Прекрасное в искусстве, или идеал

Идеал – наиболее содержательная эстетическая категория, в которой гносеологические аспекты эстетического достигают вершины и вновь вторгаются в практику, в жизнь, несут в себе мощный нравственный заряд. Эстетический идеал – всеполнота прекрасного, совершенство; Истина, Добро, Красота – его триединые ипостаси.

Понятие идеала введено в философию И. Кантом для обозначения недосягаемого образца сознания: «…идеал есть для разума прообраз (prototypon) всех вещей, которые как несовершенные копии (ectupa) заимствуют из него материал для своей возможности и, более или менее приближаясь к нему, все же бесконечно далеки от того, чтобы сравняться с ним…»²³⁷. Ф. Шиллер и В. Гумбольдт заговорили о воплощении идеала в искусстве. Ф. Шеллинг и Гегель поставили вопрос о реализации идеала в самой действительности: «…идеал есть идея, отождествленная со своей реальностью»²³⁸.

В истории эстетики не раз вспыхивал спор о том, какая красота выше и ценнее – природная или созданная художником. История эстетического освоения мира начиналась не с любования красотами природы, лишь благодаря искусству, творчеству и труду были сделаны первые шаги человечества к красоте.

«Подобно тому, – отмечает Гегель, – как человек является субъективной целостностью внутри себя и благодаря этому обособляется от внешнего мира, так и внешний мир представляет собой последовательно связанное в себе и завершенное целое. Несмотря на это взаимное исключение, оба мира находятся в существенном отношении друг с другом и лишь в своей связи образуют конкретную действительность, художественное изображение которой составляет содержание идеала…»²³⁹.

Истинное в художественно прекрасном проявляется, по Гегелю, в том единстве, в той целостности, которая называется душою. «Но если мы спросим себя, – пишет философ, – в каком именно органе проявляется вся душа как душа, то сразу ответим: в глазах.

Душа концентрируется в глазах и не только видит посредством их, но также и видима в них. Подобно тому, как на поверхности человеческого тела, в противоположность телу животного, везде обнаруживается пульсирующее сердце, так и об искусстве можно утверждать, что оно выявляет дух и превращает любой образ во всех точках его видимой поверхности в глаз, образующий вместилище души.

Если Платон в известном дистихе к Астеру восклицает:

На звезды смотришь ты, звезда моя. Хотел бы

Я небом быть, чтоб тысячами глаз глядеть, тобой любуясь! –

то искусство каждое свое творение делает тысячеглазым Аргусом, чтобы мы могли видеть в каждой точке этого творении внутреннюю душу и духовность. Оно превращает в глаз не только телесную форму, выражение лица, жесты и манеру держаться, но точно так же поступки и события, модуляции голоса, речи и звука на всем их протяжении и при всех условиях их проявления, и в этом глазе познается свободная душа в ее внутренней бесконечности»²⁴⁰.

Истинность искусства, следовательно, это реализация субстанциального содержания и всеобщности души. И для идеала в искусстве требуется, чтобы внешняя форма согласовалась с внутренним содержанием как выражением души. В этом сведении внешнего существования к духовному, когда внешнее явление в качестве соразмерного духу становится его раскрытием, и состоит природа идеала в искусстве, в концепции Гегеля.

«Идеал представляет собой отобранную из массы единичностей и случайностей действительность, поскольку внутреннее начало проявляется в этом внешнем существовании как живая индивидуальность… Субстанциальное содержание еще не может выступить здесь абстрактно в его всеобщности, само по себе, а остается замкнутым в индивидуальности и представляется сплетенным с определенным существованием, которое со своей стороны, освобожденное от конечной обусловленности, сливается в свободной гармонии с внутренней жизнью души²⁴¹.

Идеал смыкается во внешней стихии с самим собою, свободно покоится в себе в чувственном блаженстве, радости и наслаждении собой. Музыка этого блаженства звучит на протяжении всего явления идеала, ибо, как бы далеко ни простирался внешний образ, душа идеала никогда не теряет в нем самой себя. Благодаря этому идеал истинно прекрасен, так как прекрасное существует лишь как целостное и субъективное единство; субъект идеала должен преодолеть разорванность, свойственную другим индивидуальностям, их целям и стремлениям и предстать возвратившимся к самому себе, достигшим высшей целостности и самостоятельности.

Это радостное спокойствие и блаженство, самодовление в своей замкнутости и удовлетворенность мы можем рассматривать в качестве основной черты идеала. Идеальный художественный образ предстает перед нами как некий блаженный бог. Блаженные боги не принимают всерьез бедствий, гнева и заинтересованности конечными сферами и целями, и эта положительная сосредоточенность внутри себя и отрицание всего особенного сообщает им черту радостности и тихого спокойствия. В этом смысле верны слова Шиллера: «Жизнь серьезна, искусство радостно»²⁴².