4. Интеллектуальный кругозор античной философии на этапе пребывания

Со смертью Платона завершается первый этап развития античной философии, который мы назвали этапом пребывания, т. е. формиро­вания устойчивого образца, послужившего точкой отсчета для всего последующего развития европейской философии и утверждением той полноты, которая в дальнейшем — в период исхождения — претерпе­ла развитие в отдельных своих частях, получила их более детальную разработку, хотя и не воспроизводилась более как таковая вплоть до определенной ступени третьего этапа — возвращения. Очертим тот интеллектуальный горизонт, который был освоен античной филосо­фией к этому времени.

В результате развития философии от пифагорейцев до Платона была практически очерчена оппозиция двух сфер: сакральной и про- фанной, небесной и земной, вечной и преходящей. С первой отчетли­во связывается подлинное бытие и подлинное знание, со второй — мир становления и мнения. Философия посредничает между тем и другим мирами, поскольку сами подлинные философы — "божест­венные мужи"* , и ими (или за них) создаются "священные тексты", подлежащие изучению и толкованию адептами-учениками. Отноше­ние "учитель —священный текст —ученик" предполагает все более чет­кую организацию института, который позволяет воспитывать, начиная с юности, подлинного почитателя мудрости путем обучения его опре­деленному набору дисциплин, прежде всего — математических, кото­рые позволяют отвлечься от мира становления и подводят к миру под­линного бытия.

Для человека этот переход возможен потому, что его душа — боже­ственного происхождения, но только осознать это и культивировать ее божественность могут очень немногие. Странное промежуточное положение души, безусловно бессмертной и далеко не столь безуслов­но связанной с этим телом — для философа, безусловно связанной с этим телом и далеко не столь безусловно бессмертной — для обывате­ля, души, постоянно ведущей безмолвную беседу с самою собой, души, испытывающей необъяснимую бессознательную тягу к прекрасному и благому и постоянно свергающейся от этих прекрасного и благого к безобразному и злому, делает ее первым и постоянным предметом заботы философа. Душа посредством чувств воспринимает здешний мир, а посредством рассуждения строит истинные или ложные умозак­лючения о нем; но она также приобщена и к божественному уму, а через него — к созерцанию подлинного бытия и к подлинному знанию.

Именно овладение подлинным знанием и позволяет философской душе понять, что эта проявляющаяся в человеке тяга к прекрасному есть след ее божественного происхождения. Культивируя прирожден­ное душе стремление вернуться к своей духовной родине, восходя от зримой красоты тел к незримой красоте поступков и наук, душа бла­городного юноши под руководством опытного наставника перестает подчиняться воздействию страстей: она учится управлять ими и вести себя в соответствии с требованиями разума. Тогда она постепенно начинает понимать природу блага, которая превосходит даже природу прекрасного, блага, ради которого можно пожертвовать жизнью, по­тому что жизнь во зле пагубна для души. Подлинный наставник не придумывает для ученика некие искусственные правила жизни, а пока­зывает ему, что достойное поведение человека, развившего соответст­вующие добродетели, позволяет ему жить в согласии с общим устрое­нием мироздания. Властвуя над вожделениями, подлинный философ достигает здравомыслия-воздержности; умеряя пылкое начало души, которое без призора ведет к бесчинству и дерзости, он обретает под­линное мужество; культивируя разумное начало, достигает мудрости; а умея совместить все эти добродетели и должным образом применять каждую, обретает справедливость.

Подлинным и наилучшим образом такая душа могла бы проявить­ся при некоем идеальном государственном устройстве, которое само отражало бы структуру души и в полноте позволяло бы проявиться справедливости. Оно было бы соотнесено с высшим благом, которое безущербно изливается из своей вышебытийной полноты, но вместить которое каждое из сущих может только в меру своей сознательной приобщенности к нему. Мир подлинного бытия, который в то же вре­мя—а сказать вернее — вечно соответствует подлинному знанию и сам есть надмирный ум, вмещает это благо во всей его доступной бытию-уму полноте. Душа вечно устремлена к этому миру надмирно- го ума, она вечно воспроизводит его и стремится вместить его в уде­ленной ей мере, но в этом воспроизведении она не в силах оставаться на уровне ума и потому создает его совершенное подобие: прекрасный космос. Так у мира ума-образца — умопостигаемого космоса — появ­ляется его прекрасное подобие — чувственно воспринимаемый кос­мос. То, что в умопостигаемом космосе дано в единораздельной цель­ности бытия и ума, в вечности, являющейся жизнью ума, в здешнем мире воспроизводится во времени, которое есть жизнь души и зри­мым образом проявляется прежде всего в движении небесного свода.

Этот макрокосм целиком воспроизводится в микрокосме, каким является человеческое существо, одно из множества живых существ. Наделенный умом, душой и телом, человек тем самым причастен ко всем уровням иерархически устроенного универсума. Для его соз­нательного постижения философ культивирует систему наук, кото­рые определяют поведение и душевный склад (этику) человека, его место в социуме и структуру этого социума (политику), правила вла­дения языком, рассуждения о любом предмете и умение убеждать (грамматику, логику и риторику), понимание строения здешнего под­вижного мира в целом (физику и астрономию), знание невеществен­ного мира неподвижных математических сущностей (арифметику, гео­метрию и музыку); наконец, они обеспечивают философу постижение божества, даваемое первой философией, той наукой, которая, как пишет Аристотель, "могла бы быть или только или больше всего у бога": "все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше — нет ни одной" («Метафизика», I 2, 983 а 9-11).

Таким образом, философия стала общим именем для всякого ра­ционального знания, помнящего о своем божественном первоистоке. И поэтому когда все указанные науки постепенно вошли в поле зрения философии и стали предметом ее компетенции, тогда и вся предшест­вующая история постепенно и разнообразно развивающейся мысли могла быть воспринята как история философии: к философам мог быть отнесен и мудрец Фалес, и "ученые" Анаксимандр и Анаксимен, и запоздалый поклонник Дельфийского бога Гераклит, и стремящиеся культивировать прежнюю ионийскую науку в век софистического про­свещения Анаксагор или Диоген Аполлонийский, и ученик софистов Демокрит, и др. В обретенной полноте философского ведения всем им нашлось свое место, и все они разместились на одной плоскости перед испытывающим их философским умом.

При этом иерархическое превосходство божественных мужей, яв­ляющих высшую мудрость, над поклонниками и толкователями этой мудрости, философами, и всех их над теми, кто путем составления ру­ководств и специальных рассуждений по отдельным наукам разраба­тывал техническую сторону человеческого знания, — перестало осозна­ваться и на какое-то время забылась. Эллинство сменилось эллинизмом; божественная мудрость повывелась, философия без нее в значитель­ной степени потеряла свой исконный смысл, а философское ремесло, став на долгое время предметом презрения и насмешек, влачило жал­кое существование в пределах, отведенных ему новой эпохой.Глава 2. ИСХОЖДЕНИЕ (лрообод)

После смерти Платона Академию на протяжении восьми лет воз­главлял его племянник Спевсипп. Два наиболее сильных философа школы — Ксенократ и Аристотель — покидают Академию. Первый возвращается в Академию по приглашению Спевсиппа и после его смерти становится во главе школы. Второй надолго уезжает из Афин, возвращается туда в 335 г. до н.э. и начинает вести собственную шко­лу в Ликее.