Вопросы

1. Найдите особенности менталитета индо-буддийской культуры.

2. Почему монах назвал брамина Панду «слепым»?

3. Почему земледелец Девала решил, что монах — человек святой жизни? Обсудите понимание «святости» в индо-буддийской культуре?

4. Объясните понятие «справедливость» с точки зрения индо-буддийской культуры.

5. Какая религиозная традиция Индии положена в основу этой сказки? Докажите свое мнение.

8. Смысл и ценности традиционной исламской культуры

Кавкаби «Трактат о музыке»

Глава I (Прославление музыкальной науки). Музыкальная наука действительно является великой и славной. Музыка — тончайшее искусство, которой питается не тело человека, а его дух. Музыка — питание человеческого духа.

Музыка или песня является спутником души человека.

Некоторые знатоки музыки считают, что музыка обладает божественными тайнами, а потому доступна только избранным людям.

По преданиям, некоторые люди посредством слушания мелодий достигают своих целей, отказавшись от светского благополучия, а некоторые больные, которых не в состоянии вылечить лекари [табибы], могут выздороветь, слушая музыкальные произведения.

Глава II. (Об определении термина «музыка»). Термин «музыка» [мусики] по-гречески означает мелодию. Наука о музыке изучает музыкальные звуки с точки зрения их приятности и неприятности, а также временных соотношений между ними.

Наука о музыке делится на две части: 1) наука о мелодии, называемая также учением о сочинении, композиции [илми та’лиф]; 2) наука о ритме [илми ика]. Раздел та’лиф изучает приятные музыкальные звуки, а ика — длительность между ними. Предметом музыкальной науки является алхан [мелодия]. Она рассматривает музыкальные звуки с точки зрения консонансов и диссонансов.

Творцом этой науки был Пифагор...

Глава III. [Об определении термина «нагма» (тона)]. Нагма — это такой приятный звук, который длится в течении определенного времени в известном пределе высоты; при этом его длительность должна быть различаема человеческим слухом. В отличие от других звуков нагма должен быть приятным человеку, ибо некоторые звуки, например звуки, образующиеся тогда, когда тащат по земле камень или дерево, которые тоже могут иметь длительность или высоту, не считаются, однако, музыкальными.

Далее, нагма бывает двояким: 1) кавлий [поющийся, певческий звук], 2) фелий [искусственный звук]. Первый — это голос певцов, второй — это звук инструментов музыкальных, как чанг, рубоб и т. д.

Рашид Саббагхи. В поисках Аверроэса

Повествование начинается с описания напряженной работы Аверроэса в библиотеке. Он пытается решить проблему, не дающую ему покоя. В самом начале «Поэтики» Аристотеля, для которой он пишет комментарий, Аверроэс столкнулся с двумя словами «трагедия» и «комедия». «Никто в областях ислама не мог догадаться, что они означают». Он обращается к всевозможным источникам, сосредоточенно изучает переводы несторианца Хунайна ибн Исхака и Абу Бшара Матты. Все тщетно. И все-таки невозможно обойтись без этих «загадочных слов» из «Поэтики» великого философа.

Борхес дважды подводит Аверроэса к ответу на мучивший его вопрос. В первом случае, когда Аверроэса отвлекают от работы «какие-то звуки». Он смотрит с балкона и видит, что внизу «в маленьком немощеном патио играли несколько полуголых мальчиков. Один из них, стоя на плечах другого, явно подражал муэдзину: крепко зажмурив глаза, он распевал «Нет Бога, кроме Аллаха». Тот, что поддерживал его, стоял неподвижно, изображая минарет; третий, на коленях, ползал в пыли, представляя собрание верующих. Игра быстро прекратилась — каждый хотел быть муэдзином, и никто — верующим или башней».

«Однажды вечером мусульманские купцы в Син Калане повели меня в дом из раскрашенного дерева, в котором находилось много народу. Описать этот дом невозможно — это, скорее, была одна большая зала с радами галерей или балконов, расположенными один над другим. Люди, сидя на этих балконах, ели и пили, то же самое делали люди внизу, на полу и на каком-то возвышении вроде террасы. Люди на террасе били в барабаны и играли на лютнях, кроме пятнадцати или двадцати человек — эти были в красных масках, — которые молились, пели и разговаривали. Они страдали в оковах, но тюрьмы не было видно; скакали верхом, но лошадей не было; сражались, но мечи были из тростника; умирали, а потом вставали на ноги.

— Поступки умалишенных, —сказал Фарадж, —превосходят воображение разумного человека.

— Они не были умалишенными, — пришлось Абу-ль-Касиму пояснить.

— Как сказал мне один из купцов, они изображали какую-то историю.

Никто не понял, никто, видимо, и не пытался понять...

— Люди эти говорили? — спросил Фарадж.

— Разумеется, говорили, — сказал Абу-ль-Касим...

— Говорили, и пели, и рассуждали!

— В таком случае, — сказал Фарадж, — не требовалось двадцати человек. Один балагур может рассказать любую историю, даже самую сложную».

Аверроэс возвращается домой на рассвете и идет в библиотеку. Ему кажется, что он наконец нашел значение этих двух непонятных слов, и он вписывает в свое исследование следующие строки «Аристу (Аристотель) именует трагедией панегирики и комедией — сатиры и проклятия. Великолепные трагедии и комедии изобилуют на страницах Корана и в «Муаллакат» семи священных».