Идея коэволюции

в глобальной экологии

Глава 11

В последние годы словосочета­ния «глобальная экология»,

«социальная экология» стали довольно привычными, не­смотря на то, что содержание, стоящее за этими терминами по-прежнему весьма многозначно и неопределенно. В книгах констатируют: «В научной литературе с конца 60-х годов нашего столетия широко употребляется понятие «экология», «глобальная экология», «социальная экология», «эколо­гия человека», «экологические проблемы»¹. На улицах наших горо­дов все чаще появляются лозунга типа «Охрана экологии — здоровье людей». Несмотря на не четкость и неуклюжесть подобных выраже­ний, они отражают изменившиеся реалии нашего времени. Новые экологические проблемы входят в общественное сознание и как-то в нем рефлектируются, осознаются. Происходит стремительное рас­ширение понимания предмета экологии как науки.

По всей видимости, глобальная экология, контуры которой еще очень расплывчаты и неопределенны, существенно отличается от имевшихся ранее разделов экологии как сугубо биологической дис­циплины. Термин «экология» (от греческого слова «огкоз» — дом, жилище) был предложен впервые немецким биологом Эрнстом Гек-кслем более ста лет назад. В своих книгах «Всеобщая морфология организмов» (1866); «Естественная история происхождения» (1868) и других он ввел термин «экология» для обозначения науки, изуча­ющей отношения между всеми видами живых существ и окружаю--* щф{ их органической и неорганической средой. В результате длитель­ного исторического развития и совершенствования исследований в биологии сложилось деление экологии на аутэкологию, синэкологию

1 Учение В. И. Вернадского о переходе биосферы е ноосферу, его философское и

общенаучное значение- М., 1991. С. 159.

и биогеоценологию. Аутэкология (от греческого слова аи1о$ — сам) изучает индивидуальные организмы в их взаимоотношениях и спо­собах приспособления к среде. Синэкология (от греческого слова $уп — вместе) изучает группы, множества организмов, составляю­щих определенные единства, в их связях со средой обитания. Нако­нец» биогеоценология выступает как учение об экосистемах: биоце­нозах, геоценозах в их единстве и взаимоотношениях. В сферу влия­ния экологии как биологической науки подпадают все типы связей организмов между собой и средой обитания: структурные, функцио­нальные, энергетические.

Поскольку нас, в контексте проводимого анализа, интересуют прежде всего идеи сопряженной эволюции, коэволюции биологиче­ских систем, рассмотрим теоретически возможные варианты взаимо­действия популяций двух видов. Таких вариантов может быть де­вять:

1. нейтрализм, при котором взаимодействие двух популяций не сказывается на одной из них;

2. взаимное конкурентное подавление, при котором обе популя­ции активно подавляют друг друга;

3. конкуренция из-за ресурсов, при которой каждая популяция неблагоприятно действует на другую при борьбе за пищевые ресурсы в условиях их недостатка;

4. аменсолизм, при котором одна популяция подавляет, но сама не испытывает отрицательного влияния;

5. паразитизм и 6) хищничество, при которых одна популяция неблагоприятно воздействует на другую в результате прямого напа­дения, но тем не менее зависит от другой;

7. комменсализм, при котором одна популяция извлекает пользу из объединения, а для другой это объединение безразлично;

8. протокооперация, при которой обе популяции получают пре­имущество от объединения, но их связь не облигатна, не обязательна;

9. мутуализм, взаимность, при которых связь популяций благо­приятна для роста и выживания обеих, причем в естественных усло­виях ни одна из них не может существовать без другой¹.

В живой природе представлены все виды названных связей, од­нако их можно условно сгруппировать в два типа по принципу отри­цательных или положительных последствий взаимодействия. К от­рицательным последствиям взаимодействия ведут все виды межви­довой конкуренции, хищничество, паразитизм, аллелопатия, в результате которой одни организмы вырабатывают вещества, вредно

¹ См. Одум Ю. Основы экологии. М., 1975. С. 273.

214

215

действующие на конкурентов. Однако, при этом характерно, что наиболее ожесточенное противостояние, конкурабельность наблю­даются на начальных этапах взаимодействия соприкасающихся ви­дов. В ходе развития экосистем, их совместной эволюции наблюдает­ся устойчивая тенденция к уменьшению роли отрицательных взаи­модействий, к их стабилизации, увеличивающей выживание взаимодействующих видов. Межвидовая конкуренция ведет к взаим­ному приспособлению двух видов, либо к замещению популяции одного вида популяцией другого вида. Естественный отбор стремится уменьшить отрицательные последствия и в системах типа «хищ­ник — жертва», «паразит — хозяин», ибо продолжительное подав­ление господствующей популяцией страдающей может вести к унич­тожению их обеих. Таким образом, в природе сформировалась строй­ная система эколого-эволюционного равновесия, обеспечивающая гомеостаз основных природных явлений и процессов.

В этот гомеостаз гармонично вписываются и коэволюционные взаимодействия видов, ведущие к положительным последствиям. Ас­социации двух популяций, сказывающиеся положительно на обеих, также чрезвычайно распространены в природе. Простейший тип та­ких взаимодействий — комменсализм. Комменсализм (от француз­ского слова соттепза! — сотрапезник) — один из видов сожитель­ства организмов разных видов, характеризующийся тем, что один организм живет за счет другого, не причиняя ему какого-либо вреда. Например, рыба-прилипала присасывается к крупной рыбе и вместе с ней передвигается и спасается от нападений, питается. Практиче­ски почти в каждой морской раковине, в каждой губке и т.д. находят­ся «гости», которые получают здесь укрытие, не причиняя организ­му-хозяину ни добра, ни зла. В случае с протокооперацией оба орга­низма получают преимущества от объединения или иного взаимодействия друг с другом. Так, например, широко распростране­но прикрепление кишечнополостных к спинкам крабов. Тем самым они маскируют и защищают крабов, используя особые оборонитель­ные, так называемые стрекательные, клетки, а сами при этом по­лучают от крабов пищу и возможностьболеебыстрогопередвижения. При этом данные виды считаются относительно автономными друг от друга.

В случае мутуализма, или так называемого облигатного симбио­за, зависимость взаимодействующих организмов друг от друга возра­стает. Мутуализм (от латинского слова тШииз — взаимный) — одна из форм симбиоза, при которой каждый из сожительствующих орга­низмов приносит какую-либо пользу другому. Примером могут слу­жить взаимодействия между бактериями, фиксирующими азот, и бобовыми растениями; между микроорганизмами, способными усва-

ивать клетчатку, и животными, лишенными этой возможности. В такой ситуации взаимная кооперация обеспечивает существенное селекционное преимущество в процессе сопряженной эволюции. Со­пряженная эволюция — это тип эволюции сообщества, заключа­ющийся во взаимных селективн ых воздействиях друг на друга групп организмов, находящихся в тесной экологической взаимозависимо­сти,

В современной экологии широко известен пример сопряженной эволюции одной из разновидностей акации и муравьев, живущих на ней (Дженсен, 1967). Акация зависит от муравьев, защищающих ее от других насекомых. Муравьи поедают насекомых — фитофагов, которые в случае отсутствия муравьев, объедают все листья акации, вызывая ее гибель.

Описаны ситуации, когда в сопряженную эволюцию включается не одно, а несколько звеньев пищевой цепи. Так, Брауэр (1968) описал бабочку-монарха, несъедобную для хищников, ибо она пита­ется растениями с млечным соком, содержащим высокотоксичные гликозиды. Тем самым это насекомое не только питается растением, несъедобным для других, но и использует яд растения для собствен­ной защиты.

Таким образом, в разделах экологии как биологической дисцип­лины, назовем их биоэкологией, вычленяется стройная, сбалансиро­ванная картина равновесных взаимосвязей и взаимодействий живых организмов между собой и средой обитания, создававшаяся на протя­жении многих тысяч лет в ходе действия естественного отбора и других факторов эволюции. Однако в реальной действительности эта картина оказывается не такой уж целостной и непротиворечивой. Дело в том, что в природных процессах, кроме названных закономер­ностей, большую и все возрастающую роль играет человек, общество в целом. Без учета антропогенных, социальных факторов осмыслить закономерности функционирования природных систем невозможно. Существование человека и его активная природопреобразующая де­ятельность является онтологическим фактом, только с учетом кото­рого можно создать адекватную теорию развития природных процес­сов. Устранение человека из природных связей и отношений, прида­ние ему статуса лишь внешнего наблюдателя за этими объективно, как бы помимо его воли и желания развивающимися процессами,— это все та же дань концепции классической рациональности, элими­нирующей субъекта, разрывающей субъект-объектные отношения. Задача же заключается в том, как совершенно справедливо отмечал Ф.И. Гиренок, чтобы сдвинуть естествознание с точки зрения внеш­него наблюдателя, и тем самым показать, что сам внешний наблюда-

216

217

тель является элементом мира, который он описывает и относительно которого он формулирует законы¹.

Показано, например, что именно человек является частым ви­новником внезапного усиления патогенности в живом мире, широко­го распространения инфекционных заболеваний животных и расте­ний (эпизоотии и эпифитотий), ибо своей деятельностью он (умыш­ленно или неумышленно) нарушает естественное равновесие в экосистемах в слишком больших масштабах и настолько быстро, что системы оказываются не в состоянии восстановиться. Антропогенные изменения экосистем ведут к ускоренному видообразованию неболь­шого числа избранных человеком видов (для целей сельскохозяйст­венной или иной человеческой деятельности) и к гибели многих других видов, оказавшихся в данный момент на периферии челове­ческих интересов. Подобные примеры можно умножать до бесконеч­ности. Они присутствуют во всех девяти названных выше вариантах коэволюции системы «организм — среда». Однако, сегодня совер­шенно ясно и другое: пока что подобные антропогенно привносимые в систему природных закономерностей противоречия почти не изу­чены, И до тех пор, пока биоэкология будет изучать природные связи и отношения вне зависимости от человека, она будет, по сути дела, их искажать.

Фактически делает первые шаги и такая большая и крайне важ­ная на современном этапе область экологии как экология человека.

Экология человека

В современной научной лите­ратуре понятия «экология че­ловека», «социальная эколо­гия», «глобальная экология» зачастую употребляются как синонимы. С нашей точки зрения, это неверно. За каждым из этих понятий стоит свой комплекс проблем, отражающий онтологические реалии взаимодействия природы, человека и общества.

В контексте этих различений под экологией человека понимает­ся наука о взаимодействии человека и природной среды его обита­ния. Здесь возникают как минимум две группы комплексных и взаи­мосвязанных проблем. С одной стороны — охрана природной среды обитания человека, с другой — охрана самого человека. Как отмеча­ет Н.Ф. Реймерс, эволюция человека пошла по пути межэкосистем-ного отбора вплоть до освоения всей биосферы. Поэтому историче-

¹ ГиренокФ.И. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. С. 20.

218

ский процесс с точки зрения биологии — сплошная цепь массовых размножений людских популяций. Превентивных механизмов со­хранения среды человечество не выработало, что с превращением его в глобальную силу грозит ему самоуничтожением¹. Необходим поиск

и разработка теоретических основ и конкретных механизмов снятия нарастающего антропогенного воздействия человека на природную среду. Экология человека, изучая отношения человека к его природ­ной среде, должна учитывать и деятельность человека и возможности природных систем, т.е. взаимное влияние человека и природных факторов.

В то же время экология человека включает и другую группу важнейших для человеческого бытия проблем: изучение влияния природной среды на человека и адаптацию человека к различным средовым факторам: ландшафту, климату и т.д., а также проблемы стабильности человеческих популяций.

«Настало время,— отмечает Ю. Одум,— когда человек должен управлять своей собственной популяцией так же, как ресурсами, от которых он зависит, потому что впервые за всю свою недолгую исто­рию он столкнулся с предельными, а не просто с локальными ограни­чениями»².

Анализируя органическое единство человека и окружающей его природной среды, постоянно идущий процесс коэволюции, коадапта-ции человека и природы, экология человека в центр внимания ста­вит все жене природу, а именно человека, сохранение и укрепление его здоровья, совершенствование вида Иото $ар1епв в постоянно меняющихся условиях внешней среды. В.П. Казначеев определяет экологию человека как науку, которая изучает закономерности вза­имодействия людей с окружающей средой, вопросы развития народо­населения, сохранения и развития здоровья, совершенствования фи­зических и технических возможностей человечества³.

Правомерность такого подхода представляется весьма убеди­тельной. Ведь признание факта коэволюции взаимодействующих си­стем не означает утверждения их равнозначности, их ценностной, аксиологической соразмерности. Представления о балансе косной и живой природы и человека получили свое развитие в трудах многих ученых нашего времени. Однако, представление о наличии активно­го, ведущего начала в этих взаимодействиях, революционизирующее общие сложившиеся взгляды о гомеостазе реального бытия, выводя-

* Реймерс НФ. Надежды на выживание человечества. Концептуальная эколо­ гия. М., 1992. С. 83.

² Одум Ю. Основы экологии. М., 1975. С. 645.

* Казначеев В-П. Очерки теории и практики Экологии человека. М, 1983. С- 11.

219

щее его на новый уровень, было впервые выдвинуто в трудах В.Н. Су­качева, создателя теории биогеоценологии, и В.И. Вернадского, осоз­навшего научную мысль как геологическое явление.

В понимании В.Н. Сукачева, из двух основных составляющих биогеоценоза — живой и косной — активным началом является именно живая компонента. В условиях сформировавшихся животно-растительных сообществ они становятся силой, которая сама опреде­ляет основные характеристики неживой среды. В определенном смысле живое само для себя создает условия жизни. Лес, полноценно существующий, больше влияет на климат, чем климат на лес. Но это осуществляется только в условиях сложившихся, нормально функ­ционирующих биогеоценозов. В случае нарушения нормального функционирования биогеоценозов эта закономерность исчезает, жи­вое становится пассивным следствием среды, в которой оно находит­ся, Таким образом, нарушая структуру живых сообществ, мы неиз­бежно нарушаем среду обитания человека на Земле.

По аналогичной схеме развивается и мысль В.И. Вернадского. Глубоко и всесторонне обосновав тезис о единстве человека и приро­ды, о необходимости их целостного, комплексного исследования во всем богатстве взаимосвязей, этот выдающийся ученый подчерки­вал, что доминирующую роль в этом процессе играет научная мысль человечества, ставшая геологической силой. Ноосфера Вернадско­го — это биосфера, переработанная научной мыслью.

Таким образом, становится достаточно ясным, что современная экология человека — это комплексное междисциплинарное научное направление, исследующее самые разнообразные закономерности коэволюционного взаимодействия людей с окружающей их природ­ной средой. Среди основных направлений исследований экологии человека — изучение экологической адаптации человека к услови­ям среды. Воздействие на человека специфических климатических, температурных, высотных, атмосферных и прочих природных фак­торов и обратный процесс различных реакций человека на эти фак­торы в зависимости от генетических, психологических и культурных особенностей личности. В работах академика В. П. Казначеева и его школы собран обширный материал, свидетельствующий о различных реакциях людей, с разным типом нервной системы на одинаковые климатические характеристики. И одновременно выявлено наличие общих закономерностей воздействия окружающей природной среды на состояние здоровья человека, проявляющихся в феномене так называемого антропоэкологического утомления и напряжения¹.

¹ См. напр.; Казначеев В.П. Очерки теории и практики экологии человека. М., 1983; Проблемы экологии человека, м,, 1986.

Среди исследований экологии человека — популяционная эко­логия человека, экология питания, изучение зависимости характера пищи от среды обитания, физические различия людей в связи с пи­танием, экологическая медицина, т.е. изучение характера болезней в корреляции с реальными условиями среды существования. В иссле­дованиях адаптации, здоровья и болезней с точки зрения экологии человек предстает как органичное, целостное, неразрывное единство как в своих природных, так и социальных характеристиках. Это понимает большинство современных исследователей экологии чело­века. Однако и поныне встречаются попытки сузить, свести экологию человека либо к ее биологическому, либо к социальному началу. Так, например, авторы сборника «Адаптация человека» (1972) выделяют лишь биологические механизмы и закономерности адаптации, недо­оценивая социальную обусловленность этих процессов. А.Б. Бара­нов, напротив, проблему здоровья видит только через призму соци­альности. «Не кризис здоровья, не кризис медицины и здравоохране­ния,— пишет он,— а исторически объективное увеличение потребностей общества в трудовых ресурсах более высокого качест­ва — вот в чем суть проблемы здоровья населения, а также истори­чески актуальное ядро всего социального аспекта экологии челове­ка»¹. Здесь важно отметить, что наличие подобных крайних точек зрения отнюдь не является (или скажем мягче: является не только) следствием односторонности, ограниченности взглядов их авторов.

В этом проявляется наличие объективной трудности исследова­ния взаимосвязей природы и человека, заключающейся в отсутствии онтологических представлений, соединяющих проявление природ­ных закономерностей и целеполагающую деятельность человека.

Как отмечают А.Н. Кочергин, Ю.Г. Марков и Н.Г. Васильев, в этом случае экология выступает как междисциплинарная область знания с комплексной ориентацией на определенный класс целей человеческой деятельности².

Исследование экосистем, с точки зрения названных авторов, пре­вращается в изучение форм и методов управления ими. Если в био­логии экосистема интересует нас как определенный природный фе­номен, то в социальной экологии мы интересуемся прежде всего определенными социальными целями и задачами и рассматриваем экосистемы через их призму, выделяя при этом лишь те аспекты и

1 Баранов А.В. Социальные аспекты экологии человека // Пробле»ы экологии человека. М., 1986. С. 32.

² Кочерги» А.Й., Марков Ю.Г., Васильев Н.Г. Экологическое знание и сознание.

Новосибирск. 1987. С. 43.

220

221

черты экосистем, которые представляются существенными и важны­ми с точки зрения достижения поставленных целей»¹.

Как, надеемся, видит непредубежденный читатель, подобная по­зиция дает очень большие основания к скатыванию в односторонно­сти биологизма или социологизаторства, ибо в ней игнорируются коэволюционные аспекты взаимодействия человека и природы. Мы не получим объективного представления о реальности, если будем рассматривать экосистему только как определенный природный феномен, без учета антропогенных воздействий.

Вспомним великие планы преобразования природы, ее пере­делки, поворота рек и т.д. Все это — итог рассмотрения экосистем только с точки зрения достижения поставленных человеком целей, без учета объективных закономерностей развития самих природ­ных объектов. Избежать подобных крайностей, исходя из излагае­мой нами концепции, можно лишь углубляя понимание коэволю­ции человека и природы, более широко и комплексно развивая тот уровень современных экологических исследований, непосредст­венно пересекающихся с экологией человека, который можно на­звать социальной экологией.

Социальная, экология

Социальная экология — это наука о взаимоотношениях общества и окружающей его среды, о законах совместимо­сти, коэволюции общества и природы. Это — отрасль экологии, исследующая отношения между человеческими сообществами и окружающей их биологической, гео­графической, геологической, социальной и культурной средой. В со­циальной экологии изучается прямое и побочное влияние производ­ственной деятельности человека на состав и свойства окружающей природной, антропогенной и техногенной среды. Само возникнове­ние социальной экологии во многом определяется нарастающим не­благополучием в отношениях общества, идущего по пути техноген­ного развития, и изменяемой им природы, углублением глобального экологического кризиса.

Одной из основных особенностей социальной экологии в отличие от биоэкологии и экологии человека является то, что в сферу ее внимания попадает не только природная, но и искусственно создан-

1 Кочергин АЛ., Марков Ю.Г., Васильев И.Г. Экологическое знание и сознание. С. 44.

222

ная человеком среда: города, заводы, вся инфраструктура производ­ственной деятельности людей. В этой «второй» природе все неблаго­получней живет современный человек. Эта «вторая» природа, созда­ваемая независимо и во многом вопреки естественной среде обитания человека, оказывает на нее возрастающее негативное воздействие. Если в исследованиях по биологической экологии роль человека за­частую не явна и ее надо находить и вычленять, то социальная эко­логия имеет дело уже с противоположной тенденцией: здесь под массированным воздействием технико-производственной деятель­ности человека во многом неявной оказывается созидающая коэво-люционная роль живой природы. Слабая и подавленная, погибающая на наших глазах природа становится заложницей и жертвой научно-технического прогресса. Возникает вопрос: почему же так получи­лось? Является ли ситуация экологического кризиса неизменным спутником научно-технического развития? Это тоже одна из про­блем, стоящих перед современными социально-экологическими исс­ледованиями.

Человечество давно уже открыло для себя многие законы приро­ды. Выяснены и используются обществом и законы социального раз­вития. Однако, проблема вычленения основных закономерностей взаимодействия общества и природы поставлена в повестку дня только недавно, в условиях обострившегося экологического кризи­са. Раскрытие этих коэволюционных закономерностей развития индустриального общества и изменяемой природы — одна из ос­новных задач социальной экологии. Незнание подобных законов — одна из причин роковых просчетов человечества в его современной природопреобразующей деятельности. Антропогенно преобразован­ная природа, потерявшая возможность самовосстановления и само­организации, начинает жестоко мстить людям: катастрофически ухудшается среда обитания человека, появляются новые болезни, нарастает генетический груз в человеческой популяции, исчерпыва­ются ресурсы и т.д., и т.п. Все эти факты ныне достаточно широко известны¹.

Хуже обстоит дело с поиском принципов и законов, которые могли бы открыть путь к гармонизации отношений общества и при­роды на современном этапе. Некоторые попытки в этом направлении делаются. Но нет еще достаточно полного осознания того, что одной из важнейших методологической особенностей социальной экологии как науки оказывается то, что весь процесс ее формирования и фун-

1 См., например книгу: Фешбах Шерри, Фредди Альфреё-мл Экоцид в СССР.

М., 1992.

223

кционирования детерминирован необходимостью создания общей теории, взаимодействия общества и природы.

По мнению академика С.С. Шварца, одного из пионеров созда­ния этой области науки, главная трудность в ее развитии определя­ется отсутствием развернутой теории, описывающей более общие закономерности взаимоотношений природы и общества (именно об­щества, как определенной социально-экономической системы, а не отдельного человека)'.

Поиск и обоснование таких ведущих методологических законо­мерностей идет. Э.В. Гирусов называет среди них: принцип опти­мального соответствия общества и природной среды, принцип необ­ходимости поддержания естественного равновесия биосферы, прин­цип компенсации соответственно значениям меры производимых у природы изъятий, принцип экологической чистоты человеческой де­ятельности, принцип комплексности и экологической обоснованно­сти принимаемых решений².

Н.Ф. Реймерс формулирует следующие законы социальной эко­логии³.

Правило социально-экологического равновесия. Общество раз­вивается до тех пор и постольку, поскольку сохраняет равновесие между своим давлением на среду и восстановлением этой среды —-природно-естественным и искусственным. Эпоха «независимого» от природы, экстенсивно-экспансивного развития человечества окон­чилась.

Принцип культурного управления развитием. Современный этап социально-экологического развития характеризуется наложе­нием жестких лимитов на любую экспансию. Экономическое разви­тие может быть успешным лишь в рамках экологических ограниче­ний. Закон культурного управления развитием есть отражение глу­боких взаимодействий между обществом и природой — с одной стороны, и обществом и человеком, социальными группами — с дру­гой. Конкурентные отношения обществ на фоне меняющейся среды их обитания трансформируют макроисторические процессы, веду­щие к политико-экономической эволюции и самих обществ.

Правило социально-экологического замещения. Потребности человека социально-экологически заместимы. Способы такого заме­щения могут быть различны и удовлетворяться разными путями:

¹ Шварц, С.С Проблемы экологии человека // Вопросы философии, 1974. N9.

С. 106.

² См.: Гирусов Э.В. Система «общество — природа». М-, 1976. С. 127—129.

³ См.: Реймерс Я.Ф. Надежды на выживание человечества. Концептуальная экология. М., 1992. С. 146—151.

224

собирательством, промыслом, скотоводством, земледелием и т.д. Все эти формы хозяйства различно воздействуют на природу и ее же условиями определены. Доминирующая культура способна менять сам тип хозяйства.

Закон исторической (социально-экологической) необратимо­сти. Процесс развития человечества как целого не может идти от более поздних фаз к начальным, то есть общественно-экономические формации, определенным образом взаимодействующие с природной средой и естественными ресурсами, не могут сменяться в обратном

порядке.

Закон ноосферы В.И. Вернадского. Биосфера неизбежно пре­вратится в ноосферу, т.е. в сферу, где разум человека будет играть доминирующую роль в развитии системы человек — природа. Хао­тичное саморазвитие, основанное на процессах естественной саморе­гуляции будет заменено разумной стратегией, базирующейся на про­гнозно-плановых началах, регулировании процессов естественного развития. Это управление, безусловно, может быть только «мягким». В нем можно только следовать законам природы и развития общества. Управлять люди будут не природой, а прежде всего собой.

Можно привести и другие примеры поиска всеобщих закономер­ностей во взаимоотношениях совместно развивающихся общества и природы, но, вероятно, и сказанного достаточно, чтобы отметить: работы в этом направлении еще непочатый край. Необходимо не только выстроить систему названных принципов, но и добиться це­лостного, всестороннего охвата ими всей совокупности элементов взаимодействия природы, общества и человека.

Поиск всеобщих законов названной системы выводит экологиче­ские исследования на следующий, самый общий уровень анализа — глобальную экологию.

Глобальная экология;

Глобальная экология изучает взаимодействие человечества и биосферы в целом, т.е. ори­ентирована на изучение эколо­гической системы, охватыва­ющей всю Землю и ее космические контакты. Включая в себя в качестве составляющих элементов все названные ранее разделы эко­логии: биоэкологию, экологию человека, социальную экологию, гло­бальная экология ставит задачу тотального контроля за антро­погенными изменениями окружающей среды, уяснения закономер­ностей эволюции биосферы в данных условиях и создания таких

8-Р. Карпинская и др. 225

методов воздействия на глобальную экологическую систему, кото­рые могли бы предотвратить ее развитие в нежелательном на­правлении. Выработка принципов оптимизации взаимоотношений человека, общества и природы требует осознания человеком своего нового места в системе общества и природы на современном этапе исторического развития.

Плодотворное решение глобальной экологической проблемы тес­но связано с изменениями в философском понимании человека, осоз­нанием его возможностей в преобразовании природы, общества и самого себя, в понимании пределов и лимитов этих возможностей.

Исследовательские результаты, получаемые глобальной эколо­гией, ставят вопрос о необходимости изменений ценностных ориен­тации познания и смене традиционных приоритетов человеческой деятельности. Среди таких ориентации — формирование нового планетарного сознания, собственной причастности и со-ответствен-ности за судьбу планеты. Биосфера в контексте такого сознания по­нимается как неразрывное органическое коэволюционное единство природы и цивилизации. Глобальный экологический кризис наших дней предстает не как результат какой-то единичной ошибки, непра­вильно выбранной стратегии технического или социального разви­тия. Экологический кризис — это отражение глубинного кризиса культуры и цивилизации, свидетельствующий об исчерпании воз­можностей тех принципов, на основе которых они сформулирова­лись. Выход из кризиса видится в освоении новых ценностно-норма­тивных отношений, позволяющих преодолеть отчуждение человека от природы, соединить мир природы и мир человека, выработать новое экологическое мировоззрение, экологические императивы вза­имодействия человека, общества и природы.

Коэволюция человека, природы и общества

Понятие «коэволюция» под­черкивает взаимопроникнове­ние биологического и социаль­ного, их сопряженность, взаи­модополнительность в пре­дельно широких масштабах. Оно направляет исследовательскую мысль на разработку многих нерешенных проблем. Представление о взаимодействии между биологической и культурной эволюцией раз­вивалось В.И. Вернадским в его концепции биосферы и ноосферы. Идея коэволюции используется во многих современных работах би­ологов-эволюционистов и экологов, в исследованиях проблем «обще­ство — природа», а также при создании кибернетических моделей

развития биосферы¹ •²'³-^4, В конкретно-научном плане прежде всего встает вопрос о том, как обозначить основные стороны коэволюции, хаким образом представить их взаимосвязь и механизм этой взаимо­связи.

Возможны различные суждения по этому поводу, поскольку про­блема сложна и мало разработана. Но нельзя не видеть определяю­щей роли в характере этих суждений общей мировоззренческой платформы исследователя, его понимания общественного развития, а не только законов органической эволюции. Большинство естество­испытателей, обратившись к черзвычайно актуальной и богатой сво­ими возможностями проблеме, разрабатывают преимущественно один ее аспект, связанный с природно-биологической компонентой процесса коэволюции. Так, американский зоолог Р. Аяександер предложил концепцию, основанную на широком применении дарви­низма к объяснению самых различных сторон общественной жизни⁵. Считая понятие «интерес» общим для органической и культурной эволюции, якобы целиком разъясняющим их взаимосвязь, Алексан-дер подводит эволюционно-генетическую базу под юриспруденцию, мораль, понятие совести. В концепции английского этолога Р. Докин-са «субъектом» и движущей силой органической эволюции выступает «эгоистичный ген», а его аналогом в культуре является не менее эгоистичный «мим», некий «квант» культуры, функционирующий по законам популяционной генетики⁶.

Даже биологи выражали решительное несогласие с подобным подходом. Так, известный американский генетик Гюнтер Стент до­вольно давно назвал «трансцендентальным менделизмом» утвержде­ния об эгоизме либо альтруизме на молекулярно-генетическом уровне, а концепцию Докинса считал «поцелуем смерти длясоциоби-ологии». Продолжая полемику с социобиологией⁷, Г. Стент выражает решительное несогласие с тем, каким образом она использует моле-кулярно-генетическое знание в интерпретации такого важнейшего культурного феномена как нравственность. Вместестемон признает,

1 Казначеев В.П- Очерки теории и практики экологии человека. М., 1983.

^ Моисеев Н.Н. Коэволюция человека и биосферы (кибернетические аспекты) // Марксистско-ленинская концепция глобальных проблем современности. М., 1985.

3 Моисеев Н.Н. Палитра цивилизаций: разнообразие и единство. // Человек, № 2, 1992.

*> Гумилев Д.Н. Эктогенез и биосфера Земли. Гидрометеоиздат, 1990.

⁵ А1ехапа"егЯО. ШтШ&а апй аГГа1гя. № 4,1979.

*> ДокинзР. Эгоистичный ген. М., 1993.

⁷ $1еШ С. 61а« ЬШ доте: А гете« оГ А1ехап<1ег КохепЬег§. ТНе ыгисШге о! ВшЬ&саИйепсе.ВЫоеуапа'рпНоаорЬу, V. 1, л. 2,1986.

226

в*

227

что дискуссии о биологических основаниях этики имеют принципи­альное значение для современного понимания философии биологии. Такое признание подтверждает оценку проблемы коэволюции как одной из ключевых в философской позиции биологов, обсуждающих природу человека.

Наиболее известна концепция генно-культурной коэволюции, созданная представителями социобиологии. Анализ этой концепции по работе американских ученых — физика Ч. Ламсдена и энтомолога Э. Уилсока «Гены, разум и культура»¹ целесообразно продолжить, используя более позднюю работу этих же авторов «Прометеев огонь» (1982) и книгу Э. Уилсона «Биофилия» (1984). В этих работах пред­ставлены новые интересные факты, полученные при изучении на­следственной предрасположенности х целому ряду поведенческих реакций человека (вкусовые ощущения младенцев, общность основ цветового зрения, сходство отражения эмоций в выражении лица и т.д.). Более полно и открыто выражена философская позиция со­циобиологии, особенно в связи с тем, что проблема человека рассмат­ривается в этих работах в качестве центральной проблемы концепции коэволюции.

Главная идея этой концепции может быть выражена в таких простых словах — ни гены, ни культура, отдельно взятые, не могли породить человеческого разума. Он является результатом «ком­пактного соединения» генетической эволюции и культурной исто­рии. Авторы признают, что изучение коэволюции только начинается, и постоянно подчеркивают необходимость подключения биологиче­ского знания к проблемам разума, сознания, свободы воли и культур­ного разнообразия. «Мы задавали себе вопрос,— пишут они,— являются ли эти феномены непреодолимым барьером для социобио­логии? Существуют ли области знания, в которых природа была разделена на независимые друг от друга области? Несомненно, что соединение изучения мышления и культуры с эволюционной тео­рией — один из величайших интеллектуальных вызовов»².

Правда, после такой высокой оценки своей концепции следует признание, что социобиология начала «рискованное предприятие». При описании степени риска отмечаются следующие моменты. Во-первых, возникает опасность обвинения в повторении идеи социал-дарвинизма. «Выступления против социобиологии были примером того, какая реакция ожидает тех, кто пытается пересечь зону между биологи чес к и ми и социальны ми науками» . Во-вторых, налицо труд-

См.: Игнатьев В.И. Социобиология человека: «Теория генно-культурной ко­эволюции» // «Вопросы философии», 1985, N 10.

* СНаг1е$/. Ьатзёеп, Ейшигс! О. К/Нхоп. Рготе1пеап Иге. №.4., 1982, р. 46. ³ 1Ыд., р. 47—48.

ности преодоления традиций в изучении человека. «Основатели со­временных социальных и поведенческих наук, в особенности Э. Дюр-кгейм — в социологии, Ф. Боас — в антропологии, 3. Фрейд — в психоанализе и Дж. Уотсон — в бихевиористской психологии, в зна­чительной мере изолировали предметы своего исследования от био­логии и любые попытки приближения к ней рассматривались как «биологизаторство»¹. В-третьих, как признаются авторы, задача со­здать достоверное представление о генетическом и культурном взаи­модействии по самой своей сути очень нелегкая.

Последнее замечание социобиологов говорит об их самокритич­ности. Они неоднократно оценивают свою концепцию как гипотезу, первоначальный вариант решения проблемы, лишь стимулирующий научный поиск. Действительно, выражение «рабочая гипотеза» было бы несомненно уместнее, чем постоянно повторяющееся слово «тео­рия». Но дело не только в словах. Концепция генно-культурной коэ­волюции построена достаточно жестким образом в том смысле, что в ней давлсет не стремление показать именно «коэволюцию». Авторы больше склоняются к признанию ведущей роли природного, биоло­гического в эволюции человеческого разума. Отдельные замечания о роли труда, способов добычи и распределения пищи оказываются включенными в эволюционно-биологический подход.

Обратимся прежде всего к пониманию отношения генов и разума. Что такое «ген» в данном контексте? Авторы сами отмечают, что «мы находимся у начала человеческой генетики поведения, когда пред­принимаются первые усилия по исследованию и характеристике ге­нов, которые руководят развитием наиболее сложных форм поведения и мышления» . Значит, о генах в собственно научном смысле слова речи пока быть не может. «Ген» выступает лишь общим обозначением наследственности, ее возможной роли в поведении человека. И социобиологи заранее, до того как получены достовер­ные факты о генетических основах поведения, уверены в решающей роли наследственности? Да, уверены, хотя и делают оговорки о мно­гофакторности этого процесса. В доказательство придется выписать довольно большую цитату, которая заодно обозначит и характер собственно философских рассуждений. Как пишут авторы, «отноше­ние между генами и мышлением прежде всего нуждается в осознании философами важного вопроса о том, что разум имеет материальную основу. Дуализм утверждает, что разум не есть физическая субстан­ция, созданная мозгом, но существ уст отдельно от него; материализм настаивает на том, что разум является исключительно результатом

¹ ]Ый., р, 48.

2 тй, р. 75.

228

229

физической активности мозга... Дуализм противоположен экспери­ментальным исследованиям и сейчас почти исчез.

Современная материалистическая философия разума нашла свою наиболее удовлетворительную форму в так называемой теории тождества. Основное се пред пол о жени с состоит в том, что духовные явления идентичны с физиологическими явлениями в мозге и, скорее всего, с закодированной в нем моделью, в соответствии с которой происходит электрическое разряжение определенных наборов нерв­ных клеток»¹.

Мы выделили ряд утверждений, показывающих влияние у со-циобиологов понятий «мозг» и «разум» (мышление). Разум предстает постоянно как бы природным субстратом, одним из органов человека. Эволюция разума оказывается эволюцией мозга.

Конечно, в отношении мозга правомерны исследования генети­ческих основ его функционирования. Но очевидная подмена понятий приводит к тому, что и о разуме говорится так, будто он генетически предопределен. С этим согласиться нельзя. Чрезвычайно принципи­ально — не сливать орудие мышления, то есть физиологические процессы, с самим мышлением, его результатами, создающими науку, поэзию, литературу — всю духовную культуру человечест­ва. Мыслит не мозг, а человек с помощью мозга. В этом кратком афоризме заключено современное понимание соотношения психиче­ского и физиологического. Содержание человеческого мышления — это вовсе не совокупность нервных импульсов, а отражение внешнего мира, его познание, осмысление человеческих отношений, идеалов нравственности, своего места в мире. Прогресс всей системы наук о мозге чрезвычайно важен для понимания его деятельности. Но мы ничего не поймем в человеке, если изолируем его от общества и представим лишь в качестве носителя высокоорганизованной мате­рии мозга.

Парадоксально, но факт, что за «современный материализм» социобиологи принимают давнишнюю точку зрения вульгарного ма­териализма. На место прежних наивных представлений о деятельно­сти мозга привлекаются современные данные нейробиологических

наук. Однако суть остается прежней ~ сохраняется надежда познать духовные явления на основе, в конечном счете, физико-химических закономерностей.

Сходные идеи содержатся в так называемом «научном материа­лизме» — одном из философских направлений в США, хотя со­циобиологи не дают на него прямых ссылок. Скорее всего в этом отражается лишь общее невнимание социобиологов к философии.

¹ ша. р. 75—76.

Позиция же «научного материализма» как раз им чрезвычайно близ­ка, поскольку основана на отождествлении психического и физиоло­гического. Критический анализ этого направления дан в нашей литературе¹, и здесь можно только подчеркнуть, что ничего принци­пиально нового в философском плане социобиология не предложила.

Итак, основное понятие концепции генно-культурной коэволю­ции — понятие разума — целиком отражает содержание этой кон­цепции. Бели она исходит из постулата о взаимодействии между генами и культурой, то разум должен быть «приближен» к генам, фактически быть слитым с мозгом. При этом не замечаются возника­ющие противоречия. Так, не раз подчеркивается, что особенными чертами человека является способность к труду, языку, созданию абстрактных понятий, к обучению, сохранению долговременной па­мяти. Каким же образом все эти свойства возможно изолировать от жизни общества и «приземлить» только на мозг? Как эволюцию этих свойств возможно анализировать вне- и независимо от реальной че­ловеческой истории? Эта история присутствует в описаниях Уилсо-ном эволюции гоминид, но именно лишь «присутствует» — как внешняя среда, как условия жизни. Активная деятельность человека по преобразованию этих условий отодвигается как бы на задний план. Общество оказывается какой-то статичной кооперацией индивидов, в целом противостоящей им как внешняя среда.

Неоднократно подчеркивая необходимость синтеза естественных и общественных наук, социобиология так и не дает понять, какие же именно теории общественного развития должны вступить в контакт с биологией? Какая философия истории кажется им наиболее прием­лемой для реализации синтеза? Абстрактные призывы к синтезу зна­ния сопровождаются подчас дилетантскими суждениями об обществе. Особенно ярко это проявляется в претензиях социобиоло­гов создать «новую науку» о человеке.

Заключительный раздел «Прометеева огня» так и называется: «На пути к новой науке о человеке». Отношение между генами и культурой обсуждается в соответствии с тезисом о том, что «культур­ный детерминизм выглядит столь же непривлекательно, как и гене­тический детерминизм»². Однако, особенно неприемлемо для социобиологов представление о ведущей роли культуры в эволюции человеческого разума. Такую роль они оценивают как сугубо внеш­нюю, деспотичную по отношению к человеку, равнодушную к его природе и потому ликвидирующую главную потребность человека — в свободе воли. «Обычно говорят,— пишут авторы «Прометеева ог-

' См.. например: ЮяинаН.С. Проблема метафизики в американской филосо­фии XX века. М., 1987; Дубровский Д. И. Информация, сознание, мозг. М.. 1980, и др. 2 1лпаЛепО., ШкопЕ. РгошеШеап Пге, р. 174.

230

231

ня»,— что все следует воспринимать только в историческом свете, подразумевая под этим культурные изменения, происходящие на протяжении нескольких столетий. Более точно следовало бы гово­рить о том, что все следует рассматривать в свете органической эво­люции, которая и управляет процессами тесно связанных между собой культурных и генетических изменений, охватывающих сотни тысяч лет»¹.

Значит, исторический подход к человеку должен быть заменен эволюционно-биологическим. Именно в этом социобиологи видят смысл «новой науки о человеке». Здесь уместно вспомнить слова Г. Спенсера: «...Нам предстоит рассмотреть человека как продукт эволюции. Общество — как продукт Эволюции, и Нравственность — как продукт Эволюции»². Именно эти установки (далеко не новые!) пытаются реализовать социобиологи. Но следствием может быть только биологизация проблем человека и общества.

Основной вопрос этической философии, по мнению социобиоло-гов, формулируется так: «Существуют ли морально-этические ко­дексы без органической эволюции?». «Нет, не существуют»,— отвечают социобиологи,— только путем глубокого проникновения в физические основы морального суждения и только путем постиже­ния эволюционного смысла этого процесса люди получают действи­тельную возможность управлять собственной жизнью»³.

Важнейшая тема о понимании социобиологами этики, этической философии требует специального внимания, поэтому придется лишь дать ссылку на работы тех авторов, в которых представлен подробный и глубокий критический анализ позиции социобиологов по этим воп­росам^4,5.

В этих работах показан антиисторический и, по сути, биологиза-торский подход социобиологов к проблеме нравственных начал жиз­недеятельности человека, к формированию этических норм поведения. Антиисторизм заключен в отвлечении от реальных эта­пов пройденной человечеством истории, от закономерностей ее раз­вития, а биологизаторство — в попытках обосновать пре­имущественное значение генетического предопределения нравст­венности. Оба момента взаимосвязаны, одно обуславливает другое, что проявляется и в «новой науке о человеке». Превращение эволю-ционно-биологического подхода в главный методологический прин­цип этой «науки» неизбежно дополняется преувеличением роли

¹ 1Ыд. Р. 170.

² Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1897. С. 330—331.

³ Ьатхёеп С, Шкоп Е. Рготе(пеап Иге. Р. 183.

⁴ Фролов И.Т. Перспективы человека. М., 1983.

⁵ Фролов И.Т., Юдин Б.Г. Этика науки: проблемы и дискуссии. М., 1986.

232

генетических основ жизнедеятельности человека. Последний момент в полной мере раскрывается в понятии «эпигенетические правила».

Уилсон и Ламсден рассматривают «эпигенетические правила» как главное в концепции генно-культурной коэволюции. Дело в том, что эти правила призваны раскрыть механизм перехода от генов к культуре, и наоборот. Это — как бы субстрат перехода, возникший в далекой древности, эволюционировавший вместе с эволюцией разу­ма и, более того, выступающий в своем функционировании главной причиной этой эволюции. Настаивая на постоянных переходах («трансмиссиях») между генами и культурой, социобиологи, как они пишут, «для удобства решили разработать различные регуляторы развития в виде эпигенетических правил. Эпигенезис — биологиче­ский термин, которым обозначается сумма всех взаимодействий между генами и средой»¹.

Эпигенетические правила — регуляторы, канализирующие раз­витие как разума, так и отношения «гены — культура». Это — не собственно гены, но детерминированные генами пути индивидуаль­ного развития, на которые воздействует и внешнее культурное окру­жение, воспитание, обучение. Короче говоря, это — арена взаимо­действия генов и культуры.

Социобиологи надеются на эпигенетические правила в объясне­нии эволюции разума, этики и даже в усовершенствовании челове­ческой природы (будем знать эти правила — научимся управлять собой и общественным развитием). Однако, что и как должен иссле­довать, не представляя себе ни субстрата, ни механизма действия эпигенетических правил, гуманитарий, если они ни теоретически, ни эмпирически не обоснованы? Где вообще то поле конкретного поиска синтеза знания, о котором столько говорится в социобиологических текстах? Серьезному исследователю просто нечего делать с этими гипотезами, построенными на произвольных допущениях. Использо­вание математических моделей при обсуждении эпигенетических правил никак не снимает вопроса об их предметном содержании. Неопределенность же этого содержания очевидна. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться со статьей М. Рьюза и Э. Уилсона в журнале «Вопросы философии», где изложены представ­ления об эпигенетических правилах и их делении на так называемые первичные и вторичные². Характерно, что это деление в русском тексте не совпадает с таковым в английском — даны иные критерии деления, конкретный материал оказывается перенесенным из одной

¹ Ьшюёеп С, ткоп Е. Рготе1пеап Р1ге. Р. 72.

² РьюзМ., УилсонЭ. Дарвинизм и этика // Вопросы философии, 1987, N I.

233

группы в другую. Казалось бы незначительная деталь, но она под­тверждает умозрительность предложенных построений.

Нельзя не видеть, что эпигенетические правила — некая уловка сознания, стремящегося уйти от обвинения в метафизике генетиче­ского детерминизма. При обсуждении книги «Гены, разум, культура» Э. Уилсон подчеркивал, что в концепции генно-культурной коэво­люции люди не выступают генетически детерминированными робо­тами, поскольку уделяется внимание свободе выбора и свободе воли. Но какая же это «свобода воли», если в ситуации выбора снова дела­ется акцент на ограничения и запреты, обусловленные эпигенетиче­скими правилами? В тексте нет буквально никаких данных или примеров обратного воздействия культуры на генетическую про­грамму. Однонаправленность «работы» эпигенетических правил обусловлена опять-таки тем, что главными факторами развития культуры постоянно становится отбор, выживание, приспособление. В концепции генно-культурной коэволюции культура не имеет сво­его «языка», собственных определений, по поводу которых можно было бы строить гипотезы, каким же образом они «транслируются» в гены.

Когда Уилсон и Ламсден обращают специальное внимание на существующую множественность определений культуры и обсужда­ют понятие «единица культуры», то все разнообразие проявлений цивилизации оказывается сведенным к семантической памяти инди­вида. Используя данные когнитивной психологии по классификации единиц памяти, они несколько уточняют ранее предложенное ими понятие «культур-гена» как единицы культуры. В прежних работах культур-ген характеризовался крайне расплывчато как некая черта культуры, отражающая формы поведения, долгоживущие мысли­тельные конструкции, научные либо религиозные концепции и т.д. В контексте проблем семантической памяти культур-ген приравни­вается к «кодам» (уровень семантической памяти, включающий в себя конструкторы, пропозиумы, схематы). Культура оказывается результатом когнитивных действий с множеством культур-генов, которые в свою очередь базируются на кодах. Эволюция же культу­ры, в конечном счете, определяется физиологическими процессами, поскольку все события с культургенами и кодами контролируются эпигенетическими правилами, «встроенными» в мозг человека.

Получается явно биологизированное изображение культуры, в котором исчезают ее собственные черты, ее разнообразие в различ­ных временах и у различных народов. Один из множества аспектов, связанных с познавательной деятельностью человека, настолько аб­солютизируется, что становится единственным. К тому же причин­ное объяснение и этого аспекта предпосылочно задается биологическим знанием. «Я уверен,— пишет Э. Уилсон,— что ког-

нитивная психология покажет, что человеческий разум жестко бази­рован на биологии, действующей через эпигенетические правила, и потому в конечном счете обусловлен генами»¹. При такой постановке вопроса вообще отпадает надобность в «партнере» эпигенетических правил (то есть в культуре, и ее влиянии), а концепция коэволюции превращается в концепцию генетической эволюции. Но такое пре­вращение не соответствует исследовательским интересам социобио-логов — возникает главный парадокс, обусловливающий все внутренние противоречия социобиологии.

Одна из попыток выхода из этих противоречий намечена Уилсо-ном при эволюционном подходе к самим эпигенетическим правилам. Этот намек нам кажется существенным, поскольку затрагивает одну из дискуссионных тем в проблеме человека. Заключается тема в следующем — прекратилась ли биологическая эволюция человека в условиях созданной им цивилизации? Уилсон считает, что основные ментальные характеристики мозга могут даже продолжать свое раз­витие в исторические времена в противоположность той точке зре­ния, которая многими разделяется (по крайней мере широко распространена), что такая биологическая эволюция прекратилась 10000 лет тому назад и что изменение человека состояло с тех пор исключительно в его культурной эволюции. Уилсон даже предлагает «тысячелетнее правило» для генетической эволюции мозга — во вре­мя существования 30—40 поколений людей вполне могут «уместить­ся» некие изменения биологии человека. Очевидно, что до таких «правил» еще далеко, но сама идея о продолжающейся эволюции природно-биологического субстрата человека нам кажется плодо­творной.

0 возможных структурно-функциональных изменениях мозга под воздействием длительного процесса цивилизованного развития человека писал еще В.И. Вернадский. В современных работах биоло­ гов и антропологов эта идея получает еще большее обоснование. Целый ряд авторов называют этот поистине коэволюционный про­ цесс биосоциальной эволюцией человека. Так В.П. Казначеев, упот­ ребляя этот термин, раскрывает содержание экологии человека как нового научного направления, исследующего диалектически развер­ тывающийся процесс взаимодействия природно-биологических и со­ циальных сторон жизнедеятельности человека. Такое взаимодействие векторизовано определяющей ролью всех совокуп­ ных социальных факторов и уже благодаря этому не представляет собой статичного образования. Реальная человеческая жизнь, рас­ смотренная отдельно, либо в контексте группы, коллектива, того или

¹ ткопЕ.О. ВюрЫНа. СашЬп(18ее1а1., 1984.Р.37.

234

235

иного сообщества, претерпевает такие существенные и повторяющи­еся изменения природно-биологических характеристик, которые становятся нормой и для последующих поколений. Как это происхо­дит, по каким механизмам — наука еще не знает. Но ведущая роль социальных факторов жизнедеятельности человека не может касать­ся только его личностных определений либо затрагивать лишь мор-фо-физиологические черты, причем в пределах одного поколения. В череде поколений, как это можно предположить, совершается такое взаимодействие биологических и социальных факторов, которое от­ражается и на природно-биологическом субстрате. Какие его стороны затрагиваются — трудно сказать. Скорее всего не те, которые харак­теризуют человека как биологический вид, а те, которые характери­зуют его как биосоциальное существо.

«Очеловеченные» стороны функционирования, взаимной корре­ляции, регуляции различных систем организма человека уже сегодня становятся предметом исследования специалистов в области генети­ки человека, экологии человека, этологии человека. Все эти направ­ления вынуждены разрабатывать свою конкретную методологию, не совпадающую с общебиологической, поскольку невозможна прямая эстраполяция знания из соответствующих областей биологии непос­редственно на человека. И «виной» тому не абстрактная «культура», интерп ротированная лишь как специфическая для человека среда, но сам способ существования человека — в активной деятельности, в создании нового, невозможного без него, предметного мира и мира духовных ценностей.

Подводя итог рассмотрению «теории генно-культурной коэволю­ции», можно сказать, что идея «коэволюции» остается в социобио-логии лишь гипотезой, в лучшем случае намечающей проблему, но не пути ее решения. На таком зыбком основании невозможно постро­ить «новую науку о человеке». Попытка социобиологов в решении проблемы человека «заместить» философию и в целом гуманитарные науки биологией, навязать свой идеал научного знания приводят лишь к повторению азов натурализма. Нужны не заверения в том, что тема коэволюции является ключевой в понимании природы че­ловека и в определении судеб человечества, а подлинно научные, методологически достоверные основы исследования. Такой методо­логии в рамках социобиологии не разработано. Вряд ли ею может стать и предложенная М. Рьюзом версия дарвинизма как современ­ной философии'. Заявленный им натуралистический подход к фило­софии превращает дарвинизм, без серьезных на то оснований, в «эволюционную эпистемологию» и даже в «эволюционную этику».

¹ Низе М. Такт§ Оаг\у!п 5егюиз1у. А пашгаМзИс арргосЬ 10 рЫ1о5орпу. ОхГогй, 1986.

Хотелось бы выразить надежду, что социобиологи не проявят излиш­ней доверчивости и не воспримут так понятую «эволюционную эпи­стемологию» в качестве философской базы своих исследований. Ведь это означало бы полную замену философии биологией в определении круга вопросов и способов их решения, когда речь идет о коэволюции между органической и культурной средой.

Здесь мы вплотную подошли к вопросу о роли философии в изу­чении природно-культурной коэволюции. Эту роль трудно переоце­нить уже в силу того, что центральное место занимает проблема человека, понимание его природы, его места в мире. Когда Н.Н. Мо­исеев обсуждает синтетический характер исследований коэволюции, возможное участие в них новых концепций самоорганизации, то подчеркивает необходимость создания широких обобщений на осно­ве совместных усилий естествоиспытателей, математиков^ экономи­стов, социологов, психологов, философов и даже поэтов. Без таких обобщений, пишет Н.Н. Моисеев, «невозможно понять Человека во всей полноте/ во всем драматизме его отношений с остальной приро­дой. А без такого понимания не-стоит даже говорить о какой-то реалистической конкретной стратегии взаимодействия природы и общества^¹.

Иными словами, концепция коэволюции может быть создана лишь на основе концепции Человека. Человеческий, гуманистиче­ский смысл обсуждения проблемы коэволюции стоит на первом месте и определяет цель ее исследования. От целеполагающего характера деятельности человека, от его способности к творчеству невозможно изолироваться при исследовании биосферы. Ведь в нее включена не только природная, но и социальная реальность, представляющая со­бой единство объекта и субъекта деятельности.

Поэтому философия не может быть «рядовым» в армии наук, штурмующих совместно проблему коэволюции. Ни одна из этих наук не имеет специальным предметом Человека в целостном его жизне-проживании и отношении к миру. Мировоззренческое содержание философии задает цель исследования коэволюции, хотя те или иные ученые могут и не сознавать до конца истоков своих гуманистических устремлений. Это не значит, что достаточно признания ведущей роли философского знания, чтобы успешно продвинуть работу по созда­нию синтетической концепции биосферы. Такое признание — лишь начало пути, причем, и для философии тоже. Ей вышла ныне беспри­мерная в истории роль практического участия в разработке жизненно важных для существования человечества концепций. Готова ли она для выполнения этой роли? Этот вопрос должен стать предметом

¹ Моисеев Н.Н. Стратегия разума. // «Знание — сила». 1986. № 3. С. 32.

236

237

обсуждения прежде всего профессионалов в области философии. Са­мокритичная позиция необходима для сохранения и укрепления до­стоинства философии как науки о Человеке. Она способна внести серьезный вклад в изучение системы «человек — природа — обще­ство» не только своей корректирующей ролью в отношении методо­логических средств взаимодействия наук, но и, главное, своим участием в формировании гуманистического содержания цели такого взаимодействия, его мировоззренческих основ.

В том и состоит новизна самой проблемы коэволюции, что она поднимает на более высокий уровень взаимосвязь конкретного на­учного и философского знания, выдвигает новые задачи по установ­лению более содержательных контактов между ними. В философии тоже возникают новые вопросы — о зависимости понимания самого феномена мировоззрения от интерпретации природы человека, об осмыслении роли экологическо-биосферных факторов в жизнедея­тельности человека, включая его духовную жизнь, о новых подходах к исследованию проблем развития в аспекте глобального эволюцио­низма. Главный вопрос — каким образом представить концепцию человека поистине центром философских размышлений, их предпо­сылкой и результатом.

Приходится признать, что в этом направлении совершается пока лишь поиск, сопровождаемый формулировкой общих установок и критическим анализом концепций, недооценивающих философское содержание проблемы человека. Такой анализ, безусловно, своевре­менен, поскольку разнообразие подходов к природе человека, широ­кое подключение естественно-научного знания неизбежно сопровождается переосмыслением роли философии. Наконец-то воз­обладала тенденция спокойного и объективного рассмотрения объек­та критики, только и создающая основу для диалога, для обнаружения в позиции оппонента разумных доводов, неожиданных догадок, полезных находок. Именно в этом ключе возможно, напри­мер, кратко остановиться на любопытных идеях Э. Уилсона, изло­женных в его работе «Биофилия»¹. Предлагая своеобразные дополнения к пониманию природы Человека, Уилсон как раз демон­стрирует ту коррелятивную связь между различными аспектами про­блемы коэволюции, о которой речь шла выше.

В качестве нового объекта познания, способного «навести мосты» между органической и культурной эволюциями, постулируются так называемые биофильные свойства человека, то есть прирожденная склонность к благоговению перед жизнью. Это понятие, как извест­но, является центральным в концепции Альберта Швейцера, а здесь

¹ ткопЕ.О. ВюрЫНа. СатЬгМве. Мам., 1984.

238

оно получает сугубо эволюционно-биологическую интерпретацию. Благоговение перед жизнью оказывается не результатом, как у Швейцера, роста самосознания человека, процесса самоусовершен­ствования, трудной пожизненной работы по формированию жизне­утверждающего мировоззрения. Согласно Уилсону, биофилия — некое предзаданное свойство человека, передающееся от поколения к поколению по генетическим каналам. Правда, он оговаривается, что биофилия — лишь предпосылка такой важной компоненты нрав­ственности как любовь к природе, уважение к любым формам прояв­ления жизни. Тем не менее именно биофильные свойства создают глубинные основы экологического мышления, природоохранитель­ной деятельности и гуманизма. Как пишет Уилсон, «пришло время продумать новые и более сильные моральные основания, чтобы уви­деть самые корни мотивации того, почему при наших обстоятельст­вах и в силу каких причин мы лелеем и охраняем жизнь»¹.

Такие корни усматриваются именно в биофильных чертах при­роды человека, имеющих древндаю родословную итесно связанных с альтруизмом, взаимным альтруизмом, групповым отбором. Имея такую «надежную» эволюционно-биологическую основу, человек не может быть, не должен быть жесток, беспощаден к себе подобным и к природе. Он как бы обречен на «охранительную этику» (Иге сопзеп>айоп еШс) как фундаментальную нравственную основу сво­его бытия. Если так не получается в реальной жизни, то виной тому несовершенная цивилизация, несовершенные общественные устрой­ства, искажающее влияние культуры. Снова, как и в прежних рабо­тах социобиологов, природно-биологические основания человеческой жизнедеятельности оказываются главными, ведущи­ми, а теоретическое рассмотрение человека отдается в руки биоло­гии.

Безусловно, что человеческое в человеке формируется как исто­рически, так и индивидуально никак не в отрыве от контактов с природой. Однако мироощущение, основанное на сопричастности всему живому, трудно представить биологически запрограммирован­ным, поскольку оно создается в неразрывной связи с развитием нрав­ственного сознания. Живую природу нельзя уничтожить не просто потому, что тем самым ликвидируется источник питания, дыхания, то есть сугубо физиологического существования людей. Если считать общение одним из важнейших специфических свойств человека, то культура общего, его качество формируется в многообразии связей, в том числе связей с природой. Отторжение от себя живых существ, отсутствие сострадания к -ним и заинтересованности в сбережении

¹ 1ЫЙ.Р. 71.

239

жизни в целом не позволяют развиться способности к сопережива­нию, к соучастию, сотрудничеству, взаимопониманию. Человек не может раскрыть, реализовать свою родовую сущность, если отказы­вается сознательно или бессознательно от единства с живой приро­дой, от принадлежности к ней не только по происхождению, но и по самому смыслу существования. Поэтому широкое движение против угрозы ядерной войны, против опасности полного исчезновения жиз­ни на Земле является поистине общечеловеческим и составляет осно­ву современного гуманистического мировоззрения.

В философском обосновании такого мировоззрения большую роль призвана сыграть толерантность, открытость философии к но­вым проблемам, широко обсуждаемым как представителями естест­венных наук, так и мировым сообществом ученых в целом. Идея коэволюции как раз способна стимулировать новые шаги сотрудни­чества между философами и естествоиспытателями, не говоря уже о том, что она имеет непосредственные практические выходы в реше­ние многих смысложизненных проблем современности.

Вопросы к главе 11

1. Охарактеризуйте основные подходы к пониманию экологии как раздела биологической науки.

2. Назовите возможные варианты коэволюции биологических систем.

3. Почему оценка коэволюирующих систем с позиций только биологии оказывается недостаточной?

4. Каков основной объект исследований экологии человека как науки?

5. В чем проявляется комплексность и междисциплинарность исследо­ваний в экологии человека?

6. Как избежать крайностей биологизаторства и социологизаторства в понимании взаимодействия человека и природы?

7. Каков предмет исследований социальной экологии?

8. Назовите основные принципы и законы гармонизации отношений человека, общества и природы.

9. Что изучает глобальная экология?

10. Как решение экологических проблем связано с тем или иным философским пониманием человека?

11. Каковы основные направления изменения ценностных ориентации познания и смены приоритетов человеческой деятельности для решения экологических проблем?

12. Назовите основные подходы к взаимодействию природы и общества и охарактеризуйте их достоинства и недостатки.