Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь

ФУНКЦИОНАЛЬНО-СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ОКРАСКА — см. Стилистические ресурсы лексики.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ СТИЛИ В СООТНОШЕНИИ С РАЗГОВОРНОЙ РЕЧЬЮ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧЬЮ — см. Художественный стиль речи; Разговорный стиль.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СТИЛЬ (ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ РАЗНОВИДНОСТЬ ЯЗЫКА, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ ТИП РЕЧИ) — это исто-

вой системностью — см.), сложившимся в результате реализации особых принципов отбора и сочетания языковых средств, это разновидность, соответствующая той или иной социально значимой сфере общения и деятельности, соотносительной с определенной формой сознания, — наука, искусство, право и т.д. См.: Ф. с. научный, оф.-деловой и др. — по А.Н. ђВасильевой, «макростили». Или иначе — это исторически сложившийся тип функционирования языка, отложившийся и существующий в сознании говорящих, который, реализуясь в речи в процессе общения, представляет собой крупные композиционные типы речи, обладающие спецификой. Ф. с. создается под влиянием комплекса базовых эк-

стралингвистических стилеобразующих факторов (см.): наряду с видами деятельности и формами общественного сознания – функции языка; типовое содержание, характерное для соответствующей сферы общения; цели общения, связанные с назначением в социуме той или иной формы сознания и вида деятельности и др. (Эти две формулировки опираются на понимание стиля В.В. Виноградовым, М.М. Бахтиным и Б.Н. Головиным). По Виноградову, Ф. с. — явление л и т е р а т у р н о г о языка.

В русской лингвистической и чехословацкой традиции выделяют следующие Ф. с.: научный (научно-технический — см.), публицистический (или газетно-публицистический, политический — см.), официально-де- ловой (законодательный — см.), разговорный (обиходно-разговорный — см.), художественный (беллетристический — см.), религиозный — см. Эти Ф. с. представлены почти во всех современных европейских (и не только) языках. При этом закономерности функционально-стилевой системы (Ф. стиля) носят вероятностно-статистический характер. Они создаются не столько за счет готовых в языке стилистически маркированных средств, сколько за счет различной частоты употребления тех или иных языковых единиц и их организации, р е ч е в о й с и с т е м н о с т и (см.), образующейся под действием своей в каждом Ф. с. доминанты (или иначе: конструктивного принципа — см.). Напр., для оф.-дел. Ф. с. доминантой является императивность; точность, не допускающая инотолкования; стандартизация речи; для газетно-публиц. сочетание экспрессии и стандарта, яркая социальная оценочность, установка на новизну выражения.

В русистике нет единого мнения о статусе (возможности выделения наряду с другими в качестве Ф. с.) художественного стиля речи (см.); в известной мере это касается и разговорного стиля (см.).

Вероятностно-статистическая модель стиля разрабатывалась Б.Н. Головиным, О.Б. Сиротининой, Г.А. Лесскисом, М.Н. Кожиной, А.Я. Шайкевичем и др.). Она обладает предсказуемостью в отношении использования тех или иных единиц языка (включая грамматические явления).

В русской и чехословацкой лингвистике Ф. с. обычно рассматривается как явление речевое (текстуальное), т.е. как стиль речи. Но существует и т. зр., согласно которой Ф. стили — это разновидности лит. языка (строя языка) — (Д.Н. Шмелев; Н.А. Кожин, А.К. Панфилов, В.В. Одинцов и др.). Очевидно, правомерно объединение обеих позиций: Ф. с. речи — это реализация в живом речевом общении потенциальных возможностей языка (наличие в языковом сознании говорящих представлений о правилах создания Ф. стилей языка). Правда, при этом в процессе использования языка в речи появляются дополнительные «прибавки». Ср. слова

М.Елинка о Ф. с. как явлении именно речевом (1965).

Ф.с. не является монолитным, его можно рассматривать на разных уровнях абстракции: высшем — как макростиль (Ф. стиль) и низших, более конкретных (подстили и другие более частные разновидности). В этом плане следует говорить о ядре стиля и его периферии, в связи с чем целесообразно моделировать Ф. с. в аспекте полевой структуры С. (см.). С учетом не только базовых, но и других экстралингвистических факторов Ф. с. подразделяются, т. о., на подстили, жанры, на другие, в том числе периферийные, разновидности, отражающие взаимодействие стилей (пограничные «области» Ф. с.), так как в реальной речевой действительности стили взаимодействуют и пересекаются. Тем самым в стилевой стороне речи (текста) можно найти как и н в а р и а н т н ы е для данного Ф. с. (основные) стилевые черты (см.), так и черты, «идущие» от экстраоснов подстиля или жанра; кроме того, в некоторых периферийных — стилевые черты и элементы других Ф. стилей.

Ф.с. — явление историческое и социальное; становление их и развитие связано с изменениями социально-культурных условий жизни общества и использования языка. Ф. с. реализуются в письменной и устной формах, но по-разному. Известна особая точка зрения (О.А. Лаптевой) о существовании устной публичной речи (см) вне зависимости от Ф. с., т.е. объединяющая ряд стилей в их устной форме. Другая позиция по этому вопросу принадлежит Е.А. Земской, Е.Н. Ширяеву, О.Б. Сиротининой.

Научное изучение Ф. с. — центрального понятия современной стилистики — начинается в 20-х гг. XX в. в трудах ученых Пражского лингвистического кружка, в работах Г.О. Винокура, В.В. Виноградова, М.М. Бахтина и позже — Ю.С. Степанова, В.П. Мурат, Т.Г. Винокур, А.Н. Васильевой, Б.Н. Головина, В.Г. Костомарова, М.Н. Кожиной, К.А. Роговой, Н.М. Разинкиной, О.Б. Сиротининой, Г.Я. Солганика, Т.В. Матвеевой и мн. др. Развитию учения о Ф. с. способствовал поворот языкознания от структурной парадигмы к коммуникативно-функцио- нальной, которому в свою очередь содействовала функц. стилистика.

Ф.с. — существенный признак лит. языка; историческое развитие последнего связано с расширением его функций и тем самым формированием различных Ф. стилей, их постепенной «кристаллизацией» (бо-

лее ярко выраженными стилевыми чертами каждого Ф. с., закономерным характером стилостатистических частот языковых единиц, стилевой «чистотой» его речевой системности, а также — подстилей и других более частных стилевых разновидностей). Специфическая речевая системность Ф. с. обнаруживается в тексте; стиль, таким образом, выступает как свойство текста, поэтому изучение Ф. с. не должно ограничиваться анализом функционирования в речи дотекстовых единиц. Тем самым стилистика текста (см.) представляет собою один из разделов функциональной стилистики (см. Стилистика). См. также Стиль.

Лит.: В и н о г р а д о в В.В. Итоги обсуждения вопросов стилистики. — ВЯ. — 1955. — № 1; Е г о ж е: Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М., 1963; В и н о к у р Г.О. О задачах истории языка // Избр. работы по рус. языку. — М., 1959; К о ж и н а М.Н. К основаниям функциональной стилистики. — Пермь, 1968; Е е ж е: О специфике художественной и научной речи в аспекте функциональной стилистики. — Пермь, 1966; Е е ж е: О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими. — Пермь, 1972; Е е ж е: Стилистика русского языка.— 3-е изд. — М., 1993; Развитие функциональных стилей современного русского языка. — М., 1968; К о с т о м а р о в В.Г. Русский язык на газетной полосе. — М., 1971; С и р о т и н и н а О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. — М., 1974; Р о г о в а К.А. Синтаксические особенности публицистической речи. — Л., 1975; В а с и л ь е в а А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. Общие понятия стилистики, разговорно-обиходный стиль речи. — М., 1976; Е е ж е: Курс лекций по стилистике. Научный стиль речи. — М., 1976; Б а х т и н М.М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. — М., 1979; В и н о к у р Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. — М., 1980; Г о л о в и н Б.Н. Основы культуры речи. Гл. II. — М., 1980; О д и н ц о в В.В. Стилистика текста. — М., 1980; С о л г а н и к Г.Я. Лексика газеты. — М., 1981; К о - ж и н Н.А., К р ы л о в а О.А., О д и н ц о в В.В. Функциональные типы русской речи. — М., 1982; Разговорная речь в системе функциональных стилей современного русского литературного языка. Лексика. — Саратов, 1983; Грамматика. — Саратов, 1992; М а т в е е в а Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. — Свердловск, 1990; Функциональные стили и формы речи / Под ред. О.Б. Сиротининой. — Саратов, 1993; С а л и м о в с к и й В.А. Жанры речи в функционально-стилисти- ческом освещении (научный академический текст). — Пермь, 2002; H a v r a n e k B. Studue o spisovnem jazyce. Praha, 1963; J e l i n e k M. Definice pojmu «jazykovy styl» // Sbornik praci filosofickeґ faculty Brnмnske university, 1965, A 13; H a u s e n b l a s K. Vyґstavba slovesnyґch komunikatщ a stylistyka // Иeskoslovenskeґ pшednaђky pro VI mzn. sjezd slavistщ. — Praha, 1968 (см. там же ст. J e l i n k a M.); F l e i s c h e r W., M i c h e l G. Stilistik der deutschen Gegenwartssprache. — Leipzig. 1975; M i s t r i k I. ђtylistika slovenskehoґ jazyka. — Bratislava, 1985; T o ђ o v i c B. Funkcionalni stilovi. — Sarajevo, 1988; Е г о ж е: Функционални стилови. — Београд, 2002.

М.Н. Кожина

ФУНКЦИЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ — см. Стилевые функции речевых разновидностей.

ФУНКЦИЯ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТИ РЕЧИ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Образность.

584

ФУНКЦИЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ (сообщения) — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Публицистический стиль.

ФУНКЦИЯ КОНСТАТАЦИИ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Констатация (как функц.-смысловой тип речи).

ФУНКЦИЯ ПОПУЛЯРИЗАТОРСКАЯ — см. Стилевые функции речевых разновидностей.

ФУНКЦИЯ ПРЕДПИСАНИЯ (ДОЛЖЕНСТВОВАНИЯ, ИМПЕРАТИВНОСТИ) — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Офици- ально-деловой стиль.

ФУНКЦИЯ РЕКЛАМНАЯ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Язык и стиль рекламы.

ФУНКЦИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ОЦЕНКИ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Публицистический стиль.

ФУНКЦИЯ ФАТИЧЕСКАЯ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Жанры обиходно-разговорной речи.

ФУНКЦИЯ ЦЕННОСТНОЙ ОРИЕНТАЦИИ (в газете) — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Публицистический стиль.

ФУНКЦИЯ ЭСТЕТИЧЕСКАЯ — см. Стилевые функции речевых разновидностей; Художественный стиль речи.

585

Х

ХРОНИКА — см. Жанры публицистического стиля.

ХУДОЖЕСТВЕННО-ОБРАЗНАЯ РЕЧЕВАЯ КОНКРЕТИЗАЦИЯ —

это специфическое свойство именно худож. речи, отличающее ее от всех других разновидностей языкового общения. Проявляется оно в такой намеренно созданной по законам искусства организации языковых средств в речевой ткани худож. произведения, благодаря которой с л о в о - п о- н я т и е « п е р е в о д и т с я » в с л о в о - о б р а з (художественный), становится выражением индивидуально-неповторимых, как бы в и д и м ы х внутренним зрением, целостных худож. образов (и их элементов — «микрообразов»), пропущенных через эстетическую оценку писателя. Это такая р е ч е в а я о р г а н и з а ц и я, составляющая целостную систему и реализующая эстетическую функцию произведения искусства, которая специально направлена на то, чтобы ее восприятие вызывало работу фантазии читателя.

В данном случае речь идет не о простой наглядности или использовании отдельных средств словесной образности, но о выражении речевой тканью худож. произведения жизненности и цельности «изображаемого». При этом конкретизированными как «предметное» являются не только лица и вещи, но и события, действия, поступки, чувства, состояния, мысли и т.д. передаваемой читателю поэтической действительности как проявление творческой мысли художника слова.

Таким образом, понятие Х-обр. р. к. — это понятие к о м п л е к с н о е, п с и х о л о г о - э с т е т и к о - л и н г в о с т и л и с т и ч е с к о е. Поэтому оно выходит за рамки словесной образности, простого использования метафор или других образных средств языка (тропов и фигур), а также эмотивных языковых элементов как выражения эмоциональности речи, о чем обычно говорят, определяя специфику или хотя бы своеобразие худож. речи.

В поисках адекватного определения с п е ц и ф и к и худож. речи по сравнению с другими речевыми разновидностями (функц. стилями) необходимо опираться на экстралингвистическую основу этой речи, на особенности общения в соответствующей его сфере. Еще Ш. Балли говорил, что «...изучение языка предполагает исследование не только взаимоотношений между языковыми символами, но также и связей между

речью и мышлением», оно «...должно быть в высшей степени психологическим...». А.М. Бахтин подчеркивал, что подход к анализу худож. слова должен быть с позиций речевого общения, с учетом социального диалога и роли слушателя, т.е., по-нашему, речеведческим (см. Речеведение). Такой подход касается, конечно, лингвостилистического анализа всех сфер общения, но приобретает особую значимость применительно к эстетической его сфере. Какой-либо односторонний подход в данном случае не способен вскрыть специфику худож. речи как функц. стиля.

Известно, что вопрос специфики худож. речи (текста) интересовал исследователей с глубокой древности (индийские поэтики и грамматики, древнегреческая и римская риторики и стилистики). Время от времени он возникал с особенной остротой в истории науки о языке и стиле; в сравнительно недавнее время — в дискуссии «Слово и образ» 60-х гг. ХХ в. Можно выделить следующие наиболее «популярные» точки зрения.

Метафоризация речи (в широком смысле — высокочастотное использование тропов и фигур) как якобы главная примета худож. стиля речи. С одной стороны, еще Аристотель говорил о значимости метафоры и для мышления поэта, и для поэтической речи. Но, с другой стороны, встречаются целые страницы, десятки страниц, а иногда небольшие худож. произведения без метафор. К признаку метафоризации добавляют и эмоциональность речи, но последняя весьма характерна и для публиц. и обиходно-разг. речи, следовательно, не может считаться истинно специфической чертой худож. речи.

А.М. Пешковский выдвигал понятие «общей образности» худож. произведения, понимая под ним строгую системность всех элементов художественного целого (содержания и формы), когда изъятие даже какоголибо одного элемента ведет к «облысению» худож. образа и ущербности содержания. При всей позитивности такого подхода, он все же не вскрывает самого механизма создания образности и ее оснований.

Существенна характеристика своеобразия худож. речи, данная Б.А. Лариным через посредство так называемых «комбинаторных (или семантических) приращений смысла», которыми обладает слово в худож. произведении, т.е. тех дополнительных неповторимых семантических нюансов, которые получает слово в контексте поэтического целого, когда на коммуникативную функцию накладывается эстетическая. Но при этом речь идет в основном о лексико-семантической стороне речи.

Вкачестве отличительной черты худож. речи также выдвигается и такое ее свойство, как использование «внутренней формы» слова (Г.О. Винокур вслед за А.А. Потебней), т.е. такое явление, когда «смысл худож. слова не замыкается в его буквальном смысле ... а как бы весь опрокинут в тему и идею худож. замысла», когда новое, поэтическое содержание пользуется формой другого (буквального) содержания; ср., напр., название романа А. Толстого «Хлеб», содержание которого выходит за рамки общеязыкового значения этого слова, но «базируется» на нем.

Втеории(ях) так называемых «русских формалистов» 20-х гг. специфика художественности слова видится в «выведении» его из автоматизма

587 Художественно-образная речевая конкретизация

живой разговорной речи и актуализации, «выдвижении»; здесь целью становится «неузнавание», новизна, обращающая на себя внимание (ср. «язык поэзии — язык затрудненный, заторможенный») — В. Шкловский. Однако при этом «язык искусства» понимается как нелингвистическое явление, отрывается от естественного языка, против чего выступали, в частности, М.М. Бахтин, Г.О. Винокур и др.

Отличие понятия Х.-обр. р. к. от представленных выше трактовок своеобразия худож. речи состоит в том, что, будучи понятием терминосистемы функц. стилистики, оно призвано определить с п е ц и ф и к у худож. речи в р я д у д р у г и х функц. стилей на основе ее базовых экстралингвистических факторов, т.е. прежде всего назначения искусства в обществе, целей и задач общения в этой сфере, типа мышления и т.д. При этом речевая ткань худож. произведения не выводится за пределы лингвистических явлений, но рассматривается не с узкоязыковых позиций строя языка, а речеведческих (лингвистики речи). Так, Г.О. Винокур подчеркивал: «Не зная, что значило слово «раньше», чем стать фактом поэтического языка, действительно нельзя понять, что оно значит как поэтическое слово». Указанный подход предполагает, как отмечалось выше, к о м п л е к с н ы й и при этом двусторонний анализ; а именно: учет, с одной стороны, особенностей творческого образного мышления писателя как субъекта речи, адресанта, с другой — восприятия худож. текста читателем, ибо произведение словесного искусства специально и осознанно создается с целью активизации образности восприятия, фантазии читателя как основы эффективности взаимопонимания коммуникантов.

Именно худож.-образная конкретность поэтического текста — как отражение в нем образного мышления писателя в процессе творчества — стимулирует образную же мысль читателя, видениеґ изображенной автором в тексте действительности, и тем самым достигается цель общения. То есть это явление двустороннее, д и а л о г и ч н о е. Поэтому для характеристики его необходима опора на знание психологии мышления и творчества, речевого мышления, психологии восприятия речи, роли регулятивной функции (Е.В. Сидоров, Н.С. Болотнова). Учет этих данных, отмеченных как самими писателями, так и психологами, и «подключение» их к анализу фактов лингвостилистического исследования худож. текстов позволяет определить понятие Х.-обр. р. к.

С одной стороны, известны многочисленные высказывания писателей о роли образной конкретности в процессе их творческой деятельности. Ср., например, совет К. Федина молодому писателю: «Еще один существенный для прозаика совет: побольше конкретности. Образность тем выразительнее, чем точнее, конкретнее назван предмет... в поэтической прозе художника, требующей зримой ясности, не должно быть родовых понятий, если это не диктуется самой смысловой задачей содержания... Овес лучше зерна. Грачи более уместны чем птицы»; Г. Флобер писал: «Если я с н о п р е д с т а в л я е ш ь с е б е известный образ или чувство, то слово само выльется на бумаге»; И.А. Гончаров: «Рисуя, я

редко знаю, что значит мой образ...; я только в и ж у его живым перед собою — и смотрю, верно ли я рисую»; А.Н. Толстой: «Каждому писателю нужно в и д е т ь д о г а л л ю ц и н а ц и и то, о чем он пишет» и т.д. (Разрядка наша. — М.К.).

С другой стороны, материалы по психологии мышления и творчества, в том числе экспериментальные данные по восприятию худож. текстов, показывают, что представления, появляющиеся при чтении худож. текста «чаще всего являются образами... предметными по своему характеру. В них всегда четко дан их вещный характер, они оформлены как «в и д и м о с т ь в е щ е й» (О.И. Никифорова, с. 153. — Разрядка наша. — М.К.). Отмечается также, что при восприятии худож. текста описываемый предмет под влиянием контекста становится конкретным, индивидуальным; в какой-то момент наступает качественное превращение «отвлеченного слова в конкретное, из понятия — образ» (Там же). Таким образом, понятийное значение, какое имеет слово в языке (речь идет о знаменательных словах) превращается при восприятии его в контексте худож. целого (точнее средствами худож. контекста) в образ. Иначе говоря, образная мысль писателя через особую организацию худож. речи порождает образную же мысль читателя; т.е. налицо двусторонний, диалогический коммуникативный процесс. А поскольку речь идет о создании

ивосприятии худож. образов поэтической действительности, то налицо проявление эстетической функции языка.

Как это достигается? По данным психологов, для понимания значения слова, понятийного плана речи требуется в 2,5 раза меньше времени, чем для возникновения образа (Т. Мур). Отсюда логический вывод: необходима активизация читательского воображения посредством особого построения текста, особой речевой организации, детализации, выдвижения, акцентирования каких-либо моментов повествования, чтобы задержать на них внимание читателя, чтобы он «увидел», «ощутил» предмет речи. Контекстная образная конкретизация здесь (в этом случае) — результат искусного владения словом: умение выразить «микрообразы» — как предметы, явления, элементы поэтического мира, созданного воображением писателя, а затем и все идейно-образное содержание произведения.

Итак, в чем состоит роль самой особой текстовой организации худож. речи, которая предстает как художественно-образная конкретизация. Какими способами и средствами она достигается? Одно из них уже указано, это образная детализация предмета речи через микрообразы (примеры — далее). Другим очень важным способом построения худож. речи и отсюда ее свойством является динамика, связанная с повествовательным (нарративным) характером худож. произведения (во всяком случае прозаического; у нас речь идет прежде всего именно о худож. прозе). Еще Аристотель отмечал, что «...те выражения представляют вещь н а г л я д н о, которые изображают ее в д е й с т в и и». О роли действия, движения и соответственно глагола в худож. речи говорил также Лессинг

имногие другие писатели и исследователи. Об этом свидетельствуют и современные теоретики-литературоведы: «Художник слова изображает

589 Художественно-образная речевая конкретизация

именно движение и, характеризуя эти движения, ставит перед нашим воображением облик определенных «тел», в том числе и движений психологических» (В. Кожинов). Отмечается также, что «проблема сюжета срастается с проблемой художественной речи» (Там же). Ср. также замечания писателя: «Рисовать мало. В повествовании нужно уметь и з о б р а - ж а т ь д в и ж е н и е — внешнее и внутреннее (психологию)» (А.Н. Толстой); «... вы должны видеть предмет, о котором пишете... в д в и ж е - н и и», тогда «вы найдете г л а г о л этого предмета» (Там же).

Отсюда проистекает одно из средств (или одна из форм) Х.-обр. к. —

глагольное сюжетоведение, или глагольное речеведeґґґ ние. Писатель обычно не однословно выражает динамику явлений изображаемой действительности, а п о э т а п н о, рисуя одно движение за другим. Поскольку языковыми средствами этого являются прежде всего глаголы (и отглагольные формы), то они оказываются в худож. текстах высокочастотными. Примеры: Князь Андрей встал и подошел к окну, чтоб отворить его. Как

только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. (Л. Толстой); Вдруг она опять взвизгнула — и лодка повалилась на бок; она сунула с кормы руку в воду и, поймав стебель кувшинки, так рванула его к себе, что завалилась вместе с лодкой — он едва успел вскочить и поймать ее под мышки. Она захохотала и, упав на корму спиной, брызнула с мокрой руки прямо ему в глаза. Тогда он опять схватил ее и, не понимая, что делает, поцеловал в

хохочущие губы... (И. Бунин). При этом образному динамизму повествования (или описания) способствует и использование видо-временных показателей глаголов (т.е. грамматическая сторона языка). Вот как, напр., рисует картину утренних сборов в дорогу И.С. Тургенев: «Вот кладут

Вот вы сели, лошади р а з о м тронулись, громко застучала телега... Вы

едете — едете мимо церкви...» Живописность, видимость и динамика «картины» достигается здесь,

конечно, целым рядом средств и способов, в частности образной детализацией изображения, когда почти ни один глагол или существительное не остаются без точно подобранных определений, дополнений, обстоятельств (см. разрядку). Видовременной же план глаголов особенно знаменателен (см. полужирный): наст. историческое, иначе наст. живого представления (кладут, ставят), выражающее однократное действие, сменяется действием длительным, но прерывистым (ежатся, фыркают, переступают); очень картинно изображена переходящая дорогу пара гусей, которые перебираются (имитация гусиной «походки») молча и медленно. Для стиля Тургенева вообще характерно трех- и многократное повторение какого-либо признака, детали (ее акцентирование). Далее динамика меняется (В о т в ы с е л и , . . . т р о н у л и с ь) — одноразовое результативное действие, затем длительное с повтором (едете — едете), способствующее передаче созерцания, которому начинает предаваться

ездок. Отметим, что здесь нет метафор и налицо общеупотребительная лексика.

Конечно, известны случаи, когда движение может изображаться и без глаголов, т.е. когда сам факт перечисления названий проходящих (пролетающих) перед глазами предметов выражает динамику:

Мелькают мимо будки, бабы, Мальчишки, лавки, фонари, Дворцы, сады, монастыри...

(А.С. Пушкин)

Но такие случаи довольно редки и представлены обычно на глагольном фоне, а в данном примере «тон задает» начальный глагол (мелькают), обозначающий быстроту, стремительность последующего движения.

Еще пример изображения словом с помощью глагольного речеведеґния и других средств, в том числе метафор и олицетворений: С н а ч а - л а д а л е к о впереди... поползла по земле широкая ярко-желтая полоса;

ч е р е з м и н у т у такая же полоса засветилась несколько б л и ж е... чтото теплое коснулось Егорушкиной спины, полоса света, подкравшись с з а -

д и, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась навстречу другим полосам... (Чехов, Степь).

Появление утреннего солнца, которое «принялось за свою работу», показано в движении освещенных светом полос очень детально и в про- странственно-временной динамике (сначала, далеко впереди, через минуту... несколько ближе..., ...подкравшись сзади... понеслась навстречу другим). Очень выразительны не только цветовые определения солнечных полос (широкая ярко-желтая) и указание на ощущение тепла, кстати через метафорическое словосочетание с глаголом (что-то т е п л о е к о с - н у л о с ь... спины), но и динамика глагольного речеведеґния с использованием смены видо-временных значений глаголов, их метафоризация и олицетворение (сначала полоса п о п о л з л а, з а с в е т и л а с ь — начало действия; далее мимолетное однократное действие — коснулось, выразительны олицетворение и метафора, выраженные деепричастием п о д - к р а в ш и с ь и глаголом ш м ы г н у л а, тоже однократного действия, но уже в прош. времени; и затем г л а г о л п о н е с л а с ь — картина стремительного, но длительного, бесконечного движения). Все это позволяет ярко увидеть описываемую картину в ее динамике. К сожалению, объем словарной статьи не позволяет подробно проанализировать более или менее пространные отрывки худож. текстов, но и приведенные материалы в определенной степени показывают роль глаголов и других языковых средств, выступающих в функции Х.-обр. р. к.

Если в обычной речи словарное слово обладает способностью «переходить» (конкретизироваться) в единичное понятие или представление, то в худож. тексте выбор слов и организация контекста рисует зримый образ. Но это достигается искусной речью, специально, намеренно осуществляемой Х. - обр. р. к.

Характерно, что в приведенных примерах использована в основном обычная, так сказать н е й т р а л ь н а я, лексика (с точки зрения слова-