Накануне экзамена Римская литература

К римской литературе традиционно относятся произведения авторов, писавших на латинском языке, начиная с середины III в. до н. э. и до второй половины V в. до н.э. Латинский язык был родным языком небольшого племени латинов, первоначально распространенным на территории чуть больше 2000 кв. км. К 200 г. до н.э., когда римляне, составлявшие часть латинского племени, подчинили власти Рима весь Апеннинский полуостров, латинский язык распространился уже по всей Италии, вытесняя местные языки и наречия (окский, сабелльский, этрусский, умбрский). Латинский алфавит, заимствованный у греков через этрусков, известен с VII века до нашей эры - время, которым датируется первая надпись на латинском языке. Надпись эта, сделанная на золотой пряжке-фибуле из города Пренесте, весьма лаконична: «Маний сделал меня для Нумерия». С этой фразы начиналась латинская письменность.

К сожалению, установить с такой же точностью время зарождения литературы на латинском языке, наверное, не удастся никогда. Доподлинно известно лишь то, что, как и у многих народов, собственно литературному творчеству у римлян предшествовало устное поэтическое народное творчество. Время не сохранило для нас ни застольных песен, воспевавших полулегендарное прошлое римлян и давших огромный материал позднейшим римским историкам, ни плачей по умершим (у римлян они назывались «пениями»), ни шутливых и язвительных фесценнинов. Гораздо прочнее и надежнее устной традиции был камень. Именно благодаря эпиграфическим памятникам до нас дошли, пусть скудные, но весьма достоверные свидетельства о древнейшей римской поэзии.

Фесценнины – шутливые песни малопристойного содержания, исполнявшиеся на свадьбах и на празднике урожая.

Самый интересный из этих памятников – гимн, или молитва жреческой коллегии авральских братьев, написанный особым стихотворным размером – так называемым сатурнийским стихом. Ученым до сих пор не удалось установить принцип стихосложения, положенный в его основу: все еще остается открытым вопрос, построен ли этот стих на чередовании ударяемых и неударяемых слогов или, подобно греческому стиху, на чередовании кратких и долгих. Но как бы там ни было, сатурнийский стих явно свидетельствует о самобытности римской поэзии, о ее независимости от поэзии греческой.

Кроме гимна авральских братьев, сатурнийским стихом был написан гимн жреческой коллегии салиев, который, по свидетельству Квинтилиана, был непонятен не только простым смертным, но и самим жрецам, а также некоторые надгробные и посвятительные надписи. Помимо сатурнийского стиха существовали и другие формы поэзии, например, трохеи, которым написаны триумфальные солдатские песенки, сохраненные Светонием в биографии Юлия Цезаря.

Квинтилиан (Марк Фабий Квинтилиан, 35 – 100 гг. н.э.) – выдающийся древнеримский оратор.

Становление римской литературы. Эпоха Республики.

Одним словом, как в отношении греческой литературы еще сами древние греки пришли к выводу о том, что «и до Гомера были поэты», так и у римлян первым письменным литературным памятникам предшествовали произведения римских поэтов. Мало того, нам известно даже имя одного из них – Аппий Клавдий Слепой, цензор 312 года до н.э. и автор нескольких сохранившихся до нашего времени стихотворных «сентенций».

Поэтому не стоит особенно драматизировать тот факт, что первым автором художественного на латинском языке был не римлян и даже не италиец, а грек – Ливий Андроник, уроженец города Тарента, прибывший в Рим как пленный в 272 г. до н.э. и вскоре отпущенный на волю. Помимо литературной деятельности, Ливий Андроник занимался в Риме преподаванием латинского и греческого языков. Собственно, из педагогических соображений он и перевел на латинский язык гомеровскую «Одиссею» – первое римское литературное произведение, от которого дошло всего сорок отрывков, причем большинство из них – не больше одной строчки. Насколько можно судить по этому, в общем, ничтожному наследию, перевод Андроника был одновременно и очень точен, и достаточно свободен (в частности, по отношению к именам греческих богов). Гермес у него стал Меркурием, Муза – Каменой, да и сам Одиссей превратился в Улисса (Ulixes) – древняя форма имени, не встречающаяся уже даже у Гомера.

Младшими современниками Андроника были римские поэты Невий и Энний. Гней Невий, автор комедий и трагедий, а также создатель поэмы о первой Пунической войне, содержащей краткое изложение предшествовавшей истории Рима, отличился смелыми и дерзкими выпадами против людей, стоявших во главе Римской республики. Гнея Невия заключили в тюрьму, откуда он был освобожден после того, как согласился убрать из своих мест оскорбительные нападки на римских аристократов. Однако впоследствии Невий, очевидно не прекративший своих злопыхательств, был выслан из Рима и умер в Утике.

Квинт Энний, крупнейший римский эпический поэт, обрисован в римской литературной традиции как веселый, привлекательный человек. Цицерон утверждал, что Энний так относился к своей старости и бедности, будто и то, и другое его не то что не тяготило, но, напротив, доставляло удовольствие. Гораций настаивал, что Энний принимался за описание сражений не иначе, как выпив вина. А сам о себе создатель римского эпоса говорил, что он «стихотворец только при подагре».

Талант Энния был очень разносторонним. Он писал и философские произведения, и эпиграммы, и комедии, и трагедии. Наибольшую славу Эннию принесли его «Анналы» – летопись истории римского народа с полулегендарных времен до событий, современных поэту. Энний был прекрасно знаком с греческой литературой и смело пользовался лучшими ее образцами, совершенно не опасаясь, что это может повредить самобытности и самостоятельности его как римского поэта. Он решился даже на замену традиционно италийского размера – сатурнийского стиха, которым писали и Ливий Андроник, и Невий, на дактилический гекзаметр – размер греческого эпоса. Энний совершил, таким образом, революцию в стихосложении, и его реформа сыграла исключительную роль в дальнейшем развитии римской поэзии. От «Анналов» Энния сохранились лишь немногочисленные отрывки, самые крупные из которых содержат не более 17-20 строк, а от драматических произведений и того меньше.

Первый римский автор, о котором мы можем судить не по фрагментам, а по довольно значительному количеству целиком сохранившихся комедий, является Плавт. Полное его имя Тит Макк (по другим источникам Макций) Плавт, и, судя по его второму имени-прозвищу, Плавт играл в исконно италийской комедии постоянных масок – ателлане, исполняя роль обжоры Макка. Кроме этого, достоверно о жизни Плавта известно, что родился он около 250 г. до н.э. в умбрийском городке Сарсине, а умер в 184 г. до н.э.

[Илл. – Персонаж ателланы. Бронзовая статуэтка. Стр. 154]

Все комедии Плавта принадлежат к драматическому жанру, который принято называть «комедией плаща», или паллиатой, в отличие от другого, специфически римского, комического жанра – «комедии тоги», или «тогаты». Названия эти происходят от того, что в «тогате» актеры были одеты в римские костюмы и разыгрывали сюжеты на бытовые сцены, разворачивавшиеся в Италии, в то время как в «комедии плаща» актеры надевали греческий плащ – гиматий, или, по-латыни, паллий (pallium), чем еще больше подчеркивали безусловно греческое происхождение этого жанра.

В Риме, как и в Греции, театральные представления устраивались не ежевечерне, а в определенные праздничные дни. Во времена Плавта такими празднествами были Римские, или Великие, игры, происходившие в сентябре, Плебейские игры – в ноябре, игры в честь Аполлона – в июле, и игры в честь Великой матери богов – в апреле. Для театральных представлений во время этих игр возводилось деревянное сооружение, которое по окончании «сценических игр» разбиралось. Особых мест для зрителей вообще не было: они смотрели представление либо стоя, либо рассевшись на склоне примыкавшего к сцене холма. Первый постоянный каменный театр в Риме был построен лишь в самом конце Республики, в 55 г. до н.э. Помпеем. До нашего времени от этого театра сохранились лишь остатки фундамента на Марсовом поле.

В репертуар римского театра входили произведения самого разнообразного жанра: трагедии, комедии, мимы. О большинстве из них невозможно составить сколько-нибудь четкого представления из-за отсутствия материала. Также очень мало известно о музыке, являвшейся непременным атрибутом драматических представлений и служившей аккомпанементом для речитативов и арий-кантиков актеров. Лучше всего известна римская «комедия плаща», сохраненная в 20 комедиях Плавта.

Мим – импровизационная сценка из повседневной жизни, исполнявшаяся двумя актерами без масок.

При сочинении подобных пьес римские драматурги применяли прием, который в литературоведении принято называть контаминацей. Две, а иногда и больше греческих комедий соединялись в одну; при этом автор, учитывая вкусы римской публики, то усложнял, то упрощал основной сюжет оригиналов, стремясь как можно более тщательно скрыть «швы» и органически связать между собой все вставки и переделки. Плавт, как можно судить по его произведениям, обращался со своими греческими оригиналами очень свободно и, несмотря на то, что сам он в прологах пьес неизменно указывал, к какой греческой комедии восходит его сочинение, никакие эллинские одежды не могут скрыть подлинно римского, италийского характера его произведений.

Другим известным автором «комедии плаща» был Публий Теренций Африканец, в раннем детстве попавший в Рим из Карфагена и ставший рабом у сенатора Теренция Лукиана. По достоинству оценив недюжинные умственные способности и красоту своего раба, Лукиан дал ему хорошее образование и отпустил на свободу. Вольноотпущенником, будущий комедиограф получил родовое имя своего бывшего хозяина, а прозвище Африканец стало его когноменом. Больше о его жизни ничего не известно, а о смерти сообщаются довольно противоречивые сведения. Согласно одним источникам, он утонул в море во время кораблекрушения. С ним погибли и тексты 108 комедий, переведенных из Менандра. По другим сведениям, он умер то ли на острове Левкада, то ли в Аркадии от огорчения, узнав, что посланный им вперед багаж со всеми написанными им комедиями исчез.

Когномен – фамильное имя, третья часть имени в Древнем Риме.

За свою недолгую литературную деятельность Теренций написал шесть комедий. Все они полностью дошли до нас. И если комедии Плавта совсем мало походили на греческие оригиналы, то Теренций следовал оригиналу очень близко, его иногда называли даже «полу-Менандром». Многие исследователи, отдавая должное его удивительному чутью латинской речи, отказывают Теренцию в собственном творческом таланте. Комедии Плавта пестрят площадной бранью и блещут истинно римским, порой грубоватым, но неподдельным юмором, который во многом и отличает его латинские переработки от греческих оригиналов. У Теренция же все произведения написаны чистой, или, как характеризует ее Цицерон, «отборной» речью современного ему общества, подвергавшейся тщательной отделке, точно так же, как разработка сюжетов и образов его комедий.

Литературная проза на латинском языке родилась лет на пятьдесят позже поэзии, и в общем, ее с трудом можно назвать художественной. Это были произведения видного государственного деятеля Марка Порция Катона по истории («Начала») и по сельскому хозяйству («О земледелии»). От главного труда Катона – «Начал», излагавших историю Рима от основания города и до смерти автора, дошли лишь ничтожные отрывки, приводимые в произведениях более поздних сочинителей. Зато рекомендации рачительному хозяину, изложенные в 162 главах его произведения «О земледелии», сохранились полностью.

Катон, ревностный хранитель нравов старины и обычаев предков, не устававший корить своих родственников за распущенность и эллинофильство, умело использовал явно показную и преувеличенную простоту и строгость, чтобы завоевать симпатии римлян, восхищавшихся его прямолинейностью и аскетизмом. Суровый и прижимистый хозяин, предпочитающий «продавать, а не покупать», точно рассчитавший порции хлеба и вина для рабов в будние и праздничные дни, Катон считал поэзию, оформившуюся под влиянием греческой литературы, занятием несерьезным и недостойным доблестного римлянина. Поэтическому жанру Катон противопоставлял прозу – либо наукообразную («О земледелии»), либо историческую, либо ораторскую (Цицерону были известны 150 речей, произнесенных Катоном в сенате).

Трактат Катона «О земледелии» интересен не только как важнейший источник по истории экономики в республиканском Риме, но и как картина повседневного быта – от подробного изложения обязанностей главной экономки хозяйства до указаний, как и когда совершать древние религиозные обряды. Многие из пассажей такого рода весьма забавны и выдают в их авторе дотошного и сварливого хозяина. Вот, например, каким, согласно Катону, должен быть управляющий поместья – вилик: «Пусть вилик не будет гуляка, никуда не ходит на обеды... смотрит, чтобы делалось, что приказал хозяин, и не думает, что понимает больше хозяина. Пусть друзей хозяина он считает друзьями себе... без приказания хозяина никому не дает в долг... Дармоедов пусть у себя не принимает, не совещается с предсказателями, авгурами, гадателями и астрологами».

Судя по сохранившимся отрывкам речей Катона, в ораторском искусстве он был во многом предшественником Цицерона. Его речи хвалили за «изящество, ясность и чистоту» еще много лет спустя его смерти. Вообще позднейшая судьба Катона и его произведений очень любопытна: всеми силами стремясь отмежеваться от литераторских занятий, оправдывая их лишь практической необходимостью, Катон впоследствии стал для своих почитателей чем-то вроде литературного образа, символа простоты и строгости. Всякий раз, когда в римской литературе начинали восхвалять нравы предков, неизменно вспоминали Катона, иногда приукрашивая его образ, делая из него почтенного наставника всех и вся, умудренного опытом и не лишенного остроумия. Так, Плутарх в биографии Катона рассказывает, как тот сказал однажды порочному старику: «Друг мой, старость безобразна сама по себе, не прибавляй к ней безобразия порока».

В своем обзоре римской художественной прозы и поэзии Квинтилиан, лучший знаток литературы, живший в императорскую эпоху, дает определение сатирического жанра, который, по его собственному выражению, был единственным жанром, не заимствованным у греков. «Сатира – целиком наша», – писал Квинтилиан, разбирая виды ее у различных авторов. «Сатирой», или, точнее, сáтурой, римляне называли всякую смесь вообще. Но из-за своего вечного грекофильства они возводили это исконно римское слово к греческому satyros (поэтому после итацизма его и стали произносить как «сатира»). На самом деле «сатурой» назывался род кушанья, и один римский автор приводит даже рецепт его приготовления; оно делалось из вяленого винограда, ячменной крупы и сосновых семян, вымоченных в медовом вине. «Сатириками» римляне называли римских писателей, которые «говорят одновременно о многих вещах».

Итацизм – фонетический процесс произнесения греческой буквы «эта» как «и», а не «э».

Утверждение Квинтилиана о самобытности жанра сатиры в римской литературе верно по отношению к ее классическим образцам (у Горация, Персия или Ювенала). Однако ранняя сатира (и на этом настаивают многие современные исследователи) восходит к эллинистическим жанрам, «имитирующим разговорные проповеди-диатрибы народных философов». Произведения такого жанра тоже были смесью (стихов и прозы, философских рассуждений и ораторских речей, комедии и трагедии), воспроизводящей непринужденный разговор о «многом и разном». Но уже у Луцилия, самого яркого из ранних римских сатириков, видно, насколько римляне переработали сатиру, прибавив к многотемной непринужденности греков колкость и едкость.

Луцилий (Гай Луцилий, ок. 180 – 102 гг. до н.э.) – древнеримский поэт из сословия всадников, фактически родоначальник жанра стихотворной сатиры..

Произведения Луцилия дошли до нас в незначительных отрывках, которые в большинстве случаев являются отдельными разрозненными стихами. Между тем, согласно весьма достоверным античным источникам, все его сочинения составляли тридцать книг по 800 строк в каждой. О жизни самого Луцилия также известно очень мало. Он родился около 180 г. до н.э. в Кампании, в латинском городе Суэсса Аврунская, происходил из богатого всаднического рода и участвовал в Нумантийской войне в Испании под командованием Сципиона Африканского, с которым он был дружен и в последующие годы в Риме, когда вокруг Сципиона образовался литературный кружок. Луцилий никогда не занимал никакой государственной или общественной должности, и очень дорожил своей свободой и независимостью. Умер Луцилий в 102 г. до н.э., навсегда оставшись «только римским всадником» и «изобретателем» – как его называет Гораций – жанра сатиры.

Если поэзия во времена Луцилия считалась не вполне достойным занятием для римлянина-аристократа, то к красноречию, к развитию ораторского искусства побуждал сам республиканский строй, требовавший от государственного деятеля умения не только четко и ясно, но еще и красиво, на правильном латинском языке излагать свои мысли. Практическое красноречие в Риме с древнейших времен осваивало опыт сенатских публичных выступлений. Никаких теоретических изысканий древнейшие римские ораторы не делали, и, усвоив урок Катона: «держись сути, слова приложатся», полагались лишь на собственный талант.

Братья Гракхи, впервые прибегнувшие в своих речах к выразительным приемам греческой риторики, совершили настоящую революцию в ораторском искусстве и удостоились великих похвал даже от Цицерона, который всегда их недолюбливал и сожалел о том, что «для правильного ведения государственных дел» они не «обладали таким же умом, сколь велик был их талант к прекрасной речи». После Гракхов, в начале I в. до н.э., в Риме появляются первые школы ораторского искусства, полный курс в которых завершался своего рода «интерном» – молодой человек усваивал практические навыки красноречия на форуме, слушая выступления лучших ораторов. Именно в эти годы получили свое блестящее риторическое образование Цицерон и Цезарь, и именно к этому времени относятся первые теоретические сочинения по риторике – анонимный учебник «К Гереннию» и юношеское сочинение Цицерона «О подборе материала».

Семена греческой риторической учености пали на благодатную почву, и в Риме начали разрабатываться теоретические принципы ораторского искусства; самым выдающимся его представителем стал Цицерон, стиль и язык которого навсегда остались эталоном латинской речи.

Марк Туллий Цицерон родился в 106 г. до н.э. в поместье своего отца в Арпине. Отец, желая дать детям хорошее образование, привез Цицерона вместе с младшими братом Квинтом в Рим еще подростками. Пока братья изучали философию и литературу, Италию в пылу гражданских войн разрывали на части Марий и Сулла. В возрасте 25 лет впервые выступив публично в Риме, Цицерон отправился на Восток, и вернулся лишь в 77 г. до н.э., когда Сулла уже снял с себя полномочия диктатора. Свою карьеру государственного деятеля Цицерон начал с должности квестора в Сицилии, и до 66 г. до н.э. не играл видной роли в «большой» римской политике. Следующие два года прошли в активной подготовке к выборам на должность консула, на которых в 63 г. до н.э. он с успехом прошел, несмотря на свой статус «homo novus» («новый человек», то есть не принадлежащий к сенатскому сословию).

[Илл. – Цицерон. Стр. 727 нижн.]

Когда спустя еще три года Цицерон отказался присоединиться к триумвирам, возлагавшим немало надежд на его ораторские таланты, был принят декрет об изгнании неугодного политического деятеля из Рима; его дом в столице разрушили, а имущество конфисковали. Вернулся Цицерон лишь в январе 49 г. до н.э. Через два месяца Цезарь перешел Рубикон, и в Риме началась новая гражданская война. Цицерон, хотя и будучи ревностным сторонником республиканских идей, долго колебался между двумя лагерями, в особенности после того, как получил от Цезаря письмо, просившее его остаться в Риме. Но республиканец все-таки возобладал в нем. Цицерон принял решение следовать за Помпеями в Грецию – решение, которое он потом не раз проклинал в письмах к друзьям.

Цезарь, став диктатором, простил Цицерону его опрометчивый поступок, но тот держался в стороне от общественной жизни, уединившись в своем тускуланском поместье. Он развелся с первой женой, с которой прожил 30 лет, и женился на своей опекунше. Этот новый брак не принес Цицерону счастья, а в довершение всего, вскоре от родов умерла его любимая дочь Туллия. Чувство беды и одиночества он пытался заглушить занятиями философией и теорией речи. Два года, проведенные Цицероном в Тускуле, стали самыми плодотворными во всем его творчестве: он написал свой главный труд об ораторском искусстве («Оратор») и несколько философских сочинений («Парадоксы стоиков», «О пределах добра и зла», «Учение академиков», «Тускуланские беседы», «О природе богов», «О судьбе», «О предвидении» и др.)

Убийство Цезаря пробудило в Цицероне прежнее стремление к бурной политической деятельности. Он возлагал большие надежды на республиканцев, но, отчаявшись в их успехе, решил покинуть Италию. Когда его корабль ветром вернуло к родным берегам, он смирился с судьбой и даже не пытался бежать, узнав о приближении посланных Марком Антонием убийц. Ему отрубили правую руку и голову, которая по приказу Антония была выставлена на форуме. Так триумвир-цезарианец мстил за десять речей, в которых Цицерон в 43 г. до н.э. во всем блеске своего ораторского дара обрушился на предателей республики (в том числе, и на Марка Антония). За «Филиппики», названные так самим Цицероном по аналогии с гневными речами Демосфена, Цицерон поплатился жизнью.

Оратор и писатель, Цицерон оставил после себя 58 речей, больше 10 философских сочинений, два больших трактата по риторике и огромное количество писем. О его влиянии на более поздние эпохи свидетельствует хотя бы такой факт: ученые эпохи Возрождения именовали Цицерона не иначе как «божественный», а лучшей похвалой для себя считали прозвище «цицеронианцы», данное за стремление не употреблять ни одного слова, которое не встречалось бы в сочинениях Цицерона,

Речи Цицерона, которым он в первую очередь обязан своей немеркнущей славой, принято делить на несколько основных тематических групп. Большинство речей посвящено разбору гражданских и уголовных дел, причем основная их масса носит ярко выраженный политический характер. Цицерон никогда не отказывался от того, с чего началась его ораторская деятельность, и на протяжении всей своей карьеры выступал по вопросам долговых обязательств, земельного имущества, гражданства («За поэта Архия», «За Росция-актера», «За Мурену», «За Фонтея», «За Гая Рабирия»). В сенате и на комициях Цицерон произносил речи чисто политического характера («Против Катилины» (4 речи), «К сенату и народу» (2 речи), «О законе Манилия», «Об аграрных законах» (3 речи), «О консульских провинциях», «Филиппики» (14 речей)).

Деление это, конечно, очень условно, так как Цицерон не считал обязательным строго придерживаться основной темы или вопроса. Практически в любой его речи можно встретить общие рассуждения о политике Рима, о положении в государстве, о его собственных философских убеждениях и моральных нормах. Он очень ярко и живо рисует нравы и характеры разных людей, участвующих в процессе, подмечает интересные моменты повседневной жизни и нравов римлян. Наконец, Цицерон довольно часто рассуждает о личных делах, о свойствах своего характера, о собственной (весьма и весьма значительной) роли в тех или иных событиях, и на вкус современного читателя вовсе не отличается скромностью.

Цицероновские речи всегда ценились не только за отточенный стиль, мастерское использование литературных приемов, изящество и стройность; кроме силы и пафоса, в них звучат ирония и юмор, порой легкие, почти безобидные, порой доходящие до сарказма и издевки. Тому, как добиться совершенства в ораторском искусстве, посвящены два больших трактата Цицероан, один из которых излагает риторику в ее историческом развитии («Брут»), а другой полностью посвящен вопросам истории.

Несколько иным предстает Цицерон в своих философских сочинениях, для которых он, так же, как Платон, избрал форму диалога. Но если в платоновских диалогах имитируется живая беседа, то в произведениях Цицерона диалог – чисто формальная условность. Бегло описав место, время и повод к беседе, он «заставляет» одного или нескольких участников читать длинную лекцию по определенным аспектам той или иной философской школы.

Ничуть не меньшую ценность представляет переписка Цицерона, замечательную характеристику которой приводит Корнелий Непот в своей биографии Тита Помпония Аттика – главного цицероновского адресата. «Если кто прочитает эти письма, тому едва ли будет недоставать каких-либо сведений для воссоздания связной истории того времени; в них настолько полно описаны стремления вождей, пороки полководцев и треволнения государственной жизни, что нет ничего, что не было бы отражено в них; и может показаться, что мудрость есть своего рода прозрение, ведь Цицерон не только предсказал те события, которые произошли при его жизни, но предрек, как прорицатель, и то, что свершится в наше время».

Корнелий Непот (ок. 100 – ок. 32 гг. до н.э.) – римский писатель и историк.

В эпоху Цицерона, помимо риторической науки в Риме активно начали развиваться филологические и антикварные занятия. Правда, появление такого рода наук следует отнести к более раннему времени, когда пергамский царь Эвмен II отправил к римлянам посольство с поздравлениями по случаю победы в третьей Македонской войне (168 год до н.э.). Среди послов был знаменитый ученый Пергамской школы Кратет из малоазийского города Малла, по роковой случайности задержавшийся в Риме гораздо дольше остальных посланников Эвмена. Он сломал себе ногу, и, пока выздоравливал, начал читать римлянам лекции, касавшиеся учения стоиков о языке. Так что знакомство Рима с филологией началось с изложения давнего спора между «аномалистами» и «аналогистами» о том, возник ли язык «по природе» или «по положению», и о том, как «аналогия» и «аномалия» проявляются в склонении и спряжении.

Антиквары – в античное время ученые, собиравшие и исследовавшие старые тексты.

Лекции Кратета настолько вдохновили римлян, что они предались филологическим «штудиям» со всем своим педантизмом и великим энтузиазмом. Первым крупным римским грамматиком был Луций Эллий Стилон Преконин, получивший прозвище Stilo за прекрасное владение «стилем» (палочкой, служившей римлянам вместо пера). Большой знаток римской и греческой литературы, Эллий Стилон много занимался самыми различными вопросами филологии: он издавал сочинения древних авторов, писал труды по грамматике, составлял комментарии к гимнам салиев и Законам XII таблиц. Именно Стилон впервые взялся за решение проблемы об аутентичности комедий Плавта; ему же принадлежит и знаменитая похвала плавтовскому стилю: «Если бы Музы хотели говорить по-латыни, они говорили бы языком Плавта». Среди учеников Стилона были Цицерон и Варрон – писатель-энциклопедист, крупнейший ученый своего времени.

Варрон (Марк Теренций Варрон, 116 – 28 гг. до н.э.) – древнеримский писатель, ученый, историк.

Марк Теренций Реатинский (по названию его родины, местечка Реате в Сабинии) родился в 116 г. до н.э. Получив блестящее образование в Риме, он, по обычаю многих состоятельных римлян того времени, отправился в Афины совершенствовать свои познания. Гражданская служба Варрона началась по возвращении на родину с должности народного трибуна, а затем эдила. Когда в 76 г. до н.э. Помпей собирался в поход в Испанию, он заказал Варрону что-то вроде путеводителя. С этого времени начались их дружеские отношения, продолжавшиеся до самой смерти Помпея. Варрон помогал Помпею в войне с пиратами, сопровождал в походе против Митридата, хлопотал перед Цезарем о возвращении из ссылки Цицерона. После убийства последнего Варрон отошел от государственных дел, и занялся наукой и литературой. Цезарь с большим уважением относился к этим его занятиям, и, помирившись с Варроном, поручил ему устройство публичной библиотеки в Риме.

Со смертью Цезаря на Варрона одно за другим посыпались несчастья. Оказавшись одним из первых в проскрипционных списках, он смог бежать из Рима, оставив на разграбление Октавиану, Антонию и Лепиду все свои виллы; после конфискации имущества безвозвратно пропали многие его сочинения. Сведения о его дальнейшей жизни очень отрывочны. Варрон прожил почти сто лет и умер в 28 г. до н.э., завещав похоронить себя по пифагорейскому обычаю – в листьях мирта, оливы и черного тополя. До самой смерти он не оставлял своих научных изысканий, и по словам Валерия Максима: «и дух его, и течение превосходных трудов угасли на одном ложе».

Пожалуй, с трудом можно отыскать науку, которой не коснулся бы Варрон. “Муж, ученейший во всех областях” вызывал неподдельное восхищение Августина: “Он так много читал, что мы удивляемся, как хватило ему времени что-нибудь написать; столько писал, сколько едва ли кто мог прочитать”. Современные ученые полагают, что Варроном было написано около 74 сочинений в 620 книгах. Лишь от двух из них (“О сельском хозяйстве” и “О латинском языке”) уцелели более-менее крупные части, все остальное дошло до нас в кратких отрывках.

Сочинение “О сельском хозяйстве” сохранилось почти целиком; из популяризаторских соображений Варрон придал ему форму диалога, в котором, в частности, участвует его жена Фундания, подавшая непосредственный повод к написанию этого произведения. Купив новое поместье, она попросила мужа заняться его благоустройством и управлением. Варрон, которому тогда было почти 80 лет, с увлечением откликнулся на просьбу жены и, обратившись к трудам греческих и римских авторов на эту тему, написал три книги о сельском хозяйстве, посвятив первую главу земледелию, вторую скотоводству и последнюю – уходу за домашними животными.

Из 25 книг “О латинском языке” уцелело шесть – с V по X. Весь труд делился на три большие части: о том, как по какому принципу предметы получили наименования, то есть об этимологии; о том, как склоняются эти наименования, то есть о морфологии; и о том, как слова соединяются, образуя мысль, то есть о синтаксисе. Варрон вообще не унаследовал от своего учителя Стилона мастерство владения стилем, а трактат “О латинском языке” отличается особенной небрежностью. Тем не менее ценность этого произведения никогда не ставилась под сомнение, главным образом, благодаря сведениям о споре по вопросам “аномалии” и “аналогии”, и обилию цитат из архаической латыни.

Варрон пользовался большим почетом и служил серьезным авторитетом в области науки и литературы как для современников, так и для следующих поколений. Ему, единственному из всех римлян, при жизни поставили памятник в той самой библиотеке, устройством которой он начал было заниматься. Энциклопедические познания Варрона сослужили добрую службу Вергилию и Овидию, Светонию и Плутарху, Дионисию Галикарнасскому и Плинию Старшему; на него ссылались историки и грамматики позднейших времен, его высоко ценил Петрарка, и даже христианским авторам в борьбе с язычеством удалось воспользоваться сочинениями Варрона. По горькой иронии судьбы вовсе не те произведения, что дошли до наших дней, составляли славу Варрона Реатинского.

В этом смысле гораздо больше повезло Цезарю: время сохранило оба главных его литературных труда: “Записки о Галльской войне” и “Записки о гражданской войне”. Первый содержит подробный отчет о семи первых годах пребывания Цезаря в Галлии с описанием двух крупных событий – войны с германским вождем Ариовистом и восстания всех галльских племен под предводительством Верцингеторинга, а также постоянных стычек с различными племенами галлов и германцев. Деловой характер “Записок”, сухое, однообразное повествование, точные указания мест и действующих лиц, образ автора, принявшего позу “простого легионера” – все это нравилось римлянам, искавшим в исторических произведениях факты и интересные подробности, а не оценочные эмоции при полумифологическом содержании.

“Записки о галльской войне” дают богатый материал не только для историков и специалистов по военной стратегии и технике. Цезарь увлекательно рассказывает о быте и нравах, обычаях германцев и галлов, привлекая обширный географический материал. При этом видно, что германцы (очевидно, более сильные соперники) вызывают у Цезаря уважение, в то время как к галлам он относится как наставник, строгий, но снисходительный к своим подопечным.

Маска объективного повествователя бесследно исчезает у автора “Записок о гражданской войне”. Здесь Цезарь гораздо более тенденциозен и пристрастен, он все время пытается дать объяснение и обоснование своим действиям. Современные исследователи римской литературы видят причину изменений, произошедших с автором, в том, что оправдывать самовольное начало военных действий в Галлии, направленных исключительно на благо Республики, было значительно легче, чем найти достойное объяснение развязыванию кровавой гражданской войны на территории Италии. Сам Цезарь, быть может, лучше всех прочих обвинителей понимал, как вероломно он нарушил все нормы республиканского правления, восстановив столь ненавистную римлянам единоличную власть. Именно этим объясняется апологетический характер “Записок о гражданской войне”, тем более удивительный, что произведение это было написано в пору зенита Цезаревой диктатуры.

О стиле и языке обоих сочинений очень хорошо сказал Цицерон, в общем недолюбливавший аттикистов – авторов, писавших простым, безыскусным слогом. Цезарь, по словам Цицерона, написал свои произведения так, что, вероятно, навсегда отбил у будущих историков охоту писать историю тех же событий. В правоте Цицерона несложно убедиться, обратившись к творчеству Саллюстия, современника Цезаря и одного из величайших римских историков.

Гай Саллюстий Крисп, происходивший из сословия всадников, родился в 86 г. до н.э. в небольшом сабинском городе Амитерне. Успешно начав государственную службу в должности квестора, Саллюстий в 50 г. до н.э. был с позором исключен из состава сената за аморальное поведение: по словам Варрона, Милон, народный трибун 57 года, сторонник аристократической партии и злейший противник Саллюстия, высек его, застав со своей женой Фаустой. Спустя год будущий обличитель безнравственного “разбойника” Катилины не забыл благодеяний Цезаря: во время гражданской войны он был на его стороне. Когда шла африканская война, Саллюстий в должности претора руководил поставками продовольствия и переброской войск в Африку, а по окончании этой войны Цезарь назначил его проконсулом вновь образованной провинции.

[Илл. – Конторниат с портретом Саллюстия. Стр. 574]

После убийства Цезаря Саллюстий вернулся в Рим, сколотив в Африке такое состояние, что смог купить виллу диктатора и огромные сады, которые долгое время так и назывались “Саллюстиевы сады”. Он ушел от общественной деятельности и всецело погрузился в свои литературные занятия. Саллюстий умер в 35 г. до н.э., оставив после себя три исторических сочинения – “Заговор Катилины”, “Югуртинская война” и “История”.

Как настаивал сам автор, дух его во время сочинительства “был свободен от надежд и опасений отдельных политических партий”. Однако в действительности Саллюстий не столь беспристрастен, как ему хотелось бы это представить. Личную его свободу и независимость вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, приняв во внимание солидный капитал, обеспечивший ему эту самую независимость. Но сочувствие Саллюстия демократически настроенным слоям общества и его ненависть к нобилитету совершенно отчетливо прослеживаются во всех сочинениях историка. От того, что произведения Саллюстия никак нельзя назвать “беспристрастной хроникой” событий, эти живые, увлекательные и воистину исторические документы определенной эпохи не теряют ни своего значения, ни ценности.

Саллюстию не раз доставалось от историков нового времени, уличавших его в многочисленных неточностях. Тем больших симпатий этот автор, в котором писатель одержал верх над историком, заслужил от исследователей римской литературы. Саллюстия ценили всегда и ценят до сих пор – и за драматизм повествования, разбавленного занимательными рассказами-отступлениями, и за яркие, точные характеристики персонажей, и за динамичный, напряженный, выразительный язык. С увеличением возраста его произведений увеличивалось и число поклонников Саллюстия, словно в подтверждение его главного принципа – “искать славы силою ума, а не силами тела и, так как сама жизнь наша коротка, стараться оставить о себе как можно более долгую память”.

Литература республиканского периода богата не только блестящими прозаическими произведениями. В эту эпоху жили два замечательных римских поэта – Лукреций и Катулл. О первом из них не известно почти ничего. Все источники сообщают весьма противоречивые сведения о времени его жизни и смерти, о месте рождения, о происхождении, из чего можно разве что заключить, что Лукреций был очень талантливым последователем Эпикура и весьма успешно реализовал основной постулат своего учителя – “живи незаметно”.

Лукреций (Лукреций Кар, ок. 96 – 55 гг. до н.э.) – древнеримский поэт, философ-материалист.

Катулл (Гай Валерий Катулл, 87 или 84 – ок. 54 гг. до н.э.) – выдающийся древнеримский поэт-лирик.

Единственная информация о личности Лукреция, до недавнего времени считавшаяся достоверной, современными исследователями подвергается большому сомнению. Сейчас почти никто не относится всерьез к рассказу Иеронима о том, что поэт, выпив какого-то любовного напитка или приворотного зелья, якобы лишился рассудка и в конце концов покончил жизнь самоубийством, а свою огромную поэму “О природе вещей” с ясными логическими умозаключениями и стройным планом Лукреций написал “в светлые промежутки между приступами безумия”.

Иероним Стридонский (347 – 420 гг. н.э.) – христианский писатель, исследователь античной литературы, автор первого перевода Библии на латынь (т.н. «Вульгата»).

В первую очередь ученых нового времени, естественно, насторожил любовный напиток, хотя здесь в пользу Иеронима свидетельствуют два довольно убедительных факта. Во-первых, такая легенда могла возникнуть из самого творчества Лукреция. Как утверждает Ф.А.Петровский, чтобы прийти к такому же выводу, что и Иероним, “достаточно прочесть конец IV книги “О природе вещей”, где приводится в высшей степени интересный очерк физиологии и психологии любви, очерк, дающий право предполагать, что сам автор изведал на опыте все, что он описывает и обличает”. Во-вторых, если верить Светонию и Ювеналу, император Калигула также помешался, испив приворотного зелья из рук своей последней жены Фезонии.

Впрочем, если “нелепую версию” о любовном напитке опровергают все, то у гипотезы о безумии Лукреция находится немало сторонников, причем отыскивая аргументы в защиту этой гипотезы, они тоже ссылаются на текст поэмы как на косвенную, но весьма существенную улику. Дело в том, что наряду со строгими логическими доказательствами, в этом произведении “обнаруживается такая страстная напряженность, такая болезненно-тонкая восприимчивость и наблюдательность, которая прекрасно ладит с предположением, во всяком случае, о склонности Лукреция к душевной болезни. Весьма характерен в этом отношении обширный эпизод в IV книге, где Лукреций с поразительной яркостью изображает сновидения. Это делает возможным предположение, что он страдал галлюционациями.” (Ф.А.Петровский)

Несмотря на то, что о жизни и литературной деятельности Лукреция его ближайшие потомки знали, очевидно, не больше нашего, влияние этого поэта (вдохновленного богом или любовным напитком) на всю последующую римскую литературу невозможно переоценить. Тем более, что философия Эпикура в Риме нашла очень ревностных адептов, а поэма Лукреция представляет собой не что иное, как страстную и убедительную проповедь эпикурейства. При этом Лукреций останавливается не столько на этической стороне этого философского учения, сколько на “эпикуровой физике” – учении о возникновении и атомическом строении мироздания. Цель Лукреция-философа – изобразить рациональную, строго научную картину мира, освободить людей от неверных религиозных представлений, избавить их от суеверий и мистицизма по поводу мироустройства. Именно об этом свидетельствуют намеренно несколько раз повторяющиеся строки:

«...Род человеческий часто

Вовсе напрасно в душе волнуется скорбной тревогой.

Ибо как в мрачных потемках дрожат и пугаются дети,

Так же и мы среди белого дня опасаемся часто

Тех предметов, каких бояться не более надо,

Чем того, чего ждут и пугаются дети в потемках.

Значит, изгнать этот страх из души и потемки рассеять

Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного,

Но природа сама своим видом и внутренним строем».

Лукреций с полным правом мог бы подписаться под словами Манилия, поэта августовской эпохи, автора астрономической поэмы, сказавшего: “Я молюсь двум святыням и охвачен двояким страстным стремлением: к поэзии и к предмету своего изложения”. Поэтическая форма, выбранная для изложения более чем прозаической темы (атомистики), нисколько не мешает Лукрецию точно передавать любую мысль. С другой стороны, его произведение отнюдь не является версифицированной прозой. “Поэзия и предмет изложения”, или, выражаясь языком литературоведов, форма и содержание в поэме органично слиты в единое целое, а “физиолог” Лукреций ничуть не меньше поэт, чем лирик Катулл.

Гай Валерий Катулл родился в 87 г. до н.э. в Цизальпийской Галлии, в городе Вероне или ее окрестностях. В одном из автобиографических посланий он так рассказывает о своих первых литературных опытах: “К тому времени, когда на меня надели мужскую тогу, я довольно много писал любовных стихотворений: та богиня, которая примешивает к любви сладкую горечь, хорошо знает меня”. Когда именно Катулл перебрался из Вероны в Рим, неизвестно. Из его собственных произведений можно заключить, что в столице поэт, выходец из состоятельной и знатной провинциальной семьи, вел довольно беззаботную, легкую жизнь, пока не влюбился в Клодию Пульхру, первую римскую красавицу, в веках прославленную Катуллом под именем Лесбия.

В Риме поэт попадает в среду беспечных “вольных художников”, которых Цицерон с презрением называл “неотериками”, то есть “модернистами”. Круг этих литературных друзей Катулла был очень широк, но наследие, оставшееся от них, настолько скудно, что судить в целом о творчестве неотериков мы можем лишь по сборинику произведений самого Катулла, содержащему 116 стихотворений. Неотерики были последователями александрийской поэтической школы, возглавляемой блестящим эллинистическим поэтом Каллимахом. Мифологическая, литературоведческая и географическая “ученость” александрийцев ясно прослеживается в крупных произведениях Катулла – “Брачная песнь”, “Аттис”, “Волосы Береники” (перевод из Каллимаха), “Свадьба Пелея и Фетиды”; особенно в последнем, где подробнейшие мифологические и географические экскурсы намеренно усложняются замысловатым построением и психологическими мотивировками.

Следует, однако, подчеркнуть, что связь Катулла с александрийской поэзией, не считая больших его эпиллиев, скорее чисто формальная: римский поэт следует своим эллинистическим предшественникам лишь внешне, имитируя размеры, заимствуя отдельные мотивы, содержание же катулловой лирики совершенно самостоятельно, более того – глубоко личностно.

Эпиллий (греч. «малый эпос»– короткое стихотворение, написанное гекзаметром.

Основной темой лирических произведений Катулла становится любовь к Лесбии, которую, как уже было сказано, традиционно отождествляют с Клодией Пульхрой. Некоторые исследователи давно обратили внимание на сходство того, что известно о возлюбленной Катулла, с блестящей характеристикой Семпронии, сообщницы Катилины, данной ей Саллюстием в “Заговоре Катилины”: “Судьба богато наделила ее знатностью и красотой... прекрасно знакомая с греческой и римской литературой, она умела играть не кифаре и танцевать, правда, несколько более изысканно, чем следует порядочной женщине... Ей всегда все было дороже, чем собственная честь и целомудрие, и трудно решить, что она берегла менее: свои деньги или свое доброе имя”. Женщина, как считают многие, весьма похожая своим поведением на Семпронию, вдохновила поэта на целый цикл стихотворений, затмивший для всех следующих поколений читателей остальное творчество Катулла.

Лирика, посвященная Лесбии – то бранная, то нежная, то насмешливая, то полная настоящего отчаяния и смятения – проникнута очень тонким психологическим анализом чувства поэта. Эмоциональность, соединенная с глубоким проникновением в психологию чувства, врожденный талант, соединенный с высоким мастерством, ставят Катулла в один ряд с величайшими лириками мира, ибо только великий поэт может преподнести своему читателю любую, даже самую банальную мысль так, что она покажется поэтическим откровением.

Однако, как бы ни был Катулл занят своими чувствами и переживаниями, живя в Риме, поэт не мог полностью игнорировать бурную политическую борьбу, разворачивавшуюся на его глазах. В двух его стихотворениях непосредственно отражено недовольство Цезарем и его политикой. В них содержатся откровенные, полные негодования и презрения, нападки на ближайшее окружение будущего диктатора, в частности, на его любимца Мамурру, без зазрения совести грабившего Галлию, и на Помпея, заключившего с Цезарем триумвират. Хотя и заслуживает доверия свидетельство Светония о том, что Катулл, “навеки запятнавший имя Цезаря своими стишками на Мамурру”, после извинений был приглашен к нему на обед, все же еще большего доверия заслуживают стихи самого поэта, в которых не стихает недовольство тем, что “ответственные государственные должности заняты в Риме недостойными цезарианцами”.

Катулл был последним поэтом эпохи Республики. Совсем вскоре, во времена Августа, в так называемый “золотой век” римской литературы, станет возможным не только примирение поэзии и власти, но и покровительство, трогательная опека императора над своими лучшими поэтами.