Best_D_Voyna_i_pravo_posle_1945_g_2010

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

пленным, бежавшим из Германии в Швейцарию, не ставятся препятствия на пути на родину. Без сомнения, страна, столь «буржуазная», как Швейцария, казалась особенно невероятным местом для проявления того рода беспристрастной и нейтральной филантропии, которую коммунисты в любом случае считали столь же невозможной, сколь и, говоря политическим языком, нежелательной.

Само собой, отказ СССР от участия в мероприятиях МККК предполагал и неучастие в основной работе по подготовке к дипломатической конференции 1949 г. До того момента, как советские делегаты неожиданно появились на конференции, о намерениях СССР в отношении новых конвенций можно было только гадать. Обмен догадками занял немалую часть переписки между другими государствами, поскольку все сочли желательным, а некоторые — крайне важным, чтобы СССР

принял участие в этом законодательном процессе и взял на себя обязательства в отношении документов, которыми должен был увенчаться этот процесс. До тех пор пока советские делегаты не появились, чтобы непосредственно довести до всех точку зрения своей страны, другим государствам приходилось делать предположения, основываясь на том, что говорили те восточноевропейские союзники и сателлиты России, которые иногда показывались на подготовительных совещаниях или других мероприятиях, где можно было выяснить их настроения. Югославия была с самого начала самым агрессивным из союзников СССР, высказывая ровно те же самые нескончаемые жалобы и обиды против МККК за его предвоенные и военные моральные прегрешения и добавляя к ним свои собственные, местные основания для враждебности, связанные

стем, как Красный Крест обращался с югославами в лагерях

вИталии и Австрии. Во время основного подготовительного мероприятия 1947 г. — апрельской конференции правительственных экспертов — задача представлять аргументы советской стороны была возложена на Польшу. На Стокгольмской конференции, состоявшейся в следующем году, официально никто не должен был представлять СССР, хотя его враждебная позиция была очевидной из-за характерной для его публичных высказываний грубости7.

7Грубость, отмеченная в депешах, направленных из Стокгольма и Праги в Великобританию: FO 360/3969, K. 9831 and 9878.

141

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

Швеция, которая предоставила место для проведения этой важнейшей конференции, в те годы занимала очень высокое положение в Красном Кресте и была особенно заинтересована в ее эффективной работе. Швеция сумела остаться нейтральной до самого конца войны, но она так активно участвовала в гуманитарной деятельности, что заслужила всеобщее уважение и восхищение. Шведский Красный Крест сыграл важную роль во многих крупных операциях по оказанию гуманитарной помощи, а его президент, энергичный граф Бернадотт, к концу войны ставший фигурой мирового масштаба и воспринимавшийся как выразитель либеральных и общечеловеческих ценностей, ради которых и велась эта война, теперь ревностно трудился ради помощи пострадавшим, примирения и восстановления мира. Сам Бернадотт жил в соответствии с тем образом, который сложился о нем у широкой публики. Он явно считал себя человеком, на которого была возложена некая миссия (более того, много миссий), и помимо того, что у него были налажены хорошие связи с элитами держав-победительниц, как личность производил достаточно сильное впечатление, чтобы держаться весьма самоуверенно. Достоинства и недостатки этого человека хорошо иллюстрируют те жаркие споры, которые поднялись вокруг его униформы и его самолета. Слепо преданный тому, что он, как и многие другие, называл «идеей Красного Креста», он изобрел для себя особую униформу Красного Креста, в которую входили военная фуражка и шинель с красными крестами на ленте и лацканах. Он использовал эмблему и для того, чтобы подчеркнуть чрезвычайную важность той работы, которую он в конце жизни выполнял для ООН в качестве ее посредника в Палестине, наиболее впечатляющим примером чего было ее нанесение на самолет, который ему предоставила ООН! Одобрял ли это Генеральный секретарь ООН, я не знаю. МККК, разумеется, это не нравилось, и в Комитете постарались убедить отказаться от всего этого. Бернадотт не мог понять почему, но согласился вынести этот вопрос на Стокгольмскую конференцию, где отрицательное решение было принято с соблюдением вежли-

142

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

вости, но твердо — всего за несколько недель до того, как он был убит израильским экстремистом в Иерусалиме8.

В самом движении Красного Креста идея Бернадотта подталкивала в сторону позиции членов Лиги против позиции МККК. Он с самого начала участвовал в дискуссиях, продвигая с 1946 г. свой план, целью которого было «заставить Международный комитет стать интернациональным как по составу, так и по функциям», и в качестве основного организатора конференции в Стокгольме в 1948 г., благосклонно исполняя роль председателя во время непрерывной кампании против МККК, которую проводили на этом форуме американцы и бельгийцы9. Однако его интерес и интерес его страны к этим вопросам, возможно, не может быть полностью объяснен политическими процессами внутри движения Красного Креста. По крайней мере два министерства иностранных дел подозревали, что за этим стоит некий грандиозный план. Директор политического департамента швейцарского Министерства иностранных дел 2 августа 1948 г. сообщил британскому представителю в Женеве, что «швейцарское правительство весьма озабочено шведским предложением относительно того, что Комитет следует интернационализировать... Во-первых, потому, что шведы старались придать вес своим претензиям на статус нейтралитета, сопоставимый со швейцарским, и, во-вторых, из-за личных амбиций графа Бернадотта». Для Уайтхолла в этом не было ничего нового. «Нам уже какоето время было известно, — отметил чиновник высокого уровня из Министерства иностранных дел 9 августа, — что к числу амбиций графа Бернадотта относилось стремление к тому, чтобы Швеция стала северной Швейцарией, т.е. перманентно нейтральной, а сам бы он возглавлял шведский Красный Крест, либо соперничающий с МККК, либо заменивший его (sic!). Советское правительство испытывает неприязнь к швейцар-

8Это изложение частично основано на детальном меморандуме Управления международных союзов (Direction des Unions Internationales), посвященном Стокгольмской конференции и датированном 3 сентября 1948 г.; см.: FR: 8.3.15, Croix-Rouge

Internationale: Dossier General, relations avec l’ONU.

9Доклад Джеймса Т. Николсона (James T. Nicholson) от 4 сентября 1946 г. на Предварительной конференции обществ Красного Креста в Женеве 26 июля — 3 августа 1946 г.; см.: AM RC: 041. IRC, Prelim. Conf. 1946, p.7.

143

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

скому правительству и МККК, так что оно вполне могло поощрять графа Бернадотта»10. Похожих взглядов по поводу надежд шведов и амбиций Бернадотта придерживался сэр Джон Кеннеди, ведущая фигура в британском Обществе Красного Креста. В апреле 1948 г. в беседе с сотрудником военного министерства он заметил, что, поскольку Швеция не смогла стать «нейтральной страной, воспринимаемой наравне со Швейцарией», и поскольку граф смог пробиться в Комитет, «шведы теперь, по-видимому, сменят курс и будут поддерживать точку зрения славян, и эта тенденция будет подпитываться растущим чувством страха перед могучим соседом»11. С могучим соседом действительно было трудно поладить, даже тем, кто очень к этому стремился.

Страх перед СССР, по твердому убеждению американских

ибританских дипломатов, вовлеченных в этот процесс, был главным фактором, определяющим состояние умов всех участников из континентальной Европы, и именно этим, с точки зрения англосаксов, отчасти объяснялось исключительное стремление европейцев сделать конвенцию о гражданском населении настолько всеобъемлющей, насколько возможно. Но если дело и обстояло именно так, то у меня на этот счет нет никаких явных доказательств; впрочем, возможно, это

ине тот предмет, о котором люди будут с легкостью говорить. Более очевидным мотивом для такого рода конвенции — притом мотивом, в котором гораздо проще признаться, — было то, что произошло со странами, подвергшимися военной оккупации во время недавно закончившейся войны. Среди тех, кто принимал активное участие в подготовительной работе, несомненно, наиболее значительным действующим лицом была Франция.

Франция представляется во всех отношениях государством, чей подход к процессу пересмотра был наиболее запутанным. Отчасти это было следствием тяжелого опыта, через который недавно пришлось пройти этой стране, отчасти же (как предполагали американцы и англичане) — политической неразберихи и конституционной слабости.

Западных наблюдателей не могли не поражать две основные черты французской политики. Во-первых, Франция не

10UK: FO 369/3969, K. 8961 and 9000.

11UK: FO 369/3968, K. 5419.

144

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

переставала пребывать в состоянии «временного» правления, начиная с момента освобождения в конце 1944 г. и вплоть до осени 1946 г.; во-вторых, коммунистическая партия там была очень активна, не только как участник «переходной» политики, но и как крупнейшая партия, вошедшая в коалиционное правительство после выборов, состоявшихся в ноябре 1946 г.,

инаходившаяся в нем вплоть до следующей весны и с тех пор бывшая наиболее явной антиамериканской и просоветской партией в Западной Европе. На снисходительный англоамериканский взгляд, во Франции царил полнейший сумбур, страна потеряла свою прежнюю силу и решимость реализовать восстановление экономики и была не в состоянии ощутить ту скрытую национальную мощь, которую впоследствии высвободил де Голль. Проявлявшаяся время от времени нерешительность французской делегации на конференциях 1947

и1949 г. объяснялась разногласиями внутри французского кабинета и изменениями курса вследствие давления лоббистских групп бывших военных, а также тех, кто попал в плен или был депортирован.

Кроме того, на французскую позицию повлияла необычайная сложность недавно пережитого страной опыта. С одной стороны, французы знали все о том, что значит быть захваченными, оккупированными, эксплуатируемыми, плененными, интернированными и депортированными. С другой стороны, они к тому моменту многое узнали о трудностях достижения признания доблестных бойцов Сопротивления законной воюющей стороной. За этими двумя предметами озабоченности, связанными с недавними событиями, маячил еще один, более традиционный, — он проявился, когда Межминистерский комитет, на который была возложена подготовка Дипломатической конференции, дошел до вопроса о допустимой интенсивности труда военнопленных. Франция в те годы остро нуждалась в рабочей силе, необходимой для материального восстановления страны, и выжимала все что можно из немецких военнопленных, которых соответственно вовсе не хотела репатриировать так быстро, как считал нужным МККК. Эти военнопленные также работали более восьми часов в день — предела, который, при прочих равных условиях, Франция хотела бы установить для защиты французских военнопленных в будущих конфликтах. Альбер Ламарль, глава делегации на Конференции правительственных экспертов в 1947 г., так сфор-

145

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

мулировал вопрос: «Франция должна, — сказал он, — обеспечить приоритет своих демографических и биологических интересов... Физическая защита французов, которые могут стать военнопленными, представляет собой постоянный вопрос жизненной важности, и должен перевесить все временные задачи»12.

Следует упомянуть еще об одной отличительной черте французского подхода. Франция проявила особое рвение, чтобы привлечь к участию СССР, и проявила определенную жесткость в преследовании этой ускользающей цели. Уайтхолл и Вашингтон задавали себе вопрос, до какой степени это можно приписывать коммунистическому влиянию и до какой — страху перед Советским Союзом. Безусловно, забота об участии Москвы среди всех «стран Запада» была специализацией Франции; и, судя по всему, именно это, а вовсе не участие в политических интригах Лиги против МККК, подвигло ее в конечном итоге намекнуть, что если единственный путь заманить СССР за стол переговоров — это сдать МККК со всеми потрохами, то именно так и нужно поступить13. К счастью, до такой отчаянной меры дело не дошло, и на Дипломатической конференции Франция фактически поддерживала МККК больше, чем некоторые другие государства.

Сравнительно прямолинейный и простой подход Великобритании оказался в противоречии с ее конфликтным пове-

129-е совещание Межминистерской комиссии, 17 января 1947 г.; in FR: Serie Union, CI. (мой перевод на английский. — Дж. Б.).

13UK: FO 369/4144, K.2447: копия переписки между французским посольством в Вашингтоне и Государственным департаментом, январь 1949 г., и протокол британского Министерства иностранных дел, составленный Джоном Александером (John Alexander). Председатель делегации США на Конференции правительственных экспертов в 1947 г. Альберт Е. Клаттенберг (Albert E. Clattenburg) в «секретной» части своего доклада (от 16 августа 1947 г.) заметил, что «за тем, что ими [европейскими техническими экспертами] говорилось открыто, чувствовалось тревожное ожидание того, что новая оккупация их стран может произойти в любое время. Этот едва прикрытый страх был так же силен у предположительно просоветских делегаций Польши и Чехословакии, как и у голландской, норвежской и бельгийской,

атакже у французской делегации, по крайней мере частично находившейся под влиянием коммунистов». US: Diplomatic Papers, 514.2 Geneva/8-2647.

146

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

дением на конференциях. Ревизия конвенций о Красном Кресте и, кроме того, конвенций о военнопленных с самого начала считалась на Уайтхолле желательной и необходимой. Великобритания приобрела богатый опыт применения законов о военнопленных и связанной с ними административной деятельности и обладала общей с государствами Содружества наций и США конструктивной способностью видеть обе стороны вопроса, а именно сторону тех, кто оказался в плену, и сторону тех, кто захватывал в плен. Несмотря на неизбежные сбои в отношениях в военное время, Великобритания вышла из войны с чувством восхищения перед Красным Крестом и большой к нему благодарности. МККК, со своей стороны, по-видимому, счел систему управления делами военнопленных в Великобритании пригодной для взаимодействия и эффективной. Таким образом, Великобритания была готова взять на конференцию хорошо проработанный план усовершенствования конвенций, в чем она была действительно заинтересована, и оказалось, что большинство ее предложений были приемлемы для всех.

Однако на этих традиционных для Красного Креста проблемах и заканчивался серьезный интерес к Комитету со стороны Великобритании, а ее солидарность с ним улетучивалась. У нее не возникло большого энтузиазма по поводу идеи распространения действия конвенций на внутренние конфликты наряду с внешними. Противодействие Великобритании стало настолько навязчивым и мелочным, что ее делегация в 1949 г. стала самой непопулярной из всех и навлекла на себя критику даже со стороны своих ближайших союзников. Помимо принципиальной критики проектов текстов со стороны Великобритании, можно привести два общих объяснения ее поведения. Во-первых, отношения Уайтхолла со своим Национальным обществом Красного Креста отличались от тех, которые считались нормальными в других странах. Следствием этого было полное отсутствие понимания того, что происходило в международном движении Красного Креста. Там, где другие национальные администрации делали свои национальные общества своими доверенными структурами (наиболее явно это относилось к США, но в разной степени также и ко всем, кто участвовал в работе движения), Уайтхолл не считал нужным это делать, а лица, обладающие властью в британском Красном Кресте, который сам по себе в то время был

147

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

исключительно иерархической организацией, не подталкивали его к этому. Таким образом британское Министерство иностранных дел было избавлено от хлопот по поводу взаимодействия с какой-либо иной структурой Международного движения Красного Креста, помимо собственно МККК, что опять-таки выставляло Уайтхолл в особом свете. США

ивсе прочие участники, о которых что-либо известно, сравнительно мало беспокоились по поводу статуса МККК. Комитет был — и остается — исключительной, единственной в своем роде, базирующейся в Швейцарии и управляемой швейцарцами неправительственной организацией, ради общей пользы наделенной квазиполитическими и дипломатическими функциями с согласия (часто молчаливого) государств. По-видимому, большинство западных государств наблюдало за его прагматичным, постепенным развитием без ревности или озабоченности. Уайтхолл, однако, относился к МККК в высшей степени настороженно, и поэтому нельзя считать, что в результате этих переговоров и конференций Великобритания оказалась в большом выигрыше с точки зрения ее интересов как по причине подозрительности в отношении МККК, так и из-за отказа поступиться своим суверенитетом, посылая официальных делегатов на конференцию Международного движения Красного Креста в 1948 г.

Американский подход был относительно спокойным. Опыт использования конвенций 1929 г. в военное время определил для США повестку дня в отношении пересмотра и усовершенствования, достаточно похожую на ту, которую выработала Великобритания, чтобы они могли вместе работать над большинством проблем, связанных с Красным Крестом

ивоеннопленными; расхождения между ними были интересными, но бывали нечасто. Опытом США как первоначально нейтральной страны в этой войне — более того, нейтральной страны, граждане которой свободно перемещались по воюющим странам, — была обусловлена их более твердая поддержка целей и задач будущей конвенции о защите гражданского населения; а из их собственного исторического опыта ведения гражданской войны, возможно, как раз и проистекало их более благосклонное отношение к предложениям распространить действие конвенций на внутренние конфликты.

Однако всякий раз, когда военные и гуманитарные соображения вступали между собой в противоречие, американ-

148

Глава 4. Женевские конвенции 1949 г.

ские военные выступали с тех же позиций, что и британские (а в конечном итоге и советские). Шероховатости, иногда возникавшие в отношениях между британской и американской делегациями на конференциях 1947 и 1949 г., были не столько связаны с сутью предмета обсуждения, сколько с процедурными и стилистическими разногласиями. Поведение британцев на переговорах нередко утомляло, а убежденность Великобритании в собственной непревзойденной мудрости и столь же непревзойденной важности было трудно переносить.

Кроме того, США не слишком беспокоились по поводу

СССР. Вопрос советского участия мало заботил Вашингтон. Французы не могли этого понять и до последней минуты всеми способами пытались заставить Госдепартамент посмотреть на ситуацию их глазами, но без успеха. На начало зимы 1948— 1949 гг. Вашингтону, по-видимому, было глубоко безразлично, соизволят русские появиться или нет, — и эта упорная позиция, как можно предположить, наблюдая за поведением русских дипломатов, на самом деле намного сильнее повлияла на их решение участвовать в конференции, чем суета французов.

Несмотря на то что между правительственными ведомствами США и Американским Красным Крестом существовало настолько тесное и непринужденное сотрудничество, что между ними не возникало разногласий по поводу совместной работы, как на подготовительном этапе, так и собственно во время конференции (до такой степени, следует отметить, что Гарольд Старр, делегированный этим обществом, представлял свою страну в Комитете I вместе с господином Мак-Каоном из Государственного департамента и коммодором Ханзикером из Военно-морского флота США), Госдепартамент, судя по всему, не стремился втягиваться в политические игры внутри движения Красного Креста. Он не выступал за МККК против Лиги, но и не поддерживал Лигу против МККК. Администрация США, по-видимому, считала, что может иметь дело с любым центральным органом международного Красного Креста, какой только может существовать, но изначально отдавала предпочтение МККК, работой которого во время войны она, как и Уайтхолл, открыто восхищалась. Но Американский Красный Крест глубоко погрузился в политические процессы, о которых мы уже упоминали. Да и разве могло быть по-другому, когда Лига начала свое существование

149

Часть II. Реконструкция законов войны, 1945—1950 гг.

и развивалась как его протеже — в то время когда Северная Америка обеспечивала бóльшую часть денег для обеспечения деятельности Красного Креста по оказанию помощи и реабилитации, которой в те послевоенные годы, казалось, конца не предвиделось, — и когда председатель Американского Красного Креста был также и председателем Лиги?14

Сравнительно долгое время, прошедшее между формальным приглашением МККК и открытием Конференции правительственных экспертов, предоставило Лиге достаточно возможностей, чтобы присоединиться к делу. Она бы в любом случае не осталась в стороне — устав МКК и межвоенная практика гарантировали ее участие, — но теперь, когда воинствующие члены Лиги широким фронтом надвигались на МККК, чтобы вынудить его, если получится, сдаться или по крайней мере поделиться своими прерогативами, особый интерес Лиги к конвенциям непременно должен был быть учтен. Кампания началась с краткой встречи во время совещания Совета управляющих Лиги в Оксфорде, состоявшегося в середине июля 1946 г., и продолжилась сразу же после этого в Женеве, где была созвана Предварительная конференция национальных обществ, призванная рассмотреть «различные вопросы, которые возникли во время войны» и которые необходимо будет решить в течение 1948 г.15 Одним из итогов этой Пред-

14Европейские лидеры кампании против МККК все эти годы, разумеется, действовали в сговоре с американским Красным Крестом. Их планы, совещания и конференции приносили им определенные результаты по некоторым финансовым и административным вопросам, вызывающим у них особое беспокойство. Но им не удалось сдвинуть МККК с того, что Комитет считал своей прерогативой относительно Женевских конвенций в военное время; и как бы американский Красный Крест ни желал поддерживать этих так называемых интернационализаторов с 1946 по 1948 г., никаких свидетельств того, что он это делал в 1949 г., по-видимому, нет.

15AUST RC: копия доклада, сделанного К. Дж. Уайтом (C. G. White) из Новой Зеландии для своего национального общества Красного Креста. Он отмечает факт коалиции между Американским Красным Крестом и воинствующими европейскими сторонниками Лиги, а также, что представляет особый интерес, приводит обобщенные данные о допускавшемся во время войны несанкционированном (а в ряде случаев неуместном) использовании эмблемы Красного Креста и о том, как Германия в некоторых случаях давала разрешение на это.

150