Глава 6

Ренессанс натуралистического сознания

При всех преобразованиях научного знания остается не­изменной преемственность идей, общих представлений, стилей мышления, методов. Оценка новейших методологических тенденций предполагает их соотнесение с прежними нормами и идеалами позна­ния. В этой связи речь пойдет о такой инвариантной компоненте естественно-научного исследования, как натуралистическое созна­ние. В самом широком смысле слова это — специфическое мирови-дение естествоиспытателя, порождаемое непосредственным контак­том с Природой. Взяв на себя ответственность за раскрытие тайн Природы, естествоиспытатель оказывается, в известном смысле, от­страненным от событий социальной жизни и даже уверенным в том, что занимается самым фундаментальным делом, способным пролить свет и на социальное бытие человека. Подобное убеждение и его конкретные формы реализации получилив марксистской литературе название «натурализм» и оценивались исключительно негативно. Сегодня же мы говорим о проблеме выживаемости человечества как о важнейшей для современной цивилизации. Сугубо «натуралисти­ческие» мотивы ценности человеческой жизни, ее вписанности в экологическое равновесие биосферы осознаются в широком контек­сте возрождения общественного интереса к Природе и к феномену жизни в особенности. «Старомоден ли натуралист?» — так озаглавил свою статью известный генетик Ф. Добржанский более тридцати лет тому назад и, отвечая отрицательно, показал, что даже молекуляр­ная генетика не может процветать без традиционных биологических методов описания и наблюдения.

Тем более, это относится к современной системе экологических дисциплин. Крайние полюсы — математическая экология и эмпири­ческие исследования в полевых условиях — могут быть плодотвор­ными лишь во взаимосвязи. Доподлинное знание реальных экологи­ческих ситуаций в различных регионах важно и потому, что только

104

в этом случае обнаруживается экологическая опасность для жизни и здоровья людей. Без такого знания, основанного на скрупулезном описании, все призывы к гуманизации науки останутся лишь общими словами. Натуралистическое сознание сегодня способно создать про­чную базу для реализации гуманистических идей, и в этом прежде всего проявляется возрождение авторитета натурализма (будем иногда использовать для краткости и этот термин).

Слово «натуралист», к сожалению, выпало из нашего языка, стало крайне редко употребляться. Натуралист остался, а слово ис­чезло. Под воздействием многих обстоятельств научной и обществен­ной жизни произошла дискриминация образа натуралиста, дискри­минация натуралистического сознания, натуралистического миро­воззрения. При сопоставлении этой формы мировоззрения с философским мировоззрением утвердились довольно унизительные для естествоиспытателей суждения о том, что натуралистическое мировоззрение есть нечто недоразвитое, сырое, беспомощное, чрева­тое ошибками, не способное быть философской основой естествозна­ния. На союз с философией естествоиспытатель приглашался (а точ­нее сказать, обрекался) не на основе изучения философии и ее исто­рии, а на основе полного отречения от собственной философской позиции.

В такой собственной позиции, а она непременно есть у каждого мыслящего естествоиспытателя, официальную философию долгие годы не устраивало именно то, что составляет сердцевину натурали­стического мировосприятия: признание объективности природных процессов непременно сопровождается почтением к Природе, благо­говением перед ней как важнейшим жизненным ощущением, прони­зывающим жизнь и научную деятельность естествоиспытателя. Да­же сегодня приходится слышать, что любовь к земле крестьянина, любовь к природе ученого относятся якобы лишь к сфере эмоций и потому ни чего не проясняют в формах и содержании их деятельности. При этом забывается, что необходимая для всякого творческого труда свобода произрастает из способности человека к любви — к людям, объектам изучения, результатам своего труда, к природе, к самому себе, наконец. Ведь любовь непременно связана с неподдающимися регламентациям движениями души, она поддерживает эти движения и способствует их распространению на все сферы жизнедеятельности человека.

Поэтому натуралистическое сознание, основанное на любви к Природе, не является достоянием только естествоиспытателей. Это — необходимая компонента мироощущения, отражающая строй души, сопричастный природе, включающий ощущение человеком себя как живого существа в ряду других существ, а также в ряду

105

других естественных тел Вселенной. Путь к Космосу предопределен для человека, воспринимающего себя как природное существо.

Понятие «натуралистическое сознание» имеет смысл отличать от «натуралистического мировоззрения» по следующим соображениям. Мировоззрение как совокупность, определенная система идей, взгля­дов, принципов характеризуется какой-то структурой, установлен­ными связями между компонентами, поддающимися рациональному обоснованию и выражению. Но формируется и эволюционирует на­туралистическое мировоззрение как бы в «пространстве» натурали­стического сознания, несравненно более аморфного образования, включающего в себя психологический настрой личности, манеру чувствовать и думать. Постоянным остается стержень — убежден­ность в объективности Природы и почтительное отношение к ней, но конкретные формы натуралистического сознания видоизменяются в зависимости от развития естествознания и даже отражают сдвиги в общественном сознании, в жизни общества. Тем не менее натурали­стическое сознание развивается по каким-то своим законам, еще мало изученным.

Думается, что понятие ментальное™ способно содействовать этому изучению. Как пишет А.Я. Гуревич, «ментальность выражает повседневный облик коллективного сознания, не отрефлектирован-ного и не систематизированного посредством целенаправленных ум­ственных усилий мыслителей и теоретиков. Идеи на уровне менталь­ное™ — это не порожденные индивидуальным сознанием завершен­ные в себе духовные конструкции, а восприятие такого рода идей определенной социальной средой, восприятие, которое их бессозна­тельно и бесконтрольно видоизменяет, искажает и упрощает. Но не на уровне ли ментальное™ подчас нужно искать и ту мыслительную и эмоциональную почву, в которой зарождается идея как таковая?»¹.

Принадлежность натуралистического сознания к «истории меи-тальностей», самому феномену ментальное™ подтверждается уже тем, что каждый человек как живое существо имеет то или иное, пусть даже бессознательное, отношение к природе. Когда мы входим в сферу теоретического естествознания, социологии науки, ее миро­воззренческих оснований, то натуралистическое сознание обретает более четкие и осознанные формы, но не перестает быть самим собой, то есть сохраняет одновременно свои размытые границы, обуслов­ленные его принадлежностью к коллективному сознанию, к культуре в целом. Точнее говоря, с одной стороны, в случае научной деятель-

I Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом на­правлении в зарубежной историограции. (Одиссей. Человек в истории. М., 1989. С 115.)

ности, натуралистическое сознание обретает форму естественно-на­учного мировоззрения, а с другой стороны, продолжает функциони­ровать в той же деятельности как экологическое, биологическое, геологическое и т.д. сознание. Соотношение всех этих модификаций натуралистического сознания друг с другом и с мировоззрением дол­жно быть специально исследовано, а здесь подчеркнем лишь один момент, существенный для дальнейшего обсуждения темы.

Натуралистическое сознание, как отмечалось выше, неразрывно с его переживанием. Чаще всего именно эмоциональная часть нату­ралистического мировоззрения стимулирует его движение ко все бо­лее широким обобщениям. Приведем лишь один пример. Лидер аме­риканской социобиологии Эдвард Уилсон является энтомологом по профессии, много работавшим в различных экспедициях, широко интересующимся экологическими связями в природе и экологиче­ским движением в обществе. Эта стержневая линия жизни дала себя знать в его книге «Биофилия» , когда на второй план отошли доволь­но умозрительные аргументы в пользу социобиологических идей и претензии на создание «новой науки о человеке», характерные для прежних работ. На страницы книги выплеснулся пестрый, многооб­разный, обескураживающе таинственный мир живой природы. И человек предстал в той важнейшей роли в этом мире, которая обус­ловлена его «биофильными чертами», то есть способностью к благо­говейному отношению к жизни. Биофилия — не только отражение связи живого с живым, но и мера «жизненности» человечества. Пока есть эта биофилия — мир не разрушится.

Биолог Уилсон надеется, что биофильные черты человека будут поняты по их генетическим основам. Выдающийся гуманист и фило­соф Альберт Швейцер обращался к уму и сердцу человека, призывая к построению всей системы нравственных ценностей на основе бла­гоговения перед жизнью. Теолог Тейяр де Шарден нарисовал такую яркую, поэтическую картину биологической эволюции, что благого­вение перед Христом у него фактически сливается с благоговением перед жизнью... Какие разные люди, какой различный культурный материал используется для доказательства единства человека с при­родой!

Однако наиболее полно и многообразно позиция современного натуралиста выражена в трудах В.И. Вернадского. Его творчество, завораживающее чистотой помыслов и богатством идей, может дать представление о возможностях целостного натуралистического ми­ровоззрения в наш век скурпулезного препарирования Природы. Все принципы различных концепций Вернадского объяснимы, выводимы

¹ ШЬоп Ейпагй О. ВюрпШа. Нагуагб 1)п1у. Ргем е1 а!.. 1984.

106

107

из того, что он считал себя натуралистом — не философом, несмотря иа пристрастие к философии, не геологом, не биологом, даже не биогеохимиком, а именно натуралистом. Многообразие мира выра­жалось у него с помощью такого универсального понятия как «есте­ственное тело», охватывающего все известные науке дискретные об­разования живого и косного вещества. В зависимости от предмета и метода познания изменяется содержание понятия «естественное те­ло», меняется ракурс его рассмотрения настолько, что живой орга­низм в биологии — это одно «естественное тело», а в биогеохимии — другое. Придавая огромное значение взаимодействию «естественных тел», их иерархической упорядоченности, В.И. Вернадский выделил такую сторону этого взаимодействия как совместное, сопряженное и взаимообусловленное развитие целостных систем или их элементов. Идея коэволюции и ее конкретная разработка в концепции биосферы видится в качестве важнейшего из уроков В.И. Вернадского.

В настоящее время под коэволюцией прежде всего понимается сосуществование и соразвитие мира природы и мира цивилизации на Земле. Вместе с тем успешно развиваются экспериментальные работы на молекулярно-генетическом уровне живого, использующие понятие коэволюции как центральное в теоретических интерпрета­циях эмпирически установленных взаимосвязей между эволюцией белков и нуклеиновых кислот. Между этими крайними полюсами (биосфера и молекулы) располагаются иные уровни изучения коэво-люционных процессов. Так, известная социобиологическая концеп­ция генно-культурной коэволюции решительно настаивает на необ­ходимости изучения эволюционно-биологических корней всех собст­венно человеческих характеристик, включая нравственность, и даже претендует на создание новой науки о человеке. При анализе этой концепции становится ясным, что идея коэволюции на уровне так называемых «человекоразмерных» систем ставит перед натурали­стическим сознанием довольно трудные вопросы. Но именно поста­новка этих вопросов позволяет увидеть как достоинства, так и недо­статки натуралистического подхода.

Безусловно плодотворны представления о жизни на нашей пла­нете как о едином организме и самоощущение человека как неотъем­лемой части этого организма. Без такого самоощущения не может быть экологического сознания, а именно оно выступает гарантом гуманистического содержания экологических программ. Присущая современному натуралистическому сознанию пристрастность к явле­ния м кооперации, сотрудничества в живой природе оказывается скоррелированной с экологически значимым интересом к изучению «человекоразмерных» экосистем, к механизмам коэволюционного процесса. Однако включенность в эти процессы социальной компо-

ненты, самого существования цивилизации и ее субъекта — челове­ка неизбежно приводит к возрастанию теоретической и методологи­ческой ответственности исследователей.

Из широкого круга проблем, связанных с этой ответственностью, обсудим лишь один вопрос. Очевидно, что натуралистическое созна­ние базируется прежде всего на эмпирических данных, на эмпириче­ских обобщениях. Известно, что Вернадский, например, неоднократ­но подчеркивал связь своей позиции натуралиста с уважительным отношением к эмпирическим обобщениям. Однако в современной литературе, представляющей философские размышления естество­испытателей, с понятием «эмпирические обобщения» не все в поряд­ке. Можно привести немало примеров, когда естествоиспытатели, обсуждая по сути широкие общефилософские вопросы природы чело­века, его вписанность в концепции глобального эволюционизма, са­мо понимание глобального эволюционизма, постоянно апеллируют тем не менее к эмпирическим аргументам. Точнее говоря, эта апел­ляция лишь декларируется, камуфлируя определенные мировоз­зренческие допущения. Так, Майкл Рьюз строит свое доказательство биологической природы морали в концепции «эволюционной этики» исключительно на «эмпирических доводах», в полном соответствии с тем, что постоянно называет себя «эмпирическим дарвинистом», «ученым-эмпириком»¹. Главный «эмпирический аргумент» заклю­чается в том, что «...этическое разумение человека — это непосред­ственная каузальная функция эволюции через естественный от­бор...»². Далее в тексте эта мысль повторяется в более простой форме: «...моральные нормы суть такая же часть нашей биологии, как руки, глаза, зубы и все остальное»³, «мы моральны в конечном счете пото­му, что естественный отбор счел это выгодным»⁴.

Очевидна ортодоксально-дарвинистская позиция автора. Но ос­тается не ясным, почему вера в универсальный характер дарвинов­ских принципов объяснения эволюции называется «эмпирическим доводом»? Каким образом от этого и других «эмпирических доводов» (например, о генетической программированное™ морали) соверша­ется скачок к «дарвиновской эпистемологии» и «дарвиновской этике» как якобы последнему слову современной философии? Создатель «радикального натурализма» довел до логического конца ту абсолю­тизацию эволюционно-биологического подхода к человеку, которая

¹ Рьюз М. Эволюционная этика — здоровая перспектива или окончательное одряхление? // Вопросы философии. 1989. N 8.

² Там же. С. 36.

³ Там же. С. 40.

⁴ Там же. С. 45.

108

109

присуща социобиологии. Использованы все ее ведущие понятия, а также характерный для социобиологии беспроблемный подход к со­временному статусу дарвинизма. Рьюз заверяет читателя, что «эм­пирический аргумент» о всесилии естественного отбора «отвечает критериям научности и, следовательно, подлежит проверке, верифи­кации или же фальсификации»¹. К сожалению, обещание проверки не выполнено. Как и социобиологи, Рьюз избегает теоретических споров по проблемам эволюционной биологии и предпочитает «эмпи­рические доводы».

Однако каким образом возможно «эмпирически» сохранить при всех разнообразных ракурсах идеи коэволюции, ее «прописку» в системе «Человек — Природа — Общество»? Очевидно, что ориен­тация на масштаб этой системы сразу предполагает движение к син­тезу самых различных областей знания. Под флагом синтеза знания выступила сразу и социобиология, хотя впоследствии, при создании теории гснно-культурной коэволюции, не сберегла этого символа веры и перешла к откровенной апологии генетики. В фактическом разрушении идеи коэволюции в этой концепции большую роль сыг­рала подмена теоретических понятий эмпирическими, смешение ес­тественно-научной и философской проблематик. Осталрсь не выпи­санными, не проявленными реальные трудности в выделении теоре­тических объектов исследования коэволюции, возможные пути как научного, так и философского обсуждения этой кардинальной про­блемы.

Большой соблазн подстерегает естествоиспытателя при его обра­щении к глобальным проблемам. Присущий натуралисту способ мышления способен «прокладываться» в область философского раз­мышления и привносить туда заработанный совсем в другой области авторитет. Достоинства натуралистического сознания оборачивают­ся недостатками, если на него возлагать непосильные задачи. В этом отношении характерна та канонизация идей Вернадского, которая довольно долгое время препятствует трезвому анализу как его взгля­дов , так и самого феномена натуралистического сознания в современ­ной культуре. Например, в одном из монографических исследований о Вернадском² доказывается тезис о том, что в силу «научно-культу­рологического энциклопедизма» Вернадского в его концепции пред­ставлен тот самый синтез знания, который необходим для изучения коэволюции. При этом автор не замечает противоречия в своих соб-

¹ Рьюз М. Эволюционная этика — здоровая перспектива или окончательное одряхление? С- 36.

* Казначеев В.Л. Учение В.И. Вернадского о биосфере и ноосфере. Новоси­бирск, 1989.

ственных оценках. С одной стороны, постоянно повторяется, что Вернадский создал «естественно-научную концепцию ноосферы», «новую естественно-научную картину мира», реализовал «естест­венно-научное мировоззрение», «естественно-научный подход». С другой стороны, утверждается что Вернадскому удалось преодолеть разрыв «двух культур» (Ч. Сноу) — естествознания и гуманитарных наук . Характерно, например, такое высказывание: «Законы естест­венно-исторические и социально-исторические, проникая друг в дру­га, находят в работах Вернадского выражение в виде универсальных законов развития органического мира нашей планеты и населяющего ее человечества»². Однако, эти «универсальные» для Природы и Об­щества законы не формулируются. Оставляется без внимания и тот достоверный факт, что Вернадский не занимался законами обще­ственного развития. Уже потому он не мог претендовать и не претен­довал на преодоление разрыва «двух культур». Мечтал об объедине­нии усилий ученых в познании жизни и биосферы, в изучении отно­шения Человек — Космос и о многом другом, но эти мечты, эта вера в светлое будущее человечества вряд ли могут быть названы «концеп­цией», устранившей веками сложившиеся различия в способах по­знания природы и общества, в нормах и идеалах разнокачественного

знания.

Нельзя не отметить, хотя бы коротко, продуктивного пути иссле­дования роли естественных и гуманитарных наук в изучении систе­мы «Человек — Природа — Общество». Этот путь ориентирован не на отдельные концепции, а на сложившиеся типы интерпретации отношения Человек — Природа, на определенные типы ментально-сти и даже «ментальные карты» различных народов и культур. Так, например Лео Маркс, исследуя влияние гуманитарного знания на обсуждение проблем окружающей среды, выделяет три «мифа», име­ющих глубокие исторические и культурные корни в Америке³. Пер­вый миф — прогрессистский — связан с глубокой верой в активность человека, в его энергию, разум, в созданную им науку и цивилиза­цию. Начиная с освоения континента и до настоящего времени, этот миф определяет лидирующее, руководящее отношение человека к природе со всеми вытекающими отсюда последствиями. Идея про­гресса питает и надежду на то, что именно усилиями науки и разви-

¹ Казначеев В. П. Учение В.И. Вернадского о биосфере и ноосфере. Новоси­ бирск, 1989. С. 9, 24,88.

² Там же. С. 13.

³ Магх Ьео. ТЬе шасЫпе т 1ле Сагйеп; Тпе Рамога11с1еа1 ш Атепсз. №» Уогк: Ох(ог<1 ШусгеИу Ргеи; 1964: Епу1гошпеп1а1 ОеггаОаНоп ап<1 |пе АтЫвиоиз 5ос1а1 Ко1е оГ 5с1епсе апд Тесппо1о8у. 8ТЗ Рговгаш Маззаспизеиз 1п$1>1Ше оГТесппо1о8У. 1п5<Ии(е о! Тесппо1о8у. Сатопйве, 1991.

110

111

вающейся технологии человек справится с экологическим кризисом. Очевидно, что здесь возникает целый круг вопросов относительно понимания прогресса, оценки негативных сторон техногенной куль­туры и ее фундамента — науки.

Хотелось бы добавить к обсуждаемому Лео Марксом кругу воп­росов и проблему биологического прогресса — как и почему появил­ся этот «прогрессистский миф» в биологии, как он связан с тем или иным пониманием эволюции? Логично ли, стараясь отыскать эволю-циоино-биологические предпосылки социальных форм жизни, отри­цать прогресс в мире живого и признавать его в обществе. Не обойтись без этого разбора при современной популярности идей глобального эволюционизма. В любой его модели, даже физикалистской¹, должны учитываться реалии многих конкретных наук, степень и характер их причастности к глобалистике, к формированию ее понятий. Только тогда возможны «увязки» (не будем злоупотреблять термином «син­тез») между науками, между различными подходами. Только тогда универсализация каких-либо понятий и идей может получить доказа­тельную силу, не прибегая к маскировке принципиальных мировозз­ренческих допущений термином «эмпирические обобщения»².

Прогрессистский миф контрастен по отношению к двум другим, объединенным почтением к Природе, тревогой за нее и «бесприрод­ного», бескорневого человека. Это, по терминологии Лео Маркса,— мифы примитивизма и пасторализма. В первом довольно прямоли­нейно утверждается приоритет природы перед цивилизацией и от­сутствие какой-либо исключительности человека по сравнению со всем миром живого. Примитивизм привлекает сегодня так называе­мых «глубинных экологов» (йеер есо1о^у), решительно возражающих против выделения человеку привилегированного места в процессах коэволюции. Сходные мотивы звучат в концепции биофилии, со­зданной основателем социобиологии Эдвардом Уилсоном, в филосо­фии благоговения перед жизнью Альберта Швейцера.

Пасторализм больше склонен к компромиссу, он не выдвигает лозунга «назад к природе», не отрицает достоинств цивилизации в обеспечении жизнедеятельности человека. Предполагается возмож­ность гармоничного существования общества и природы, равновесия между ними. Лео Маркс подробно рассматривает пасторализм на примере мировоззрения и политики президента США Джефферсона, не признававшего ведущей роли экономики в социальной жизни, видевшего в развитии мануфактурного производства и процессах

¹ См., например, Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм. (Позиция и следствие.) Вопросы философии. 1991, N 3.

² Там же. С. 5—7.

урбанизации угрозу нравственности и «качеству жизни» человека в целом. Несмотря на колоссальные, прежде всего научно-технические и технологические, преобразования общества со времен Джефферсо­на, его идеи продолжают жить в Америке в пространстве размытых границ между всеми тремя мифами и современными экологическими концепциями. Своеобразная типология мифов по проблеме коэволю­ции, предложенная Лео Марксом, кажется плодотворной в просле­живании исторических, культурологических, естественно-научных корней тех разнообразных экологических представлений, которые имеют непосредственное отношение к изменениям образа реально­сти, картины мира, мировоззрения. Эта типология отражает одно­временно некую эволюцию натуралистического сознания и его внут­реннюю полифонию в современной культуре.

Завершая параграф, отметим, что в освоении натуралистическо­го сознания большими массами людей к научному знанию подклю­чаются другие виды знания, а теоретические проблемы дополняются жизненно-важными, практическими. Такое воссоединение обще­ственной практики (научно-исследовательской деятельности, обра­зования, здравоохранения, системы законодательства и т.д.) с пер­вейшей задачей сохранения жизни на Земле стало основной целью Международного общества биополитики и организованного им Меж­дународного Университета. Центральные понятия Шоз и Шо-Епуиоптепг обсуждались на ряде проводимых с 1987 г. международ­ных конференциях в таких разнообразных срезах, что можно сделать вывод о появлении нового интеллектуального движения, ориентиро­ванного на проблемы жизнепроживания человека и среды его обита­ния¹ . Это успешно развивающееся направление дает еще одно свиде­тельство тому, что социальное бытие человечества в созданных им же самим искусственных техногенных условиях привело к ренессансу натуралистического сознания, длительное время искоренявшегося всем стилем жизни и характером науки современной цивилизации.

Новый натурализм: тенденции и перспективы

Движение к новому натурализ­му характерно прежде всего для ученых разных специаль­ностей: для естественников, и для гуманитариев. Это движе­ние связано с изменением фундаментальных установок, ориентации

¹ См., например: В1ороНиС8. ТЬе 1п!ета(юпа1 ШгеегйГу юг 01е Вю-ЕпИгоптеш. Уо1ише III. Ей. Ьу Авп! У1а\1апо$-АтапНй. РиЬПзпеа" Ьу !ле ВюроНйсз 1п1егпайопа1 Огвапшиюп. В.1.0.1991.

112

ИЗ

и принципов сознания ученых. Вместе с тем движение к новому натурализму присуще и философии последних десятилетий. Еще в начале XX века философия стремилась превозмочь или преодолеть натуралистическую установку, заменить ее духовно-культурной, проясняющей фундаментальные «порождающие структуры» чистого сознания. Таков был, например, подход феноменологии Э. Гуссерля, которая исходила из противопоставления натуралистической и фе­номенологической установок, из необходимости осуществления по­ворота к аналитике чистого сознания его «порождающих структур». В последние десятилетия и в философии, и в науке все более и более осознается бесперспективность отказа от натуралистической установки сознания и осуществляются различные варианты переос­мысления натуралистического сознания. Это переосмысление пред­полагает отказ и от социоморфизма, при котором акцент делается на социальном происхождении и социальной природе всех феноменов, и от историцизма, абсолютизирующего историчность бытия человека в мире и не учитывающего его природно-естественные компоненты или сопряженность с природными процессами. Социоморфизм и ис-торицизм присущи не только марксизму, но и ряду социологических концепций XX века (например, Э. Дюркгейму и его школе)¹. И в естествознании, й в социальных науках возникла и все более упро­чивается тенденция к новому натурализму. В естественных науках эта тенденция выражается как в критике физикалистского редукци­онизма, так и в формировании новых философско-мировоззренче-ских и методологических установок — прежде всего в космизме, в эстетической оценке гармонии, симметрии и красоты в природе, в экологизации естествознания, в создании экологической этики и биоэтики. В социальных и гуманитарных науках эта тенденция вы­ражается в создании социальной экологии, в переосмыслении систе­мы «человек-природа», где биосфера рассматривается как экологиче­ская ниша человечества, а их взаимоотношения — как динамиче­ская коэволюция, в формировании новых подходов в исторической науке, учитывающих взаимодействие человека с природой, осозна­ющих своеобразие «ответов» различных обществ на «вызовы» приро­ды (философско-исторические концепции А. Тойнби, Л.Н. Гумилева и др.), в попытках применения эволюционизма к социокультурным явлениям (эволюционизм в этнографии и культурной антропологии, эволюция литературного ряда в учении Ю. Тынянова, эволюция фонетической системы в учении Е.Д. Поливанова и др.).

¹ Критику пронатуралистических и антинатуралистических вариантов истори­цизма см.: Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993.

114

Можно сказать, что тяга к переосмысленному натурализму про­низывает в последние десятилетия все научное знание — от космо­логии до языкознания, от литературоведения до биологии. Но было бы неверным видеть в этой тенденции лишь выражение установок «высоколобых» — духовной и культурной элиты общества. Эта тен­денция к новому натурализму присуща и общественному сознанию. Эту тенденцию смог выявить в социологических опросах студенче­ской молодежи США в начале 70-х годов Д. Янкелевич. Он показал, что новое поколение американских студентов отдает предпочтение новым ценностям — сотрудничеству, взаимопомощи, заботливости, защите природы вместо индивидуализма, эгоизма и власти. Эту сис­тему новых ценностных ориентации он называет новым натура-

лизмом

Натурализация теории познания

Осознание тенденции теории познания к натурализации и создание «натурализованной эпистемологии» было впервые осуществлено У. Куайном в статье под таким же названием. Основная посылка статьи состоит в том, что «эпистемология, или нечто подобное ей, рассматривается как часть психологии и, следовательно, как часть естественной нау­ки. Она изучает естественные явления, а именно физический чело­веческий объект» . Субъект познания трактуется Куайном как экс­периментально контролируемый вход информации наблюдения или чувственных данных и богатый выход (различные теоретические построения, гипотезы, система знаний и т.п.). Отношение между входом и выходом, между данными наблюдения и теориями внешнего мира, создаваемыми на этой достаточно бедной базе, и должна ана­лизировать теория познания. Вокруг этой статьи развернулась острая дискуссия о статусе эпистемологии, ее связи с психологией, биоло­гией и естественными науками. В ходе этой дискуссии было отмече­но, что натурализованная эпистемология может быть укоренена не только в бихевиоризме, как полагал Куайн, но и в других направле­ниях психологии, например, в менталистской психологии. Более то­го, натурализованная эпистемология должна быть связана не только с психологией, но и с биологией. В этом случае натурализованная

1 ТЬе СЬапв'пя Уа1ие8 оп сашрдо- Ро1Шса1 апд регеопа! аШ!ис!е$ оГ 1ос!ау'8 соНе^е ЗшйелВ. Ео\ Ьу Э. 'апке1еУ1й. 1Ч.У., ХУазШпвЮп. 1972.

² Си«ие V/. Ер151ето1оеу па«ига1!гео\— «№1игаНгт8 ер«1ето1о8У». Ей. Ьу КогпЫИЬ Н. Сатопа^е (Мак.). 1лпс1оп. 1985. Р. 23.

115

эпистемология окажется частью биологии. Некоторые ученые (на­пример, редактор сборника X. Корнблих) считают, что Куайн выдви­гает тезис о полной замене эпистемологии психологией, трактуемой как естественная наука. Поскольку человеческие существа, облада­ющие познавательными способностями, являются природными су­ществами, постольку эти познавательные способности изучаются ес­тественными науками. Согласно Куайну, эпистемология, будучи ча­стью эмпирической психологии, в свою очередь является частью эм­пирического знания. Это означает, что эпистемология лишается сво­его нормативного статуса, своей нормативности в объяснении и про­цессах познания, и его методологии, своей направленности на про­блемы обоснования знания. Куайн решительно переориентирует те­орию познания. Натурализованная эпистемология противостоит, с одной стороны, социокультурной историзации, при которой процесс и содержание познания считаются определяющимися культурой и изменяющимися от одной культуры к другой, а с другой стороны,— социологизации эпистемологии, при которой познающий человек рассматривается лишь как член сообщества. Правда, некоторые пси­хологи (например, А. Саймон) полагают, что натурализованная эпи­стемология не отрицает социокультурной детерминации, а пытается выявить устойчивую часть во всем корпусе знания, не поддающуюся релятивизации. Этот инвариантный слой знания укореняется нату­рализованной эпистемологией в биологически наследуемых познава­тельных способностях¹.

Натурализованная эпистемология представлена ныне в различ­ных, зачастую альтернативных формах. Среди них особо следует отметить эволюционную эпистемологию и генетическую эпистемо­логию.

Перестройка теории познания на путях эволюционизма, на базе синтетической теории эво-люпии ставила своей целью ис-

Эволюционная эпистемология и новый натурализм

следовать биологические пред­посылки человеческого познания. Она связана прежде всего с рабо­тами известного этолога, лауреата Нобелевской премии К. Лоренца («Кантовское учение об априорном в свете современной биологии» — 1941 г.; «Врожденные формы возможного опыта» — 1943г.; «Оборот-

¹ №(игаП$ис 1ф1$1ето1о§у: а «угар. оГ то йесайез. ЕЛ. Ьу 5Ытопу А., №№ Р. ОогйгесЫ е!с. 1987.

116

ная сторона зеркала: естественная история человеческого позна­ния» — 1973 г.). К наиболее известным представителям эволюцион­ной эпистемологии, помимо Лоренца, принадлежат американский психолог Д. Кэмпбелл, немецкий философ Г. Фоллмер и др. Идеи, созвучные натурализованной эпистемологии, развивали отечествен­ные биологи (А.Н. Северцов, И.А. Аршавский и др.), зоопсихологи (В.А. Вагнер, Л.В. Крушинский), психологи и физиологи (А.А. Ух­томский, Н.А. Бернштейн и др.)¹. Их наследие еще должно быть осмыслено в контексте построения натуралистической эпистемоло­гии.

Основная посылка эволюционной эпистемологии — наличие у человека врожденного познавательного аппарата, являющегося результатом эволюции. Этот аппарат делает возможным при­ближение к объективной реальности. Субъективные структуры познания соответствуют реальности, поскольку они выработаны в ходе эволюционного приспособления к среде, когда происходит рост сложности, возникновение качественно новых систем. Со­гласно Фоллмеру, эволюционная эпистемология базируется на сле­дующих постулатах: 1) постулат реальности, независимой от воспри­ятия и сознания; 2) постулат структурности; 3) постулат непрерыв­ной исторической и каузальной связи между областями реальности; 4) постулат «чужого сознания»; 5) постулат взаимодействия, в кото­ром реальность аффицирует органы чувств человека; 6) сознание как функция мозга — естественного органа; 7) постулат объективности научных высказываний. Жизнь в интерпретации эволюционистов по сути совпадает с познавательным процессом. Лоренц даже говорил о том, что жизнь — это процесс получения информации. Любые жи­вые существа обладают системой врожденных диспозиций «априор­ных» когнитивных структур, формирование которых осуществляется в эволюционном процессе. Уровни получения информации, совпада­ющие с уровнями жизни, включают в себя генетическую информа­ционную систему (механизм репликации ДНК), невральную и мен­тальную информационные системы.

1 Северцов А.Н. Эволюция и психика.— Общие вопросы эволюции. М.—Л., 1945. С. 289—311; Аршавский И.А. Биологические корни познавательной деятель­ности живых систем в свете данных исгэнтрол ий ной теории онтогенеза.— Культура и развитие научного знания. М., ИФ РАН. 1991. С. 96—122; Вагнер В.А. Вопросы зоопсихологии. Генезис инстинкта.— Вопросы философии и психологии. М., 1892. Кн. 14. С. 29—43. Кн. 15. С. 39—54; Крушинский Л.В. Биологические основы рассу­дочной деятельности. МГУ, 1986; Ухтомский А. А. Учение о доминанте.— Собр. соч. Л., 1950. Т. I; Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии активности. М., 1969.

117

Лоренц прямо противопоставлял натурализованную эпистемо­логию идеализму трансценденталистской теории познания. «Для со-временного естествознания характерно отсутствие интереса к трансцендентальному идеализму, так что образовался разрыв между естествоиспытателями и кантианцами... Если «априорный» аппарат возможного опыта со всеми его формами созерцания и категориями не есть нечто неизменное, определяемое сверхъестественными фак­торами, а скорее возникшее внутри природы, которую он отражает, в тесном взаимодействии с ее закономерностями, то границы транс­цендентного утрачивают свою определенность». «Формы созерцания и категории, предшествующие любому индивидуальному опыту, приспособлены к внешнему миру по тем же причинам, по которым копыто лошади еще до ее рождения приспособлено к степной почве, а плавники рыбы приспособлены к воде еще до того, как она вылу­пится из икринки»¹. Натурализации эпистемологии — вот путь, предлагаемый К. Лоренцем и оцениваемый ныне как «копсрникан-ский переворот в философии».

Генетическая эпистемология

Известный во всем мире, в том числе и в нашей стране, психо­лог Ж. Пиаже создал не только психологическую школу (Б. Инельдер, Р. Гарсиа и др.), но и новое направление в теории познания — генетическую эписте­мологию, которая ставит перед собой задачу описать эволюцию ин­теллекта как естественный процесс созревания когнитивных струк­тур. Пиаже, будучи биологом по образованию, обращается к эволю­ционной биологии и к термодинамике диссипативных структур. Пи­аже фиксирует ряд аналогий между диссипативными структурами и формами когнитивного равновесия. Речь идет, во-первых, о динами­ческом равновесии; во-вторых, о стабилизации этих структур благо­даря внутренним регуляторам; в-третьих, о том, что динамическое равновесие тождественно самоорганизации; в-четвертых, что после­довательность неравновесных состояний может быть осмыслена как рост сложности и как эволюционный процесс. Однако в отличие от эволюционной эпистемологии, которая анализирует филогенез по­знавательных способностей, генетическая эпистемология делает предметом своего изучения онтогенез, т.е. генезис и динамику ког­нитивных структур в индивидуальном развитии. «Я решил,— пи-

' Ьотепг К КаШ'5 ЬеКге уош Апрпоп$сНеп 1т исЬДе %е%епч«'аг\\%<:г Вш1ов1е.— «В1а*Иег Гиг ёеийсЬе РЬПозорЫе». В., 1941, Вй. 15,8.95,99.

сал Пиаже,— что для построения биологической эпистемологии не­обходимо, ввиду отсутствия информации о филогенезе познания и о пред историческом социогенезе человеческого знания, посвятить себя эквивалентному эмбриологическому анализу и, таким образом, изу­чать рост интеллекта у ребенка, а также развитие базисных интел­лектуальных операций»¹. Тем самым генетическая эпистемология, не сводясь к генетической психологии, видит в последней не только эмпирическую базу и способ проверки теоретико-познавательных схем и подходов. «Первая задача, которую ставит генетическая эпи­стемология, заключается в том, чтобы, если можно так выразиться, отнестись к психологии серьезно и попытаться верифицировать воп­росы, поднимаемые эпистемологическими теориями, заменив спеку­лятивную или имплицитную психологию контролируемыми иссле­дованиями (речь идет о том, что можно назвать контролем в научном смысле слова)»². Онтогенетическая эволюция познавательных спо­собностей человека, которую Пиаже называет эмбриологией разума, должна дополнить филогенез познавательных способностей, анали­зируемый в эволюционной эпистемологии. «Задача генетической эпистемологии — понять механизмы познания в их истоке и в их развитии»³, выявить процессы перехода от одной стадии к другой и механизмы роста знания, направленного к состоянию наиболее пол­ного равновесия. Изучая генезис познавательных структур, Пиаже обращается к понятиям теории эволюции — взаимодействию со сре­дой, выражаемому во внутренней организации когнитивной систе­мы, и адаптации (приспособления) к окружающей среде. Адаптация выражается в двух процессах — ассимиляции, которая раскрывает процесс интеграции индивидом новых данных в образцы поведения, и аккомодации, т.е. в изменении организационных структур. Разви­тие познавательных способностей предстаеткак достижение динами­ческого равновесия, повышающего уровень приспособления челове­ка к среде и степень адекватности взаимодействия человека со сре­дой. Пиаже выделяет четыре последовательные стадии в когнитив­ном развитии: 1) сенсомоторную (от рождения до овладения языком; 2) интуитивную, или предоперациональную (2—7 лет); 3) конкрет­но-операциональную (7-—12 лет) и 4) формально-операциональную (12—15 лет). Внутренними механизмами генезиса и развития когни­тивных структур являются конструктивная генерализация и рефлек­сивная абстракция, фиксирующая сами действия субъекта над объ-

Тйе КИиге оГ Реа^ейап Окоту: 0>е пео- Реавегёапь ЕЛ. Ьу ЯшЬшшп УХ. е! а!1. Ы.У., Ьопйоо. 1985, р. 203.

² ПиожеЖ. Генетическая эпистемология. — Вопр. философии, 1993, №5,С. 56.

³ Таи же. — С. 63.

118

119

ектом, интериоризируемые в логические операции и схемы. Опера­циональные схемы выполняют в генетической эпистемологи ту же функцию, что и флуктуации неравновесных структур — в термоди­намике: они определяют уровень отношений субъекта с объектом, а их нестабильность создает возможность их развития. Воздействие нестабильных структур, превышающее определенный порог, стиму­лирует самоорганизующие механизмы следующего уровня, в свою очередь, нестабильного. Генетическая эпистемология выявляет как определенные инвариантные параметры интеллектуального разви­тия, так и сменяющие друг друга стадии в онтогенетическом разви­тии когнитивных способностей — от сенсомоторных схем к семиоти­ческим когнитивным структурам. В школе Пиаже были осуществле­ны не только анализ систем операций ребенка (сериаций, т.е. упоря­дочивание порядковых отношений, и классификаций), но и фунда­ментальные исследования по психологическому генезису понятий числа, пространства, времени, скорости, константности и тождества объекта, случайности, причинности.

Отметим, что некоторые предпосылки генетической эпистемоло­гии, в частности, ее обращение к термодинамике диссипативных структур, абсолютизация случайности и естественного отбора как факторов эволюции, недооценка социальных факторов в развитии когнитивных способностей ребенка встретили возражения и критику в научном сообществе (например, И.А. Аршавского, П.Я.Гальперина и др.). Основная задача генетической эпистемологии — наведение мостов между теорией познания и психологией — является выраже­нием натуралистической ориентации в теории познания, выражени­ем стремления построить теорию познания на базе психологии и эволюционной биологии. Обращение к естественным наукам (а пси­хология рассматривается как естественно-научная дисциплина) сви­детельствует о желании объединить усилия ученых разных специальностей в исследовании познания и познавательных способ­ностей ребенка, свидетельствует о том, что построение «натурализо­ванной эпистемологии» становится важной задачей современной науки и философии.

Эстетическое переживание природы и новый натурализм

В биологическом знании ог­ромную роль играют «личност­ные компоненты» — установ­ки ученого, его ценностные ориентации, переживание при­роды как художественного произведения или как эстетического це­лого. Природа рассматривается как нечто осмысленное, смысловое,

120

включающее человека в общий ход вещей. Как подчеркнул М. Пс-лани в своей концепции «личностного знания», «в каждом акте по­знания присутствует страстный вклад познающей личности... и эта добавка — не свидетельство несовершенства, но насущно необходи­мый элемент знания»¹. В противовес различным попыткам построить «эпистемологию без познающего субъекта» (К. Лоренц, К. Поггаер и др.), в биологическом знании познаваемая реальность сопряжена с человеческим миром, а в научную картину биологии (да и не только биологии, но и современной космологии с ее «антропным принци­пом») включена человеческая перспектива. И в этом отношении ис­торический опыт биологического знания весьма значим, поскольку конституирующую роль в нем играют не столько структуры отстра­ненного, дистанцированного безличного знания, сколько аксиологи­ческие ориентации ученого, его личное участие в знании, его вовле­ченность в научный поиск, инициатива, страстность и самоотдача. Эта личная вовлеченность в процесс познавания выражается, в том числе, и в эстетике природы, в эстетическом переживании природы, ее целостности, ее красоты. Как писал Полани, «отказываясь от тщетной погони за формализованным научным методом, концепция вовлеченности принимает вместо этого личность ученого в качестве деятельностного субъекта, ответственного за проведение и удостове­рение научных открытий, его методы — это лишь максимы некото­рого искусства, которое он применяет в соответствии со своим собст­венным оригинальным подходом к проблемам, им выбранным»².

«Личностные параметры» биологического знания обычно выра­жены в используемых метафорах, в эстетических интуициях живой природы, в этическо-религиозных переживаниях уникальности жиз­ни. Личностное видение предельных проблем и, прежде всего, жизни во многом определяет установки исследователя, способы обоснова­ния и оправдания их в научном сообществе. «Предельные проблемы» (Что такое жизнь? Что такое человек?) укоренены в актах личност­ного самоопределения, в интуиции исследователя. За теоретичес­кими построениями в биологии можно увидеть своеобразие синтеза с натуралистами, которые, по словам В.И. Вернадского, «ярко чувст­вуют и охватывают эту живую, реальную природу нашей планеты, всю проникнутую вечным биением жизни, и для которых это по­нимание природы является руководящей нитью всей их научной работы»³.

¹ Полани М. Личностное знание. М., 1985. С. 19.

² Там же. С. 218.

³ Вернадский В.И. Живое вещество. М., 1978. С. 14.

121

Классическая наука с ее объективно-отстраненным способом мысли основывалась на «мирочувствовании», хорошо выраженном Паскалем, который испытывал страх, одиночество и ужас перед бес­конечностью безмолвной Вселенной. Для него Вселенная была лаби­ринтом и бездной («Вечное молчание этих беспредельных про­странств устрашает меня»,— писал он в «Мыслях»). В этой бесконеч­ной Вселенной человек чувствует себя затерянным. Он заброшен в этот устрашающий, беспредельный мир, не имеющий центра. Этому отношению к миру противостоит натуралистическое «мирочувство-вание», в которое в качестве необходимого элемента входят представ­ление о живом, видение жизни, переживание сопряженности своей жизни и Все-жизни.

Примером натуралистического мирочувствования цельности Природы может быть творчество Гете. По словам Е. Баратынского, «с природою одной он жизнью дышал». Гете был именно натуралистом в противовес тем, кто имел экспериментально-испытательное отно­шение к природе. Натуралистом считал его и Вернадский.

Р. Штейнер заметил, что «для органической науки интуиция есть верный метод»¹. Любой шаг биологического познания оказывается сопряженным с новой интуицией, с новым натуралистическим миро­воззрением, с ощущением связности исследователя со всем живым миром, с тем, что Вернадский называл «чувством живой природы», «чувством космичности жизни».

Можно напомнить удивительное описание природы Лапландии, которое дал К. Линней. Или натуралистические описания флоры и фауны, например, Галапагосских островов, данные Ч. Дарвином в его «Путешествии натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». В них не только непосредственное переживание многообразия и красо­ты живой природы, но и тот материал, который стал основой для создания «Происхождения видов». Или яркое описание А. Уоллесом растительного и животного мира Малайского архипелага, в котором чувствуется удивление перед созданиями природы, перед восхити­тельными ландшафтами Англии и Америки.

Русский ботаник А.Н. Бекетов писал: «Живо помню некоторые летние дни, проведенные мною среди лесов одного глухого уголка, верстах в сорока от Москвы. Помню небольшой ручеек, торопливо катящий свои воды по разноцветным камням. В верхней части своего течения ручеек этот на лето пересыхает, образуя ряд кругловатых ямин, называемых бочагами; вода в них сохраняется вплоть до зимы и, отстаиваясь, делается прозрачною, как хрусталь, тогда как весен-

¹ Штейнер Р. Очерк теории познания гетевского мировоззрения. М., 1993. С. 78.

нее русло ручья зарастает густою, цветистою травой. Особенно па­мятны мне круглые бочаги около елового бора; перед началом этого бора долина ручейка застановлена старым, полуиссохшим осиновым деревом с группой елей и густыми кустами вокруг. Когда проберешь­ся через частый кустарник и сядешь отдохнуть под темными деревь­ями, одевающими холм, вдохнешь мягкий воздух и взглянешь перед собою, то кажется, будто попал в новый мир... Какая бы ни была на душе неприятная забота, здесь скоро забудешься и отдохнешь в ти­хом созерцании. Все это вместе, несмотря на простоту свою, так успокоительно действует на душу!.. Ко всем этим предметам чувст­вуется какое-то влечение, невольное расположение и любовь, все это кажется близким, родным и милым. И куда ни попадет человек, всюду природа сохраняет для него эту невыразимую привлекатель­ность; среди чуждых людей и нравов в природе всегда найдется что-либо близкое его сердцу, ибо в главных чертах она везде одна и та же. Понятно в человеке это влечение к природе: он сам есть часть этой природы и живет с нею одною жизнью, со всем, что ни есть в природе, находится он в связи в стройном согласии, в гармонии» .

Без такой наблюдательности и тщательных описаний флоры и фауны Земли, без непосредственного восприятия «всюдности» и «вечности» многообразной жизни, без осознания нераздельности эс­тетически-целостной интуиции природы и естественно-научного ее постижения немыслима теоретическая работа, невозможно форми­рование новых исследовательских областей, новых исследователь­ских программ, введение новых принципов, понятий, методов. Тео­ретическое «умозрение» в биологии базируется на эстетическом «зре­нии», на эстетической способности постижения целесообразности природы, ее гармонии, вслушивания в «созвучье полное в природе», как говорил Тютчев.

Интуиция натуралиста является тем дорефлексивным слоем установок, ориентации, предпочтений, которые образуют лоно формирования теоретических принципов и программ. Можно ска­зать, что биологическое знание воплощает в себе способ бытия чело­века в мире, образ Природы, с которым сопряжена жизнь человека. Теоретические построения биологии не отторжимы от образно-инту­итивного слоя знания, в котором непосредственно выражены сопря­женность человека и природы, вовлеченность человеческого бытия в жизнь природы. И поворот к натурализму, который остро чувствует­ся в наши дни,— это поворот к новому интуитивно-целостному пе­реживанию и постижению природы.

¹ Бекетов А.Н. Красота в природе. // Русский вестник. 1860, ноябрь. Кн. 2. С. 197—198.

122

123

Вопросы к главе 6

1. Как бы Вы определили, кто такой «натуралист»? Чем отличаются понятия «натуралист» и «естествоиспытатель»?

2. В чем особенности натуралистического сознания и натуралистиче­ского отношения к природе?

3. Чем различаются натуралистическое сознание и натуралистическое ми ровоззрение?

4. Можно ли видеть в благоговейном отношении к жизни и в любви к жизни основную черту натуралистического сознания?

5. Можно ли понимать ментальность как сложившиеся в культуре типы интерпретаций отношений «человек — природа»? Можно ли выделить в отечественной культуре такого рода типы интерпретации отношений «че­ловек — природа»? Выделите их и сопоставьте с теми, что присущи амери­канской культуре.

6. Какова роль эстетического переживания природы в натуралистиче­ском мировоззрении?

7. Каковы основные линии в движении к новому натурализму в последние десятилетия?

8. В чем проявляется тенденция натурализации теории познания?

9. Охарактеризуйте основные идеи эволюционной эпистемологии в контексте доминирования представлений нового натурализма.

10. Что является предметом изучения генетической эпистемологии?

11. В чем состоит роль инструкции натуралиста в процессе целостного переживания и постижения природы?