52 Вводные статьи

ческие отношения, политические коллизии, историю культуры и мыс­ли. Не составляет исключения и история России, изложенная в этни­ческом аспекте: ее невозможно представить в виде линейного процесса, идущего от Рюрика до Горбачева. События этногенезов народов нашего Отечества составляют историческую канву жизни по крайней мере двух различных суперэтносов. Поэтому необходимо различать историю Древней Киевской Руси (с IX до XIII в., включая и историю Новгоро­да до его падения в XV в.) и историю Московской Руси (с XIII столе­тия до наших дней)» (с. 292).

В чем же заключается кардинальная разница между подходом «классических историков» и подходом самого Гумилева? Говоря его словами: «Историки, естественно, имеют дело с явлениями культуры в широком смысле слова — памятниками самого разного свойства. Вот тут-то и скрывается возможность подмены понятий: создания человека непосредственно отождествляются с теми, кто их породил, и неразрыв­ность культурной традиции прямо переносится на традицию этничес­кую» (с. 297). Выше Гумилев уже сказал, что этническая история Ки­евской Руси — до XIII в., и этническая история Московской Руси — с XIII в. это две разные истории, между которыми пролегает разрыв.

Как должен поступить историк культуры, по мнению Гумилева? — «Действительно, если мы имеем в виду культуру, то есть все созданное людьми, то с тезисом о преемственности с грехом пополам можно сог­ласиться. Но коль скоро речь идет об энтогенезе, то к нему этот тезис вообще неприменим. В отличие от культурной традиции, традиция эт­ническая — это не преемственность мертвых форм, созданных челове­ком, а единство поведения живых людей, поддерживаемое их пассио-нарностью. Что же касается стереотипов поведения людей в Киевской Руси и в Московском государстве, то они, как мы убедились, отлича­лись весьма существенно» (с. 296).

В общем, мы принимаем точку зрения Л.Н.Гумилева. История кон­цептов культуры, составляющих предмет нашей книги, строится как преемственность концептов, и это потому, что сами концепты состоят из преемственных пластов; преемственность заключена в концептах. Конечно, историк концептов фиксирует и разрывы в преемственности, когда, по данным его материала, они имеют место. Но в таких случаях перед нами все же история одного концепта, хотя и отмеченная разры­вами. Так обстоит дело в большинстве рассмотренных нами концептов.

Однако, хотя и редко, встречаются и другие случаи, — например, концепт 'Вера'. Мы должны констатировать (исходя, главным обра­зом, из данных этимологии), что первоначальный путь развития этого концепта в протоиндоевропейской цивилизации, связанный с ритуаль­ным действием «давать свое сердце (или иной орган, например, пе­чень) богу», был покинут, как были покинуты — в материальном ми­ре — некоторые древние караванные пути, и концепт 'Вера' с опреде­ленного момента, еще до возникновения христианства, стал развивать­ся на иной основе — на осознании «договорных начал, договорного доверия» между двумя сторонами.

Разные стороны культуры могут быть по-разному отмечены такими разрывами, и даже какая-либо одна ее сторона. Так, русский язык: в

КОНЦЕПТ 53

отношении грамматики, современный русский язык большинством ис­следователей оценивается как иной, во всяком случае — иной системы, язык, нежели язык древнерусский, язык Киевской Руси; между тем как в отношении лексического состава, словаря и значений слов, а сле­довательно и концептов, между ними нет никакого разрыва. (Подроб­нее см. Язык.)

Но, конечно, иначе обстоит дело в главном предмете истории этно­генеза, или истории в аспекте этногенеза, которую создал Л.Н.Гуми­лев. Действительно, не может быть установлено никакой преемствен­ности в стереотипах поведения, принадлежащих двум раз­ным этническим историям. Поэтому, скажем, такой концепт как «Рус­ский характер» оказывается в настоящее время трудным предметом для историка культуры (и читатель не должен ждать многого по этому воп­росу и от настоящего Словаря). (См., однако, Родная земля.)