Лекция 18. Будущее человечества

Перспективы постиндустриальной цивилизации. Западная модель глобального мира

1. Перспективы постиндустриальной цивилизации. Вопрос о природе и судьбах постиндустриальной цивилизации теснейшим образом связан с социокультурным и геополитическим статусом западного потребительского общества. В современной экономике, лишённой каких-либо морально-религиозных критериев, наметился разрыв между производством товаров и производством прибыли. Во всём мире усердию предпринимателей и инвестиционной активности бросает вызов виртуальная экономика, связанная с деятельностью фиктивного капитала. Финансовая активность в форме биржевых спекуляций подменяет традиционную, предпринимательскую, банки вытесняют предприятия. И если классический предприниматель эпохи Реформации протестантского происхождения остро чувствовал «сверхвещную» природу своего богатства и знал, что в её основе лежит ценностно-мотивированная деятельность, питающаяся из глубинных религиозных источников, то современные «рыночники» постмодернистского толка обнаружили, что значительно выгоднее не производить товары, а «крутить» деньги. Возникла новая форма эксплуатации, о которой не помышлял Маркс: эксплуатация народов интернациональным фиктивным капиталом, полностью оторванным от сферы производства. Такой капитал принципиально не довольствуется традиционной прибылью 5–7 %, он претендует на прибыль 1000 % и более. Такую прибыль в принципе нельзя получить в рамках производящей экономики. Поэтому осуществляется её всемерная дискредитация: смелые и энергичные покидают производство как презренное дело отживающих изгоев.

В ходе развития капиталистических отношений хрематистика (искусство наживать богатство и делать деньги) стала сутью и содержанием светской жизни. Разработка схем и способов обогащения и получения прибыли в настоящее время провозглашены основной целью теорий, которые именуются экономическими, оставаясь по своей сути чистейшей хрематистикой. Если анализировать все современные экономические школы, то можно убедиться, что они учат тому, как отдельному бизнесмену-предпринимателю или отдельной корпорации добиться финансового успеха, набить свои собственные карманы. Получаемая прибыль считается единственным критерием экономического успеха, правильности схем ведения дела. При этом за границами этой теории остаются проблемы общественного эффекта, оценки влияния частно-корпоративной деятельности на благосостояние страны в целом. О существе таких теорий и основанной на них практике достаточно точно высказался Макс Амстердам: «Бизнес – это искусство извлекать деньги из чужого кармана, не прибегая к насилию». Именно таким «искусством» является практика раскрутки тарифов естественных монополий в современной России.

Но в обществе всегда существовали и иные воззрения на экономику. Принципиально иной по своему содержанию является общественно-полезная экономика, для которой нравственность – это альфа и омега трудовой деятельности по производству товаров и услуг. Для подобной экономики чрезвычайно важен вопрос: «Как организовать производство и распределение в обществе так, чтобы из поколения в поколение не было голодных, бездомных, не получивших образования или обделённых иным способом по независящим от них самих причинам»? Хрематистика обеспокоена иной проблемой: «Какому количеству рабочего и обслуживающего персонала позволить выжить и как обеспечить их по минимуму, чтобы «настоящие люди», «элита» имели желаемое в достатке.

Постиндустриальному обществу грозит переворот, возвращающий его в рабовладельческую эпоху, причём в наихудшем варианте. Финансовые воротилы вкупе с дельцами теневой экономики, получающие прибыль, в тысячу раз превышающую традиционную, предпринимательскую, чувствуют себя господами мира – новой рабовладельческой аристократией. Теневая и фиктивная экономика растят «расу господ», получающих в ходе мошеннических инициатив в сотни раз больше, чем нормальные производители за долгие годы. На глазах меняется и рынок. Он теряет свой массово-демократический характер, становится монополией богатых и сверхбогатых. Непрерывно усиливается тенденция перехода от рыночной экономики, обслуживающей массового потребителя, к экономике для немногих. Уделом остальных становятся натуральное хозяйство и другие формы дорыночной архаики.

Эта параллельная экономика действует развращающе, она подрывает цивилизованные формы поведения и цивилизованную инфраструктуру как таковую. «Экономический человек», у которого полностью иссякли морально-религиозные источники активности, нашёл в сфере фиктивного капитала адекватный себе мир: прибыль вне производства, богатство вне прилежания и усердия. Парадокс этого «экономического человека» в том, что он возвращает нас в докапиталистическую эпоху.

Когда-то христианство перевернуло мир, морально реабилитировав труд – удел рабов. Ныне человечество стоит перед угрозой полной утраты этого христианского обретения. Производительная экономика снова на глазах у всех превращается в удел лузеров (неудачников), а воротилы теневой, сверхприбыльной экономики чувствуют себя суперменами, правящими миром. Создаётся впечатление, что цивилизованность ещё сохраняется в качестве пережитка. Доживают свой век старые люди, которые однажды связали свою жизнь с общественно-полезной экономикой и «стеснительными» формами морально-ответственного поведения.

Таким образом, совпали и переплелись две формы всеобщего кризиса человеческой цивилизации. «Технический человек» в своей завершающей фазе развития обрёл способность тотального разрушения природной среды. «Экономический человек» постиндустриального общества способен тотально подорвать морально-социальные опоры цивилизованного существования. Уже сейчас ощущаются опасные сбои в процессах социализации. Наблюдая сокрушительные успехи новой генерации нуворишей, поколения современной молодёжи испытывают глубокие сомнения в рентабельности образования, целесообразности соблюдения норм трудовой, гражданской, семейной этики. Уповать на то, что все эти чудовищные дисгармонии исправит невидимая рука рынка, как это заявляют либералы разных мастей, есть чистейшая демагогия, часто хорошо оплачиваемая.

Таким образом, современное постиндустриальное общество получает своё воплощение в «экономическом человеке» как таковом, избавленном от всех примесей морали и культуры. Этот новый человек, связанный с мировым финансовым капиталом, тем отличается от старого, что уже постиг великую тайну, недоступную для простых смертных. Он знает, что мировые финансовые структуры росчерком пера могут перечеркнуть муравьиный труд и сбережения десятков миллионов людей, обессмыслить усердие множества поколений. Он убеждён в окончательном крахе всех моральных добродетелей, знает, что головокружительные карьеры достигаются не талантом и трудом, а круговой порукой и благожелательностью «крестных отцов». Победу в сраженьях за место под солнцем обеспечивает не доблесть солдат и талант полководцев, а решения тех, для кого победа данной стороны рентабельна.

Речь идёт не больше не меньше, как о тотальном обесценивании и обессмысливании всех известных человеческих мотиваций, кроме экономической. В современном мире повсеместно ощущается масштабное контрнаступление избавленной от всех пережитков экономической среды на среду социальную и культурную. Отступает социальное государство, оставляя миллионы социально незащищённых. Снижаются инвестиции в науку, культуру и образование, ибо, как оказалось, финансовые спекуляции и теневая экономика дают несравненно более быстрый и ощутимый эффект.

Либералы могут утешать себя тем, что это они победили социалистическую идеологию и мировой коммунизм, одновременно потеснив экологистов, «зелёных», альтернативистов и проч. На самом же деле победу одержал «экономический человек», открывший для себя, что самая эффективная стратегия – это игра на понижение, реабилитация тёмных страстей и инстинктов, призыв «не стесняться». Потерпели поражение те, кто звали идти трудными дорогами восхождения от инстинкта к морали, от первичных потребностей к более высоким. Потребительский человек – этот enfant terrible («ужасный ребёнок») западной цивилизации – капризно отверг наставников высокого, обратившись к либералам нового толка, к тем, кто реабилитирует низменное, утверждая, что алхимия рынка превращает его в чистое золото прибыли.

2. Западная модель глобального мира. Сегодня принято говорить о глобальном, взаимозависимом мире. Но взаимозависимыми бывают и друзья, и враги, и те, кто сотрудничает как партнёры, и те, кто связаны отношением раба и господина. Поэтому нам важно, не поддаваясь соблазнительной очевидности тезиса о глобальном мире, раскрыть его внутренние противоречия и скрытые в нём альтернативы. Инициатором идеи глобализма выступает современный Запад, пропагандируя прелести открытого общества.

Предшественниками теории открытого общества были британские фритредеры. Они обосновывали объективную необходимость и моральную оправданность открытой экономики – свободного рынка без границ и таможенных ограничений. Сторонники протекционизма в странах континентальной Европы на это возражали, что фритредерство выгодно странам с более развитой экономикой. Оно позволяет им беспрепятственно проникать на рынки более слабых стран и разорять местную промышленность. Фритредерство – это свобода, напоминающая закон джунглей, который на руку сильнейшим.

Сегодня теория открытого общества уже не ограничивается экономикой. Она призывает не-Запад полностью открыться влиянию Запада – идеологическому, культурному, политическому и финансовому. И это опять-таки обосновывается ссылками на непреодолимые объективные тенденции современного развития. Они делают якобы совершенно устаревшими такие понятия, как национальный суверенитет, самостоятельное развитие, национальные интересы.

Спору нет: если не-Запад полностью откроется Западу, мы скоро получим глобальный мир, но это будет мир глобальной западной гегемонии. Нельзя ли обрести его другой ценой?

Сегодня понятие объективной необходимости скрывает коварство победителей, которые заинтересованы в том, чтобы вконец обескуражить побеждённых, внушив им мысль, что такому положению нет альтернативы и бунтовать бесполезно. Запад сегодня заинтересован в том, чтобы сделать мир однородным, упростив его в качестве объекта управления. Но упрощение и унификация являются по большому счёту не прогрессом, а регрессом, что свидетельствует о деградации западной модели развития. Те, кто сопротивляется подобной унификации и отвергает идею открытого общества, поддерживают тем самым высокие принципы плюрализма и многообразия на нашей планете.

Существует мнение, что сытый, благополучный человек, избалованный благами западной цивилизации и ориентированный на приятное времяпровождение, вряд ли сподобится на новый подвиг творчества, который был присущ человеку эпохи модерна. Почему? Да потому, что любой творческий акт требует жертвенности и определённых усилий, как физических, индивидуальных, так и духовных, что совершенно не вписывается в жизненные установки западного общества. Это общество потребления, а не духовной аскезы и повседневного творческого труда.

Характерно, что только в подобной среде могли появиться теории, оповестившие мир о «конце истории» (Ф. Фукуяма), благополучно завершившейся торжеством либеральных ценностей и установлением высокотехнологической цивилизации. Идти дальше действительно некуда, да и незачем! Запад, выступающий в самодостачной роли, готовый лишь влиять, но не поддаваться другим культурным влияниям, теряет способность к самообучению через мимезис (подражание). Он всё хуже знает других, подменяя трудный опыт культурного диалога догматическими схемами. Он всё реже задаётся вопросом о том, как думают и ведут себя другие, подменяя его назидательством – как они (другие) должны думать и вести себя в соответствии с его, Запада, представлениями.

Быть не западным человеком сегодня – значит сопрягать в своём сознании, поведении и системе ценностей собственную культурную традицию и ту, что привнесена с Запада. Не-Запад сегодня сложнее Запада не только по причине своей более древней культурной традиции и более глубокой памяти. Просто его внутренняя структура дуальна: она включает своё и чужоe, подлежащее адаптации на собственной почве. Причём это такое чужое, от которого нельзя просто отгородиться или отмахнуться, но которое приняло характер вызова, требующего неизбежного ответа. После своей победы в холодной войне Запад потребовал безоговорочной капитуляции от не-Запада. Иными словами, вызов Запада принял крайнюю, предельную форму.

Большинство конформистски мыслящих интеллектуалов восприняло этот вызов как едва ли не завершающую фазу мировой истории. Но вместо того, чтобы останавливаться на самом этом вызове, продуктивнее продумать логику возможного ответа не-Запада. Вот где таятся главные загадки грядущего будущего.

Западный тип самосознания до сих пор пребывает в плену прогрессистской концепции, согласно которой высшая цивилизация преодолевает все предыдущие, делает их ненужными, вбирая всё, что содержалось в них «действительно истинного» (Гегель). На самом деле в таком исключительном самомнении никакая культура в принципе жить не может. Для развития ей необходимо инобытие другого, того, кто задаёт ей нетривиальные вопросы и побуждает к ответу, который и есть творчество.

Драматический парадокс нашего времени состоит в том, что мы уже осознали постиндустриальную потребность в духовной культуре как источнике фундаментальных новаций. Постиндустриальное общество – это не прежнее массовое общество, основанное на бесконечном тиражировании однажды найденных моделей и решений, а непрерывно самообновляющееся, а значит, нуждающееся в нетривиальных идеях. Но сегодня именно статус Запада как гегемона и победителя более всего препятствует ситуации культурного творчества. В своём противостоянии не-Западу Запад уповает только на техническое могущество, идентифицируя себя как техническую цивилизацию. О механизации человеческой культуры, вытеснении «человеческого» из общества писал в начале ХХ века в своей работе «Человек и машина» Н. А. Бердяев. Это уменьшает шансы творческого диалога тем, что творит однопорядковый техногенный мир.

Если глобализация и впредь будет осуществляться посредством процедур принижения и забвения человеческой культуры, то мы в итоге получим мир, не только одномерный и обезображенный, но и к тому же лишённый способности к качественным обновлениям. Задача состоит в том, чтобы восстановить способность к культурному диалогу Запада и не–Запада. Но для того, чтобы этот диалог был подлинным и продуктивным, необходимо сохранить не только присутствие «другого», но и его статус в качестве достойного, обогащающего собеседника.

Таким образом, преодоление отчуждённости стран и народов лежит в области, прежде всего, духовных исканий, диалога культур, стремления не просто выжить, а подняться на новую качественную ступень развития.