Глава XXIV. — так называемое первоначальное накопление 763

Обращение с туземцами было, конечно, всего ужаснее на плантациях, предназначенных,

как, например, в Вест-Индии, исключительно для экспортной торговли, а также в обречен-

ных на разграбление богатых и густо населенных странах, как Мексика и Ост-Индия. Однако

и в собственно колониях проявился все тот же христианский характер первоначального на-

копления. Пуритане Новой Англии — эти виртуозы трезвого протестантизма — в 1703 г. по-

становили на своем Assembly [Законодательном собрании] выдавать премию в 40 ф. ст. за

каждый индейский скальп и за каждого краснокожего пленника; в 1720 г. премия за каждый

скальп была повышена до 100 ф. ст., в 1744 г., после объявления в районе Массачусетского

залива одного племени бунтовщическим, были назначены следующие цены: за скальп муж-

чины 12 лет и старше 100 ф. ст. в новой валюте, за пленника мужского пола 105 ф. ст., за

пленную женщину или ребенка 55 ф. ст., за скальп женщины или ребенка 50 фунтов стер-

лингов! Несколько десятилетий спустя колониальная система отомстила за себя потомкам

этих благочестивых piligrim fathers [отцов-пилигримов], ставшим, в свою очередь, бунтов-

щиками. Благодаря подкупам и наущению англичан они были перебиты томагавками. Бри-

танский парламент объявил кровавых собак и скальпирование «средствами, дарованными

ему богом и природой»).

Колониальная система способствовала форсированному росту торговли и судоходства.

«Общества-монополии» (Лютер) были мощными рычагами концентрации капитала. Колонии

обеспечивали рынок сбыта для быстро возникающих мануфактур, а монопольное обладание

этим рынком обеспечивало усиленное накопление. Сокровища, добытые за пределами Евро-

пы посредством прямого грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию

и тут превращались в капитал. Голландия, которая первой полностью развила колониальную

систему, уже в 1648 г. достигла высшей точки своего торгового могущества.

«В ее почти безраздельном владении находились ост-индская торговля и торговые сношения между евро-

пейским юго-западом и северо-востоком. Ее рыбные угодья, судоходство, мануфактуры не имели себе равных

ни в какой другой стране. Капиталы этой республики были, быть может, значительнее, чем вместе взятые капи-

талы всей остальной Европы»216.

Гюлих, автор этих строк, забывает прибавить: народные массы Голландии уже в 1648 г.

больше страдали от чрезмерного труда, были беднее и терпели гнет более жестокий, чем на-

родные массы всей остальной Европы.

ОТДЕЛ СЕДЬМОЙ. — ПРОЦЕСС НАКОПЛЕНИЯ КАПИТАЛА 764

В настоящее время промышленная гегемония влечет за собой торговую гегемонию. На-

против, в собственно мануфактурный период торговая гегемония обеспечивает промышлен-

ное преобладание. Отсюда решающая роль, которую в то время играла колониальная систе-

ма. Это был тот «неведомый бог», который взошел на алтарь наряду со старыми божествами

Европы и в один прекрасный день одним махом всех их выбросил вон. Колониальная систе-

ма провозгласила наживу последней и единственной целью человечества.

Система общественного кредита, т. е. государственных долгов, зачатки которой мы от-

крываем в Генуе и Венеции еще в средние века, распространилась по всей Европе в течение

мануфактурного периода. Колониальная система с ее морской торговлей и торговыми вой-

нами послужила для нее теплицей. Так она прежде всего пустила корни в Голландии. Госу-

дарственный долг, т. е. отчуждение государства — все равно: деспотического, конституци-

онного или республиканского, — накладывает свою печать на капиталистическую эру.

Единственная часть так называемого национального богатства, которая действительно нахо-

дится в общем владении современных народов, это — их государственные долги243a). Вполне

последовательна поэтому современная доктрина, что народ тем богаче, чем больше его за-

долженность. Государственный кредит становится символом веры капитала. И с возникно-

вением государственной задолженности смертным грехом, за который нет прощения, стано-

вится уже не хула на духа святого, а нарушение доверия к государственному долгу.

Государственный долг делается одним из самых сильных рычагов первоначального нако-

пления. Словно прикосновением волшебной палочки он наделяет непроизводительные день-

ги производительной силой и превращает их таким образом в капитал, устраняя всякую на-

добность подвергать их опасностям и затруднениям, неразрывно связанным с помещением

денег в промышленность и даже с ростовщическими операциями. Государственные кредито-

ры в действительности не дают ничего, так как ссуженные ими суммы превращаются в госу-

дарственные долговые свидетельства, легко обращающиеся, функционирующие в их руках

совершенно так же, как и наличные деньги. Но кроме созданного таким образом класса

праздных рантье и импровизированного богатства финансистов, выступающих посредника-

ми между правительством и нацией, кроме откупщиков налогов, купцов и частных фабри-

кантов, в руки которых

243a) Уильям Коббет замечает, что в Англии все общественные учреждения называются «королевскими», но

зато долг там «национальный» (national debt).