2) Эпитеты

В связи с вопросом лексической сочетаемости проследим, как Лохвицкая употребляет эпитеты.

В раннем ее творчестве изобилуют разного рода штампы: «больная грудь», «нега сладострастья», «желанный час», «жаркие лобзанья», «блаженный сон», «упоительный запах», «блаженство упоенья» и т.д. Особенно много у нее клише, касающихся культовой сферы: «неведомый край», «божественный лик», «неизъяс­нимая красота», «неземной восторг», «очарованная мечта», «светлые грезы» и т.д. Поэтесса использует весь имеющийся арсенал поэзии чистого искусства.

Пристрастие к клише, очевидно, является наиболее наглядной иллюстрацией ко второй части высказывания Брюсова: «слишком много в ней нового и слишком много в ней старого». При этом характерно, что Лохвицкая не чуждалась подобных выражений и в зрелый период творчества, уже сформировав свой собственный стиль и обладая достаточным средствами для того, чтобы избегать банальностей. Похоже, что она воспринимала их не как «штампы» (с негативными коннотация­ми), но как своего рода элементы канона, неизбежные для высокого стиля. Некото­рые из этих выражений олицетворяли ее сокровенные убеждения - и она буквально поднимала их на щит, сознательно противопоставляя духу «века сего». Примеры таких клише дает стихотворение «Любовь совершенная»:

Будто сон, - но несбыточней сна,

Как мечта, - но блаженней мечты,

Величаво проходит она

В ореоле святой красоты. (V, 31)

Примечательно и то, что в зрелых стихах Лохвицкой клише не кажутся избитыми - она умеет их подновлять и разнообразить. В приведенном примере подновление совершается за счет гиперболы. Другой, еще более распространенный, путь - варьирование сочетаемости. Рядом с «блаженным видением» и «блаженным миром» появляются «блаженная тишина» и «блаженный ответ», наряду с «лазур­ным небом» и «лазурными далями» употребляются «лазурные своды», «лазурные туманы», «лазурные луны». В ряде случаев определение является не поэтическим, а логическим, превращающим выражение в термин. Лохвицкая употребляет сущест­вующие термины: «бесплотные силы», «бессмертная душа», «вечная жизнь», «веч­ное блаженство», «нетленный свет» и т.д. - и формирует свои: «блаженное пробу-жденье», «бессмертная любовь», «святое пламя». На этом пути некоторые ее выра­жения очень близки блоковским: «голубые края», «голубой путь», «нездешние страны», «надзвездный мир». Средством разнообразить устоявшиеся сочетания яв­ляется метафорическое переосмысление, катахреза и оксюморон.

Катахреза - прием очень распространенный в поэзии символизма, своего рода «визитная карточка» декадентства. Заметность сделала его предметом насмешек. Ср. ироническое четверостишие А.Н. Майкова:

У декадента все, о чем не говори,

Как бы навыворот - пример тому свидетель:

Он видел музыку, он слышал свет зари,

Он обонял звезду, он щупал добродетель. Между тем, нарекание вызывал, очевидно, не столько сам прием, правомочно существовавший в поэзии с древности,²⁸⁶ а злоупотребление им, использование его в качестве одного из основных выразительных средств. Синестезия, нераздельность чувств, пленила поклонников новой поэзии, прежде всего, в творчестве Верлена.

Использование Лохвицкой этого одиозного приема едва ли можно объяснить сторонним влиянием новой поэзии. Сам принцип катахрезы - парадоксальность, совмещение несовместимого - был в высшей степени созвучен ее душевному скла­ду. Уже в ранних произведениях - например, поэме «У моря» 1890 г. встречает­ся «гиацинтов чудный звон». В дальнейшем она пользовалась этим приемом до­вольно умеренно, хотя постоянно. Примеры, которые дает ее поэзия, довольно мно­гочисленны, хотя в сравнении с устойчивыми клише их удельный вес невелик: «алая музыка восхода», «ароматный привет», «безбрежный путь», «вещий свет», «звездная пес­ня», «звон лунных чар», «золотистый трепет утра», «лазурный гимн», «лазурные мгновения», «ла­зурная тоска», «лазурная трава», «лунная греза», «лунная тишина», «лунный мир», «лучистые дни», «лучистый легион», «огонь созвучий», «пламенная тоска», «прозрачные сны», «прозрачный взор», «прозрачный стих», «радужный век», «серебряные песенки», «серебряный звон», «серебря­ный путь», «хрустальная душа», «хрустальная степь», «хрустальная чистота», «хрустальные со­звучия», «хрустальный голосок» и др.

Относительно нередки и примеры оксюморона: «алые травы», «беззвучная песнь», «бледное зарево», «горькие наслаждения», «неведомая отчиз­на», «пламенные струи фонтанов», «страстный лепет», «утренняя ночь»; фраза : «Горячий день не в силах изнемочь» - и т. д.

Кроме того, Лохвицкая иногда употребляет постоянные эпитеты русского фольклора: «синее море», «золотое солнце», «широкое поле», «чистое поле», «буй­ный ветр», «белая береза», а также типичные для переводов древней восточной по­эзии сочетания с родительным падежом несогласованного определения: «ветер юга», «страна снегов», «страна обетованья», «ветер пустыни», «роза Иерихона», «лилия долин», «край солнца и роз», «долина роз», «рощи пальм» и т. д. Такие вы­ражения придают ее стихам соответствующий восточный или просто архаический колорит.

Нередко у нее и употребление двойных, усиленных эпитетов: «В венках из белых, белых роз» «Я оделась в черный-черный бархат» «Белый-белый мне сплети венок».

Однако в целом статические эпитеты для Лохвицкой - далеко не главное средство выразительности, и как раз в их выборе у нее нередко случались неудачи.

Ср. у Горация ода «К Пирре»: .. .aequora / nigris aspera ventis /emirabitur insolens - «он, не­привычный, будет удивляться, что гладь моря стала шершавой от черных ветров».

Рассматривая ее творчество в его эволюционном развитии, можно сказать, что у нее наметилась тенденция к умалению роли прилагательного, и переноса основного центра тяжести на существительное и в особенности глагол. Пример такого стиля:

За нами месяц, пред нами горы,

Мы слышим море, мы видим лес.

Над нами вечность, где метеоры

Сгорают, вспыхнув во мгле небес. («Вечер в горах», Ш, 12) В четверостишии нет ни одного прилагательного - тем самым достигается максимальная динамика и лаконичность.