33. Сущность и основные черты циклических концепций исторического развития. Идея тождественности и подобия исторических циклов. Теория культурно-исторических типов ( о. Шпенглер, а. Тонби).

Представление об истории как «вечной действительности», в которой прошлое никогда не умирает, а будущее кажется не менее реальным, чем настоящее, находит свое выражение в идее постоянного возрожде­ния времени — цикличности истории.

Идея цикличности путем периодической повторяемости событий истории, их вечного возвращения устраняет «разорванность», необра­тимость времени.

ОбразцомУгакой периодичности и повторяемости служит природа, например лунный цикл, фазы луны — появление, рост, убыль, исчез­новение, за которым следует новое появление и т.д.

Подобные представления о времени характерны для большинства культур древности, в которых жизнь человека рассматривается в не­разрывном единстве с жизнью природы, космоса в целом.

Согласно этим представлениям, вселенная вечна, но она периоди­чески исчезает и возрождается каждый «Великий Год» (соответству­ющее ему число тысячелетий варьирует в зависимости от религиоз­ных учений: например, «Год Брамы» длится 311 040 ООО ООО ООО земных лет).

В основе идеи возрождения времени, цикличности истории лежит •миф о вечном возвращении. Широко распространенный в архаичес­ких культах, он получил и определенное философское осмысление.

Существует по меньшей мере три философских вариации мифа о вечном возвращении.

Первая из них приписывается Платону, который в диалоге «Ти-мей» учил тому, что планеты Солнечной системы, совершив полный оборот, составляющий «Великий Год», возвратятся к своей отправной точке. В дальнейшем различные философы, ссылаясь на Платона, ут­верждали, что если планетарные периоды цикличны, то циклична и всемирная история: Ахилл вновь отправится в Трою, а Платон в Афинской школе вновь изложит эту доктрину.

Второй вариант мифа О вечном возвращении связан с именем Ф. Ницше. В основе его лежит отнюдь не новая мысль о том, что чис­ло атомов, образующих вселенную, хотя и невероятно велико, но все же конечно и потому имеет определенное количество комбинаций. По прошествии бесконечно бЬлыиого срока число комбинаций исчерпает себя, достигнет предела, и вселенная вновь повторится.

Заслуга Ницше в том, что он смог наполнить эту старую идею чув­ством глубокой жизненной достоверности: «Этот паук, медленно пол­зущий при лунном свете, и сам этот лунный свет, и ты, и я, стоящие в воротах и шепотом говорящие о вечном, — не случалось ли всем нам уже сойтись вместе когда-то в прошлом? И не встретимся ли мы сно­ва на этом долгом, волнующем пути, не будем ли мы вечно встречать­ся? <...> Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землею — не к но­вой жизни, не к лучшей жизни, не к жизни, похожей на прежнюю: я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей» [Ницше. 1990. С. 160. № 161].

И «платоновский», и «ницшеанский» варианты мифа о вечном возвращении говорят о тождественности исторических циклов, т.е. о доскональной повторяемости событий истории вплоть до неразличи­мых мельчайших деталей.

Однако философия тождества исторических циклов вряд ли мо­жет быть создана, логически обоснована. Дело в том, что абсолютная тождественность затушевывает момент повторяемости, многократ­ности исторических циклов, подрывает в корне саму идею циклично­сти и делает историю, по существу, однократным процессом. Ведь ес­ли циклы истории тождественны, то все они как бы сливаются воедино, так что невозможно различить, в каком цикле мы находим­ся: в первом или тысяча первом. Да

и особой нужды в различении циклов здесь не возникает, ибо все одно и то же. И даже память чело­века о предыдущих циклах не прибавляет ничего нового к его ощу­щению реальности.

Поэтому для философии истории интерес представляет идея не тождественных, а подобных циклов, т.е. повторения истории в целом, в общих чертах и формах, фазах и типах развития, а не в отдельных деталях, частных моментах.

В этом, третьем, варианте миф о вечном возвращении разделялся многими философами, причем не только Античности, но и Средневе­ковья и Нового времени (несмотря на доминирование в этот период идей христианского историзма, эволюционизма или прогресса, т.е. ли­нейной направленности исторического процесса).

И вообще, мысль о том, что циклы и периоды в истории определя­ются влиянием звезд, никогда не исчезала из памяти культуры, даже в периоды тотального господства христианского или научного миро­воззрения.

Однако подлинное возрождение идеи цикличности происходит в XX в., в связи с кризисом концепций плоского эволюционизма и тео­рий общественного прогресса, с одной стороны, и потеснением хрис­тианской эсхатологии — с другой.

Миф о вечном возвращении возрождается на этот раз на почве идеи подобия культурно-исторических циклов (Н.Я. Данилевский, О. Шпен­глер, А. Тойнби, П. Сорокин и др.).

Согласно концепции культурно-исторической цикличности, каж­дый тип культуры или цивилизации (а число их колеблется от 8 у Шпенглера до 26 у Тойнби) проходит в своем развитии сходные, по­добные фазы, ступени, стадии роста: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и «закат» (Шпенглер); рождение, рост, упадок, над­лом, разложение, исчезновение (Тойнби)^ Время жизни каждой куль­туры варьируется в широком диапазоне. Так, если, по Шпенглеру, культуре в целом отпущено приблизительно 1000 лет, то, согласно Тойнби, даже стадия надлома может растянуться на несколько тыся­челетий, сделав цивилизацию как бы «окаменевшей».

В судьбе каждой культуры существует критический момент надло­ма, который свидетельствует об исчерпании ее жизненной силы, о пе­реходе ее из «органической» в «механическую» фазу развития. Это ведет к полному окостенению жизни, ее бездуховности, механизиро­ванное™, омассовлению, отсутствию адекватных реакций на «вызов» внешней среды. В результате культура — цивилизация — либо «ока­меневает», либо полностью разлагается и исчезает с лица земли.

Концепция культурно-исторических циклов опирается на идею множественности исторических субъектов — дискретных самозамкну­тых культур. Отсюда — проблематичность понятия единой всеобщей истории. В данном случае можно говорить не об истории человечест­ва, а об истории шумерской, греко-римской или русско-сибирской культуры. Поэтому цель и смысл истории определяется здесь судьбой локальной культуры. Всякая культура идет к своему закату, концу. Она может лишь ненадолго продлить время своего существования. И, конечно, не в этом ее цель.

Конец отдельной культуры не означает конца истории в целом. Цель и смысл существования отдельной культуры в том, чтобы полностью ре­ализовать свою жизненную силу, свой духовный потенциал, в естествен­ном ритме пройти все стадии развития, испытать чувство удовлетворе­ния от исполненной миссии и передать свой опыт и ценности другим культурам. Лучшим примером этого может служить древнегреческая культура, вечно возрождающаяся в истории европейских народов.