Часть II

КОЭВОЛЮЦИОННАЯ СТРАТЕГИЯ: ПРИНЦИПЫ И РЕГУЛЯТИВЫ

«Мировое Единое, как и каждый его эле­мент, характеризуется в моих глазах особым, присущим ему движением. Но что это за движение? Куда оно нас вле­чет?.. И на правах историка жизни, как и на правах философа, я отвечаю всем разумом и всем сердцем: "К Духу"»

П. Тейяр де Шарлей

Разделяя точку зрения Кирилла Михайловича Хай-лова, отметим, что на протяжении почти всей ис­тории науки ее описательные и объясняющие функции казались, в основном, достаточными. Рекомендатель­ная, т.е. ведущая к управлению, роль стала значитель­ной и особенно ценимой лишь с середины нашего века и даже позже. Рекомендации, в свою очередь, порождают непростые внедренческие проблемы.

Если этот процесс будет развиваться, что, по-видимому, неизбежно, возникнет необходимость форми­рования структуры науки по заданным важнейшим стратегическим целям. Оптимизация использования природных ресурсов и стабилизация качества природной среды, несомненно, войдут в их число. Поэтому уже сегодня необходимо думать о том, как от нынешней неоптимальной, стихийно складывающейся структуры науки наилучшим способом перейти к структуре, отвечающей крупным целям.

На границе XX и XXI веков уместно и необходимо искать более широкий и прагматический взгляд на жизнь как на биосферное и космическое явление, видеть все богатство внутренних и внешних связей жизни, управляющих механизмов разных уровней организации. Их еще во многом предстоит осваивать, чтобы выжить.

Глава 5

В поисках новой философии природы

В поисках нового мировоззрения, отражающего как со­временное научное знание о природе, так и реальные жизненные потребности людей, возможна и необходима реабилитация и рефор­мация философии природы — древнейшего направления филосо­фии, обретавшего различные формы в разные исторические периоды. Здесь мы предлагаем такое понимание философии природы, в кото­ром научная картина мира включает в себя судьбы человечества, проблему сохранения жизни на Земле. Философию природы мы ста­вим в прямую связь с философией человека, с пониманием его био­социальной природы и совокупности основных представлений, раз­работанных в системе гуманитарного знания.

Здравый смысл и теоретический подход

На уровне здравого смысла очевидна связь человека с при­родой, поскольку человек, как живое существо, не просто ос­мысливает, а ежедневно про­живает, переживает свою принадлежность к природе. Телесность человека и его зависимость от природных условий среды обитания составляет основу человеческого бытия, каким бы неповторимым и многокрасочным оно ни было в духовных своих проявлениях. Поэто­му с древнейших времен отношение «Человек — Мир» включало в себя философские, по своему характеру, размышления о Природе. Они могли быть чрезвычайно широкими, буквально уходящими в глубины Космоса, могли быть более приземленными. Но непременно были, составляли важнейшую часть мироощущения человека, его осознания самого себя. Внутри философии этому соответствовала

83

особая традиция создания широких философских обобщений, стре­мившихся дать целостный образ накопленных знаний о Природе.

Почему же так случилось, что философия природы примерно к середине XIX столетия потеряла свой былой авторитет и позднее как бы вовсе исчезла из поля зрения философов? Причин тому немало, и они подробно рассмотрены нами в первой части нашей книги. Содер­жание натурфилософских концепции, их взаимоотношения с естест­вознанием, их кризис способны прояснить вопрос о том, в силу каких обстоятельств то исчезает, то возрождается потребность в философии природы.

Потребность в натурфилософии

Необходимо различать инди­видуальную потребность в об­ращении к природе и некую об­щезначимую, культурно-исто­рически сформировавшуюся потребность. Первая пред-задана человеку и может либо развиться, либо исказиться и даже исчезнуть под воздействием воспитания и обстоятельств жизни. Вторая в большей мере зависит от крупномас­штабных событий общественной жизни, от культурных традиций, от характера развития науки и философии в данное историческое вре­мя. Соотношения, взаимосвязи между индивидуальными и обще­ственными потребностями далеко не однозначны. Сплошь и рядом индивидуально-природное мироощущение вовсе не нуждается в зна­нии философских концепций, далеко от них по тем или иным причи­нам. И наоборот — натурфилософские построения могут быть столь умозрительными, выраженными в такой характерной для филосо­фии абстрактно-логической форме, что становится неуместным сам вопрос об отражении в этих построениях природного мироощущения индивида, даже самого создателя той или иной системы философии природы.

Такие несоответствия не являются просто следствием различий в эмоциональной и рациональной сферах жизнедеятельности чело­века. Понятие мироощущения вовсе не сводится буквально к ощуще­нию, оно стоит в одном ряду с такими понятиями, как мировоззрение, мировосприятие, миросозерцание, миропонимание, мировидение. Каждое из этих понятий вносит свой ньюанс в описание отношения «Человек — Мир». Однако даже использование этих богатых воз­можностей русского языка лишь подчеркивает сложность проблемы взаимосвязи философии с жизнью, а в нашем случае — философии

природы с насущными жизненными задачами как индивида, так и современного общества.

Поэтому мы и обратились сразу к вопросу о потребности в фило­софии природы. Декларирование ее надобности, обоснованное лишь философским интересом к новым обобщениям, было бы сегодня в дурном смысле элитарным. Нестабильный, тревожный, наполнен­ный конфликтными ситуациями и кровавыми событиями мир, в ко­тором мы живем, менее всего нуждается в культивировании замкну­тых на самих себя философских систем. Какие-либо новации в фило­софском движении в нашей стране могут быть плодотворными лишь при их непременной ориентации на позитивное решение жизненно-важных проблем — будь то в сфере социально-экономической, науч­ной, культурной, образовательной или других.

Три аспекта обоснования потребности

Для того, чтобы конкретнее обосновать потребность в воз­рождении натурфилософии, мы довольно условно выделим три аспекта, стараясь в каждом

из них учитывать интересы как общества, так и индивида. Это аспек­ты — общекультурный, внутринаучный и внутрифилософский. Ес­тественно, все они взаимосвязаны, но их различение позволит как-то упорядочить ту совокупность факторов, которые обусловили выдви­жение самой идеи современной философии природы. Именно после этого можно понять сложившиеся направления исследований, кото­рые демонстрируют не только актуальность философии природы, но и реальность уже происходящего процесса ее формирования.

Общекультурная потребность

Итак, начнем с общекультур­ной потребности в разработке новой философии природы. Эта потребность порождается теми результатами развития техно­генной цивилизации, которые привели к таким ее кризисам, как экологический, демографический, сырьевой. Можно вслед за М.К. Мамардашвили говорить о глобальном антропологическом кри­зисе, настолько неуютным, незащищенным и бесперспективным ста­ло существование человека в им же самим созданном машинизиро­ванном мире. Все убыстряющиеся, начиная с XVII века, темпы раз­вития техники, все активнее овладевавшая умами идея научно-тех-

84

85

нического прогресса как главного смысла общественной жизни пре­образовали облик цивилизации, образ жизни в развитых странах и человеческую систему ценностей. Философский анализ возобладав­шего «научно-технического мировоззрения», «количественных инс­трументальных ценностей», «ценностной матрицы техногенной ци­вилизации»¹ не вселяет особого оптимизма, настолько трудны и про­тиворечивы возможные пути выхода из тупика, в который загнало себя человечество. Разорванный на клочки мир и несчастное созна­ние — это относится ко всем сферам человеческой жизнедеятельно­сти, пронизанным в угоду техническому прогрессу надобностью уз­кой специализации, разделенности функций, разобщенности задач и частных целей. Фрагментарное восприятие мира явилось неизбеж­ным следствием подобного образа действий. Как пишет О. Тоффлер, «современная западная цивилизация достигла необычайных высот в искусстве расчленения целого на части, а именно в разложении на мельчайшие компоненты. Мы изрядно преуспели в этом искусстве, преуспели настолько, что нередко забываем собрать разъятые части в единое целое, которое они некогда составляли»².

В этих условиях засилия фрагментарного способа мышления ста­новится чрезвычайно интересным опыт прежней натурфилософии, ее главное намерение дать целостный образ целостно существующей Природы. Намерение это трудно осуществимое, тем более в наш век изобилия научного материала, но важна сама установка, сама попыт­ка не потеряться в деталях, в частностях. Расторгнутая связь с При­родой не может быть восстановлена самой Природой. Из этого надо исходить. Мера ответственности человека перед Природой и самим собой ныне проверяется именно тем, насколько готов человек к само­изменению, к осознанию того, что он избрал ложный язык для своего общения с природой³. Найти достоверный язык возможно не только в приверженности к экологическому движению, но и в новых подхо­дах к традиционной структуре философского знания, его проблема­тике, понятийному ее выражению. Возрождение философии приро­ды, ее понимание в неразрывном единстве с философией человека, то есть в неразрывном единстве с судьбами Человека на Земле, откры­вает новые возможности для обретения философией своего предназ­начения быть действенным помощником человека в его многостра­дальной жизни.

Натурфилософия и нравственность

Что касается нашей страны, то российская культура имеет бо­гатые традиции участия естест-

воиспытателей и философов,

включая религиозно ориенти­рованных, в развитии жизнеутверждающего мировоззрения, затра­гивающего глубинные интересы как индивида, так и общества, охва­тывающего отношения с природой и друг с другом. Нравственные аспекты этих отношений предполагают понимание жизни как вы­сшей ценности. «Полюбить жизнь больше смысла ее» — эти слова Алеши Карамазова как бы дополняют завет Ф.М. Достоевского счи­тать главной задачей жизни «выделывание в человека». Высокий нравственный долг, заключенный в необходимости «выделывания в человека», подкрепляется столь же нравственным восприятием жиз­ни как дара судьбы, Бога, Космоса, самого драгоценного как для самого себя, так и для других людей. Столь же актуальное ныне обсуждение философии ненасилия, этики ненасилия исходит из того, что доброжелательные, милосердные, поистине нравственные отно­шения между людьми имеют общую посылку — нет ничего на свете дороже жизни. Включение в понятие «жизнь» всех форм живого на Земле («живое вещество планеты» по В.И. Вернадскому) способно содействовать освобождению от сугубо идеологизированных интерп­ретаций мировоззрения и обратить его к истокам, к широко понятой проблеме «Человек — Мир».

Вместе с тем опора на научные знания о природных процессах, происходящих как в индивиде, так и в окружающей его природно-со-циальной среде, создает необходимое на сегодня противодействие той монополии на нравственность и понимание смысла жизни, которая подчас проявляется при нынешнем восстановлении справедливости в отношении к религии и церкви. Увлечение религиозной интерпре­тацией человека и самой природы как бы заполняет тот мировоззрен­ческий вакуум, который характерен для посткоммунистического существования нашего общества. Отрицательные последствия имен­но такого заполнения вакуума уже сказываются в падении интереса молодежи к естественным наукам, к научному знанию в целом. По­этому особо важную роль новое понимание философии природы при­звано сыграть в образовании — как начальном, так и высшем.

¹ См. Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. В.С. Стенин. Философская антропология и философия науки. М., 1992. О. Тоффлер. Наука и изменение (предисловие) — в книге: И. Пригожин, И. Стенгерс. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 11.

³ Новая технократическая волна на Западе С. 242.

86

Натурфилософия и образование

87

Философия природы рассмат­ривается нами как предпосыл­ка естественно-научного, тех­нического и гуманитарного об-

разования. Будущие естествоиспытатели и «технари» способны по­лучить навыки целостного восприятия мира, если этот мир не сводит­ся к совокупности вещей, их свойств и отношений, а предстает «че-ловекоразмерным», включающим в себя самого человека. Гуманиза­ция естествознания и технических наук создает сопротивление отри­цательным последствиям узкой специализации, способствует раз­вертыванию творческого потенциала личности. Не менее важна фи­лософия природы для гуманитариев, сплошь и рядом замыкающихся на своих традиционных подходах к человеку как сугубо социальному существу. В настоящее время безрассудно игнорировать научные данные о природных основах человеческого бытия, а также новейшие направления естественно-научного исследования, непосредственно выходящие на проблематику человека. Зачем гуманитарию естест­вознание и зачем естествоиспытателю, «технарю» философия чело­века — эти вопросы должны пронизывать все уровни образования, все его формы. При обсуждении этих вопросов развивается важней­шее качество мыслящего человека — способность к самостоятельной выработке своего мировоззрения, своего индивидуального мировосп­риятия, переплавляющего научное знание в упорядоченную стерж­невую жизненную позицию.

Итак, если подвести краткий итог обсуждению общекультурного значения реабилитации натурфилософии, то он состоит в утвержде­нии важности того целостного подхода к природе, который со­ставляет традицию натурфилософии. Глобальная фрагментация, расчлененность самой человеческой жизнедеятельности, науки, культуры, способа мышления, характерная для XX века, «на руку» только одолевшему нас научно-техническому прогрессу, но не чело­веку. Движение к новому мировоззрению, ставящему в центр судьбы человечества и жизни на Земле, предполагает различные пути, в том числе путь создания новой натурфилософии, призванной нести в себе цементирующее начало.

Запросы науки

Теперь обратимся к внутрина-учной заинтересованности в

натурфилософии, подразуме­вая под наукой прежде всего ес­тествознание. Нельзя не ви­деть, что небывало могучее научное движение XX века не только не устранило, но и, может быть, усилило, несколько трансформировав, ту причину, в силу которой существовала и прежняя натурфилосо­фия. Причина эта — неудовлетворенность пытливого ума сбором фактов, пристрастие творческой личности к широким обобщени-

88

ям, к поиску начал исследуемых явлений. В каждой из областей естествознания, все более подверженного дифференциации, накоп­лено такое несметное количество информации о природных процес­сах, что поговаривают не только об «информационном буме», но и об «информационной катастрофе». Великое множество научных со­трудников занято сбором этой информации, и сам характер этой деятельности, а не только занятость ею, уводит от обобщений. Прав­да, В.И. Вернадский постоянно подчеркивал громадное значение так называемых эмпирических обобщений. Но это делалось скорее для того, чтобы утвердить реалистическую позицию натуралиста, отли­чить необходимую для естествознания объективную истину от повер­хностных и неоднозначных суждений о природе. Абсолютизации эм­пирических обобщений никак не получалось у В.И. Вернадского, создавшего одновременно немало интересных теоретических постро­ений, предложившего целый рад перспективных гипотез. Ученый — мечтатель, которым был по сути В.И. Вернадский, не может быть эмпириком.

Но вернемся к современности. Можно возразить, что одновре­менно с дифференциацией знания происходит его интеграция, и сле­дует оставить все на своих местах, поскольку сам стихийный процесс развития естествознания «разберется» с таким своим недостатком, как дефицит теоретических обобщений. Но, во-первых, проходят годы и даже десятилетия, а с «разбором» подчас не получается. Так, по крайней мере, оценивал ситуацию в современной биологии изве­стный отечественный биолог СВ. Мейен, называя биологию «без­ыдейной наукой» и вспоминая давнишнее ее сравнение с «коллекци­онированием марок». Во-вторых, установка на интеграцию знания вряд ли осуществится как стихийный процесс, без привлечения фи­лософии, без осознанного усилия философски подготовленных есте­ствоиспытателей. Уж очень велика сила специализации и расчлене­ния знания.

О процессах интеграции знания написана масса работ. В них, в частности, показана действительно плодотворная интегративная роль системного подхода, математики, кибернетики. Тем не менее, в этой массе работ преобладают декларации о необходимости интегра­ции и комплексных подходов, либо совершается явное преувеличе­ние роли одного из методов, одного из понятий или отдельно взятой науки, рассматриваемых в качестве универсальной спасительной ме­ры против фрагментации знания. Наиболее эффективно развитая интегративная область научной деятельности — это созданная ин­формативная сеть мирового научного сообщества, множество банков данных, их взаимосвязи. Практически мгновенный обмен информа­цией, как результат использования микроэлектронной техники, пре-

89

доставляет небывалые возможности для координации исследований, для оценки их новизны. Но при всем при том — это часть технологии научной работы, лишь способствующая развертыванию творческого процесса.

Естественно, приобщение ученых к философии природы вовсе не есть тот «золотой ключик», который откроет дверь в пространство широких обобщений и смелого теоретического мышления. Здесь ско­рее снова приходится уповать на молодых людей, посвятивших себя науке, на то, что еще в ходе образования они обретут вкус к обобще­ниям и навыки их построений. Когда Д.И. Менделеев создавал пер­вый в России учебник по общей химии, то отмечал принципиальное различие между справочником фактов и учебником. В качестве пер­вейшего требования именно к учебнику, вводящему в основы химии, он подчеркивал необходимость иметь в нем такие обобщения, вокруг которых может быть выстроен весь фактический материал: «Вся мас­са предлагаемых сведений должна связываться немногими ясными идеями, иначе не привыкнет ум учащегося к обобщениям, не будет иметь стремлений и целей, пропадет в мелочности — словом, не вы­несет образования...»¹. Сказано чрезвычайно точно — учащийся «не вынесет образования», то есть не получит от него пользы, если под грузом «мелочности» фактов не сумеет выработать своих собствен­ных научных стремлений и целей. Конечно, они могут быть и узко­специализированными, но в таком случае... только пополнится ар­мия «частичных» научных работников.

Происходящие ныне обсуждения содержания и статуса курсов общей химии, общей биологии, основ глобальной экологии, системы биосферных наук неизбежно связаны с поиском концептуальных основ самих этих научных дисциплин, существующих относительно самостоятельно и вместе с тем включенных в единый процесс позна­ния Природы. Усовершенствование образования оказывается в зави­симости от понимания особенностей эволюции современного научно­го знания, а также от использования более высоких уровней обобще­ния, непосредственно выводящего к размышлениям о картине мира, об образе Природы в целом. Философское знание призвано действен­ным образом участвовать в этих важнейших для общества процессах развития науки и образования. Тому способствуют и те изменения в философской проблематике, в которых отражается актуальная зада­ча приблизить философию к реалиям жизни общества и каждого отдельного человека.

¹ Менделеев Д.И. Соч. Т. XV. С. 157.

90

Натурфилософия и философия

Так мы перешли к третьему из выше выделенных аспектов обоснования потребности в фи­лософии природы, на сей раз впрямую связанному с филосо­фией, с ее собственными тенденциями развития. Подробное рассмот­рение этих тенденций будет представлено далее. Не раз мы будем возвращаться и к обсуждению новых направлений философского ис­следования. Поэтому здесь лишь отметим несколько моментов, наи­более существенных для объяснения того, каким образом нам видит­ся философия природы в качестве закономерного этапа развития философии.

Возрождение натурфилософии, активизация интереса к ней всег­да были связаны с успехами естествознания, с периодами его револю­ционных преобразований. В философском осмыслении этих преобра­зований естествознания XX века отмечается прежде всего переход к изучению сложных систем. У Ильи Пригожина и Изабеллы Стенгерс написано: «Наше видение природы претерпевает радикальные изме­нения в сторону множественности, темпоральное™ и сложности. Долгое время в западной науке доминировала механическая картина мироздания. Ныне мы сознаем, что живем в плюралистическом ми­ре»¹ . Подчеркнем здесь, что «плюралистический мир» открылся не только благодаря естествознанию, но и философии.

Философия о плюралистическом мире

Примерно с середины XIX века и до настоящего времени ус­пешно развивается философия науки, накоплен богатейший материал по логике и методо­логии научного познания. Одним из важнейших результатов иссле­дования является утверждение тезиса о том, что философские осно­вания не только различных наук, но и каждой науки в отдельности представляют собой гетерогенные, то есть внутренне неоднородные, образования. Это обусловлено разнообразием природных объектов, различием используемых методов исследования, особенностями при­нятых норм и идеалов познания, характером взаимосвязи данной области науки с общественной практикой и т.д. Получается, что каждый раз, если мы имеем дело с устоявшейся областью исследова­ния, ученый «проживает» в какой-то особой реальности, не сливаю-

¹ Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., Прогресс, 1986. С. 34.

91

щейся с другими реальностями, имеет в голове своеобразную, про­фессионально близкую ему, картину реальности. Иначе говоря, он­тология, то есть представление о бытии, оказывается в целом для науки плюралистической.

Этот вывод современной философии науки имеет принципиаль­ное значение для нашей темы. Это означает, что практически невоз­можно создать единую философию природы. В ней пришлось бы соединять несоединимое, настолько подчас несходны созданные про­грессом научного знания картины реальности. Никакая общефило­софская идея не способна вобрать в себя воссозданное современной наукой разнообразие онтологических представлений, не рискуя по­терять сам смысл их существования. Возможно лишь создание раз­личных моделей философии природы, в которых четко оговаривается предлагаемый подход, как один из возможных, и тем самым очерчи­ваются границы применимости этого подхода. Такая установка опи­рается также на опыт развития современного естествознания, в кото­ром общепризнана невозможность создания, например, общей тео­рии химии либо общей теории жизни. Безуспешными оказались попытки создания единой теории поля в физике, единой теории эво­люции органического мира.

Многообразие и единство

Вместе с тем различные карти­ны реальности и лежащие в их основе теоретические концеп­ции не находятся во взаимной изоляции. Их объединяет по­стоянный обмен методами, использование так называемых общена­учных методов и подходов (системного, кибернетического, информа­ционного, эволюционно-исторического и т.д.). Происходит постоян­ный обмен идеями. Среди них все больший вес обретают общезначи­мые для человека идеи, то есть непосредственно отражающие его повседневные связи с Природой, зависимость его жизнедеятельности от сложившихся конфликтных отношений между Природой и циви­лизацией. Ценностные критерии научного знания, то есть их «чело-векоразмерность», их человеческий смысл, становятся рядом с кри­териями объективности знания — этого важнейшего признака по­длинно научного знания о Природе. В понимание онтологических оснований науки вводится человек не только как средство познания, но и как высшая ценность всего смысла познавательной деятель­ности.

В философском содержании проблемы ценностей в естествозна­нии, широко обсуждаемой ныне, заключены богатые потенции для

осмысления «плюралистического мира» и поиска объединяющих его начал. Целостный образ Природы и плюралистичность картин реаль­ности становятся как бы сторонами одной медали, если рассматрива­ются в общем контексте движения науки к ценностной проблемати­ке. Философское мышление призвано воссоединить эти полярности плюрализма и монизма, раскрыть на конкретных проблемах естест­венность этого противоречия и доказать способность разума его осво­ить. Естественность противоречия в конечном счете базируется на достоверном великом разнообразии Природы, скрепленном единст­вом.

Непосредственное, контактное, осуществляемое в полевых усло­виях взаимодействие ученых-натуралистов с Природой как раз на­полнено этим проникновением в естественность противоречия мно­гообразия и единства. Поэтому мы придаем большое значение той реабилитации ученого-натуралиста и натуралистического сознания, которая активизируется прежде всего экологическим движением, и рассмотрим подробно в специальном разделе соотношения натура­лизма как философии, натуралистического сознания, натуралисти­ческого мировоззрения и философского мировоззрения. Этот комп­лекс вопросов важен не только сам по себе, но и в доказательство возросшего интереса философской общественности к онтологической проблематике. Имевший место крен в сторону методологии науки, теории познания, как воплощения философии, ныне корректируется общественным запросом прежде всего в том плане, что проблема человеческого бытия, в том числе сосуществования человека с при­родой, ставится в центр внимания.

Опора на научные традиции

Научно-исследовательский стиль нашей работы над книгой был бы псевдонаучным, если бы мы делали вид, что начина­ем как бы с нуля и претендуем на исключительную новизну своего замысла. Историко-философ­ский и историко-научяый материал, представленный в первой части, служит нам отправной точкой для постоянно проявляемого уважи­тельного отношения к поискам, вариантам воссоединения филосо­фии природы и философии человека. Здесь же, при доказательстве самой правомочности и перспективности натурфилософии, остано­вимся лишь на одном моменте. Дело в том, что при возобладавшем негативном отношении к натурфилософии фактически она не исчез­ла с философского горизонта. Тому свидетельством хотя бы ведущие

93

обобщающим суждениям о природе человека — и наоборот. Обраще­ние к традициям восточной философии также характерно для этого нового интеллектуального движения.

темы дискуссий в нашей философской литературе за последние де­сять лет. Так, довольно подробно обсуждалась в начале 80-х годов проблема картины мира — существует ли общенаучная картина ми­ра, если да, то каково ее содержание, каковы ее взаимосвязи с фило­софскими основаниями науки, со специальными научными картина­ми мира. Высказывались различные точки зрения о месте и роли картины мира в структуре научного знания, о возможности включе­ния в общенаучную картину мира данных не только такой фундамен­тальной науки как физика, но и химии, и биологии, о соотнесенности общенаучной картины мира с фактом существования человечества как части биосферы и т.д. Разнообразие подходов имело под собой различное понимание образа Природы и способов построения фило­софии природы.

Та же стержневая линия сохранилась при последующих обсуж­дениях концепций глобального эволюционизма, нацеленных на вы­явление единых закономерностей всех эволюционирующих систем — как природных, так и социальных. Буквально бескрайние, космо­гонические просторы действия этих предполагаемых закономерно­стей могут быть осознаны лишь с привлечением всей системы естест­венно-научного знания и более того — всего культурного наследия человечества. В этом отношении характерно высказывание авторов наиболее популярной, пожалуй, модели глобального эволюциониз­ма: «Мы считаем, что находимся на пути к новому синтезу, новой концепции природы. Возможно, когда-нибудь нам удастся слить во­едино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская: с ее представлениями о спонтанно изменя­ющемся самоорганизующемся мире»¹.

Тема Восток — Запад активно обсуждается в современной лите­ратуре, отнюдь не только философской. Разительное несходство двух типов культур пронизывает всю жизнь современной цивилизации, оказывает огромное влияние на происходящие процессы во всех сфе­рах общественной жизни и на пути осмысления возможных перспек­тив развития человечества. Тот факт, что даже при обсуждении но­вой концепции природы эта проблема возникает, может быть расце­нен как дополнительное подтверждение уже происходящего мировоззренческого поворота к воссоединению философии природы и философии человека. Мы далее подробно рассмотрим целый ряд новейших концепций (социобиологию, синергетику, биополитику, биологический структурализм, аутопоэз), в которых четко просмат­риваются эти переходы от философских размышлений о природе к

¹ Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., Прогресс, 1986. С. 65.

94

Естествознание и философия — движение навстречу

Нельзя не отметить, что созда­телями этих концепций явля­ются, по преимуществу, есте­ствоиспытатели, а не филосо­фы. Это тоже существенно от­личает обстоятельства развития натурфилософии прежде и теперь. Раньше естественнонаучная образованность философов была исход­ной базой для натурфилософских построений. Известна высокая сте­пень эрудиции в естествознании Канта, Гегеля, Шеллинга, других философов, оставивших значительный след в натурфилософской традиции. Что же касается естествоиспытателей, то им был свойст­венен иной характер деятельности. Даже если еще в начале XIX века в названиях фундаментальных трудов можно было встретить такие, как «Философия зоологии», «Философия ботаники», «Философия химии», то по сути эти труды говорили именно о зоологии, ботанике, химии. Безусловно, систематизация представлений в этих областях естествознания сопровождалась выдвижением своеобразных и опере­жающих свое время философских принципов, как это имело место, например, в «Философии зоологии» Ламарка. Тем не менее, системо-созидающая устремленность естествоиспытателя была направлена на саму природу «как она есть», а не на способы ее познания чело­веком.

В век стремительного, бурного развития естествознания, како­вым является именно XX век, ситуация изменилась. Принципиально новые философские обобщения стали возникать непосредственно в процессе научно-исследовательской деятельности естествоиспыта­телей. Задала тон физика, в конце века в связи с расщеплением атома решительно поставив вопрос о роли наблюдателя, о сомнительности оценки естественных наук как знания природы «как она есть сама по себе». Последующее развитие квантовой механики, теории относи­тельности, неравновесной термодинамики и т.д. окончательно посе­лило нас в «вероятностный мир», предполагающий изменения фило­софских оснований науки, картины мира.

К сожалению, в нашей стране догматичное, сугубо идеологизи­рованное понимание философии было причиной тому, что не только не приветствовались прорывы западных ученых к новой философ­ской проблематике, но они всячески дискриминировались, квалифи-

95

цировались как «идеалистические», «субъективистские» и даже «бур­жуазно-империалистические».

Целая вереница разгромных кампаний, направленных против генетики, кибернетики, химии, физиологии высшей нервной дея­тельности, нанесли непоправимый вред не только отечественной на­уке, но и качеству нашей философской культуры. Даже осуждая сегодня антинаучную деятельность тоталитарного режима, начиная с области экономики и кончая философией, многие гуманитарии лишь на словах признают громадную роль естествознания в нашем мире, сохраняя к нему некое покровительственное отношение как к части технологического процесса, обеспечивающего существование цивилизации. Недостает главного — ощущения равноправности, равномерности. признания за естествоиспытателями права и обязан­ности участвовать в активном продвижении вперед философской мысли и прежде всего — в размышлениях о природе человека. Под­сознательно сохраняется штамп, запечатленный многократным по­вторением в наших не только философских изданиях таких оценок творцов науки — «крупный ученый, но мелкий философ», который в лучшем случае «подошел к диалектическому материализму и оста­новился перед историческим материализмом». Показательно, что так говорилось не только в отношении естествоиспытателей, это име­ло общую причину — незнакомство с материалом, нежелание следо­вать его логике и дать себе труд обнаружить в нем философские посылки.

То же поверхностное, понаслышке знакомство с общепризнан­ными новациями в естествознании способно вести не только к их недооценке, но и к их абсолютизации, к чрезмерно доверительному отношению к их возможностям и перспективам. Так произошло с генетикой, особенно с генетикой человека. Магическая фраза «Это от генов» используется сплошь и рядом не как метафорическое выраже­ние, лишь намекающее на существование предпосылок различных психических, душевных характеристик человека, а как окончатель­ное их объяснение. Благо это касалось бы только общественного мне­ния, его склонности к очередным стандартам мышления. Уже на этом уровне такая мифология не безвредна, но еще серьезнее дело обстоит, когда она овладевает умами ученых. Удачной новаторской постановке конкретных задач исследования и теоретической интерпретации его результатов никак не может способствовать убежденность в том, что именно на молекулярно-генетическом уровне живого мы найдем ответы на все загадки биологии, которые лишь умножаются по мере роста нашего знания. Поэтому представления об уровнях организации, об иерархии целостных систем живого активно обсуждались за последние десятилетия как естествоиспытателями, так и философами.

Понятие «человекоразмерности»

Одной из новых идей, возник­ших в процессе этого обсужде­ния, была идея о том, что совре­менная наука перешла к изуче­нию не только сложных систем, как это отмечалось выше, но и специфических по своему характеру. Эти сложные системы «человекоразмерны», то есть либо непосредст­венно включают в себя человека, либо настолько близки по своим корням и способу существования к цивилизации, что их уже нельзя считать «чисто» природными.

Нас интересуют в этой книге прежде всего те «человекоразмер-ные» системы, которые хотя и включены во «вторую природу» (К. Маркс), т. е. в цивилизацию, но тем не менее сохраняют свою природность. Иначе говоря, важнейшее для судеб человечества отно­шение «человек — машина», специально изучаемое философией техники, не окажется здесь в центре внимания. Не станут определя­ющими для нас и безусловно интересные рассуждения о том, что телесность человека как бы распадается на два вида телесности — собственно природно-биологическую и «тело» цивилизации, той «второй природы», без которой человек действительно шагу ступить не может. Вся его жизнедеятельность и собственно социальная дея­тельность происходит, совершается в «теле» цивилизации и на осно­ве, с помощью, предметного мира, созданного цивилизацией. Тем не менее, натурфилософия обращается к той «телесности» как челове­чества, так и индивида, которая природ на не в метафорическом смыс­ле («вторая природа»), а в буквальном. Поэтому философия природы имеет дело прежде всего с естествознанием, а из сферы гуманитарных наук заимствует те подходы, те срезы многомерного знания о чело­веке, которые способны утвердить ценностную ориентацию филосо­фии природы, обосновать «человекоразмерность» самой натурфило­софии.

Взаимопереходы онтологической «человекоразмерности», то есть констатации существования подобных систем, в «человекораз-мерную» методологию, и наоборот, с наибольшей ясностью обнару­живаются, пожалуй, в современной экологии, причем не только эко­логии человека. Катастрофичное состояние «тонкой пленки жизни на Земле» (В.И. Вернадский) заставляет мыслить одновременно в двух плоскостях — природной и социальной. Так называемые антропо­генные факторы изменения природы важны не сами по себе, а в силу того обратного влияния, которое измененная среда оказывает на че­ловека.

9с

4 - Р. Карпинская и др.

97

Антропоцентризм или биоцентризм?

обобщающих идей, способных упорядочить ту или иную область зна­ния, выразить определенную направленность в обсуждении ее про­блем.

В конкретном экологическом исследовании возможно и не­обходимо специальное выделе­ние антропогенных факторов, но их оценка в конечном счете ориентирована не на природу, а на человека. Ухудшение условий его проживания порождает ценностную компоненту установки на то или иное экологическое исследование и получение такого его результата, который способен подсказать практические меры, благотворные и для природы, и для человека. Так, заинтересованность в сохранении природного равновесия оборачивается заинтересованностью в жизни человека — и наоборот. Это уже не прежний антропоцентризм, ут­верждавший идеологию господства человека над природой. Резуль­таты многовекового господства такой идеологии и ее практической реализации, как известно, не только печальны, но и просто трагичны. Если, как утверждают экологи, в настоящее время за каждый час вымирает один вид на Земле, то сколько времени отпущено для вымирания оставшихся 30 миллионов видов, известных науке?

Оправданы и заслуживают всяческой поддержки призывы к та­кому изменению нашего мировосприятия, когда любые, самые раз­нообразные формы жизни оцениваются как «человекоразмерные», важные и необходимые для выживания человечества. Значит ли это, что на смену антропоцентризму должен прийти биоцентризм? Ведь, настаивая на единстве философии природы и философии человека, мы как бы остаемся в рамках антропоцентризма. Можно истолковать как антропоцентристскую и самую идею выживания человечества. Природе человек безразличен и даже враждебен, когда он уничтожа­ет ее, нарушает ее баланс.

Вместе с тем уже многие тысячелетия сам факт существования человечества на Земле вплетен в эволюцию жизни, в систему при­родных экологических взаимодействий живых существ. Правы ли мы, сохраняя в каком угодно виде саму идею «центризмов», когда мир плюралистичен, когда наука XX века все ближе подходит к выраже­нию этой плюралнеточности? Но если ориентироваться, с другой стороны, только на плюрализм, великое разнообразие явлений нежи­вой, живой, социальной «материи», то каким образом обнаружить инвариант, то есть нечто стабильное, повторяющееся, выражающее единое в многообразии? Не было бы науки с ее стремлением к выра­жению все более общих, универсальных для всей Природы законов, если бы в ней самой не существовало таких единых начал, которые демонстрируются нам в повторяющихся природных явлениях и со­здают ощущение вечности Природы. Это вовсе не аргумент в пользу «центризмов», но безусловное оправдание поиска каких-то немногих

98

Идея коэволюции

В нашей теме, охватывающей материал множества научных дисциплин, такой объединяю­щей идеей видится идея коэво­люции, то есть сопряженного, взаимообусловленного изменения систем или частей внутри целого. Будучи биологичным по происхождению, связанным с изучением совместной эволюции различных биологических объектов и уровней их организации, понятие коэволюции ныне оказывается включен­ным в обсуждение предельно широких вопросов бытия и судеб чело­вечества. Коэволюция природы и общества — это область исследова­ний, которая уже не является собственно естественно-научной. Это подтверждают современные научные концепции глобального эволю­ционизма, претендующие на то, чтобы дать обобщенную картину всех мыслимых эволюционных процессов.

Популярность идеи коэволюции такова, что академик Н.Н. Мо­исеев говорит даже о «коэволюционном императиве», обсуждая во многих своих публикациях не только богатое научное, но и нравст­венное содержание идеи коэволюции. Нам же предстоит хотя бы в общих чертах объясниться, в чем философская привлекательность этой идеи, почему именно она способна стать основой предлагаемой далее модели современной натурфилософии и соответственно — структуре ее изложения.

Посвящая далее идее коэволюции специальный раздел, подчер­кнем здесь ее универсальный характер. Эта универсальность не­сколько иного рода, чем универсальность философских категорий. Понятое коэволюции сохраняет свою «память» о естественно-науч­ном происхождении в том смысле, что остается нацеленным на изу­чение механизма процесса, на получение ответа на типичные для естествознания вопросы «Что?» и «Как?» — «Какие именно системы коэволюционируют и каким образом?» Поскольку коэволюция ха­рактеризует как материальные, так и идеальные, созданные мыслью системы, то нацеленность на изучение механизма не подрывает уни­версального значения понятия коэволюции. Скорее, это высвечивает новые ракурсы известного философского положения о конкретности истины, так как выдвигает более строгие требования к тому про-

«* 99

странству, к той «системе координат», в которой в данном конкрет­ном случае нуждается коэволюция.

Подобное обретение естественно-научными, по своему проис­хождению, понятиями даже не просто общенаучного, а в известной мере именно философского характера достаточно хорошо известно. Приведем лишь один пример — понятие самоорганизации. Возник­новение неравновесной термодинамики и ее философское осмысле­ние (И. Пригожий, И. Стенгерс, Г. Хакен, Э. Янч) подняли понятие самоорганизации на такой высокий уровень натурфилософских обоб­щений, что в настоящее время невозможно обойтись без этого поня­тия при обсуждении традиционно-философских проблем: время и его необратимость, порядок и хаос, случайность и необходимость, непре­рывность и дискретность. Более того — на основе понятия самоорга­низации создаются универсальные модели Вселенной, то есть натур­философские концепции, исходящие из такого «начала» Природы как самоорганизация.

нений выполняет двоякую функцию — сохранения целостности си­стемы и участия в становлении новой целостности¹.

Проблема коэволюционного формирования сложных целостных систем из более простых элементов представляется наиболее слож­ной. При ее разработке приходится учитывать иерархию природных целостностей и те разнообразные проявления сопряженности, в ко­торых проявляются ее общие черты (относительная самостоятель­ность сопряженных систем, ассиметрия отношения, переходы от ней­трального отношения к сопряженному и т.д.). Наиболее важной, пожалуй, общей чертой является то, что сопряженность неразрывно связана с кооперативностью, с таким типом взаимодействия, кото­рый в человеческих взаимоотношениях называется сотрудничест­вом, взаимопомощью, солидарностью. Для собственно природных явлений эти понятия непригодны, но «кооперативность» использует­ся широко. Важно подчеркнуть, что коэволюционный подход разру­шает прежний образ Природы, как «войны всех против всех», как беспощадной борьбы за существование.

Особенности

коэволюционных

процессов

Коэволюция — тоже одно из «начал» Природы, составляю­щих компоненту глобального эволюционного процесса и вместе с тем несущего в себе такие его черты, которые не охватываются целиком понятием само­организации. Это вовсе не означает какого-либо противоречия меж­ду этими двумя понятиями, какой-либо конкуренции концепций, основанных на одном или другом понятии. При изложении моделей «самоорганизующейся Вселенной» непременно используется поня­тие коэволюция, а коэволюциоиная модель не может обойтись без понятия самоорганизации. Различие заключено лишь в акцентах, в преимущественном внимании исследователя к одному или другому понятию и выраженным в них закономерностям природных процес­сов. Несколько упрощая, можно сказать, что самоорганизация имеет дело со структурами, состояниями системы, с переходом системы в новое качество, а коэволюция — с отношениями между системами, с корреляцией эволюционных изменений. Отношения между систе­мами могут быть самыми разнообразными, но коэволюционный под­ход выделяет те, которые сопряжены, взаимно адаптированы друг к другу. Понятие «сопряженность» является центральным. Автор единственной пока монографии, специально посвященной коэволю­ции, С.Н. Родин, отмечает, что сопряженность эволюционных изме-

Коэволюция и человек

В настоящее время довольно подробно обсуждаются как бы полярные уровни коэволю­ции — молекулярно-генетиче ский и биосферный. Коэволю­ция Природы и Общества самым решительным образом ставит воп­росы о синтезе знания, о необходимости совмещения различных уровней коэволюции, различных представлений о коэволюционных процессах, выраженных не только в науке, но и в художественном творчестве, в религии, в мифологии и т.д. Принципиально важным для нашей темы является вывод, который следует из обсуждения коэволюции Природы и Общества. Он заключается в том, что кон­цепция коэволюции может быть создана лишь на основе концепции Человека. К естественно-научным вопросам «Что?», «Как?» и «Поче­му?» должны быть добавлены вопросы «Зачем?» и «Для чего?». Чело­веческий, гуманистический смысл обсуждения проблемы коэволю­ции стоит на первом месте и определяет цель ее исследования. От целеполагающего характера деятельности человека, от его способно­сти к творчеству невозможно изолироваться при исследовании био­сферы. Ведь в нее включена не только природная, но и социальная

1 Родин С.Н. Идея коэволюции. Новосибирск, Наука. Сибирское отд. 1991. С. 243—244.

100

101

реальность, представляющая собой единство объекта и субъекта дея­тельности. Понимание же содержания и роли целеполагающей дея­тельности невозможно на базе лишь природоведения, либо таких общенаучных подходов, как системный, информационный, термоди­намический. Законы самоорганизации, коль скоро они будут сфор­мулированы, существенно продвинут объяснение перехода от хаоса к порядку, от одного структурного уровня к другому. Но направлен­ность развития еще не есть целенаправленность. Эволюция же био­сферы совершается в единстве природной направленности процессов и целенаправленности человеческой деятельности.

Человек поистине воплощает в себе «квант» коэволюции, ту це­лостность, которая не только динамична, но и уникальна, неповто­рима. Так же временны любые другие целостные образования коэво-люционного процесса, но череда их «поколений» обеспечивает его непрерывность, пока сохраняется жизнь на Земле и длится человече­ская история. Именно человек своей деятельностью, сознанием, осо­бым способом общения с себе подобными создал то разграничение реальностей на Земле, которое мы довольно условно называем При­родой и Культурой. Условность состоит в том, что эти реальности взаимопроникают друг в друга, неразрывны в своем единстве, тогда как человеческое познание схватывает либо то, либо другое, да к тому же посредством множества дифференцированных наук в каж­дой из двух областей.

Преодолению разрывов между естественно-научным и гумани­тарным знанием как раз и может способствовать, на наш взгляд, такая модель философии природы, которая скоррелирована с фило­софией человека. Поэтому в заключении мы подчеркиваем те идеи, которые будут скреплять весь текст и служить оправданием нашей попытки предпринять новое дело. Во-первых, преимущественное внимание будет уделено философскому анализу «человекоразмерно-сти» естественно-научных концепций, их ценностной ориентиро­ванности и степени осознания в них гуманистических установок. Во-вторых, в этих концепциях будет прослежена методологиче­ская роль идеи коэволюции, представленной в ее универсальном содержании. Коэволюция идей также включена в это содержание. Это значит, что атмосфера диалога, уважительного отношения к полярным позициям, этические нормы научного исследования со­ставляют необходимые условия происходящего процесса формирова­ния нового образа Природы, такой натурфилософии, которая ставит во главу угла проблемы выживаемости человечества, сохранения и процветания жизни на Земле.

Вопросы к главе 5

1. В чем заключается общекультурная потребность в возрождении натурфилософии? Каковы ее аспекты?

2. Существуют ли внутринаучные причины возрождения интереса к натурфилософии и ее возрождения?

3. Как связаны между собой интегративная функция философии и потребность в новой философии природы?

4. Каковы особенности современной картины мира? Существует ли в ней импульс к философии природы?

5. Какова роль картины мира в современной науке? Выполняет ли в современной науке картина мира интегративную, методологическую, ми­ровоззренческую функции? Может быть построение картины мира — это недостижимый идеал?

6. В чем существо понятия «человекоразмерности»? Каковы его аспек­ты?

7. В чем отличие биоцентризма от антропоцентризма? Преодолевается ли в современной философии и науке разрыв между этими понятиями?

8. Каковы особенности коэволюционных процессов? Сможет ли идея «коэволюции» помочь преодолеть разрыв между естественно-научным и гуманитарным знаниями?

9. Почему современная концепция коэволюции может быть создана лишь на основе концепции человека?

10. Как включаются в общую концепцию коэволюции представления о коэволюции идей?

102