Примечания

¹ Дойдя до этого места, читатель, возможно, уже заметил, что наши исс­ледования сходны с теми, которые привычны для филологии, а имен­но с изучением основы и окончания при словообразовании. Это не искусственная аналогия. Она проистекает из того факта, что в обоих случаях речь идет о результатах деятельности разума, имеющих об­щее основание.

«Это не все. Есть также сходства другого рода. Современной фило­логии хорошо известно, что язык — это организм, сформировавший­ся по своим собственным законам; он не был сотворен искусственно. Только некоторые технические термины, такие, как кислород, метр, термометр и т.п., суть продукты логического мышления ученых. Они соответствуют логическим действиям в обществе, между тем как формирование большинства слов, используемых большинством людей, соответствует нелогическим действиям. Социологии пора бы двигать­ся вперед и постараться достичь уровня, на котором уже находится филология» (Traie de sociologie generale, § 879, 883).

[480]

² Нельзя понять эту сторону учения Парето, если не помнить о его в высшей степени либеральных убеждениях. Точно так же Парето взял под защиту католическое духовенство, гонимое во Франции радика­лами и блоком левых сил в начале нашего века, или социалистов, преследуемых в Италии в 1898 г. По сути дела, он против любых ин­квизиций. Книга Джузеппе Ла Ферла «Вильфредо Парето, философ-вольтерьянец» (Флоренция, 1954 г.) хорошо показывает эту грань личности автора «Трактата по общей социологии».

³ Исследуя этот род остатка, Парето проводит глубокий и интересный анализ требований уравнительства, лицемерие которых он стремится разоблачить. Он охотно сказал бы, как и Дж. Оруэлл в книге «Скот­ный двор», что все сторонники эгалитаризма согласны с формулой: «Все животные равны, но некоторые более равны». Парето пишет так: «За требованиями равенства почти всегда скрываются требова­ния привилегий» (ibid., § 1222). «Говорят о равенстве, чтобы добить­ся его вообще. Затем делают бесконечное число исключений, чтобы отвергнуть его частным образом. Им должны пользоваться все, а пользуются лишь некоторые» (ibid., § 1222). «У наших современни­ков равенство есть догмат веры; но это не мешает существованию во Франции и Италии огромного неравенства между «сознательными» и «несознательными» трудящимися, между простыми гражданами и те­ми, кому протежируют депутаты, сенаторы, выборщики. Есть прито­ны, которые полиция не осмеливается трогать, потому что обнаружи­ла бы в них законодателей или других важных лиц» (ibid., § 1223). Эти замечания содержат красноречивую критику общественного ли­цемерия, констатируют разницу между провозглашенными обще­ством идеалами и повседневной реальностью.

⁴ Известна книга S. Tchakhotine. Le viol des foules par la propaganda politique. Paris, 1952. Современная социологическая литература, по­священная средствам пропаганды, представлена главным образом на английском языке. Приведем несколько характерных цитат из Гитле­ра: «Люди в подавляющем большинстве так по-женски настроены, что их мнениями и действиями гораздо чаще управляют чувственные восприятия, чем чистое размышление. Эти восприятия отнюдь не утонченны, они простоваты и ограниченны. В них совсем нет нюан­сов, только позитивные или негативные понятия любви и ненависти, справедливости и несправедливости, правды и лжи; получувств не существует». «Весь талант, проявившийся в организации пропаган­ды, будет растрачен попусту, если он не основывался неукоснительно на фундаментальном принципе. Нужно ограничиваться небольшим числом идей и постоянно их повторять» (Adolf Hitler. Madoctrine. Paris, Fayard, 1938, p. 61, 62).

⁵ Парето очень часто возвращается к этой мысли, ибо боится быть не­правильно понятым. «Остережемся опасности приписывать объек­тивное существование остаткам или даже чувствам. В реальности мы наблюдаем только людей, находящихся в состоянии, которое мы зо­вем чувствами» (Traite de sociologie generale, § 1690).

⁶ Жорж Сорель (1847—1922) — современник Парето, бывший с ним в тесном эпистолярном и интеллектуальном контакте. У него много об­щего с автором «Трактата по общей социологии». Он тоже получил естественно-научное образование (учился в Высшей политехниче­ской школе); как и Парето, работал инженером (в дорожном ведомст­ве), как и Парето, интересовался экономикой (опубликовал «Введе­ние в современную экономику»), как и Парето, не скрывал своего презрения к декадентской буржуазии. Немало мыслей Сореля со­звучны положениям Парето, но Сорель одновременно более близок к

[481]

марксизму, в большей мере идеалист и главное — более туманен, чем Парето. Идеи Сореля в Италии нашли большой отклик как среди ученых, так и среди фашистских и социалистических идеологов. Об отношениях между Парето и Сорелем см.: Т. Ciacalone-Monaco. Pareto e Sorel. Riflessioni e ricerche. Padone, C.E.D.A.M., t. I, 1960, t. II, 1961

⁷ Во введении к работе «Социалистические системы», предшествовав­шей «Трактату по общей социологии», Парето так определяет фено­мен правящей элиты: «Люди могут неравномерно распределяться на пирамидах, немного напоминающих волчки, в зависимости от того обладают они или нет более или менее вожделенными ценностями или качествами — богатством, умом, моральными достоинствами, политическим талантом. Одни и те же индивиды занимают одни и те же места на одних и тех же фигурах только согласно гипотезе, кото­рую мы только что набросали. В самом деле, было бы явно абсурд­ным утверждать, будто индивиды, занимающие высшие позиции на фигуре, представляющей распределение математического или поли­тического таланта, — это те же самые люди, которые занимают вы­сшие позиции на фигуре, обеспечивающей распределение богатств. Но если расположить людей соответственно их степени слияния, а также политической и общественной власти, то в этом случае в боль­шинстве обществ одни и те же люди, по крайней мере частично, зай­мут одинаковое место и на той фигуре, и на фигуре распределения богатства. Так называемые высшие классы суть также обычно самые богатые. Они представляют «элиту, аристократию»» (Les Systemes socialistes, t. I, p. 27—28).

⁸ О Паретовом законе распределения доходов, помимо «Курса полити­ческой экономии» и «Учебника политической экономии», см.: «Сочи­нения о кривой распределения богатств». Этот закон Парето породил значительную экономическую литературу.

⁹ Г. Моска развил свою теорию правящей элиты и политики за 17 лет до появления «Социалистических систем» в работе: «Sulla teoria dei governi et sul governo parlamentare» (1884). Заимствование далеко не очевидно. Но, как об этом пишет Буске, «Моска очень любезно потре­бовал, чтобы Парето признал его приоритет; последний отказался, от­ветив, что точки соприкосновения сводятся к банальным идеям, уже изложенным Бёклем, Тэном и др. Моска смог добиться лишь упоми­нания своего имени в дерзкой и несправедливой форме в примеча­нии к «Учебнику» на итальянском языке (впрочем, не вошедшем в текст «Учебника» на французском языке)». Позднее Моска развил свою мысль в работе «Элементы политической науки».

¹⁰ См. статью Ж. Монро «Политика со знанием дела» в: «Ecrits pour une Renaissance», Paris, Plon, 1958.

¹¹ Социологическая теория обоюдной зависимости является переложе­нием экономических теорий всеобщей взаимозависимости и равно­весия, которые Парето развил в «Курсе» и в «Учебнике», но суть ко­торых была сформулирована Леоном Вальра в его «Элементах чистой экономики».

¹² «Под термином «капиталисты» понимали и все еще понимают, с од­ной стороны, лиц, извлекающих доходы из своих земель и сбереже­ний, а с другой — предпринимателей. Эта путаница сильно мешает познанию экономического феномена и тем более — феномена обще­ственного. По сути обе категории капиталистов зачастую имеют раз­ные, порой противоположные интересы, противодействующие ДРУГ другу даже больше, чем интересы так называемых классов «капита­листов» и «пролетариев». С экономической точки зрения для пред-

482

принимателя выгодно, чтобы доход со сбережений и других капита­лов, которые он арендует у собственника, был минимальным; наобо­рот, для этих производителей выгодно, чтобы он был максимальным. Вздорожание товара, который он производит, выгодно предпринима­телю. Ему неважно вздорожание других товаров, если он находит компенсацию в преимуществах своего производства, в то время как всякий рост цен вредит владельцу простого накопления. Что касается предпринимателя, то налоговый сбор с производимого им товара мало ему мешает, иногда он им пользуется, чтобы сдержать конкуренцию. Налоги всегда мешают потребителю, доходы которого определяются его сбережениями. В общем, предприниматель почти всегда может возместить за счет потребителя рост издержек, вызванный тяжелыми налогами. Простой владелец сбережений почти никогда этого сделать не сможет. Точно так же часто мало вредит предпринимателю удоро­жание рабочей силы: оно ограничено существующим договором, — между тем как предприниматель может возместить убытки при за­ключении договоров в будущем путем увеличения цены на продук­цию. Наоборот, простой обладатель сбережений обычно переносит рост цен, никоим образом не будучи в состоянии возместить ущерб. В этом случае, следовательно, предприниматели и их рабочие имеют общий интерес, противоположный интересу простых обладателей сбережений. Точно так же обстоит дело с предпринимателями и промышленными рабочими, пользующимися мерами протекционизма... Противоречия не менее значимы в социальном плане. Среди предпринимателей есть люди, у которых хорошо развит инстинкт комби­национный, необходимый для успеха в этой сфере деятельности. Те, у кого преобладают остатки незыблемости агрегатов, остаются просты­ми обладателями сбережений. Вот почему предприниматели обычно люди отважные, ищущие новое как в экономической, так и в соци­альной сферах. Им правится движение, они надеются извлекать из него пользу. Простые обладатели сбережений, наоборот, чаще люди спокойные, боязливые; у них, как у зайцев, всегда ушки на макушке. Они мало надеются на изменения и очень боятся их, т. к. знают по тяжелому опыту, что они почти всегда требуют расходов» (Traite de sociologie generate, § 2231, 2232).

¹³ «Процветание в наших краях, хотя о нем можно говорить только от­части, есть следствие свободы действия элементов с экономической и социальной точек зрения в течение определенного периода XIX в. Те­перь начинается кристаллизация, в точности как в Римской империи. Она желанна населению и во многих случаях, по-видимому, увеличи­вает богатство. Без сомнения, мы еще далеки от того состояния, когда рабочий окончательно соединен со своим ремеслом; но рабочие сою­зы, ограничения связей между государствами направляют нас на этот путь. Соединенные Штаты Америки, созданные переселенцами и обязанные им своим нынешним процветанием, стремятся теперь все­ми средствами отталкивать от себя эмигрантов. Другие страны, на­пример Австралия, поступают так же. Рабочие синдикаты стараются лишить работы тех людей, которые не вступили в синдикаты. Вместе с тем они далеки от согласия принять всех. Правительства и коммуны с каждым днем все больше вмешиваются в экономические дела. Их подталкивает к этому воля населения, часто с явной выгодой для себя. Очевидно, что мы движемся по кривой, похожей на ту, по которой по­сле создания империи прошло римское общество, после периода про­цветания пришедшее к упадку. История никогда не повторяется, и ед­ва ли — если только не верить в «желтую опасность» — будущий пе­риод и новое процветание явятся следствием другого нашествия вар­варов. Более вероятно, что новый период станет результатом

[483]

внутренней революции, наделившей властью индивидов, которые с избытком обладают остатками второго класса, умеют, могут и хотят пустить в ход силу. Но эти далекие и неопределенные возможности принадлежат больше области фантазии, чем экспериментальной нау­ке» (Traite de sociologie generate, § 2553).

¹⁴Презрительное отношение к декадентской буржуазии заставило Па-рето написать: «Так же как римское общество было спасено от разру­шения легионами Цезаря и Октавиана, наше общество, возможно, однажды будет спасено от падения теми, кто станет тогда наследника­ми наших синдикалистов и анархистов» (Traite de sociologie generale § 1858).

¹⁵ Эту статью, озаглавленную «Социология Парето», см. в : «Zeitschrift fur Sozialforschung», VI, 1937, p. 489—521.

¹⁶ Отношение Парето к фашизму всесторонне проанализировал Буске в работе «Парето — ученый и человек». По мнению Буске, «до прихо­да фашизма мэтр занял по отношению к нему самую сдержанную, временами почти враждебную позицию. Затем он выразил свое бес­спорное одобрение той достаточно умеренной форме, которую приня­ло сначала фашистское движение. Это одобрение было сделано с ого­воркой, подчеркивающей необходимость сохранения определенного числа свобод». Первого июня 1922 г., за пять месяцев до похода чер­норубашечников на Рим, Парето писал другу: «Я могу ошибаться, но я не вижу в фашизме постоянной и глубокой силы». Но 13 ноября 1922 г., несколько дней спустя после захвата власти, он сказал, что как человек он счастлив, что фашисты победили, и счастлив как уче­ный, чьи теории подтвердились. Парето принял почести от нового ре­жима: в декабре 1922 г. пост представителя Италии в Комиссии по разоружению Лиги Наций, в марте 1923 г. — кресло сенатора. Когда последнее звание предлагала ему предшествующая власть, он от него отказался.

¹⁷ В марте 1923 г. он писал: «Если возрождение Италии знаменует изменение цикла, пройденного цивилизованными народами, Муссо­лини станет исторической фигурой, достойной античности»; и еще: «Франция сможет спасти себя, только если найдет своего Муссоли­ни». Но в то же время он писал, что отказывается быть среди льсте­цов и «если спасение Италии, может быть, коренится в фашизме, то он несет и бедствия». Его мысль выражена, впрочем, очень ясно в те­оретическом журнале фашистской партии «Жерарчия», где он опуб­ликовал статью «Свобода». Фашизм, писал он, хорош не только пото­му, что он диктаторский по природе, т.е. способен восстановить поря­док, но и потому, что хороши были до сих пор результаты. Следует избавиться от нескольких подводных камней: воинственных авантюр, ограничения свободы прессы, обложения дополнительным налогом богатых и крестьян, подчинения церкви и клерикализму, ограниче­ния свободы обучения. «Нужно, чтобы свобода обучения в универси­тетах ничем не была ограничена, чтобы в них можно было читать тео­рии Ньютона, как и Эйнштейна, Маркса, как и теории исторической школы».

¹⁸ Иначе говоря, Парето был благосклонен к пацифистскому, либе­ральному толкованию авторитарного режима в экономическом и ин­теллектуальном, светском и общественно консервативном планах. Он не был расположен ни к корпоративной системе, ни к Латеранским соглашениям, ни к захвату Эфиопии, ни к присяге на верность, к ко­торой начиная с 1931 г. принуждали профессоров университетов: я, вероятно, его воодушевление и критика были направлены против всяких гегелевских и националистических отклонений Джентиле,

[484]

Вольпе, Рокко и Боттаи. Не прогнозируя возможной эволюции идей Парето по отношению к фашизму (это было бы абсурдно), небеспо­лезно напомнить, что Бенедетто Кроче, ставший одним из лидеров либеральной оппозиции, тоже в начале 1923 г. выразил свое согла­сие с новым режимом.

Что касается влияния Парето на фашизм, то оно было бесспор­ным, но далеко не решающим. В 1902 г. Муссолини провел некото-*рое время в Лозанне. Возможно, он там слушал лекции Парето, но не контактировал с ним. Вовсе не очевидно, что он в самом деле читал Парето и, уж во всяком случае, молодой ссыльный социалист-самоуч­ка этим чтением не ограничивался. «Уроки» Маркса, Дарвина, Маки­авелли и его последователей, Сореля, Морра, Ницше, Кроче, итальян­ского гегельянства и, конечно, писателей-националистов оказали по крайней мере такое же влияние на становление фашистской идеоло­гии, как и уроки Парето. Доля макиавеллизма и паретизма в фашиз­ме значительна, если только фашизму дать всеобщее определение. Остается посмотреть, целесообразно ли такое стремление к абстрак­ции, насколько велики национальные особенности политической практики и движений, именуемых фашистскими.

Паретовское изображение плутодемократических политиков, у кото­рых чуть ли не исключительно преобладают остатки первого класса, постигается с трудом, если не представить себе спектакль итальян­ской политической жизни конца прошлого — начала этого века. В 1876 г. итальянские правые, или, точнее, пьемонтисты, преемники Кавура, теряют власть. На политической сцене последовательно до­минируют в то время три человека: в 1876—1 887 гг. — Депретис, за­тем Криспи и главным образом Джолитти — с 1897 по 1914 г. «Джолитти, умеренный либерал в политике и в экономике, является реа­листом и эмпириком. Во внутренней политике он возвращается к методам «трансформизма» Депретиса, разделявшего, чтобы властвовать, без грубых репрессий, искусно маневрируя между деятелями и тен­денциями парламента и синдикатов. Его «диктатура» — мягкая, по­датливая к компромиссам, пользующаяся симпатиями, которые нейт­рализуют или воссоединяют соперников, и опирается на коррупцию во время выборов с целью заручиться большинством. Эффективный в тактическом плане, джолиттизм способствовал дискредитации пар­ламентаризма и ослаблению идеи гражданственности в стране, где демократическая традиция еще только зарождалась» (P. Guichonnet. Mussolini et le Fascisme. Paris, P.U.F., 1966).

По мнению Буске, «Трактат по общей социологии» представляет со­бой «одну из самых значительных попыток человеческого разума по­стигнуть структуру обществ и ценность суждений, находящих в них спрос» ("Pareto. Le Savant et e'homme". Lausanne, Payot, 1960, p. 150). Ж. Гурвич писал: «Такая концепция являет собой пример того, чего надо избегать; в этом ее единственная научная ценность» ("Le concept de classes sociales de Marx a nos jours". Pans, C.D.U., 1957, p.78).

¹⁹ Например, большинство экономистов начала XX в. еще в 20-е гг. считали, что в случае наступления безработицы и отсутствия сбыта экспортных товаров лучшим способом восстановления полной заня­тости и внешнего равновесия является содействие понижению зарп­латы и цен. Кейнсианцы показали, что при структурной одеревене­лости и твердо установленных издержках дефляционная политика не может восстановить полную занятость и открыть зарубежные рынки. Равновесие путем дефляции было теоретической возможностью, но, конечно, не реальной политикой — разве только ценой несоразмер­ных жертв. Была ли политика 30-х гг. Лаваля или Брюнинга или по-

[485]

литика Черчилля в 1925 г., поддержанная тем не менее выдающимися учеными и выглядевшая убедительной, примером нелогического поведения на том же основании, что и магические действия сторон­ников Воду? (Воду — первобытный религиозный культ жителей Ан­тильских островов. — Прим. ред.)