"Религиозная отделенноетъ" от Европы

Чаадаев обращает внимание на тот факт, что Россия не вошла "в семью европейских народов", оказалась на обочине всемирной истории. История России рисуется Чаадаеву достаточно мрачно: "Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее — иноземное владычество, жестокое, унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная история нашей юности... Никаких чарующих воспоминаний, никаких прекрасных картин в памяти... Окиньте взором все прожитые нами века, все занятые пространства — и вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы говорил о прошедшем с силою и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя".

Не о превосходстве над Западом надо вести речь, а о колоссальном отставании от него! Попытки "догнать" европейские народы уже предпринимались. Чаадаев вспоминает Петра I, "величайшего из наших царей", который, по его мнению, "начал для нас новую эру". В чем же состояла эта новая эра? В заимствовании. В преклонении перед Западом. "С этого времени мы только и делали, что, не сводя глаз с Запада... вбирали в себя веяния, приходившие к нам оттуда, и питались ими... Из западных книг мы научились произносить по складам имена вещей. Нашей собственной истории научила нас одна из западных стран, мы целиком перевели западную литературу, выучили ее наизусть, нарядились в ее лоскутья и, наконец, стали счастливы, что походим на Запад...", — так с горечью писал Чаадаев.

Далее Чаадаев задался вопросами, почему же столь печальная участь постигла Россию? Почему "единственный урок", который она может дать другим народам, — это урок отрицательный, как не надо жить? Почему "мы никогда не шли об руку с прочими народами... не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода"? Для Чаадаева, называвшего себя "христианским философом", ответ очевиден: дело в духовных основаниях общества. А таким духовным фундаментом общественной жизни для Чаадаева является религия. Значит, разница путей европейских народов и отечественной истории коренится в различии господствующих форм христианства — католицизма на Западе и православия в России.

Для Чаадаева народы являются такими же духовными и нравственными существами, как и отдельные личности. Поэтому для жизни народа, как и для жизни отдельного человека, необходим не только правильный физический, но и правильный духовный режим.

Католическая форма христианства стала связующим звеном в истории европейских народов, силой, объединявшей Западную Европу даже во времена феодальной раздробленности (и здесь Чаадаев во многом прав). "В течение пятнадцати веков у них был один язык при обращении к Богу, один нравственный авторитет, одно и то же убеждение", — восклицал Чаадаев.

Для Чаадаева история Европы определяется идеей религиозного единства прежде всего потому, что европейская цивилизация была сформирована католицизмом и его принципом духовного

единоначалия, выраженного в папизме (власти папы римского, наместника Христа на земле). Папство централизовало, вносило принцип религиозного единства в европейскую жизнь, католическая церковь стала универсальной общественной силой воспитания и духовного объединения рода человеческого. Чаадаев был потрясен и пленен активностью католической церкви в истории, ОН видел в ней силу, придающую цивилизации единство и динамизм. Поэтому все беды России он выводил из "религиозной отделённости" России от Европы, которая приводит к ее отгороженности от западной интеллектуальной, культурной традиции. По мнению Чаадаева, Россия, приняв православие (которое он называет "домашней" религией в отличие от политизированного католичества), лишилась возможности духовного слияния с Европой.

В русской общественной мысли Чаадаев был первым, кто высказал положение об отсталости России, причины которой он усматривал во влиянии православия, унаследованного от "жалкой" Византии. Таким образом, европоцентризм был обоснован Чаадаевым с христианской точки зрения. Запад предстал у Чаадаева антиподом Востока, как истинно христианское общество, которое "одухотворено духовными интересами", а они никогда не могут быть удовлетворены, так как они беспредельны по своей природе. Именно поэтому христианство для Чаадаева — не только связующая сила между разными народами, но и универсальный двигатель истории. Дело в том, писал Чаадаев, что "как только материальный интерес удовлетворен, человек больше не прогрессирует: хорошо еще, если он не идет назад. Только христианское общество... одушевлено духовными интересами, и именно этим обусловлена способность народов к совершенствованию, именно здесь вся тайна их культуры...".

Христианская духовность, по мнению Чаадаева, затронула русское общество лишь поверхностно, в своей основе оно остаюсь языческим, не идущим далее "материальных" целей. Россия отстали. Но Чаадаев (особенно в "Апологии сумасшедшего", где он, пораженный гневной критикой, пытался объяснить свою позицию) поставил вопрос о преимуществах неразвитости, в чем было немало романтического преувеличения и утопизма.