Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь

511 Стиль

ций (в том числе функц.-стилистических) обозначения предмета речи (денотата в широком смысле) у одного С. по сравнению с другим. Феномен С., с т и л и с т и ч е с к о г о вообще — это нечто своеобразное, специфичное, характерное для того или иного предмета, явления, отличающее его от других предметов, явлений того же ряда. Этот смысловой компонент последовательно предстает во всех значениях слова «стиль» в словарях совр. рус. языка: 1. «Совокупность п р и з н а к о в, х а р а к т е р и - з у ю щ и х искусство... или индивидуальную манеру художника» // «Совокупность х а р а к т е р н ы х п р и з н а к о в, о с о б е н н о с т е й, свойственных чему-либо, о т л и ч а ю щ и х что-либо». 2. «Совокупность приемов использования средств языка, х а р а к т е р н а я для какого-либо писателя...» 3. «Функциональная разновидность лит. языка...», т.е. функц. стиль, как сказано выше, — это «с в о е о б р а з н ы й х а р а к т е р речи той или иной ее разновидности» // «О с о б е н н о с т и в построении речи...» 4. «Способ осуществления чего-либо, отличающийся совокупностью с в о е о б р а з н ы х приемов...» (МАС. Т. 4). Заметим при этом, что номинация «манера» тоже включает в себя понятие отличительных признаков: «Совокупность о с о б е н н о с т е й в построении речи и словоупотреблении, манера словесного изложения» (БАС. Т. 4). Кроме того (что важно для определения стиля), это наличие особых в каждой сфере общения, разновидности языка/речи п р и н ц и п о в о т б о р а и к о м - б и н а ц и и языковых средств, их трансформации, обусловленных экстралингвистическими факторами. Различия стилей определяются различием этих принципов, но С. — не сами принципы, а результат их действия. Т. о., каждый С. характеризуется наличием дифференциальных признаков. Индивидуальный С., по словам Ю.С. Степанова, — это «мера отклонений от нейтральной нормы». Наконец, понятие С. всегда связано

сего о с о з н а н и е м.

С.явление не столько собственно языковое (в узком смысле последнего слова, как строя языка), сколько речевое, свойственное высказываниям (текстам) и создающееся в них. Таково мнение, напр., М.М. Бахтина, утверждающего: «Экспрессивная сторона языковых единиц — это не аспект системы языка» (1979, с. 264), «...экспрессивность отдельных слов не есть свойство самого слова как единицы языка и не вытекает непосредственно из значений этих слов» (Там же, с. 269). Если и не соглашаться с категоричностью этих утверждений, то следует бесспорно признать, что стилистические значения и оттенки у слов (как присущие им созначения, коннотации) формируются в процессе функционирования слов в речи, поскольку, как верно заметил Ф. де Соссюр, «факт речи предшествует факту языка».

Таким образом, С. творится и выражается в речевой деятельности, в процессе употребления языка и запечатлевается в тексте. С. — это одно из существенных свойств текста, формирующихся и выражающихся в его речевой системности, обусловленных в той или иной сфере и ситуации общения определенной совокупностью экстралингвистических стилеобразующих факторов (см.). В результате чего можно отличить — по стилю — один текст (группу текстов) от другого; это касается и индиви-

дуальных особенностей речи. Неверно представлять дело лишь так, что стилистический аспект текста создается за счет языковых средств одинаковой стилистической окраски (за исключением редких особых случаев

ислучаев, отмеченных в произведениях ХVIII в.).

Встремлении уточнить лингвистическое понятие «С.» известный чехословацкий ученый К. Гаузенблас попытался дать более глубокую его характеристику на основе учета широкого, общего понимания С. (различных «областей и форм человеческого поведения»). В результате обозначился круг (система) признаков, существенных и для стиля как понятия лингвистики. Вот эти основные признаки: «Стиль — это специфически ч е л о в е ч е с к о е явление», «сфера стилевых явлений — это сфера интериндивидуального контакта»; «Стиль имеет отношение к д е я т е л ь - н о с т и человека, для которой свойственна целенаправленность...», «Под стилем следует понимать определенный способ, принцип прохождения этой деятельности», в результате которой создается нечто целое «путем» о т б о р а составных частей и их к о м б и н а ц и и, важных для характе-

ристики стиля»; «стиль связан со с т р у к т у р о й с о з д а н н о г о, со специфическим принципом его построения», т.е. «стиль — это свойства структуры созданного» (1967, с. 70—71). Об отношении же отдельных стилистически окрашенных единиц к языку, автор пишет, что «стилевые и языковые явления не стоят в одном ряду: стилевые явления отчасти входят в состав языковых явлений. Отчасти же выходят за их рамки» (Там же, с. 72). Ср. с указ. выше точ. зр. М. Бахтина. Подчеркнем антропоцентризм С., связанный с его онтологической природой (см. Гончарова, 1995).

Формирование стилистических средств языка и его стилевых разновидностей обусловлено расширением функций лит. языка в процессе его исторического развития, использованием лит. языка в появляющихся новых сферах деятельности и общения, а также в связи с появлением различных социальных ролей говорящих и т.д. С. развивается не только за счет многозначности языковых единиц и многофункциональности языка, но и за счет других языковых процессов, в частности заимствований из других языков, социальных, территориальных диалектов, жаргонов. Богатым источником для стилистики рус. лит. языка был старославянский (церковнославянский язык); в период же демократизации лит. языка в XIX в. — живая разговорная речь, просторечие, отчасти диалекты. Функц. стили рус. лит. языка формируются в своей основе на рубеже XVIII и XIX вв., а затем идет лишь процесс их «кристаллизации» (шлифования)

ивнутренней дифференциации.

ВРоссии изучение С. связано прежде всего с именами М.В. Ломоносова, Н.М. Карамзина, В.Г. Белинского, А.Н. Веселовского, А.И. Соболевского, А.А. Потебни; в XX в. — с работами В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, М.М. Бахтина, А.М. Пешковского, Л.В. Щербы, Б.А. Ларина, В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского, Л.А. Булаховского и целой плеяды современных ученых Виноградовской школы.

Понятие С. лингвистического тесно связывается с понятием С. литературоведческого — при исследовании худож. текстов. Термин «С.» употребляется в искусствоведении, эстетике, психологии, науковедении,

СТИЛЬ КНИЖНЫЙ (книжная речь) — стиль, свойственный книж- но-письменной речи (см. Письменная речь). В стилистике помимо выделения функц. стилей существует разграничение языковых средств и стилей на две основные сферы — книжную и разговорную, идущее от традиций словесности и стилистики XIX в. Это отражает историческое развитие рус. лит. языка, в котором приоритетным и хронологически первым был книжный тип лит. языка — язык памятников письменности, в том числе на старославянской основе, а также на основе народно-разговорной речи, постепенно «олитературивающейся». Книжная речь была, т. о., изначально связана с письменной формой выражения (а позже, с введением книгопечатания, — и с реализацией письменной речи в форме печатных текстов) и обслуживала сферу официальных отношений (в отличие от разг. речи, функционирующей широко в устной форме, непосредственном межличностном общении).

В рамках лит. языка как дихотомической системы, где книжная речь противостоит разг. (см. Литературно-разговорный стиль речи), постепенно формируются функц. стили. Становление системы функц. стилей происходит в конце XVIII—нач. XIX в. Теория функц. стилей складывается позже — лишь в XX в., и с ее появлением в лингвистике начинают сосуществовать два разных подхода к стилям, две классификации — стилей в традиционном их понимании и стилей функциональных.

С.к. отличается строгостью норм, особой окраской — официальностью, «сухостью» либо возвышенностью. С. к. представлен прежде всего в

т.н. специальной литературе — научн., оф.-дел. текстах, информативнохроникальных и официально-документальных жанрах публицистики, а кроме того, в известной мере в речи художественно-изобразительной (худож. текстах и текстах свободных жанров публицистики). Последняя, в отличие от специальной речи, допускает использование всех разрядов языковых единиц, в том числе разг., и поэтому не является областью предельной концентрации книжно-письменных средств, но все же широко их использует (см. Стилистические ресурсы лексики).

С.к. реализуется, как правило, в условиях групповой и массовой коммуникации. Сферы массовой коммуникации — печать, радио, телевидение. Здесь нет непосредственной обратной связи с адресатом информации, содержащейся в тексте, — читателями, радиослушателями, телезрителями. Групповая коммуникация осуществляется в ходе учебной лекции, урока, судебного процесса, разного рода собраний, митингов, конференций. Оратор, лектор, учитель имеют непосредственную связь со своими слушателями. Формы, степень интенсивности, характер обратной связи зависят от вида, жанра устного выступления и условий речевого общения, но в любом случае речь остается в рамках официальной ситуации.

Собственно языковая характеристика С. к. касается прежде всего области лексики. Книжная лексика по экспрессивной окраске подразделяется на «высокую», торжественную, основную часть которой составляют славянизмы (см.), напр.: благословить, возрождение, провозгласить,

таинство; «поэтическую» (см. Поэтизмы), которая встречается гл. обр. в стихотворной речи XIX—нач. XX в. (грёза, лазурный, очи, чары, чудный); слова с публиц. экспрессией (см. Публицистический стиль; Газетизмы), наделенные, как правило, социальной оценкой, положительной или отрицательной (борец, гражданственность, судьбоносный, вандализм, мракобесие и др.); слова с экспрессией «книжности», используемые для беспристрастного, в деловом тоне, изложения мысли, обсуждения вопроса (необходимо, осуществить, реализация, результат и др.). Для С. к. характерно употребление терминов, как узкоспециальных, так и общепонятных. Окраску книжности придает речи использование отглагольных существительных на -ние (влияние, возникновение, использование, обеспечение и т.п.), предложно-падежных конструкций с производными предлогами (вследствие чего, в зависимости от чего, в отличие от чего, по мере чего, по сравнению с чем) и др. специфических книжно-письменных лексико-грамматических единиц.

Книжная речь отличается от разг. более сложным синтаксисом, большей логичностью, последовательностью, связностью изложения (см.

Стилистические ресурсы синтаксиса).

Вместе с тем книжная речь не изолирована от разг. Для рус. лит. языка характерно глубокое и разнонаправленное их взаимодействие. Еще А.С. Пушкин, отмечая различие книжно-письменного и разг. языка, подчеркивал и их связь: «Может ли письменный язык быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же, как разговорный язык никогда не может быть совершенно подобным письменному... Чем богаче язык выражениями и оборотами, тем лучше для искусного писателя. Письменный язык оживляется поминутно выражениями, рождающимися в разговоре, но не должен отрекаться от приобретенного им в течение веков» («Письмо к издателю», 1836). Книжная и разг. речь «заимствуют» друг у друга недостающие каждой из них речевые средства выражения. Разг. речь воспринимает слова терминологического характера — по мере успехов технического прогресса, его проникновения в быт (компьютер, интернет), актуальную часть общественно-политической лексики (демократы, реформы), слова и обороты книжной окраски (фактически, действительно, в принципе, в порядке вещей). Книжная речь допускает в свои тексты экспрессивные средства разг. характера: фразеологизмы, пословицы, особо выразительные слова. Взаимопроницаемость книжного и разг. стилей интенсифицируется в периоды коренных социальных преобразований, в связи с развитием СМИ, расширением границ речевой свободы, особенно характерного для конца XX в.

Представление о «книжности» речи не оставалось неизменным на протяжении истории рус. языка. Во 2-й пол. XVIII в. оно связывалось прежде всего с высоким стилем (см. Трех стилей теория), в 1-й пол. и сер. XIX в. — с «художественностью», изысканностью, красивостью. Затем «книжность» начинает ассоциироваться с публиц. и науч. речью. В совр. языке со С. к. связываются характерные черты письменной формы наиболее разработанных традиционных функц. вариантов лит. языка: науч., публиц. сти-

лей, в определенной степени языка худож. литературы. Стремление избежать разговорности и желание выразиться «книжно» приводит зачастую к использованию оборотов, типичных для оф.-дел. стиля.

Книжная речь в ее функциональном расслоении и разг. речь совместно обеспечивают социально-культурное назначение лит. языка.

Лит.: Щ е р б а Л.В. Избр. работы по рус. языку. — М., 1957; В и н о г р а - д о в В.В. Проблемы лит. языков и закономерностей их образования и развития. — М., 1967; К о с т о м а р о в В.Г. О разграничении терминов «устный» и «разговорный», «письменный» и «книжный» // Проблемы совр. филологии. — М., 1965; П е т р и щ е в а Е.Ф. Стиль и стилистические средства // Стилистические исследования (на материале совр. рус. языка). — М., 1972; Ш м е л е в Д.Н. Рус. язык в его функц. разновидностях. — М., 1977; Б е л ь ч и к о в Ю.А. Лексическая стилистика: проблемы изучения и обучения. — М., 1988; Его ж е: Стилистика и культура речи. — М., 2000; Г о р ш к о в А.И. Русская стилистика. — М., 2001.

Т.Б. Трошева

СТИЛЯ МОДЕЛЬ (ТРАДИЦИОННАЯ) — представляет характеристику стиля речи (произведения) и стилистических средств языка по традиционной схеме-триаде: высокий стиль — средний — низкий, иначе: + 0 — (см. Трех стилей теория), т.е. п о в ы ш е н и е (к торжественному, риторическому) тона речи и соответствующих по стилистической окраске языковых средств или, напротив, п о н и ж е н и е (к фамильярной, повседневно-разговорной) от «исходной» н е й т р а л ь н о й речи (и соответствующих языковых единиц), которая берется за «среднюю норму». Такая модель обеспечивается богатой синонимикой рус. языка, в том числе стилистической; напр.: провозгласить — сказать — буркнуть; очи — глаза — гляделки; вкушать — есть — шамать; взирать — смотреть — глазеть; и т.д. Указанная модель стиля восходит прежде всего к теории трех штилей М.В. Ломоносова (в свою очередь восходящей к античности), которая хотя и утратила свою значимость в лит. языке к началу XIX в., однако осталась в языковом сознании вплоть до современности (см. Ахманова, 1957). Так, сохраняется и само представление о тройной стилевой соотносительности стилевых окрасок языковых средств, и представление о высоком или низком стиле речи. Вместе с тем следует учесть, что если в ломоносовский период названные стили имели (относительно) системный характер, то с конца XVIII в. эта системность разрушается. В совр. рус. лит. языке нет высокого, среднего и низкого стилей как самостоятельных, более или менее строго очерченных систем средств, тем более в их связях с жанрами литературы. Особенно требует оговорок так называемый средний стиль (и ранее недостаточно четко очерченный). Под ним понимаются нейтральные, т.е. без стилистической, экспрессивной и других окрасок языковые средства, иначе говоря, неокрашенные, без коннотаций (см. Нейтральный стиль, нейтральность). Обычно это общеупотребительные языковые единицы. Однако если учесть ф у н к ц и о н а л ь н о-стилистические окраски (маркеры функц. стилей),

а также то, что почти любая языковая единица может потерять в контексте свою «нейтральность», то собственно нейтральных средств в языке немного. Тем самым термин «нейтральный» («средний» стиль) весьма условен даже в отношении к системе (строю) языка (и его средствам), но он становится еще более условным по отношению к речи, к аспекту употребления языка (К. Гаузенблас).

Для современной речи (кроме случаев стилизации) не свойственна одностилевая ее окраска, тем более в увязке с определенным жанром речи. В связи с тенденциями к демократизации языка грани между средним и низким стилями стерлись даже в речи интеллигенции (см. в особенности газетно-публиц. стиль, парламентскую речь и др.). Использование же средств «высокого стиля» обычно оговаривается автором (использованием оборотов: говоря высоким слогом, выражаясь высоким штилем

и т.п.). Довольно широко «высокая» лексика и фразеология используется в ироническом плане как средство создания юмора и сатиры, при пародировании (обычно при столкновении разностильных единиц — М.Е. Салтыков-Щедрин, М. Зощенко, И. Ильф и Е. Петров и др.), но также и в своей основной функции — придания высказыванию торжественности, приподнятости (напр. в передовицах газет советского периода, в некоторых жанрах, таких, как торжественная юбилейная речь). Большей же частью это своего рода инкрустации в тексте. Примером высокого стиля (см.) и использования высокой лексики в поэтической речи может служить стихотворение А.С. Пушкина «Пророк», демонстрирующее, кстати, что эта лексика по своему происхождению является церковнославянской и книжной (Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился, / И шестикрылый серафим / На перепутье мне явился;

/Перстами легкими как сон / Моих зениц коснулся он... / И он к устам моим приник, / И вырвал грешный мой язык, / И празднословный и лукавый,

/И жало мудрыя змеи / В уста замершие мои / Вложил десницею кровавой...).

Лит.: Е ф и м о в А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина, Изд-во МГУ, 1953; А х м а н о в а О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. — М., 1957; Б а л л и Ш. Французская стилистика. — М., 1961; П а н о в М.В. О развитии русского языка в советском обществе. — ВЯ. — 1962. — № 3; Г в о з - д е в А.Н. Очерки по стилистике русского языка.— 3-е изд. — М., 1965; Г а у з е н б л а с К. Существует ли «нейтральный стиль»? // Функциональная стилистика: теория стилей и их языковая реализация. — Пермь, 1986; Б е л ь ч и к о в Ю.А. Лексическая стилистика: проблемы изучения и обучения. — М., 1988; К о ж и н а М.Н. Стилистика русского языка. — М., 1993; H a u s e n b l a s K., Vysokyґ — stшednн — nнzkyґ styl a diferenciace stylщ dnes // «Slovo a slovesnost», t. 34, 1973.

М.Н. Кожина

СУБЪЕКТНОСТЬ РЕЧИ (ТЕКСТА) (авторизация, субъектная организация текста) — глобальная интегрирующая категория текста, соотносимая с одним из двух составляющих творческой деятельности —

субъекта и объекта. Вопрос о субъекте познавательной науч. деятельности обсуждается в литературе по теории познания (Ж.М. Абдильдин,

А.С. Балгимбаев, В.С. Библер, М.С. Каган, Н.В. Мишарина, Ю.К. Наумов, В.А. Никульшин, К.С. Пирогов и др.), науковедению (В.П. Карцев, И.А. Майзель, М.И. Мишин, М.Г. Ярошевский и др.), психологии научного творчества (И.Г. Герасимов, А.Ф. Зотов, А.Н. Леонтьев, Я.А. Пономарев и

др.), а также в работах по общей психологии, психолингвистике (В.В. Давыдов, А.А. Леонтьев), социопсихолингвистике (Т.М. Дридзе), коммуникативной лингвистике (А.А. Леонтьев, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, А.М. Шахнарович и др.), функц. стилистике (Е.А. Баженова, А.Н. Васильева, Т.Г. Винокур, М.Н. Кожина, Л.М. Лапп, Э.Б. Погудина, Н.М. Разинкина, Р.К. Терешкина, Е.С. Троянская, Д.Н. Шмелев и др.).

Вфилософской литературе общепринято, что подлинным субъектом познания является общество как целостность, не существующая вне отдельных людей. Индивид выступает как субъект познания, как представитель общества в той мере, насколько полно он выражает потребности общества как коллективного субъекта познания. Однако ни в науковедении, ни в лингвистике признание социальной детерминированности развития науки в целом не может стать достаточным основанием для анализа конкретного открытия, поэтому понятие субъекта конкретизируется посредством таких уровней субъекта творческой деятельности, как общество в целом, науч. сообщество, микросоциум ученого и личность ученого (Е.С. Бойко, В.П. Карцев). В психологии науки личность ученого как субъекта науч. деятельности изучается в связи с психологией науч. творчества, а также процессом формирования ученого. Этот процесс выходит за пределы непосредственной интеллектуальной деятельности, поскольку среди личностных качеств ученого есть такие, которые обусловлены не только биологически и социально, но и научносоциально: степень овладения познавательными категориями, собственный категориальный профиль, познавательный стиль, стиль мышления ученого. Для функц. стилистики представляет особый интерес введенное М.Г. Ярошевским понятие «категориальный профиль мышления», отражающее социальную обусловленность познавательной деятельности.

Вфункц. стилистике вопрос о субъекте научной деятельности и способах его выражения в тексте интерпретируется по-разному (М.Н. Кожина, М.П. Котюрова, Э.Б. Погудина, Н.М. Разинкина, Р.К. Терешкина,

Е.С. Троянская и др.). Наряду с логико-гносеологической стороной, основанной на социальном, познание имеет и психологическую сторону.

Вмировой психологии разработаны понятия «познавательный стиль», «познавательная структура личности» и «стиль мышления ученого». Если первое относится к наблюдаемым особенностям мышления данного человека, устойчиво проявляющимся в различных ситуациях, то второе обозначает определенную внутреннюю организацию психических процессов, которая обнаруживается в стиле мышления личности. Познавательная структура — связующее звено между информацией, получаемой

субъектом, и отражением ее в суждениях. Психологами установлено, что познавательные стили являются фундаментальными личностными характеристиками. О глубокой связи социального с индивидуальным свидетельствует то, что с усилением, развитием, концентрацией социального в познании увеличивается удельный вес, ценность субъективного компонента. Это проявляется в науч. тексте. Чем дальше прорывается субъект в сферу непознанного, чем больше он «отрывается» от общего знания об объекте, что приводит к утрате определенных воспроизводимых логических связей между элементами знания, тем активнее субъект актуализирует связь с социумом.

Субъектный, личностный характер текстообразования проявляется неодинаково в разных функц. стилях речи. В науч. стиле «субъект речи» понимается как фактор, оказывающий влияние на закономерности речевой организации науч. текста, и опирается на более узкое понятие «образ автора» (используемое обычно применительно к худож. стилю), а также на широкое экстралингвистическое понимание «человеческого фактора» — как привнесение рефлексивно-личностных моментов в процесс творческого осмысления внеязыковой действительности и отражения ее в речи (Л.М. Лапп). При таком подходе науч. текст соотносится с особенностями творческой деятельности ученого, в которой неизбежно участвуют все стороны сознания личности: интеллект, эмоция, воля. Значит, фактор субъекта речи, с одной стороны, обращен к таким экстралингвистическим основам науч. текста (стиля), как деятельность сознания автора текста, с другой — непосредственно связан с реальностью науч. текста, фокусируя его лингвистические особенности в категорию субъектности текста.

Фактор субъекта речи не только обусловливает использование в речи языковых средств отдельных классов, но пронизывает весь текст в целом, образуя особый план текста, т.е. обнаруживается в текстовых структурах. Л.М. Лапп рассматривает фактор «субъект речи» как интегративное понятие, включающее пять компонентов содержания: 1. Экстралингвистический компонент, соотносимый с личностью реального автора, вовлеченного в процесс коммуникации с науч. сообществом (социолингвистический аспект). 2. Экстралингвистический компонент, соотносимый с психической сущностью человека, особенностями его интерпретационной деятельности в процессе познания, обусловленными гносеологическими причинами (философский и психологический аспекты). 3. Компонент, соотносимый с творческой функцией автора науч. текста, преобразующий внутреннее концептуальное содержание в речевой материал (психолингвистический аспект). 4. Лингвистический компонент абстрактно-текстового уровня, соотносимый с металингвистической моделью, базирующейся на отражении в тексте различных сторон деятельности сознания автора (теоретический аспект лингвистического анализа текста). 5. Лингвистический компонент конкретно-язы- кового уровня (по В.В. Виноградову, «личностное говорение»), представляющий реализацию модели в комбинации языковых средств и

способов организации конкретного науч. текста, раскрывающий различные типы отношений автора текста к действительности (экспериментальный аспект лингвистического анализа). В рамках деятельностной концепции речи фактор субъекта речи определяется как интегративная категория, представляющая единство экстралингвистического, психолингвистического и лингвистического компонентов содержания понятия; как творческая функция автора (субъекта речи), организующая науч. текст как целостное произведение и определяющая его стилистическое своеобразие в отношении речевой организации модального, предметного, фазисного (связанного с этапами, или фазами, творческого поиска решения проблемы) и др. планов смысловой структуры текста, отражающих рефлексивно-личностный характер деятельности сознания ученого. Фактор субъекта речи в качестве экстралингвистической основы текста является отражением в тексте деятельности единого целостного сознания субъекта речи. Поэтому различные стороны отражения деятельности сознания в тексте рассматриваются как имеющие общий признак — субъективность.

В частности, в науч. стиле речи субъектные, антропоцентрические аспекты содержания, понимаемого в качестве науч. знания, также конкретизируются как рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты эпистемической, связанной с научным познанием (от греч. эпистемиа — знание) ситуации (ЭС) — метамодели процесса познания. Рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты ЭС характеризуются антропоцентризмом: их содержание связано с самосознанием и самовыражением ученого, его оценочным отношением к старому и добываемому новому знанию, а также с текстообразовательной деятельностью, направленной на представление полученного знания адресату. Рефлективное начало познания выражается в ценностной ориентации субъекта в содержании старого и нового науч. знания, во взглядах ученого, его идеалах, убеждениях, жизненной позиции, волевых и эмоциональных побуждениях, психологических установках и др. Иными словами, рефлексия выявляет весь спектр личностных качеств исследователя, актуальных для его науч. деятельности, ибо центром познания всегда выступает индивид как творческая личность с неповторимым набором психических свойств и собственным познавательным стилем. Коммуникативно-прагматичес- кий аспект ЭС, связанный с взаимодействием речевых партнеров, акцентирует адресатную (диалогическую) сторону научно-речевой деятельности (Е.А. Баженова). Специфика общения в науч. сфере обусловлена стремлением автора доказать истинность излагаемой концепции. Учет адресата выражается в достижении такой организации текста, которая была бы максимально целесообразной в плане науч. коммуникации. Недооценка коммуникативной стороны науч. содержания значительно снижает информативные качества речи и ее интерпретационный потенциал (М.Н. Кожина). Рефлективный и коммуникативно-прагматический аспекты ЭС представляют собой умозрительные конструкты, и их нельзя обнаружить в реальном познании в «чистом» виде. ЭС характеризуется