![](/user_photo/2706_HbeT2.jpg)
- •А.Э.Мильчин методика редактирования текста
- •Федеральная целевая программа «Культура России» (подпрограмма «Поддержка полиграфии и книгоиздания России»)
- •Краткое оглавление
- •Глава 2 67
- •Глава 3 84
- •Глава 4 90
- •Глава 12 11
- •Глава 13 43
- •Глава 14 методика правки текста 158
- •Смысл и содержание редактирования
- •Глава 2 67
- •Глава 3 84
- •Глава 4 90
- •Глава 5 119
- •Глава 6 126
- •Глава 7 132
- •Глава 9 159
- •Глава 10 194
- •Глава 12 11
- •Глава 13 43
- •Глава 14 методика правки текста 158
- •Глава 1 сущность и задачи редактирования
- •1.1. Нужен ли редактор?
- •1.2. Для чего нужен редактор
- •1.3. Что такое редактирование
- •7. Авторские исправления рукописи в деталях (вместе с редактором) или утверждение автором редакторской правки
- •1.4. Редактирование — лишь часть работы редактора
- •Глава 2 предмет, механизм и общая структура редакторского анализа текста
- •2.1. Понятие «редакторский анализ»
- •2.2. Предмет редакторского анализа и оценки текста
- •2.3. Механизм процессов редакторского анализа и оценки текста
- •2.4. Общее представление о структуре редакторского анализа
- •Глава 3 структура редакторского анализа по единицам текста
- •Глава 4 структура редакторского анализа по целям аналитических действий (при оценке рукописи)
- •4.1. Понимание текста и осознание формальных средств передачи содержания
- •4.2. Мыслительные приемы, ведущие к глубокому пониманию текста
- •4.2.1. Мысленное составление плана текста
- •4.2.2. Соотнесение содержания текста с собственными знаниями
- •4.2.3. Соотнесение по содержанию разных частей текста
- •4.2.4. Предвосхищение последующего содержания или плана текста и предваряющие чтение вопросы
- •4.2.5. Наглядные представления
- •4.2.6. Соотнесение авторского текста с его задачей
- •4.3. Проверка точности и глубины понимания текста
- •4.4. Определение значимых для оценки текста признаков читателя и прогноз понимания им текста
- •4.5. Определение общих, особенных, индивидуальных черт произведения и постижение замысла автора
- •4.6. Выяснение функционально-целевого назначения текста, формулирование конкретных требований к нему, прогноз воздействия текста на читателя
- •Глава 5 структура редакторского анализа текста по целям аналитических действий (для улучшения рукописи)
- •5.1. Опровержение предполагаемых возражений автора и читателя против редакторской оценки
- •5.2. Установление причин отрицательной или сниженной оценки и поиски средств ее изменения
- •5.3. Проверка правильности и точности редакционных изменений текста
- •Глава 6 структура редакторского анализа по сторонам (качествам) текста
- •Глава 7 общая схема редакторского анализа и редактирования
- •1) Схема ознакомительного чтения (основные действия)
- •3) Схема шлифовочного чтения
- •Глава 2 67
- •Глава 3 84
- •Глава 4 90
- •Глава 5 119
- •Глава 6 126
- •Глава 7 132
- •Глава 9 159
- •Глава 10 194
- •Глава 12 11
- •Глава 13 43
- •Глава 14 методика правки текста 158
- •Глава 8
- •8.1. Высокие общественные мотивы редакторской деятельности
- •8.2. Мыслительная активность редактора и овладение широким кругом навыков редакторского анализа
- •8.3. Прочие условия эффективности и качества редакторского анализа
- •Глава 9 анализ и оценка композиции произведения
- •9.1. Выбор композиции
- •Выбор системы вьщеления Глава VI. Оформление особых видов набора
- •Глава VII. Рубрикация Глава viil Дополнительные и вспомогательные тексты
- •Тексты основные
- •Тексты дополнительные и вспомогательные
- •9.4. Методика и навыки редакторского анализа композиции
- •Глава 10 анализ и оценка рубрикации
- •10.1. Значение рубрикации и задачи ее редакторского анализа и оценки
- •§ 18. Пересылка электроподвижного состава
- •§ 18. Пересылка электроподвижного состава (э.П.С.)
- •Глава 1. Ручной набор
- •Глава 2. Строкоотливной набор
- •Глава 3. Буквоотливной набор
- •Глава 1. Ручной набор
- •Глава 2. Механизированный набор
- •10.7. Проверка соподчиненности рубрик и деления рубрик на подрубрики
- •10.8. Анализ и оценка оформительских средств выражения соподчиненности заголовков
- •10.9. Нумерация заголовков и родовые обозначения рубрик
- •§2 §3 Глава 3 §1 §2 часть вторая Раздел а Глава 1 §1 §2
- •Глава 4 часть первая Раздел б
- •§1 §2 Глава 1 §1 §2 Глава 2 §1 Глава 5 §1 §2
- •§2 §3 Глава 3 §1 §2 часть вторая Раздел а Глава 6 §1 §2
- •10.10. Содержание и словесная форма заголовков рубрик
- •Глава 11
- •11.1. Нужно ли редактору оценивать фактический материал?
- •11.5. Причины фактических неточностей и недостоверности фактического материала
- •11.5.1. Фактическая неточность текста
- •11.5.2. Недостоверность текста
- •11.6. Приемы проверки фактической точности и достоверности текста
- •11.6.1. Конкретизация общих положений и уточнение неопределенных
- •11.6.9. Проверка источников фактов и фактов по источникам
- •11.7. Общие условия успешности анализа и оценки фактического материала
- •Глава 12
- •12.1. Значение логических аспектов редактирования
- •12.3.1. Выделение слов, выражающих логические связи
- •12.3.2. Выделение знаков препинания, выражающих логические связи
- •12.3.3. Выявление логических связей между понятиями или суждениями, когда связь между ними ни словесно, ни пунктуационно не выражена
- •12.4. Приемы, помогающие проверять правильность логических связей
- •12.4.1. Схематизация логических связей
- •12.5. Выработка навыков анализа и оценки текста с логической стороны
- •Глава 13
- •13.1. Основные методические требования к анализу
- •13.2. Приемы, помогающие устранять распространенные ошибки — нарушения норм грамматической стилистики
- •13.2.1. Соотнесение между собой грамматически связанных слов для устранения ошибок согласования и управления
- •13.2.2. Замена местоимения словами, им замещаемыми
- •13.3. Приемы выявления стилистических ошибок, влекущих за собой смысловую неясность текста
- •13.3.1. Приемы выявления ошибочной смысловой связи
- •13.3.2. Приемы выявления ошибочного логического ударения
- •13.3.3. Выявление омонимических форм (омоформ), порождающих неясность текста
- •13.4. Приемы достижения краткости
- •13.4.1. Мудрецы и мастера слова о значении краткости
- •13.5. Выделение признаков канцелярского стиля
- •13.5.1. Выделение расщепленных сказуемых и противопоставление им формы с полнозначным глаголом
- •13.5.2. Выделение отглагольных существительных для сопоставления с равнозначными глаголами
- •13.5.4. Выделение глаголов имеется, является для сопоставления с более конкретными глаголами или с безглагольными конструкциями
- •13.5.5. Выделение канцелярских и иных штампов, неуместно стандартизирующих речь
- •13.6. Преимущества работы редактора, владеющего широким арсеналом навыков стилистического анализа
- •Глава 14 методика правки текста
- •Глава 2 67
- •Глава 3 84
- •Глава 4 90
- •Глава 12 11
- •Глава 13 43
- •Глава 14 методика правки текста 158
2.3. Механизм процессов редакторского анализа и оценки текста
Оценка — это процесс приложения к оцениваемому объекту общественно выработанных мерок (требований).
Л. И. Беляева в работе «К вопросу о типологии читателей» процесс осознанной оценки произведения определяет как «умственную деятельность, направленную на выяснение соответствия или противоречия между должным, желаемым и наличным» (Проблемы социологии и психологии чтения. М., 1975. С. 156). В этом определении, в сущности, уже раскрыт механизм редакторской оценки. Редактор сопоставляет компоненты содержания и формы рукописи с общественно выработанными мерками и мерками индивидуальными, продиктованными особенностями автора и произведения. Сами мерки ценности рукописи определяются тем, какие потребности читателей она должна удовлетворять.
Редактор сопоставляет предполагаемый результат восприятия компонентов содержания и формы рукописи потенциальным читателем с результатом, который бы в наиболее полной мере отвечал потребностям этого читателя. Сопоставление предвидимого результата с желаемым и позволяет оценивать рукопись (работу автора).
Таков в самом общем виде механизм редакторской оценки.
Какие аргументы в пользу такого представления, кроме чисто логических?
Первый — практика, опыт выдающихся редакторов. Изучая его, нельзя не заметить, что основанием для критики и правки всегда было предвидение результатов чтения потенциальным читателем и сопоставление их с результатом желаемым.
Второй аргумент в пользу нашего подхода к раскрытию механизма редакторской оценки — сходные выводы психолингвистики. Ее представители считают, что говорящий (автор) должен представлять себе смысловое поле реципиента (читателя) в момент воздействия и после него, т.е. представлять себе характер и направление тех изменений в смысловом поле читателя, которых он должен добиться в результате воздействия. И пишут о необходимости моделирования смыслового поля реципиента (двойном моделировании — наличного и желаемого состояния этого смыслового поля).
У редакторского анализа две главные задачи.
Во-первых, прогнозировать на основе глубокого изучения текста и определения важнейших признаков читателя (уровня его знаний, целей, побуждающих его браться за книгу, деятельности, в которой будут использоваться извлеченные им из произведения знания, и т.д.), каким будет предположительный результат чтения произведения в том виде, в каком его создал автор.
Механизм такого прогноза — сопоставление сознания, чувств, деятельности потенциального читателя до и после чтения произведения.
Во-вторых, изучив текст, читателя и установив общественное назначение издания, выяснить, какого результата чтения желательно достигнуть (что необходимо получить читателю в пределах реальных возможностей литературы на данной стадии ее развития). После этого, опираясь на выработанные общие требования, сформулировать такие конкретные требования к тексту в целом и ко всем его частям, при соблюдении которых он наиболее полно удовлетворит потребности читателя, то, чего этот читатель ждет от издания и что желательно ему дать.
Сложность этих задач очевидна: редактор располагает лишь текстом, а данные, которые ему надо добыть, не лежат на поверхности этого текста. Больше того, извлечь их из одного текста невозможно. Для этого редактору надо изучить не только текст, но и предполагаемое его взаимодействие с читателями, которым этот текст нужен. Только тогда редактор сможет предвидеть общественное назначение издания, требования к нему, взятые не с потолка, а выясненные в итоге изучения (см. выше).
До того как произведение не вышло в свет, не попало к своим читателям, не стало реально удовлетворять их потребности, узнать, насколько хорошо оно это будет делать, можно, естественно, только предположительно, гипотетически.
И потому есть основания рассматривать редакторский анализ, т.е. мыслительную деятельность редактора, который стремится выяснить, насколько хорошо будут удовлетворены читательские потребности, как своеобразный мысленный эксперимент. Он состоит в том, что мысленно (в мышлении редактора) осуществляется то, что еще реально произойти не может, а именно взаимодействие читателя и текста. Цель — сравнить сознание и деятельность читателя, обратившегося к этому изданию с целью удовлетворить какие-то свои потребности (мысленную модель читателя), с сознанием и деятельностью этого же читателя, вобравшего в себя содержание произведения.
Редактор проигрывает, имитирует в своем сознании процесс чтения произведения потенциальным читателем.
Могут спросить, как редактор может вообразить себя потенциальным читателем, если читателей много и каждый — индивидуальность. И действительно, как показывают психологи, даже среди ста испытуемых есть несколько групп по способу мышления и мыслительных действий. Как же редактор может вообразить себя читателем, поставить себя в его положение, если единого читателя не существует? Ведь различия в мышлении и действиях проявляются при выполнении даже одной задачи — инструкции экспериментатора. Но тут есть все же разница. Редактор ставит себя в положение читателя не вообще, чтобы мыслить и действовать, как он (мыслит и действует почти каждый читатель по-своему), а с точки зрения ожиданий, которые побудили читателя взять именно эту книгу. Некоторые основные ожидания и запросы объединяют всех потенциальных читателей и делают возможным представить некоего усредненного читателя, результат чтения будущей книги которым надо определить редактору. Дело это, конечно, очень тонкое и очень трудное, но в общих чертах все же психологически осуществимое для артистической натуры, какой должна быть натура у редактора, натуры, способной к перевоплощению в читателя и автора по некоторым внешним параметрам и по способности к сопереживанию.
Нельзя также отрицать общие закономерности смыслового восприятия текста. Они и позволяют автору, как справедливо пишет Б.С.Мучник в своей книге «Человек и текст» (М., 1985), «предвосхищать результат такого восприятия текста читающими и, основываясь на этом, управлять процессом стилистического конструирования текста» (с. 23). И еще: «...операция контроля (предвидение будущего результата восприятия текста и сравнение его с замыслом) входит у квалифицированного пишущего в процесс конструирования текста» (с. 27). Такими же могут быть действия редактора, но не для того, чтобы конструировать текст, а чтобы проверять, хорошо ли он сконструирован.
Не случайно Лев Толстой писал к В. П. Боткину:
Вы знаете мое убеждение в необходимости воображаемого читателя. Вы мой любимый воображаемый читатель. Писать Вам мне так же легко, как думать; я знаю, что всякая моя мысль, всякое мое впечатление воспринимается Вами чище, яснее и выше, чем оно выражено мною. Я знаю, что условия писателя другие, да бог с ними - я не писатель. Мне только одного хочется, когда я пишу, чтоб другой человек, и близкий мне по сердцу человек, порадовался бы тому, чему я радуюсь, позлился бы тому, что меня злит, или поплакал бы теми же слезами, которыми я плачу. Я не знаю потребности сказать что-нибудь всему миру, но знаю боль одинокого наслаждения, плача [?], страданья (Полн. собр. соч. : в 90 т. М„ 1928. Т. 60. С. 214).
О воображаемом читателе пишет также не художник, а ученый, историк А. Я. Гуревич в своей книге «История историка» (М., 2004):
По моему убеждению, крепнувшему в 60-70-е годы, одним из существенных условий работы историка является более или менее ясное представление об аудитории, к которой он обращается. Возможно, есть ученые, работающие в «башне из слоновой кости», перед умственным взором которых не витает образ их будущего читателя. Я же всегда ощущал острую потребность представить себе, для кого я пишу. Разумеется, когда занимаешься частным вопросом, выясняешь специфические, узкопрофессиональные проблемы, без чего немыслимо ремесло историка, адресуешься к коллегам, которые тоже могут быть в этом заинтересованы; их всегда немного, и с ними идет спокойный профессиональный разговор. Но когда я писал «Проблемы генезиса феодализма» и «Категории средневековой культуры», я уже прекрасно понимал, что к коллегам - медиевистам старшего или среднего поколения мне обращаться незачем и не с чем. Мне были достаточно понятны научные ориентации многих из них и их позиции в научной, околонаучной или антинаучной жизни. Искать с ними общий язык не имело смысла. Идти на компромиссы, вуалировать свою мысль и стараться говорить с ними не на своем, а на их языке или на каком-то волапюке, противоестественном гибриде, составленном из их и моей мыслительной фразеологии и терминологии?<...>
Дорог мне всегда был молодой читатель и слушатель - студент, аспирант, начинающий ученый, вовлекающийся в процесс научного творчества, способный воспринять, прислушаться. Я знал, кому адресую «Проблемы генезиса феодализма» и в еще большей мере - «Категории средневековой культуры». Этой молодой аудитории я настойчиво хочу объяснить: «Ребята, то, что вы слышали в лекциях, и то, что вы читаете в учебниках истории Средних веков,- это вовсе не то Средневековье, о котором говорит современная историческая наука, а обедненный, обесцвеченный, обесчеловеченный, кастрированный образ огромной важности исторической эпохи протяженностью в тысячу лет. Я хочу вам рассказать о другом Средневековье... (с. 184-185).
Эту мысль А. Я. Гуревич повторяет и в конце книги:
Я уже не раз говорил, что при написании той или иной статьи или книги для меня важно было представить себе читательскую аудиторию (с. 275).
Уместно здесь привести также советы Н. В. Гоголя К. С. Аксакову в письме к С.Т.Аксакову, как улучшить слог с помощью воображаемого или даже реального читателя:
Но вот беда: у Константина Сергеевича нет вовсе слога. Всё, о чем ни выражается он ясно на словах, выходит у него темно, когда напишется на бумаге. Если бы он был в силах схватить тот склад речи, который выражается у него в разговоре, он был бы жив и силен в письме, стало быть имел бы непременно читателей и почитателей. Но это ему менее возможно, чем кому-либо другому. Искусство следить за собой, ловить и поймать самого себя редко кому удается. А слог все-таки ему нужно приобрести; ему нужно непременно спуститься хотя двумя ступенями ниже с той педантской книжности, которая у него образовалась и беспрестанно мешается с живыми и не педантскими словами. Есть один только для него способ, и если Константин Сергеевич точно так умен, как я думаю, то он его не бросит. Что бы он ни написал, ему следует, перед тем как он принимается за перо, вообразить себе живо личность тех, кому и для кого он пишет. Он пишет к публике, лихость публики себе трудно представить, пусть же он на место публики посадит кого-нибудь из своих знакомых, живо представит себе его ум, способности, степень понятливости и развития и говорит, соображаясь со всем этим и снисходя к нему,- слово его непременно будет яснее. Чем он возьмет менее понятливого человека, чем этот человек будет менее сведущ, тем он более выиграет. Лучше всего, если он посадит вместо публики маленькую свою сестрицу и станет ей рассказывать (это особенно будет полезно в филологических статьях и производствах слов, которые требуют необыкновенной ясности слога), и если он сумеет так рассказать или написать, что во время чтения маленькой сестрице не будет скучно и все понятно, тогда смело можно печатать статью, она понравится всем: старикам, гегели- стам, щелкоперам, дамам, профессорам, учителям, и всякий подумает, что писано для него. Притом, зная, что пишет маленькой сестрице, Константин Сергеевич никак не зарапортуется, а если бы случилось ему написать производство слов: муж и жена (что он производит очень умно, я бы его прямо списал с его слов), он бы удержался в одних филологических границах, тогда как если бы села на место маленькой сестрицы, положим, Ховрина или кто другой, брошен бы был религиозный взгляд на образ и на высшее значение его,- дело, конечно, тоже в своем роде умное, но годное для другой статьи. Словом, этот способ я предлагал Константину Сергеевичу как самый действительный, как бы он ни показался ему с виду ничтожным и незначащим. Я браню себя за свою недогадливость и глупость, что не схватился за него пораньше, я бы гораздо больше сказал дела и даже больше бы написал. Этот пустяк слишком важная вещь: только от нее приобретается слог и получается физиогномия слога. Это уже давно было сказано на свете, что слог у писателя образуется, когда он знает хорошо того, кому пишет (Полн. собр. соч. Т. 12. С. 497-498).
Писатель Л. Пантелеев выписал в свой дневник как очень важные слова В. Хлебникова:
Одна из тайн творчества - видеть перед собой тот народ, для которого пишешь (Пантелеев В. Приоткрытая дверь... Л., 1960. С. 348).
Конечно, вообразить потенциального читателя вовсе не просто, и попытки некоторых редакторов оправдать свои неблаговидные действия, свой произвол ссылкой на интересы читателя едко высмеял А. Жолковский в своей книге «Эро- сипед и другие виньетки» (М., 2003):
Более слабой формой утверждения своей власти над текстом являются всевозможные эзотерические соображения... об ориентации на читателя, вкусы и потребности которого Редактору якобы точно известны. (Один писатель как-то сказал мне, что послушать некоего знакомого нам обоим Главного,- читатель сидит у него прямо в шкафу, и он в любую минуту может с ним проконсультироваться (Виньетка «О редакторах», с. 508).
У наиболее обостренно чувствующих писателей стремление писать для воображаемого читателя, которому адресуется текст, перерастает в потребность видеть впечатление читателя-слушателя от написанного. Таким был И. А. Гончаров, если судить по его письму к редактору-издателю «Вестника Европы» М. М. Стасюлевичу:
Его [чтение 5-й части «Обрыва»] нужно учредить у Вас, чтобы и Любовь Исааковна [жена М. М. Стасюлевича] и София Александровна [жена А. К. Толстого] присутствовали: мне не столько нужны рассуждения, сколько впечатление других.
Я хотел еще Тютчева Ф. И. - он очень впечатлителен... и еще кого-нибудь - чтобы забегающие вперед газеты не дали слишком одностороннего взгляда публике, пристрастного к одному поколению, в ущерб другому (Стасюлевич и его современники в их переписке: в 5 т. СПб., 1911-1913.Т. 4. С. 71).
И еще одно соображение. Лингвисты пришли к выводу, что для точной оценки, например, стилистических качеств текста необходимо рассмотреть его с двух точек зрения — пишущего и читающего. Об этом пишет Б. С. Мучник в уже упоминавшейся книге «Человек и текст». Он на основе экспериментов убедительно доказывает, что есть общие закономерности восприятия текста у самых разных читателей.
Выясненные в ходе редакторского анализа как мысленного эксперимента изменения в сознании и деятельности читателя под влиянием текста произведения и служат материалом для сопоставления с теми изменениями, на которые редактор вправе рассчитывать, исходя из замысла издательства и автора, исходя из общественного назначения книги. На основе такого сопоставления и выносится приговор, оценка.
Рукопись, правда, может быть обсуждена с представителями читателей. Известно, что Чарли Чаплин перед тем, как выпустить свой фильм на широкий экран, показывал его в одном из кинотеатров, следил за реакцией зрителей и вносил изменения, если она оказывалась не той, какой он ожидал и добивался.
Обсуждение рукописи также способно многое дать редактору, но мнения отдельных читателей при всей их ценности служат лишь дополнительным, хотя и и очень важным материалом для более уверенного мысленного экспериментирования. К тому же организовать обсуждение рукописи совсем не просто, да у редактора и нет возможности обсуждать с будущими читателями каждую рукопись. Так что этот способ реально применим лишь для некоторых, например самых ответственных, рукописей.
Потребности и ожидания читателей желательно выяснять и в ходе конкретно-социологических исследований читателей и чтения.
Например, при исследовании чтения жителей небольших городов, проведенном научными сотрудниками Российской государственной библиотеки, читателям был задан вопрос: «Какие качества вы цените в литературе по своей специальности?» Выяснилось, что основные требования этих читателей к печатным источникам: 1) современный научный уровень; 2) сочетание теории с практикой; 3) новизна материала; 4) хорошее знание автором нужд практики; 5) насыщенность справочными данными; 6) доступность и конкретность изложения.
Эти критерии оценки нельзя сбрасывать со счета.
Итак, механизм редакторского анализа — сопоставление сознания, чувств, деятельности усредненного читателя группы, на которую рассчитано произведение, дй и после чтения.
Установив предмет и механизм редакторского анализа и оценки рукописи, мы можем на этой основе углубить определение редактирования, данное выше.
Редактирование текста, по нашему мнению, может мыслиться как процесс установления степени общественной ценности произведения, предназначенного к изданию, а также процесс помощи автору в совершенствовании произведения ради того, чтобы максимально сократить разницу между предполагаемым и желаемым результатом чтения.