Йоджи Ямамото

Японский модельер представил свое искусство и необычную манеру на суд европейской моды в середине 1980-х годов. К концу XX века он достиг вершины мастерства, а в своих авангардистских предложени­ях неизменно отдает дань высокому стилю парижской моды. Он не агрессивен в выражении своих позиций — утонченный японец никогда не позволил бы себе такого, — но твердость не изменяет ему. Йоджи отмежевался от образа сексуальной, роковой женщины, присущего моде 1980-х годов. Женщина Ямамото — целомудренная, сдержанная, бесстрастная внешне — раскрывается постепенно. Это бомба замед­ленного действия. Вы не сразу почувствуете прелесть этих свободных форм, этих туфель без каблуков, этих размытых лиц почти без косметики. А результат, на фоне всех изысков современной моды, будет сокру­шительным. Йоджи прекрасно понимает, что его видение моды оригинально и индивидуально, поэтому не стесняется обращаться к классике и органично сочетает прошлое с будущим. В пол­ных фантазии, но неизменно элегантных моделях он примиряет противоположности: сумасброд­ство и функциональность, соблазнительность и сдержанность, эротизм и целомудрие. В конце XX века этот японец представляет квинтэссенцию духа высокой моды.

Джанни Версаче

Феноменальный успех этого модельера и всех членов его семьи, их завидные отношения, легкий привкус скандала, трагический конец миланского мастера — сенсации порой заставляют забыть о том, что Джанни Версаче обладал собственным, неповторимым стилем. Кутюрье, работавший для звезд, предлагал не чистоту и простоту как, например, японцы, а яркие краски, блеск и сексуальность. Он стал воплощением особой эмоциональности моды 1980-х годов.

Всегда казалось, что его модели, легкие, чувственные, иногда провокационные, служат лишь прелюдией, обещанием демонстрации обнаженного тела. До тех пор, пока юноша или девушка носят одежду от Версаче, они чувствуют себя похожими на Мадонну, на Стинга, ато и на Диану, принцессу Уэльскую. Для того чтобы преуспеть в этом мире движущихся картинок, полагается иметь безупречную фигуру и железные моральные устои. А также разби­раться не только в высокой моде, но и в многочис­ленных линиях прет-а-порте, и в аксессуарах, и даже в предметах интерьера. Сегодня факел, выпавший из рук слишком рано сгоревшей звезды, подхватила верная младшая сестренка Донателла. Она оказалась ничуть не скромнее и не сдержаннее брата, и при ней дефиле от Версаче по-прежнему похожи на праздни­ки. Упрямый каприз сбивает с пути моду конца века, которая так хочет казаться серьезной.

Comme des Gargons

Такое странное название придумала не менее странная Реи Кавакубо для своего дебютного показа в Токио в 1973 году. И именно эти лох­мотья, словно снятые с плеча бедняка, она предлагает в качестве авангардной идеи начиная с 1983 года. Местами не законченная, специально состаренная одежда воспринимается как вызов здравому смыслу и совершенству. Добиваясь того, чтобы ни одна ткань не была похожа на другую, модельер не останавливается перед тем, чтобы отвинтить несколько гаек с ткацкого станка. Ее работы вызывают чув­ство неловкости, удивление и... восхищение. Подобно архитектору-профессионалу, она разбирает конструкции платьев на мельчайшие детали, чтобы потом построить их заново и сделать еще лучше. Отвер­гая традиции, Реи не объясняет того, что делает, но результаты ее упор­ного труда прекрасно передают все эмоции, все удив­ление, все смутные желания, все то, что безуспешно пытаются показать многие молодые дизайнеры.

И если Ямамото гордится мастерским кроем, если он — живой пример искусного ремесла, явившегося из Страны Восходящего солнца, чтобы изменить облик Запада, то Реи Кавакубо, похожая на него, как сестра-близнец, ставит перед собой иные цели. Ей мало того, чтобы одежда приносила доход, она хочет превратить ее в подтверждение собственной концеп­ции. В произведение искусства, которое можно носить на теле. До такого уровня абстракции в скульптуре из ткани поднимался только Баленсиага.