3) Рифма

В 1896 г., причисляя Лохвицкую к «школе Бальмонта», Брюсов писал, что всем поэтам этой «школы» свойственно «щеголяние рифмами». Между тем, имен­но этого свойство в высшей степени нехарактерно для Лохвицкой. Ее рифмы нико­гда не привлекают к себе особого внимания. Они всегда находятся в нужном месте, но не запоминаются. Поэтесса предпочитает точные рифмы, причем порой не гну­шается ни самыми банальными: «розы / грезы», «любовь / кровь», «счастье / нена­стье», ни простыми глагольными: «играл / вплетал», «молю / люблю». Впрочем, с годами таких сочетаний становится меньше, но взамен их появляются другие: «ро­зы / березы», «счастье / участье», «лилий / крылий», «терние / вечерние» и т. п. По­этесса явно ценила богатые рифмы: «хваления / опыление», «беспросветной / при­ветный», «метель / постель», «раскаленной / утомленной», «единый / лебединый», «научи/ лучи», «новоселье / веселье», «мучением / отречением», «новоселье / весе­лье», «отдаленье/ томленье / стремленье», «мгновения / забвение». Изысканно зву-

321

чали довольно частые у нее дактилические рифмы: «налетающий / догорающий», «рожденный / непробужденный», «благоуханный / странной», «утомительно / мед­лительно», «окованный / заколдованный».

Найдя однажды удачный вариант, Лохвицкая впоследствии возвращалась к нему неоднократно, не считая, что рифмы изнашиваются от частого употребления. Критики не всегда с этим соглашались.

Между тем, эпизодически у нее встречаются довольно необычные сочетания. Можно встретить редкие рифмы на имена собственные или просто нечасто упот­ребляемые слова: «трона / Ерихона», «саркофаге / саге», «печалей / вакханалий», «пар / нэнюфар», «дорог / дрок», «алоэ / злое», «позабыты / Таниты», «пустынь / аминь», «пустыне / Медине», «челом / Авессалом», «повил / Гавриил», «раны / нир­ваны», «раздолии / центифолии», «безделии / камелии», «Вельзевул / гул», «звон /

Эти бальмонтовски звучащие сочетания впервые появились у нее в стихотворении 1889 г. «Са-фо» - задолго до знакомства с Бальмонтом.

легион». Есть примеры неточной рифмы: «дождем / плащом», «власти / сча­стье», «лучей / ничьей», «безмолвны / волны», «окном / моем», «волна / весна», «толпой / с собой», «лица / убийца» и т.д.. Есть и составные рифмы, простор для образования которых открыл описанный выше синтаксический прием постпози­тивной постановки личного местоимения. Таким образом получаются многочис­ленные сочетания: «тысячелетья / жалеть я», «тая / оставить я», «моя / взмолилась я», «тревожно я / невозможная», «волны я / неполные», «безотрадная / жадно я», «наказуя / несу я», «не роптала я / усталая», «своея / ты и я», «не дремли ты / скры­ты» и т. д. Другие модели составных рифм редки.

Но в целом подобных сочетаний у Лохвицкой намного меньше, чем у ее со­временников-символистов. Создается впечатление, что обычная рифма мало инте­ресовала ее, воспринимаясь как неизбежная дань существующей традиции. Ее сти­хи держались не рифмой, а ритмом и звуковым оформлением - в чем видится еще одна грань обращения к выразительным средствам древней поэзии.

Лохвицкая не только не акцентирует рифму, но нередко старается ее скрыть. Для нее обычны полурифмованные стихи. Например, в стихотворении «Молитва о гибнущих», основной эффект достигается использованием довольно редкого раз- мера: двухстопного ямба с дактилическими окончаниями, имитирующего учащен- ный темп речи церковного чтеца, с четким делением на речевые такты: О, Боже праведный! За всех тоскующих,

Внемли моления За всех страдающих,

За души гибнущих К Тебе стремящихся,

Без искупления; Тебя не знающих! (IV, 13)

Сплошные дактилические окончания воспроизводят впечатление затухания, следующего за речевым ударением - что реально распространено в практике цер­ковного чтения, являясь, впрочем, не правилом, а скорее недостатком, поскольку проглатываются не только окончания, но и целые слова и часть речевого отрезка на

Эта рифма отмечена В.Ф. Марковым, впрочем, при старомосковском произношении слова «дождь» она звучит почти точной.

₃₂₃

слух не улавливается. Но деление речи на такты с логическим ударением на

значимых словах - это правило, препятствующее проникновению в чтение ненуж-

ной аффектации.

Довольно рано появляются у Лохвицкой опыты безрифменного стиха. В на­чале это вариации античных размеров, фольклорные стилизации. Один из первых опытов традиционного белого стиха - стихотворение 1894 г. «Покинутая»:

Опять одна, одна с моей тоской

По комнатам брожу я одиноким,

И черным шлейфом бархатное платье

Метет за мной холодный мрамор плит.

О, неужели ты не возвратишься? (I, 101)

Со временем интерес Лохвицкой к белому стиху только возрастает - воз-

можно, это явилось результатом работы над драматическими произведениями. Из

произведений позднего периода интересна небольшая поэма «Сон», в которой, в отличие от классического белого стиха, отсутствуют мужские окончания. Обычной регулярной рифмы нет, но в изобилии представлены эпизодически возникающие рифмы - как точные, так и приблизительные:

И со стен суровые портреты На меня приветливей смотрели. Между ними был один старинный На заклятом дереве портретик, -Черный, злой, горбатый человечек:

Дикий профиль, волосы щетиной... Страшных снов таинственный гадатель, Черных дней зловещий прорицатель,

Он висел в моей опочивальне

Прямо, прямо против изголовья. (V,55)

Частично рифмованны, частично нерифмованным пятистопным ямбом напи­сано стихотворение того же периода «Союз магов». Начинается оно без рифмы, но постепенно рифма появляется, сначала как будто случайно, потом - регулярно:

. Над ним легко, из перьев ястребиных, Незримою вращаемы рукой, По воздуху качались опахала.

Ср. «Боже Праведный и Хвальный, / Боже великий и крепкий, / Боже Превечный, / услы'ши грешного мужа молитву в час сей, / обещавый услы'шати / во и'стине Тя призывающих...» Поме­ченные ударения фактически могут быть единственными в речевом такте.

Так он стоял. И жертвенник пред ним Струил благоуханье киннамона И ладана, и красного сандала. Так он стоял, - служителем добра, Пред алтарем всерадостного Солнца, -И светел был, и дивен лик его!

II.

Но в час, когда слабеет дня влиянье,

К нему вошла я жрицею Луны,

Как дым мое белело одеянье...

Был бледен лик... Шаги - едва слышны. (V, 47) Вместо рифмы может использоваться диссонанс (в данном случае точнее на­зывать его консонансом):

С высот неразгаданных

Небес заповеданных Слетают к нам ангелы - вестники дня. («Горные видения»^, 37) Из семи разностопных строк каждой строфы обычную точную рифму имеют толь­ко две. Так, «дня» рифмуется с «огня» в конце строфы. В остальных строках гармо­нию поддерживают разнообразные ассонансы и консонансы.

Нередки у Лохвицкой и рифмы в необычных местах строки. Они могут встречаться эпизодически в пределах одной строки, в соседних строках или через строку:

«Приблизь свое лицо, склонись ко мне на грудь, Я жажду утонуть в твоем прозрачном взоре, В твои глаза хочу я заглянуть...»

«Отгорел усталый день...

Почернел, как уголь, лес...»

«Вихри, сомните махровые венчики роз,

Бури, несите им громы сверкающих гроз!

Жгите их молнии, чистым небесным огнем...»

«Вьется грива, хвост клубится, блещет золото удил. Поперек седла девицу королевич посадил...»

«Жизнь - упованье незнающих... Жизнь - испытанье страдающих...»

Эпизодически могут возникать цепные рифмы в соседних строках: «Юный мой сад и цветущ и богат, / Розы струят в нем живой аромат...» «Я стою у окна, / Я больна, я одна...»

Прекрасна я, как лилия долин, / как сельский крин, наряд богини прост...» «Сны, таинственные мстители / И вершители судеб...» «Ты поди к нему, поди, / Припади к его груди...»

Может создаваться устойчивый дополнительный ряд рифмовки внутри строки:

«Шмели в черемухе гудят о том, - что зноен день,

И льет миндальный аромат нагретая сирень.

И ждет грозы жужжащий рой, прохлады ждут цветы.

Темно в саду перед грозой, темны мои мечты...» (IV, 79)

«Свежей дыханье берез и роз / Вольней порханье вечерних грез...»

«Следят теченье ночных светил / И внемлют пенью небесных сил...»

Рифмоваться могут слова соседних строф:

а) 1.Слыхал ли ты, как плачет ветер Юга...

1. Видал ли ты, как вянут в полдень розы...

2. Знавал ли ты бесплодное страданье...

б) 1.В моем незнанье - так много веры...

3. В моем молчанье - так много муки...

В последней строфе рифмующиеся слова сводятся вместе:

Но щит мой крепкий в моем незнанье

От страха смерти и бытия,

В моем молчанье - мое призванье...

Наконец, могут быть одновременно цепные и внутренние рифмы: День Духа Святого блюдите, избранники, Суровые странники с бледным челом. Живыми молитвами, всечасными битвами, Боритесь, боритесь с ликующим злом. (ПЗ, 40)

Внутри строк могут возникать приблизительные рифмы и консонансы:

«Где купается розовый лотос в отраженной лазури небес, / Есть преданье о нежной Родопис, приходившей тревожить волну.»

«Вздымают горы к огням зари / Свои престолы и алтари...» «Тоской тревожной, печалью нежной. »

«Словно колокольчики манит звон гитары, / В тонкие бубенчики манят злые чары...» «Ни собачки, ни овечки / не уронит невзначай...»

Таким образом, сознательно или интуитивно Лохвицкая стремилась лишить рифму ее первенствующего формообразующего положения в поэзии и вернуться к тому, из чего, собственно, и произошла рифма - античному риторическому приему гомеотелевтон - «подобие окончаний».