62 Вводные статьи

мы «О неслучайности именования в концептах культуры», а затем по второй ветви «развилки» — по пути самого явления «концептуализи­рованной области», или же наоборот — сначала по второму пути, а за­тем по первому, — это не меняет существа дела. Мы все же, по соображе­ниям удобства для читателя, выбираем первый путь для композиции.

Г) Имена концептов: неслучайность именова­ния в культуре.

Неслучайность именования в культуре — вот главный тезис, кото­рый мы намерены провести — уже как обобщенное положение, как принцип, — в этой части статьи. Между тем, известно и прямо проти­воположное утверждение (Ф. де Соссюра): об абсолютной произволь­ности имени, т. е. о случайности именования, сформулированное тоже как принцип. Тем не менее, наша статья — вовсе не полемическая: в ней противопоставляются не два мнения, а две различные научные пара­дигмы, к которым, в частности, принадлежат и названные положения.

Напомним, как формулирует свое положение швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857-1913), с подзаголовком «Пер­вый принцип: произвольность знака»: «Связь, соединяющая означаю­щее с означаемым, произвольна, или, иначе говоря, поскольку под зна­ком мы разумеем целое, вытекающее из ассоциации означающего и оз­начаемого, мы можем сказать проще: языковой знак произволен. Так, идея «сестра», никаким внутренним отношением не связана со сменой звуков s-ö-r (sœur), служащей во французском языке ее «означаю­щим»; она могла бы быть выражена любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано различиями между языками и самим фактом существования различных языков: означаемое «бык» выражается озна­чающим b-ö-f (φρ. bœuf) по одну сторону лингвистической границы и o-k-s (нем. Ochs) по другую сторону» (Курс общей лингвистики. Пер. с фр. А.М.Сухотина. М.: ОГИЗ. СОЦЭКГИЗ, 1933, с. 79).

Далее автор продолжает: «Слово произвольный также вызывает за­мечание. Оно не должно пониматься в том смысле, что означающее за­висит от свободного выбора говорящего субъекта...; мы хотим сказать, что оно немотивировано, т. е. произвольно по отношению к означаемо­му, с которым у него нет в действительности никакой естественной свя­зи» (там же, с. 79-80).

Выдвинутое Ф. де Соссюром положение послужило одним из крае­угольных камней не только структурной теории языка, но и возникав­шего тогда структурализма в целом — новой (тогда) парадигмы гума­нитарных наук. Однако само это лингвистическое утверждение породи­ло, как известно, огромную дискуссию, растянувшуюся на несколько десятилетий. В ходе ее оно было основательно — если не поколеблено, то, во всяком случае — уточнено. Важным этапом в этом процессе ста­ла работа Э.Бенвениста «Природа языкового знака» (1939; см. перевод и наш комментарий в кн.: Бенвенист Э. Общая лингвистика, М., 1974). Показав внутреннюю «двухчастность, двусоставность» этого по­ложения де Соссюра, Бенвенист опроверг одну часть и оставил в силе другую. Он заключал свою статью так: «Следовательно, присущая языку случайность проявляется в наименовании как звуковом символе

f'·· КОНЦЕПТ 63

реальности и затрагивает отношение этого символа к реальности (это одна «часть», — Бенвенист ее сохраняет. — Ю.С.). Но первичный элемент системы — знак — содержит означающее и означаемое (это другая «часть». — Ю.С.), отношение между которыми следует при­знать необходимым» (указ, соч., с. 95—96).

Обратим теперь основное внимание на первую «часть» — на имено­вание как отношение языкового знака к действительности и посмотрим, в какой мере можно трактовать это отношение как «случайное». По­скольку при этом идет речь об отношении между «именем» и «вещью», нам потребуется выйти за пределы чисто лингвистической теории и рассматривать язык в контексте культуры, — в чем и заключается одно из оснований новой парадигмы.

Вернемся к примеру Ф. де Соссюра. Французское слово bœuf «бык» непосредственно восходит к лат. bovem (Вин. падеж слова bos «бык»), в свою очередь продолжающему и.-е. *g~öu-s, которое служи­ло родовым обозначением особи крупного рогатого скота, без различия пола животного, т. е. «быка» и «коровы» безразлично. Поэтому в ла­тинском языке слово bos выступает и как слово мужского, и как слово женского рода.

Однако, как непреложно свидетельствуют языковые факты, система обозначений домашних животных в индоевропейской культуре была трехчленной. Помимо родового имени (такого, например, как приве­денное выше), существовало еще парное обозначение двух различных полов соответствующего животного — «самец-производитель» и «сам­ка». Эти парные имена были, как правило, именами не только четко противопоставленных родов — мужского и женского, но и именами различных корней. Так, наименованием «быка-производителя» служи­ли производные от и.-е. корня *ueg~-, ug~- (в другой нотации *weg^w-, ug^w-) со значением «смачивать, увлажнять»; отсюда происходит гот­ское *auhsa муж. р. «бык», первоначально «бык-производитель», санскр. uksâ «бык», тохарское В okso «бык; вообще самец крупного рогатого животного» и интересующее нас нем. Ochse «бык» (Соссюр приводит это слово в примере выше в его разговорной форме, без окончания -е). Все перечисленные слова — производные с детермина­тивами -5- и -п-. Если принять во внимание чередование детерминати­вов -П-//-Г-, то сюда же можно отнести лат. ихог «женщина, жена» пк обозначение букв, «увлажняемой особи» (W.Lehmann. A Gothic etymological dictionary. Leiden: E.J.Brill, 1986, A 229).

Точно такое же трехчленное устройство находим в обозначениях «свиньи»: родовому термину, отраженному, например, в латыни как sus муж. и жен. р. или как porcus муж. р., подчинены два частных — uerrës муж._ р. «хряк-производитель» и рогса жен. р. или porcus femina букв, «свинья-женщина, свиноматка». (Это трехчленное оформление сохранилось во французском языке: le porc «свинья» родовой термин, le verrat «хряк-производитель», la truie «свиноматка» — последнее из porcus troianus.) Корень, содержащийся в обозначении «хряка-произ­водителя», uerrës, и здесь, как и во фрагменте «бык — корова», озна­чает «оплодотворяющая влага», — индоевропейское *uer-os, *uer-s-. Он же представлен в греч. herse ([Ρ]ερση) «благотворная роса, опло-