19. «Огромное число поправок» критикуется полковником Ходжсоном в пп. 1

и6 его итогового отчета; AUST: A. 1838, IC 1481/1 pt. 3. Американцы также сочли их навязчивыми, см. радиограммы 514.2 Geneva/5-249 and 5-949. В последней говорится: «Надежда на изменение тактики британцев не осуществилась, несмотря на тесное взаимодействие. Это ситуация, достойная сожаления, поскольку мы продавливали позицию, противостоящую им практически по всем процедурным вопросам... Британцы, бесспорно,

163

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

того, к чему они стремились, но это стоило им популярности

ивлияния, что привело естественных союзников Великобритании к выводу, что ее было бы лучше избегать, не в последнюю очередь из-за того, что в результате ее действий определенные рычаги влияния попали в руки государств, потенциально не столь дружественных.

Делегации сильно различались по численности, опыту

италанту. Во главе по крайней мере самых крупных делегаций стояли профессиональные дипломаты, специально для этого включенные в их состав. Владение предметом, которого такие люди быстро достигали, было впечатляющим. Делегации крупных держав обычно полностью или частично состояли из тех же экспертов и должностных лиц, которые вместе работали над проектами текстов на Конференции правительственных экспертов или в Стокгольме. Они с большой вероятностью уже хорошо знали тексты, были способны понять, о чем вообще идет речь и быстро определить незнание материала или незнакомство с ним у членов делегаций, которые были хуже подготовлены, по мнению других, из-за отсутствия опыта, изолированности, незначительности, неразумия, невнимания или (как иногда утверждалось) безответственности34.

Делегаты государств, которые воспринимали процесс очень серьезно, не могли не ощущать раздражение, когда менее серьезно настроенные делегаты подолгу разглагольствовали, вносили непрактичные предложения и пропускали совещания комитетов (что случалось все чаще, по мере того как конференция продолжалась), но при этом принимали равное со всеми участие, когда дело доходило до голосования, которое в конечном счете решало все. Между размером государства и численностью делегации, с одной стороны, и качеством вклада в работу конференции — с другой,

теряют голоса, таким образом снижая свои возможности помочь нам по некоторым важным пунктам, по которым мы на них рассчитывали».

34Например, делегация США жаловалась в своей радиограмме

вВашингтон от 1 мая 1949 г.: «Многие делегаты Комитета III [по Конвенции о защите гражданского населения] были абсолютно некомпетентны в предмете, у них не было инструкций по военным аспектам и по аспектам, связанным с безопасностью,

ато вообще не было никаких инструкций». US: 514.2 Geneva/5- 1749, para.11.

164

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

не было никакой корреляции. Например, делегация Монако, состоявшая из трех человек, как уже было сказано, вносила весомый вклад, а единственный делегат от Бирмы, генерал Оун, который приехал в Женеву, будучи военным атташе

вЛондоне, один стоил многих. Дания — маленькое государство по мировым масштабам, но ее делегация из семи человек была многочисленнее, чем делегация Китая или Индии, ее члены знали, о чем они говорят, а личность ее лидера придавала ей такую ударную силу, о которой едва ли можно было подозревать35.

Первое, что сделала советская делегация на первом деловом совещании, — предложила дополнить повестку следующего дня пунктом: «приглашение Белоруссии и Украины на Конференцию». Никто не возражал ни в первом, ни во втором случае, численность собственной делегации СССР на конференции была доведена до нормы, которая у него была с самого начала работы в ООН. Ни одна делегация не вмешивалась

вобсуждение более часто и более целенаправленно, как советская. Трудно сказать, была ли она так хорошо подготовлена, как могла бы быть (в соответствии с теми стандартами, которые «западные» державы установили сами для себя). Характерно, что СССР не принимал участия в подготовительных работах предыдущих трех лет. Теперь же он вдруг полностью погрузился в работу на заключительном этапе, поддерживая стокгольмские тексты с энтузиазмом, который только вызывал подозрения. У сэра Роберта Крейги сложилось впечатление, что русские были хорошо подготовлены технически и искусны тактически. У высокопоставленного члена его команды Артура Стратта из Министерства внутренних дел было другое мнение. Он заявил, что главный юрист русской делегации Морозов фактически признался, что до конференции не читал проект Конвенции о защите гражданского населения36.

35Официальный список в Final record I представляет его как «Его Превосходительство Георг Кон (Georg Сohn), доктор права, чрезвычайный посол и полномочный представитель».

36UK: FO 369/4164 K. 10667, 7 Nov. 1949, комментарии по проекту Крейги. Его коллега по Министерству внутренних дел Спик (Speake) уже выдвигал подобные жалобы в начале июня; 4154 К. 5949.

165

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

Энтузиазм, продемонстрированный Советским Союзом и его сателлитами по поводу стокгольмских текстов, вызвал удивление и подозрения и по другим основаниям, не связанным с неучастием русских в их подготовке. Тот факт, что

СССР, столь опытный и мощный в военном отношении, столь «реалистичный» и безжалостный в политическом, поддержал проекты текстов, которые все остальные крупные военные державы считали чрезмерно растянутыми из-за человеколюбивого энтузиазма до неприемлемо «идеалистических» размеров, показался странным, во всяком случае делегациям Великобритании, стран Содружества наций и США. Исследованию причин восторженного отношения к ним со стороны Советского Союза и восточноевропейских стран как составной части образа действий этих государств в Женеве должен предшествовать анализ общего «гуманистического» духа, который пропитывал конференцию и придавал ей характерный оттенок. То, как делегаты его ощущали и реагировали на него, объясняет многое в их поведении на конференции, не говоря уж о том, что благодаря ему к вековой истории дискуссии была добавлена еще одна страница.

Удержать поведение на войне в определенных человеческих рамках — такова была цель каждой из сторон, и такова же была цель всех усилий, сделанных за предшествующие восемьдесят лет. Проблема, стоявшая перед ними в тот момент, представляла собой mutatis mutandis* всю ту же классическую проблему, что и всегда: каким ограничениям в том, что касается природы и методов применения оружия, должно быть подчинено ведение войны в ее нынешней фазе? Только что закончившаяся война выявила настолько разрушительные изменения как в природе, так и в методах применения, что мыслящие и тонко чувствующие люди, вероятно, повсеместно стали разделять всеобщую озабоченность тем, чтобы подчинить их правовому контролю. Какими были бы взгляды немецкой и японской делегаций, если бы они смогли участвовать в обсуждении, мы можем только гадать, но на основании тех жалоб, которые время от времени доносились из Берлина и Токио во время войны, можно достаточно обоснованно заключить, что даже тогда идея ограничения военных действий уже достаточно оформилась для того, чтобы немецкие и японские голоса

*С учетом необходимых изменений (лат.). — Ред.

166

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

могли присоединиться к общему послевоенному хору. Они не добавили бы в него никаких фальшивых нот и неверных ритмов помимо тех, которые в нем уже присутствовали.

Гораздо легче определить, на чем следует закончить обзор этого гуманитарного спектра, чем то, с чего его следует начать. Оканчивается он там, где начинает проявляться неспособность некоторых самых мощных государств-победителей честно придерживаться определенных ограничений, обладающих, как признавали даже выразители мнений военных кругов, большой гуманитарной привлекательностью. Начать же вполне можно было бы с разнообразных смелых идей, получивших хождение в движении Красного Креста, как только закончилась война, и нашедших свое формальное выражение в отчетах и резолюциях его международных форумов37. Предварительная конференция национальных обществ Красного Креста, проходившая в Женеве с 26 июля по 3 августа 1946 г., выразила надежду на то, что даже национальные общества воюющих между собой государств будут в военное время держаться вместе. Что касается МГП, то, помимо требований максимального расширения защиты гражданского населения, страдающего под вражеской оккупацией, и лиц, оказавшихся на вражеской территории, возобновились довоенные требования запрета воздушных бомбардировок гражданского населения и вдобавок получила новую жизнь рекомендация распространить этот запрет на «применение всех средств химической и бактериологической войны, а также использование атомной энергии для военных целей». Выражением этих настроений на конференции стала получившая широкую известность позиция греческого делегата профессора Микеля Песмазоглу. Международное право, заявил он, осталось тем же, чем оно было раньше, до того как была развязана «тотальная война» с ее ужасающими нарушениями всяческих законов:

«Война превратилась в бойню, и воюющие стороны наносят удары по вражеской армии и гражданскому населению в равной степени, не делая никаких различий. Однако любые злоупотребления вызывают соответствующую реакцию... Совесть

37Копии отчетов об этих послевоенных форумах были любезно предоставлены из архивов Австралийского общества Красного Креста его генеральным секретарем госпожой Норин Миноуг, когда я посетил ее в штаб-квартире общества в начале 1984 г.

167

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

международного сообщества требует осудить все эти варварские деяния. Мир потрясен потоками пролитой крови, грудами костей, горами обломков... Созывается новый крестовый поход против всех этих жестокостей... Мы созваны сюда, чтобы осуществить это всеобщее стремление... Мы осознаем волю всех тех, чьи жизни, будь то в качестве заложников, депортированных или павших на поле битвы, были принесены в жертву безумию людей, которые считали, что защита человеческих существ — не более чем плод воображения интеллектуалов...

Эти мученики не требуют мести, но вопиют, чтобы их жертва не была напрасной. Они умоляют о том, чтобы стать последними жертвами всех тех теорий, согласно которым человек существует только для государства, а не государство — для счастья своих граждан»38.

МККК (чье место в реализации столь далеко идущих планов запальчиво оспаривалось сторонниками Лиги) никогда не выражал, разумеется, свои гуманистические цели в столь патетических терминах. Тем не менее в том, что касается сущности МГП, его надежды и планы были аналогичны надеждам и планам движения в целом в том виде, как они были представлены на этой конференции 1946 г., и в том, что касается (неатомных) бомбардировок, конференции достаточно было сослаться на довоенные резолюции МККК и серию циркулярных писем, направленных МККК во время войны противоборствующим сторонам, где выражалось сожаление в связи с ростом степени неизбирательности бомбардировок и последовавших из-за этого страданий мирного населения — серию, которая завершалась письмом от 5 сентября 1945 г. (в котором МККК не преминул высказаться и об атомной кульминации ужасов войны), в предпоследнем абзаце которого написано следующее:

«Тоталитарная война породила новые методы ведения военных действий. Означает ли это необходимость признания того, что следует прекратить юридически защищать отдельных людей и отныне считать их просто единицами воюющих коллективов? Это стало бы крушением фундаментальных принципов международного права, которое направлено на то, чтобы защищать людей физически и духовно... Если вой-

38 AM RC: 041.IRC, Prelim. Conf. 1946.

168

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

на отрицает ценность и достоинство [человека], она с неотвратимостью продолжит превращение в ничем не сдерживаемое разрушение, потому, что разум человека, по мере того как он все больше познает действующие во вселенной силы с целью их использования, по-видимому, лишь ускоряет движение по этому фатальному пути... Но идеал Красного Креста остается воплощением идей неотъемлемой ценности и достоинства людей»39.

Средством защиты гражданских лиц и других некомбатантов, которому в основном посвятил свою работу МККК и благодаря которому в эти годы он многого добился в ходе своих попыток загнать обратно в бутылку зловещего джинна тотальной войны, стало создание «зон безопасности», гарантированно не запятнанных вовлеченностью в военные действия, вследствие чего, как надеялся МККК, воюющие стороны окажутся в состоянии исключить их из военных операций. Эта идея, активно обсуждавшаяся в предвоенные годы (и не только в женевских кругах) и в малом масштабе опробованная в Китае и Испании, стала основой для предпринятых МККК в конце войны попыток убедить воюющие стороны признать тот или иной город или район такой зоной в интересах жертв войны, которые там уже находились или могли бы там собраться40. Полная безуспешность этих попыток побудила МККК во время планирования Дипломатической конференции приводить доводы в пользу того, что такие зоны должны быть установлены и согласованы задолго до конфликтов, во время которых они могут спасти людям жизнь. Это была одна из наиболее последовательных позиций в рамках той гуманитарной платформы, исходя из которой Комитет компоно-

39«Окончание военных действий и будущие задачи Красного Креста» («La fin des hostilités et les taches futures de la Croix-Rouge»), 370-е циркулярное письмо Красного Креста центральным комитетам национальных обществ Красного Креста. Переведенный мной фрагмент находится почти в самом конце документа.

40Pictet;s Commentary, IV. 123. Довоенное движение в этом направлении разъяснялось в «Меморандуме МККК правительствам воюющих государств» (ICRC Memorandum to Belligerents’ Governments, 15 May 1944), раздел «Населенные пункты и санитарные зоны, населенные пункты и зоны безопасности» («Localités at zones sanitaires, localités et zones de sécurité»).

169

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

вал как мог гораздо более обширную программу требований, исходивших от движения Красного Креста в целом.

В тексты конференций 1947—1949 гг. вошла не вся эта программа. Опущены были те пункты, которые военные и политические критики нашли наиболее непрактичными, однако осталось достаточно, чтобы soit-disant* реалисты в составе делегаций поражались «идеализму» некоторых из оставшихся положений. Одна из форм, в которой выражался этот «идеализм», была проницательно охарактеризована главой американской делегации на первой из официальной серии конференций — Конференции правительственных экспертов, состоявшейся в Женеве в 1947 г.:

«Подход технических экспертов из освобожденных европейских стран, будучи совершенно понятным как реакция на страшные испытания, через которые большинство из них прошли лично, обнаружил отсутствие сбалансированности, перспективы и административного опыта... в связи с чем иногда бывало затруднительно удерживать встречу в рамках реализма. Эти делегаты продемонстрировали поразительно высокую степень доверия к международному законодательству как средству устранения зла из умов людей»41.

Может быть, в начале 1947 г. еще было возможно возлагать такие надежды на силу международного права в наступавшую, как тогда считалось, новую эпоху. К 1949 г. мечта заметно поблекла. Резковатый в выражениях, но вовсе не жестокосердный глава делегации Австралии полковник У. Р. Ходжсон [Col. W.R. Hodgson] в своем официальном отчете охарактеризовал то, что произошло с проектами текстов 1947 г. во время их прохождения через Стокгольмскую конференцию в 1948 г., следующим образом. Проект МККК в исправленном виде, писал он, «был нацелен, как можно было ожидать, на гуманитарные гарантии в самом широком диапазоне, в нем формулировались условия в отношении свободы действия договаривающихся сторон в рамках, которые, как, возможно, показалось в Стокгольме, были приемлемыми для различных государств. Однако на данной дипломатической конференции, где были представлены только правительства, присутствовали многие делегаты, на своем опыте знакомые

*Так называемые (фр.). — Прим. перев.

41 См. документ, процитированный выше в прим. 13 (p. 1).

170